Письма отовсюду

Все гранд-отели похожи друг на друга. Везде просторные холлы, уставленные диванчиками и прочей мебелью под старину, зеркала в деревянных благородных рамах. Здесь еще возле лестницы стояли высокие фигуры, мужская и женская, в персидских костюмах. Легкий налет колониального стиля. Нам достались два одинаковых стандартных номера меблированных тоже под старину. Бросив туда свои рюкзаки, мы метнулись в город на поиски универсама, пока не закрылся. Надо же и на ужин чем-нибудь разжиться. Привычный набор путешественника: хлеб, сыр, колбаса, вино. Ужин на балконе над черным провалом моря, отмеченным лишь желтыми штрихами фонарей.

А утром – более близкое знакомство с Сорренто.

На высоком плато – ряд дорогих гостиниц. Именно на этом плато стали селиться люди еще в каменном веке. Финикийцы основали здесь свою первую колонию. Греки, частенько заявлявшиеся сюда для торговли с Неаполем, называли город Сиреоном, то есть городом сирен, тех самых, что пели свои волшебные песни Одиссею. По-неаполитански название города звучит несколько иначе: Сурьенто. Именно так выпевал сладкоголосый Робертино Лоретти: «Torna a Surriento» – «Вернись в Сурьенто».

Римляне устроили здесь очередной курорт для патрицианской знати, в седьмом веке город стал независимым герцогством, а в Средние века здесь кто только не проходил: и готы, и византийцы, и лангобарды, и сарацины, и норманы. В девятнадцатом веке Сорренто вновь становится курортом. Сколько здесь побывало знаменитостей, не перечесть. Гете, Стендаль, Ницше, Ибсен, Вагнер и, конечно, наш с вами Максим Горький. Ему и памятник тут есть. Неподалеку от проповедующего птицам Франциска Ассизского. А еще есть Музей итальянской гордости. Но внутрь мы не зашли. Так что про гордость ничего не скажу.

Покровителем города считается Святой Антонин, он же Антонин Аббат. Жил в девятом веке. Когда его родную Кампанью разнесли лангобарды, перебрался в Кастелламаре под крыло к епископу Кателу. Кател, к слову сказать, тоже в последствие был причислен к лику святых. И в качестве Святого выступает небесным покровителем города Кастелламаре. Пожив некоторое время в монастыре Катела, оба будущих святых покинули аббатство и уединились на горе близ Сорренто. Горожане, прознав о появлении в окрестностях Антонина, позвали его в город сменить состарившегося аббата местного монастыря.

Долго ли коротко ли, жизнь Антонина подошла к финалу, и, собираясь умирать, аббат задал вверенной его заботам пастве задачу: «Похороните меня ни в городе, ни за городом». Находчивые соррентийцы с задачей справились: похоронили усопшего в городской стене, от чего городу была большая польза. Через два года после смерти Антонина Сорренто чудесным образом спаслось от нападения лангобардов под предводительством воинственного Сикарда, князя Беневенто. Тот воевал со всеми своими соседями направо и налево, видать, княжество маловато было, разгуляться негде. А еще через семнадцать лет Святой Антонин упас город от очередного сарацинского набега. Всегда хорошо иметь под рукой надежного заступника.

С парадных улиц нас вынесло на Виа Сан-Никола, это улочка-ущелье между двумя стенами, сложенными из каменных блоков, и такими же блоками замощенная. Прошли сквозь череду сувенирных лавочек с выставленным наружу товаром: чашками, кухонными фартуками, магнитами для любимого холодильника и прочим никому не нужным барахлом. Мы решили ударить по культуре – посетить какой-нибудь музей. Каким-нибудь музеем оказался музей маркетри. Здесь мы полюбовались старинными станками и приспособами для вырезания из деревянного шпона различных деталек и выкладывания из них орнаментов и картин, вариантами шкатулочек со сценами из древнегреческой жизни. Насмотрелись на разные необходимые в повседневной жизни предметы, украшенные маркетри: веера, пудреницы, пуховки и щетки для волос. Прошли вдоль столов и столиков, кроватей и тумбочек, кресел и табуреток, сплошь покрытых маркетри. А еще, задрав головы, восхитились росписями потолков с пухлыми амурчиками, вазами и венками. В одном из залов был деревянный потолок с балками. Когда-то он был полностью расписан. Но сейчас от росписи мало что сохранилось, потолок просел, и казалось, вот-вот рухнет прямо нам на головы.

