Солнечный луч. О чем молчат боги

Я брезгливо передернула плечами от цинизма, который ясно слышался в голосе некогда «скромной» Мейлик. Она говорила о детях! Мусор… Что старшие дочери Архама, что средние. Одних уничтожить, от других отмахнуться. И я запомнила это высказывание. После выдохнула и постаралась вернуть себе видимое благодушие.

– А потом я сама людям сказала, что тебя отравили, и отравили вне старого подворья, чем указала на Хамзу и вынудила в ней усомниться. Мы поменялись ролями, – кивнула я с пониманием, не став пояснять непонятное слово. – Хорошо, допустим, меня бы не было на подворье, когда ты пришла. Тебе бы стало плохо, вызвали бы Орсун. Заподозрили бы отравление корнем тэрде. Но с чего ты взяла, что вам бы поверили?

– Тэрде действует быстро, значит, отравить могли только на подворье, – ответила она. – Но даже если бы люди и не поверили, сомнения всё равно бы остались. Здесь сомнения, там недоверие – ручей гору разрушить может. Жаль, ты опять помешала. Всегда мешала. – Мне достался очередной неприязненный взгляд. – Как появилась, одни беды начались. Еще и Хазма… Мне Илан иначе был нужен. Через него я бы и промеж вас с Танияром разлад посеяла. А она его имя назвала, чтобы тебя с пути сбить. Выбрала за его любовь. Знала, что за нее Илану не верят ни каан, ни ягиры. А если бы ты вступилась, то и на тебя бы смотрели с подозрением. Если бы так случилось, я бы простила Хамзу, да только она хуже сделала. Илан после этого нам в горло вцепился. Чуть не прибила ее тогда от злости.

Вздохнув, я подняла с земли прутик и сунула его кончик в огонь.

– Вы решили меня убить, потому что от меня все беды? – спросила я, глядя на то, как на кончике прута заиграл язычок пламени. – Или хотели ослабить Танияра? А может, пытались так избавиться от Илана, который начал вас шантажировать? Его ведь послали к убийце, правда, он оказался умней и сделал по-своему.

Я заметила, как Рахон покривился и покачал головой. Кажется, он затеи с моим убийством не одобрял. Впрочем, оно и понятно. Задачей пятого подручного было привести меня к великому махиру. Они ожидали пользы от моих знаний, и я показала, что они у меня все-таки имеются. И раз он дождался моего появления на старом подворье, значит, считал важным исполнить поручение. Наверное, это был его последний шанс, потому что оставаться дальше уже не мог – махари была раскрыта.

– Хватит разговоров, – резко произнесла Акмаль. – Я устала, буду спать.

– Да, нужно отдохнуть, – согласился Рахон. – Завтра мы будем много идти, нужны силы. Ложись, Ашити.

Я возражать не стала. О моем удобстве никто не позаботился, на это я лишь хмыкнула и растянулась на земле. Я вновь глядела в звездное небо, но уже не прислушивалась к звукам – я думала. Перед мысленным взором, словно частички мозаики, откровения Акмаль заполняли собой бреши. Даже представила, как страдала махари, когда продолжала разыгрывать простодушную Мейлик, а хотелось вцепиться мне в горло. Как же ее корежило от злости и ненависти!

Бедняжка… Я усмехнулась. Это же с каких высей она, дочь великого махира, летела в пропасть бессилия, не имея возможности что-либо изменить! Когда-то явилась в Зеленые земли, чтобы стать госпожой, а сейчас возвращалась обратно, так ничего и не добившись. Только кровавый шлейф из впустую загубленных жизней тянется следом. Первое разочарование – дочь. Если бы родился сын, то Эчиль со своими детьми перестала представлять опасность, сколько бы каанов в роду у них ни было. Второе – свержение Архама. Третье – ни одна из ее задумок после бегства мужа не увенчалась успехом, и тому причиной уже и вправду была я.