Перекусить зашли в небольшую таверну, где подавали только макароны. На моей тарелке макароны были разные: и простые, и закрученные спиралькой, звездочки и еще всякие. Это блюдо седьмого дня. Шесть дней рачительная хозяйка собирает остатки несъеденных ее семейством макарон. И наконец, в седьмой день из этих остатков и горсти завалявшейся фасоли она готовит это самое блюдо.

Из Сорренто под звучавшую в душѐ песню Робертино Лоретти мы автобусом уехали в Позитано.

Позитано

Как хорош Позитано! Открыточные виды с пляжа: в одну сторону синева моря с угадывающимися лодками, в другую – собор Санта Мария Асунта с куполом из майолики и античными мозаиками внутри. У запасливых итальянцев ничего не пропадало: все что досталось им от древних греков и римлян, они перетащили в свои соборы или виллы новой знати. Именно поэтому так уныло выглядят римские форумы – сплошной кирпич и камень. Очень уж аскетично. Смотрит турист из какой-нибудь американской глубинки и думает: «Это и есть роскошь Римской империи? Да наш торговый цент в Колледж-Стейшене (или в Понка-Сити) гораздо красивее!»

Мы нашли себе номер в отеле «Вилла Везувио», и окна выходили как раз на собор.

Для вечера и половины следующего дня в Позитано такая программа: покрутиться по извилистым улочкам центра, позавтракать в кондитерской, стены которой сплошь расписаны желтыми лимонами по белому кафелю. Подняться на гору по улицам-лестницам, поахать над открывшейся панорамой, спуститься и, пройдя побережьем, глянуть на пару башен, тех самых сарацинских или норманских, это как вам будет угодно.

Позитано – город маленький. На восьми квадратных километрах живет около четырех тысяч человек. Небесным покровителем города считается святой Вит. Если неаполитанский Святой Эльмо отметился в народной памяти огнями на мачтах кораблей перед бурей, то Вит – пляской. Это все немцы придумали. В средневековой Германии считали: попляшешь перед статуей святого – обретешь здоровье. А затем само название «пляска Святого Вита» перешло на нервный синдром, которому свойственны неупорядоченные отрывистые движения, вычурные и гротескные.

Чего мы не увидели. Мы не посетили острова Ли-Галли, крохотный архипелаг возле побережья. Интересен он тем, что принадлежал известному русскому танцовщику балета Леониду Мясину. А после его смерти наследники продали острова другому человеку от балета – Рудольфу Нурееву. Там, на Ли-Галли, в сарацинской башне была балетная школа, а благоустройством острова занимался Ле Корбюзье.

А мы взошли на борт пассажирского кораблика и отправились морем в Амальфи. Вид на городки, спускавшиеся с гор в бухточки, зажатые с обеих сторон скалами, навевал мысли о человеческом упорстве. Отвоевывать у гор землю, клочок за клочком, строить дома и выращивать виноград да лимоны – и так поколение за поколением. Сражаться с приходящими с моря захватчиками и праздновать победу, наполняя бокалы сухим вином и сладким лимончелло. Что-то героическое в этом есть.

Амальфи

Амальфи еще меньше, чем Позитано: пять тысяч человек на пять квадратных километров. По нашим российским меркам, это и не город вовсе, так, поселок городского типа, но как здесь интересно! Одни только проходы сквозь дома от улочки к улочке чего стоят. Тесно застроено, чтоб пройти к соседнему дому, весь квартал огибать придется. Лучше прямиком сквозь дома проложить проход, узкий, без естественного освещения, зато короткий. Представляю, как тут ходили в средневековье – с факелами, закутавшись в плащ по самую шляпу для маскировки. А еще вытесанные в скалах лестницы и сады на крышах. Сколько сюжетов напрашивается!

Основан город был в четвертом веке римским императором Константином Великим. Но расцвета достиг во время правления герцогов Амальфи в девятом и десятом веках. Тогда это была могущественная коммуна с населением в пятьдесят тысяч человек, разбогатевшая на морской торговле. Амальфи боролся с Генуей и Пизой за звание главного порта Италии. А сборник законов «Морское право Амальфи» служил кодексом торгового мореплавания вплоть до шестнадцатого столетия.