Но разве же такая раздутая пустышка поймет, что дело не в том, насколько хорошо у меня подвешен язык, а в доверии людей, с которыми я подружилась, в отличие от Акмаль. «Такая она, наша Ашити, на доброе слово щедрая и с каждым приветлива. Как ласковое солнышко», – так отозвались обо мне ягиры. Потому и приняли меня в Зеленых землях быстро, потому и шли за советом и со своими бедами и радостями. Потому хоть и слушали навет, но, едва я начинала говорить, уже не сомневались в моей правоте.

И потому ты желала мне смерти, махари. Я даже была уверена, что именно зависть к моим успехам породила столь лютую ненависть. И эта ненависть привела в Иртэген убийцу. И я также была уверена в том, что всё началось с желания меня уничтожить, а уже после родилось обоснование, каким бы оно ни было: моя въедливость, Танияр, Илан или что-то еще, – и увидела их Хазма, раз решила подставить бывшего советника. А для Акмаль единственной причиной оставалась смерть ради смерти. Потому она и прервала разговор – ответить было нечего.

Снова усмехнувшись, я повернула голову и обнаружила, что Рахон смотрит на меня. Взгляд был пристальным, даже пронзительным, будто он вновь пытался влезть мне в голову и понять, что я скрываю за показным смирением. Я почувствовала себя неуютно, но показывать этого не хотелось. И я села.

– Как ты выжил? – задала я новый вопрос. – Пагчи были уверены, что убили всех.

– Когда они выстрелили, я упал и лежал, пока они не ушли, – ответил пятый подручный. – Пагчи не проверяли, просто посмотрели, что никто не пытается сбежать, и ушли. Всего лишь маленькая хитрость, они поверили. – Он усмехнулся и вдруг спросил: – Почему ты хочешь идти с нами?

Я ответила удивленным взглядом.

– Хочу? Нет, Рахон, я не хочу идти с вами. Я хочу вернуться к мужу и забыть о вас, будто мне приснился дурной сон. Но вернуться я не могу, а ты не отведешь меня назад, верно? – Он кивнул, и я пожала плечами: – Так какой смысл сопротивляться, если ничего изменить нельзя? Я это уже говорила.

Он тоже сел, скрестил ноги и склонил голову к плечу.

– Я помню, – сказала илгизит. – Но мне непонятно. Ты больше злилась, когда я забрал тебя в первый раз. Тогда для всех ты была пришлой, а Танияру всего лишь гостьей. Теперь ты его жена. У тебя появилась власть, тебя почитают люди. Сейчас уйти должно быть еще тяжелей, но я вижу, что ты готова к дороге, и не понимаю почему.

– А ты влезь ко мне в голову, – прищурившись, предложила я. – Ты же умеешь управлять сознанием. Может, и найдешь иной ответ, раз этот не нравится.

Рахон еще некоторое время смотрел на меня. После поднялся на ноги и приблизился. И когда он протянул руку, я отпрянула, но илгизит сжал мое плечо и присел на корточки. Он накрыл мой лоб ладонью, я отбила ее. Мы снова мерились взглядами, и пятый подручный вдруг выдохнул, затем мотнул головой и снова встал. И я поняла – не получается! Он не может влиять на меня!

– Не выходит? – полюбопытствовала я.

Илгизит не спешил ответить. Он вернулся на прежнее место, уселся и лишь после этого сказал:

– Ты закрыта от меня. Это ничего. Великий махир сломает этот щит. Он могущественней меня.

Умиротворенно вздохнув, я произнесла тоном, полным благочестия:

– На всё воля Белого Духа.

Рахон не ответил. Он усмехнулся и снова лег.

– Спи, Ашити, завтра нам предстоит долгий путь.

«Пусть Увтын не будет к вам милостив», – подумала я, так пожелав илгизитам ночных кошмаров. После тоже легла и повернулась спиной к костру и к пятому подручному. Любопытно… Когда он похитил меня в первый раз, то заставил спать, а сейчас, похоже, не может и этого.

– Благодарю, Создатель, – шепнула я и закрыла глаза, но вскоре вновь их открыла и опять села. – Рахон, – позвала я. Он открыл один глаз, скосил его на меня, и я задала следующий вопрос: – Это ты ослепил тех, кто следил за Селек и Архамом?

– Я, – ответил он.

– Выходит, тебя долго не было, пока ты провожал беглецов?

– Я вернулся за два дня до битвы под Иртэгеном, – ответил пятый подручный и в очередной раз устремил на меня испытующий взгляд. – Почему спрашиваешь?

Бросив насмешливый взгляд на Акмаль, я сказала:

– Значит, она воспользовалась твоим отсутствием, чтобы призвать убийцу. Ты ведь не позволил бы этого сделать…

– Мне не нужно разрешение Рахона, – заносчиво отозвалась махари и села. – Это он слушается меня, а не я его.

Я покивала, не глядя на нее. Однако мысленно усмехнулась не без сарказма. Доказательством обратного была я, живая и невредимая. Если бы Рахон и вправду слушался Акмаль, то меня бы уже доедал черын, а то и вовсе я осталась лежать на старом подворье со свернутой шеей. Однако я сижу здесь и говорю с ними, и дочь великого махира посмела ударить меня только раз, пока не подошел пятый подручный.

Впрочем, вслух я этого не сказала, чтобы не началось склоки, но необходимый вывод сделала. Вместо этого я произнесла:

– Любопытно, ты дважды оставлял махари на продолжительный срок. Хазма не обладала твоей силой, иначе она бы вложила Илану в голову свою историю, и он безропотно пошел бы на казнь за попытку отравить Мейлик. Да и воином вряд ли была. Неужто Акмаль оставалась в одиночестве, без охраны? – И добавила, подначивая своих собеседников: – Неужели великий махир допустил, чтобы его дочь могла пострадать? Если так, то, выходит, не столь высоко он ценит махари.

– Ты… – начала Акмаль, но пятый подручный остановил ее жестом и произнес с прохладной улыбкой:

– Махари не оставалась без охраны. Отец позаботился о своей дочери.

Я покосилась на третьего илгизита, еще ни разу не принявшего участия в нашем разговоре, однако он больше напоминал тех воинов, которых перебили пагчи во время моего первого похищения, чем еще одного подручного махира. А значит, остался еще кто-то. Любопытно…

– Пожалуй, и вправду пора спать, – сказала я и скрыла зевок за тыльной стороной ладони.

Спать мне не хотелось, но и разговаривать дальше желания не имелось, а вот обдумать новые сведения очень даже. И я снова легла. Я некоторое время лежала, слушая дыхание моих спутников. И если Акмаль еще какое-то время сердито сопела и вертелась с боку на бок, то Рахон быстро погрузился в сон. Третий наш спутник остался сидеть, поддерживая огонь. Должно быть, иной угрозы в Каменном лесу, кроме жутких тварей, не имелось, а от них защищал свет костра. А потом и мои мысли начали путаться, и я заснула…

– Ашити!

Кончики пальцев обожгло холодом. Я распахнула глаза и охнула, ощутив себя в крепких объятиях.

– Ашити…

– Танияр, – простонала я и уткнулась лицом в грудь своего мужа.

Мы были в нашей реальности, а значит, Белый Дух вернул мне свой дар. Вскинув голову, я с жадностью вгляделась в лицо дайна. Он был взволнован и заметно зол, но не на меня, потому что следующее, что произнес мой супруг, было:

– Что с тобой? Как далеко тебя увели?

– Мама…

– Вещая передала мне твои слова, – прервал меня Танияр. – Я не хочу ждать, не хочу оставлять тебя в их руках. Скажи, что вокруг тебя, и я приду…

Теперь я остановила дайна, накрыв его губы кончиками пальцев.