Весь одиннадцатый и двенадцатый век Алальфи потихоньку скатывалось в упадок, то ли власть новых герцогов Салернских была не хороша, то ли набеги норманов и пизанцев доконали. Оставалось заниматься рыболовством, производством бумаги, макарон и лимончелло.

В Соборе Андрея Первозванного, покровителя города, хранятся мощи святого. Сам собор выстроен в редком архитектурном стиле, нормано-византийском, ворота его выкованы в Константинополе. На площади перед высокими ступенями собора вечно толкутся туристы, щелкают камерами, усаживаются на открытых террасках кафешек, галдят грачиными стаями.

За всю дорогу по Италии мы ни разу не заказали отель заранее через Букинком. Приезжали в очередной город и искали себе приюта. И нам всегда везло. Повезло и здесь. Отель «Луна Конвенто» – не просто гостиница. Это монастырь, основанный еще Франциском Ассизскимв в 1222 году. Восьмисотлетняя история, мавританский стиль и мистический налет старины. Номеров здесь всего сорок пять, и ни один не похож на другой. Знаменитости любили здесь останавливаться: и Хэмпфри Богарт, и Ингрид Бергман, и Роберто Росселини, и еще многие. В отеле есть даже церковь, наследие монастырского прошлого, в ней устраиваются свадьбы.

На входе в отель висит мемориальная табличка со словами: «Отсюда Рихард Вагнер выехал в Равелло на осле».

По дороге, поднятой на высокие арки над каменистым пляжем мы пошли в соседний городок Атрани. Все-таки, изначальной идеей нашего путешествия был пешеходный маршрут, а мы вон сколько раз то на электричке, то на автобусе ехали. Дорога лентой обвивала выступающую в море скалу. Солнце палило. Небо сверкало. Море пускало солнечных зайчиков. Все мысли занимала бутылка воды.

Амальфи и Атрани – братья-близнецы. Но Атрани произвел на нас несколько депрессивное впечатление. Возможно, просто потому что мы пришли сюда из города-праздника Амальфи. Пустовато, местные жители не снуют по улицам, а туристов мало. Здесь тоже улицы-лестницы, бесконечные повороты и подворотни. Иной раз вываливаешься из узкого тоннеля прямо в чей-то двор и, спотыкаясь о выставленную обувь, обходя сушилки с мокрыми простынями, прижимая руки к груди: «Scusi, извините», убегаешь в другой тоннель.

А еще мы сходили в Долину мельниц и Железную Долину. Они тянутся одна за другой в горном ущелье вдоль русла реки Каннето. Когда-то здесь была промзона: бумажные мельницы, фабрика Нолли по производству макарон, металлургический завод. Нынче это лишь живописные руины на берегах заросшего буйной зеленью ручья. Арочные мостики, лесная тропа, лимонные сады чуть выше, на склонах гор. Чтобы сюда попасть надо обогнуть Музей бумаги и выйти на лестницу со стрелкой: «Valle delle Ferriere». Если уж переводить дословно, то это не Железная долина, а Долина металлургического завода. Вот отсюда и двигайтесь – семьсот пятьдесят ступеней вам под ноги.

Из Амальфи опять же морем мы ушли к конечной точке нашего путешествия – Салерно.

Салерно

Город хорош с воды. Белые корпуса домов, обещающий курортные прелести променад вдоль моря, кудрявая гора и шапочкой на ее макушке громада замка.

Но вот оказываешься внутри картинки, на том самом многообещающем променаде. И сразу понимаешь, что обещать – не значит жениться, а привлекательная перспектива, превратившись в окружающую действительность, теряет всю свою радужную окраску.

При ближайшем рассмотрении недоуменно задираешь бровь: мусорят все, а убирать некому? Дорожки и зеленые газончики – все засыпано мусором. Ветер радостно гоняет бумажные салфетки, пластиковые стаканчики сбиваются кучками под материнские бока бутылок, упаковки от пиццы черепахами прячутся в траве. Может, накануне в городе был Праздник непослушания?

Мы не задержались здесь надолго: прошли по набережной, застроенной современными зданиями, побродили по пляжу, собирая ракушки и пестрые кусочки кафеля, перекусили в безликой забегаловке и поездом вернулись в Неаполь. Поход закончился – пора домой.

Страсти Святой Лазаньи

Что-то вроде постскриптума к нашему итальянскому походу.