– Рядом болото, – ответила я. – Но я не знаю, в какой я стороне.

– Я найду…

– Нет, – я отрицательно покачала головой. – Я пойду с ними, такова воля Создателя. Он приходил ко мне, жизнь моя, и Он меня не оставит, я знаю. Рахон не может больше воздействовать на меня. Я закрыта от него. И он забрал у меня все украшения, точно не зная, в каком из них скрыто «Дыхание Белого Духа». Но посмотри сам, мы встретились и разговариваем.

– Я не оставлю тебя, – отчеканил упрямец, и я усмехнулась:

– Килим.

Ответом мне стал по-прежнему упрямый взгляд. Я шагнула к супругу, поднялась на цыпочки и потянулась к нему. Танияр прижал меня к себе что есть силы, и наши губы встретились. А когда я отстранилась, мой возлюбленный был мрачен, но уже не столь воинственен, как несколько минут назад.

– Я не хочу потерять тебя, – сказал дайн, и я провела по его щеке ладонью. – Я сделал всё, чтобы вернуться, но теперь исчезла ты. Будто духи смеются над нами. То сводят, то разводят… Я не могу смириться с этим.

– Как же я люблю тебя, – прошептала я, не сводя с него взгляда, и мое сердце таяло от нежности. Обняв его за талию, я прижалась щекой к широкой груди и зажмурилась что есть сил. – Изо всех сил люблю…

– Не хочу без тебя, – ответил Танияр, и я посмотрела ему в глаза.

– Не сомневайся в Создателе, Он не оставит нас, – сказала я. – Раз позволил забрать меня, значит, на то есть Его воля. Верь Ему, как верю я.

Дайн невесело усмехнулся и провел ладонью по моим волосам:

– Только на Отца и надеюсь.

Вдруг образ супруга померк, и я уже не ощущала под ладонями прежней упругости его тела. Должно быть, Рахон уже ощутил силу Белого Духа, и значит, времени у нас осталось совсем мало.

– Послушай, Танияр, – сосредоточенно заговорила я. – Не оставляй сейчас Айдыгер, укрепи его. Нельзя бросать дитя, едва оно успело народиться. И ищи врагов. Они всё еще рядом с тобой. Рахон увел твоего брата, но оставался еще кто-то, кто охранял махари. Ее настоящее имя – Акмаль, она дочь великого махира. Хенар звали Хазмой, и она была прислужницей махари. Она передала весть Рахону из темницы, сломав шавар. Это черный круг, медальон. На нем есть символы. У Рахона он на груди, у Хазмы, наверное, был на руке. А раз в Айдыгере остался еще кто-то из подручных махира, то у него тоже будет шавар, и у тех, кто с ним связан. Если увидишь – не сломай. Это встревожит их. Найди, любовь моя, найди врагов. А я передам, что еще узнаю. Не сама, так через маму.

– Ашити, я почти не вижу тебя, – донесся до меня призрачный шелест.

– Не тревожься за меня, я в безопасности! – крикнула я и повторила: – Найди врагов!

– Услышал… найду, – прилетело ко мне обрывками тающей фразы. – Верну… Люблю… свет… души…

– И я тебя, – прошептала я в ответ и распахнула глаза.

Пятый подручный рывком развернул меня. Глаза его были черными, взгляд метался по мне. Я в деланом удивлении приподняла брови. Рахон схватил меня за руки, осмотрел землю, но там ничего не было, только пальцы мои были слегка влажными от растаявшей льдинки. Илгизит вернулся к своему месту, достал из мешка мои украшения, и я увидела свой перстень совершенно целым, будто бусина и не покидала оправы.

– Что случилось, Рахон? – с ноткой раздражения спросила я.

– Ничего, – буркнул он, – спи.

– Вот теперь ты меня действительно разозлил, – проворчала я, вновь укладываясь.