Блюдо местной кухни, которое я приготовила по возвращению в Питер. Это именно рецепт. И прошу относиться к тексту, как к рецепту. Ко мне как раз собирались гости: поболтать и про Италию послушать, и я расстаралась – приготовила лазанью.

Лазанья – материя тонкая, почти метафизическая. Специальных сушеных тестовых листов у меня нет, да простит мне сие прегрешение Святой Доширак. Тесто придется делать самой.

Все думают, что лазанья – блюдо итальянское, сродни их многочисленным видам пасты, и даже рецепты ее были найдены в неаполитанских кулинарных книгах тринадцатого и четырнадцатого веков. Но британские ученые доказали, что блюдо это английское. И делали его еще в четырнадцатом веке при дворе короля Ричарда II. Не верите? Найдите и прочитайте на сайте BBC.

Ну итальянское там оно или (чур меня, тьфу-тьфу, оборони, Святой Кумин) британское, а делать надо.

Приготовление лазаньи, как посвящение в любое на выбор таинство, состоит из трех ступеней:

Мясная начинка

Соус Бешамель

Тесто

Потом все смешать, но не взбалтывать.

Берем три пачки фарша, что дает нам полтора кило. Жарим его с луком и чесноком. С луком – по-английски, с чесноком – по-итальянски. Это понятно. И специй туда, специй. Я плыву по кухне и щедро, как Царевна Лягушка, она же Василиса Прекрасная, сыплю из рукава в две сковороды зиру, имбирь, хмели-сунели, мускатный орех. Хорошо! Благоухание во все стороны. Да, красный сладкий перец туда же и корицы, что ж что не выпечка, корица к мясу – первое дело. Святые Приправы, соль забыла! Где она? А, вот моя красная солилка марки «Пежо». Да, настоящий Пежо, без обмана, вот вам истинный пест и ступка. Пежо, между прочим, начинал с производства перечных мельниц и ручных кофемолок. И лишь значительно позже, догадался приделать к ним мотор и поставить на колеса. И до сих пор выпускает вертелки для соли и перца. Кризисы же постоянные в автопроме, а это поможет на плаву удержаться.

Надо добавить что-то помидорное к фаршу для сочности. У меня с этим вечная проблема. Святой Холодильник, помоги! И помог. Выдал мне банку лютеницы. Туда ее – в сковороды.

Фарш в сторону, теперь займемся соусом Бешамель. Это, поверьте мне, не Италия и не Англия. Это уже Франция. Французы всегда любили хорошо поесть. Особенно при версальском дворе, там, слава Святому Вертелу, как в Теремке – завтрак целый день, и обед параллельно. И к вопросу пропитания подходили с выдумкой и огоньком. Соус придумал знаменитый королевский повар Франсуа де Ла Варенн, и назвал в честь Луи де Бешамеля, маркиза де Нуантель, гофмейстера при дворе Людовика XIV. Несмотря на свое знатное происхождение, соус прост, демократичен и доступен, как президент Финляндии Саули Ниинистё, любящий посидеть на ступеньках ярмарочного балагана, в котором выступает его жена.

Берем ковшик или кастрюльку с толстым дном, чтоб не пригорало, туда полпачки сливочного масла. Расплавилось. Сыплем муки, две столовых ложки, полагаемся на волю Святой Конфорки и мешаем не переставая, чтоб не скомковался. Одной рукой мешаем, другой открываем бутылку молока и льем его в кипящую масляно-мучную массу. В результате имеем консистенцию жидкой сметаны. Не верьте тем обманщикам, что пишут в своих рецептах: «густой сметаны». Нет, именно жидкой. Его так больше, этого нашего с вами Бешамеля, маркиза де Нуантель.

И наконец, третья ступень постижения: тесто. Сыплю на стол муку горкой. Нашлось где-то с полкило, столько и сыплю. На вершине горки – кратер, туда яйцо бух и закопать. Потом кефир туда же закопать. Ничего лишнего, ни соли, ни сахара. Согласно писанию Святого Венчика, это недопустимо и ведет к впадению в ересь сладкоблудия. Вот стала раскатывать, а мука-то вся. Сыпь всю. Сыпать пришлось гречневую, что придало тесту некую сарацинскую смуглость. Тесто получается несколько резиновое, раскатываешь, а оно сжимается шагреневой кожей. Это правильное тесто.

Все. Три ступени постижения лазаньи пройдены. Теперь я мастер.

Скупыми выверенными движениями создаю шедевр. Посудину стеклянную мажу сливочным маслом. На дно – первый слой теста. Сверху фарш, затем бешамель и тертый сыр. Второй лист теста. Снова фарш, бешамель, сыр. Третий лист. Три ступени посвящения – три листа теста. Сакральное знание. Тайный смысл. Учение Святых отцов-сотейников. Третий лист заливаем оставшимся бешамелем и щедро, как осенний листопад, сыплем сыр.

Пихаем в пещь огненную на сто восемьдесят градусов на полчаса. Поем Псалом «Радуйся Святая Скалка, ибо ты приносишь нам радость». На последних десяти минутах не забыть включить в пещи огненной вентилятор, дабы покрылась лазанья сырной корочкой, аппетитной на вид.

Подавать красоту со светлой улыбкой и красным вином.

Ветер в соснах

Беларусь. Озеро Нарочь. Начало ноября.Санаторий "Сосны" стоит, действительно, среди сосен, почвы здесь песчаные, поэтому вся льющаяся каждый день с неба вода уходит в песок сразу, и под ногами, когда идешь через лес, сухо. Один день шел снег, но до земли не дотягивал, исчезал где-то на уровне колена. О погоде, собственно, всё.

Далее, собственно, о санатории:

Номер наш весьма обширен, предназначался, видимо, раньше для какого-нибудь советского начальства. Спален в нем две, они тоже просторны, с большими кроватями, вместительными шкафами, тумбочками и столами. У детей в комнате есть телевизор, у нас одна (!) настольная лампа типа «ночник» на одной прикроватной тумбочке. Безусловно, она вместе с прилегающей стороной кровати досталась Ивану, я по ночам не читаю. Почему мне не досталось лампы? Просто с моей стороны нет розетки. За ее отсутствием и лампа ни к чему. Еще есть гостиная: там длинный угловой диван, большой телевизор, столик для распивания чего-нибудь булькающего и шкаф-горка со стаканами, бокалами для вина, водочно-коньячными рюмочками, чайными чашками и блюдцами, укомплектован шкаф ложками-вилками, ножом с небольшой разделочной досочкой, консервным ножом и штопором. Как видите, все, что надо для отдыха, присутствует. Есть еще электрочайник, но тут мы мимо, обходимся тем чаем, что дают в столовой. Да, безусловно есть и холодильник, он стоит в прихожей, а она, скажу я вам, не маленькая. Санузел раздельный, есть душ, но там я пока была один раз, я и так здесь с утра не просыхаю. Но об этом чуть позже. Мебель вся – гомельдрев, с претензией на классику.

О питании:

Кормят часто, много, разнообразно. Не кормят – откармливают. Всё питание построено как шведский стол, бери что хочешь. Только супов в обед – три-четыре вида, мясо, котлеты, рыба в разных вариантах, гарниров тоже несколько, вкусно. Еще есть такие деликатесы (деликатесы, потому что больше мне такого нигде не подают), как котлетки морковные или, к примеру, свекольные, оладушки капустные, и какие-то уже совсем запредельные блюда: запеканка морковно-яблочная, лапшевник с яблокам же, суфле картофельное, с чем уже не помню. В общем я жирую, откармливаю себя, как медведь перед спячкой.

О процедурах:

Почему я не просыхаю?

В десять утра, это уже после завтрака, я иду на гидромассаж, и двадцать минут валяюсь в ванне, а по мне таким брансбойтом с мощной струей под водой тетенька возит. Дивно, слегка напоминает избиение палками по-китайски. После этого я сразу иду в бассейн, чтобы поплавать там вольным стилем. Бассейн прекрасен: где-то двадцать на двенадцать метров, голубой кафель, голубая вода, с одной стороны – всякие массажные булькалки. Когда везет, я там одна одинешенька. Если нет, значит, сам-сём: человек семь-восемь. Контингент водоплавающих – главным образом, собес. Старушки в шапочках для душа с разноцветными цветочками, как престарелые Офелии, дрейфуют по голубым волнам. В одном месте из борта под водой вырывается струя под напором, и старушек легкими осенними листьмя сносит к противоположному борту. Там они некоторое время кружат в вихревом потоке, потом с легким смехом разлетаются в разные стороны.

Продолжаем разговор, как говорил Карлсон гнавшейся за ним с шумовкой наперевес фрекен Бокк. Еще про бассейн.