Ответа не последовало. Я усмехнулась и устремила взгляд в небо. Благодарю, Отец…

Глава 2

Утро в Каменном лесу было хмурым и неприветливым. Удивительно, я видела голубое небо и даже свет солнца на верхушках каменных столбов, подпиравших небосвод, но ниже они так и не опустились, будто землю накрывал незримый купол. Я некоторое время смотрела вверх и всё ждала, что вот сейчас лучи скользнут ниже, а не дождавшись, коротко вздохнула и поглядела вокруг себя – меня окружал унылый серый цвет.

Теперь я лучше видела, что собой представляет Каменный лес. Обычных деревьев тут оказалось совсем мало, и все они были чахлыми, кривыми и почти без листвы. Их пожухлая одежка лежала под ногами, скрывая такую же редкую и пожухлую траву. Пейзаж был до крайности тоскливым. И пусть холода не было, я всё равно зябко обняла себя за плечи.

– Больше не храбришься? – услышала я насмешливый вопрос махари и усмехнулась в ответ, не удостоив ее ничем более.

После перевела взор в сторону болота. Оно было достаточно большим, и сказать, где заканчивается зыбкий берег и начинается твердая земля, я бы не решилась, как и попытаться там пройти. Признаться, если бы я вчера решила ждать рассвета, чтобы попытаться сбежать, то сегодня отказалась бы от своей затеи, испугавшись оказаться в трясине.

– Не бойся, – сказал Рахон, остановившись рядом.

Я обернулась и приняла у него кусок хлеба и сыр, приготовленный из молока мгизы.

– Благодарю, – кивнула я и снова отвернулась.

И пока ела, продолжала озираться. Мой взор скользил по высоким каменным столбам, давшим название лесу. Я бы не смогла обхватить их двумя руками, для этого мне понадобилась бы помощь не менее трех-четырех человек. Стены столбов были неровными, будто покрытые наростами, а некоторые и вовсе казались сложенными из нескольких частей. И на них не было ни растительности, ни случайно проросшего семени дерева, ни даже мха. Только камень и ничего больше.

Увлекшись, я приблизилась к ближайшему столбу и неспешно обошла его по кругу. Затем прижала ладонь к холодной поверхности, немного постояла так и отступила, продолжая следовать взором до самого верха, где пытались пробить дорогу к земле солнечные лучи.

– Что ты чувствуешь, Ашити, когда видишь их?

Голос Рахона прозвучал неожиданно, и я вздрогнула. Он протянул мне глиняную флягу с водой. Вновь поблагодарив, я сделала несколько глотков, вернула флягу и опять посмотрела в самую высь.

– Почему солнце не спускается ниже? – спросила я, не глядя на пятого подручного.

– Потому что это Его земля, – ответил илгизит. – Он сотворил всё это.

– Илгиз? – уточнила я.

– Ты не смеешь называть нашего Покровителя по имени, пришлая, – донесся до меня голос Акмаль.

– Вы же смеете называть по имени Создателя этого мира и вашего Отца, – пожала я плечами. – Непочтение детей не может искупаться почтением последователей. – Затем обернулась к Рахону и спросила уже у него: – Значит, Каменный лес создал Илгиз?

– Да, – кивнул пятый подручный. – Оглянись, Ашити, разве ты не чувствуешь трепет от величия этого места?

– Величие? – переспросила я и действительно еще раз обвела взглядом пространство, а после опять посмотрела на илгизита. Он ждал ответа, а я думала, что же мне сказать.

Чтобы поддержать между нами доверительные отношения, надо было бы согласиться, однако душа протестовала. То, что я видела, было лишь жалкой потугой превзойти старшего брата. Что сотворил Илгиз? Он испоганил, должно быть, некогда цветущие земли, как те, на которых жили тагайни. Болота вместо чистых озер, растительность, которой не дано налиться соками и ласкать своим видом взор. Уродливые кровожадные твари, лишенные дара слова вместо людей, полных чувств и желаний. И наконец, эти столбы. Что они такое? Монумент своему создателю? Нечто начатое и не доведенное до конца? Или же попросту единственное, что ему удалось, потому что Илгиз повелевает камнями? Впрочем, как раз столбы и вправду впечатляли.