В одном углу стоит дядька. Стоит прочно и долго. Казалось, отдыхает человек, старушками любуется. Но нет. Все не так просто. Здесь свил себе гнездо человек-паук разговорного жанра. Он подстерегает жертву. Вот рядом остановился средних лет довольно приятный мужчина. Приятный, потому что смотреть на него приятно: плывет хорошо, а не самым распространенным жабьим стилем. Человек-паук жадно открывает рот и начинает «заглатывать» жертву. Для затравки он спрашивает что-то самое банальное и очевидное, но на что нельзя не ответить. Например: «Во сколько обед?» И все, разговор завязан. Потом он что-то говорит, умело держит паузу, не слишком большую, чтоб жертва не успела очухаться и уплыть, вовремя спрашивает о чем-то и выслушивает ответ, слегка склонив голову в резиновой шапочке к левому плечу. Он не отпускает свою жертву в течении двенадцати (!) минут. Я засекаю время по висящим на стене часам. Вконец замерзшая жертва все-таки умудряется оторваться и убегает из воды в Комнату Солнца.

Комната Солнца – это волшебство и чудо белорусского технического прогресса. Там шумит морской прибой. Кричат чайки. Порывами дует легкий бриз, когда открывают дверь. На белой гальке стоят шезлонги. В них – распростертые тела с черными очками на носу. Тепло и ярко. А на потолке висит огромная круглая лампа, как в операционной или в кошмаре американского ужасника, она испускает на нас ультрафиолет, и мы загораем. За огромным, в пол, окном беззвучно сыплет снег. Кажется, можно встать на этой прозрачной границе, вытянуть руки в стороны, и тогда одна ладонь окажется под теплым светом, а ко второй доверчиво прильнут снежинки.

Возращаясь с «пляжа», вижу, что человек-паук заарканил новую жертву: престарелое рыхлое тело в обширных красных труселях и ярко-розовой шапочке.

Да, еще в бассейне между душами и собственно водой есть много банных кабинок: финская, русская, турецкая и инфракрасная. Но включают их только за небольшую мзду и в определенное время, не для всех. А так они стоят мертвые. И повсюду, в самом бассейне, душах и раздевалках стоит устойчивый запах розового масла. Как в прошлом тысячелетии в магазине "Болгарская роза" на Невском, там, где сейчас салон Парфеновой.

Я плаваю час, и сразу, пренебрегая одевать полный костюм, бегом несусь в водолечебницу, дабы принять хвойно-жемчужную ванну. Я бегу, зажав трусы, майку и лифчик в кулаке – чего их надевать-то, сейчас опять снимать – в спортивках и пуховике-жилетке на голое тело, а с головы за шиворот струйками стекает вода.

После плескания в хвойно-жемчужных пузырях по плану небольшая прогулка с посещением магазина. Да-да, на территории санатория есть и магазин, причем половина его – это промтовары, так и написано «Промтовары». Там вышиванки и крема Белкосмет. А другая половина – «Продукты», и только сюда мы ходим. Каждый день. Перед обедом. Обязательно. Как к обедне. Это обряд. Работает магазин до половины пятого. А зачем больше? Отдыхающим хватает. В этом месте, раз уж мы о торговле, уместно будет сказать, что каждый день (!) в санаторий приезжает машинка с прицепом-ларьком и девушкой внутри. Это, вы ни за что не догадаетесь, что! Нет, не пирожки и не грибы-ягоды, не изделия местных промыслов. Это почта! Такая вот кочевая Белпошта. Газеты продает, и письмо или там открытку послать можно. Я бы кому-нибудь отправила, там как раз есть «С Новым годом», но пока раздумавала, кому, стало поздно. Завтра она не приедет. Завтра начинается Великий Октябрь.

Вы, конечно, знаете, что в Беларуси празднуют седьмое ноября: по первому каналу даже показывают в таких небольших исторических заметочках, как Октябрь подходил к Минску, и сколько в стране памятников Ленину, и какой из них самый важный. Именно это слово – «важный». В чем важность не объяснили, просто сказали, что немецко-фашистские захватчики увезли бронзовую фигуру вождя, стоявшую перед минским Домом Правительства, в себе в фатерлянд, и получить обратно ее нечего было и пытаться, такие вещи реституциям не подлежат. Пришлось заново отлить из бронзы самый важный памятник.