– Столбы и вправду впечатляют, – повторила я свою мысль вслух. – Что они символизируют?

– Символизируют? – переспросил Рахон.

– Что означают? – пояснила я. – В чем их смысл? Что призваны показать?

– Величие нашего Покровителя, – снова влезла махари. – Тебе, пришлая, не понять.

Пятый подручный неодобрительно покосился на нее, а после произнес:

– Они основание и опора свода. Ты вошла в мир, созданный нашим Покровителем.

– Мир в мире? – уточнила я. – Но, выходит, он не создан, а лишь преобразован из уже созданного, верно? Илгиз внес свои изменения в творение своего брата, я правильно понимаю?

Рахон поджал губы, смерил меня непроницаемым взглядом и, заложив руки за спину, отошел, бросив на ходу:

– Мы уходим, Ашити.

– Хорошо, – ответила я, в последний раз посмотрела на солнечное небо и направилась за своими похитителями.

Мы шли в молчании. Особой поклажи не было, если не считать пары наплечных сумок, которые несли Рахон и неразговорчивый илгизит. Первым вышагивал пятый подручный, за ним шла махари, я за ней, а замыкал шествие воин – так я решила его называть. Я прислушивалась к звукам этого подгнившего мирка, но тишину почти ничего не нарушало, несмотря на дневное время. Не было птичьих криков, не шуршал опавшими листьями зверь, даже ветра я почти не ощущала.

Не имея иного занятия, я углубилась в размышления. Впрочем, они были праздными. Я не обдумывала что-то важное, просто вспоминала слова Рахона о Каменном лесе. И чем больше думала, тем меньше понимала, что привлекает людей в таком покровителе, как Илгиз. Жалкие потуги его выглядели смешными рядом с деяниями старшего брата. Белый Дух создавал жизнь, его брат – лишь ее подобие. Я сомневалась, что здесь обитают существа хоть немного симпатичнее черына. Может, они и были разумны, но в это верилось с трудом. Впрочем, заботу о своих созданиях он все-таки проявил, натыкав столбов, которые поддерживали некий свод, не позволявший проникать в этот маленький мирок солнечному свету, а яркий свет местные твари не выносили, что показал пример с факелом. Однако без солнца чахли и умирали растения, а значит, однажды тут не останется ничего, кроме болот, тварей и каменных столбов. Неприятное место.

– Рахон, – позвала я пятого подручного. – Ты ведь не опасаешься существ, которые здесь обитают?

– Не опасаюсь, – ответил он. – Никому из нас, кроме тебя, они не страшны. На нас знаки Покровителя.

Акмаль полуобернулась и насмешливо поглядела на меня. Я лишь фыркнула, вновь не сраженная ее значимостью. Но мне вспомнилось иное, и потому следующий вопрос я задала уже махари:

– Почему ты хотела иметь много братьев, Акмаль?

Теперь она развернулась ко мне лицом, но не остановилась, а продолжала идти спиной вперед. Я пояснила:

– Ты говорила Эчиль, что сестры – ничто, ты хотела иметь много братьев. Почему? Тебя обижали и ты видела в них защиту?

Махари приподняла брови, а после рассмеялась. Теперь она вновь шла, глядя вперед, а я смотрела на ее затылок. Мне подумалось, что женщина не ответит, однако она заговорила.

– Не было глупцов, кто бы осмелился обидеть дочь великого махира. Ко мне относились с почтением. Все прислужники и воины склоняли головы, – закончила она со знакомой заносчивостью.

– Тогда почему?

Акмаль снова бросила на меня взгляд искоса.

– Да, я видела в братьях защиту, но не там, где ты думаешь, – сказала она. – Я – надежда отца, только я могу дать ему то, что он хочет. И если бы у меня были братья, то их бы воспитали как мою охрану. Они были бы лучше иных воинов, потому что нас бы связала кровь.

Кивнув ей в спину, я все-таки возразила:

– Я думаю, ты ошибаешься, Акмаль. – Она обернулась, и я продолжила: – Дети одного отца, и он делает выбор в пользу ребенка, который кажется ему наиболее полезным и нужным. Возвышает его, а остальным велит служить избраннику. Кто-то выполнит наказ, а кто-то затаит злобу. Ревность способна создать брешь в такой защите, соперничество и ненависть. То, о чем ты говоришь, возможно, но если не делать между детьми различия, растить на равных, вкладывая им в голову нужную идею. Но ты привыкла считать себя выше других, уверилась в великом предназначении и потому видишь в братьях прислугу, но не ровню. Нет, в таком случае рядом с тобой были бы враги, а не защита.

– Откуда тебе знать, пришлая, – фыркнула махари.

– Это всего лишь размышления, – я пожала плечами. Однако у меня был еще вопрос. – Я еще кое-что не могу понять. Вы убили почти всю семью, чтобы заполучить их имена, подготовили неплохую легенду. Собрали вокруг себя охрану и помощников, которые тоже успешно осели в Иртэгене и неподалеку. Тагайни вам сами помогли своей доверчивостью. Но вот что не дает мне покоя. – Теперь и Рахон обернулся. – Почему вы были так слабы в мелочах? Эчиль завела с тобой разговор о детстве, но ты даже ничего не смогла придумать, чтобы обмануть. Просто отговаривалась, да вот про братьев сказала. И Хазма тоже. Я просила ее рассказать о детстве дочери, но она отвечала так, что возникало только еще больше вопросов, потому что по всему выходило – мать не знает дочери. И как же было не заподозрить неладное? Если уж и не причастность к отступникам, то нечто дурное в прошлом, что не позволяет открыться. Почему, Акмаль?

– У меня было другое детство, – ответила она, не оборачиваясь.

И я вдруг поняла!

– Вы не знали, во что и как играют дети в таганах? Вам попросту не о чем было говорить? Так?

– Жизнь выродков Урунжана нам неинтересна, – с раздражением ответила махари, и я хмыкнула:

– Ого. Как-то грубо ты отзываешься о своих братьях и сестрах. Выходит, и о себе.

– Мы не имеем с ними ничего общего! – рявкнула Акмаль, и я возразила:

– По убеждениям – правильно. Они – преданные дети своего Отца, вы – отступили от веры. Однако и ваши предки были созданы Белым Духом. Зачем же так говорить о своих корнях?

Махари порывисто обернулась и нацелила на меня палец:

– Да что ты знаешь, пришлая?

– Я знаю, что такое верность, – ответила я. – Я знаю, что такое ценить свои корни…

– Да ты даже не помнишь о них! – воскликнула Акмаль.

– Но это не означает, что я отреклась от них, – сказала я, ощутив первый укол раздражения.

– Но ты не желаешь о них вспоминать, – произнес Рахон, и я перевела на него взгляд.

Замечание было справедливым. Мы говорили об этом, и мой ответ илгизит знал. Однако раздражение от этого только разрослось, но я скрыла его и ответила с прохладой:

– Неверно. Мое нежелание основывается не на презрении к своему прошлому. Я не знаю, что осталось за моей спиной. Я бы желала передать весть тем, кто печалится обо мне, что жива и здравствую. Но кто и что на самом деле ждет меня там? Я ведь не знаю, как я оказалась в этом мире, потому, возможно, мое беспамятство – благо, тогда к чему его нарушать? В любом случае, – я снова улыбнулась, – на всё воля Создателя.