Комплаенс – культура жизни. Управление рисками в современных условиях

Мы решили создать не очередную фирму, оказывающую услуги комплаенс-аудита, а создать сообщество, которое будет объединять экспертов по комплаенсу, отстаивать их права, строить мостик между государством и бизнесом, организованно защищать бизнес, проводить конференции, обсуждать новые подходы, разрабатывать и вести образовательные курсы, сертифицировать специалистов. Мы хотели создать новую экосистему, рынок комплаенса. Отсюда родилось понимание, что юридической формой нашего проекта будет ассоциация.

Роли в толкании паровоза комплаенса мы распределили так: Кузнецов – Президент, а мы с Фильченко – заместители. Но это было условно, мы воспринимали себя как единая лидерская группа и на равных несли флаг комплаенса на вершину ценностей российского бизнеса.

В оговоренный месяц нас не зарегистрировали. Адски жаркий июль закончился, август просвистел как пуля, сентябрь подмигнул желтизной в листве, а документов нам так и не вернули. Я спускался в лифте арбитража Москвы на Тульской, когда мне позвонили из Минюста.

– Мы приостановили вашу регистрацию, – сказали вежливым голосом.

"Уж лучше бы злым голосом сказали о том, что нас зарегистрировали", – подумал я.

"Найдите слово из русского языка!"

– Но почему? – спросил я, моля бога лифтов Отиса не прерывать связь.

– В названии должна быть указана суть деятельности.

– Мы же написали – комплаенс.

– Нет такого слова! – ответил мне человек и связь разорвалась.

На следующий день, это были последние числа сентября, я собрал коробку распечаток про комплаенс и поехал в Минюст на Кржижановского.

Мне нравилась эта улица. Кржижановского улица шумная, по ней громыхают трамваи, но есть в ней неповторимый колорит – ниже перекрестка с Профсоюзной улица заставлена огромными красными домами с высоченными арками, каких я в Москве больше не видел.

В кабинете пахло пылью и за большим столом сидел старый усталый человек. Пристально посмотрев на меня, он как само собой разумеющееся потребовал убрать из названия ассоциации слово "комплаенс". Но я был категорически не согласен.

Я боролся как та лягушка на известной картинке, которая, попавшись в рот цапли лапками душит ее шею.

– Найдите слово из русского языка, – устало повторял старик.

– Видите ли в чем дело… – отвечал я.

Я соглашался, что слово "комплаенс" для России новое и вызывает у многих раздражение. Одни требуют найти русский аналог, другие того хуже – не находят в комплаенсе отдельного вида деятельности, третьи просто не могут его выговорить. Даже среди своих мы одно время спорили как писать: "комплайнс" или "комплаенс"? "Комплаенс-контроль" или просто "комплаенс"? Склонять или нет?

Compliance переводится с английского как "соответствие" и "соблюдение", от глагола "to comply" – "соответствовать", "соблюдать". Поэтому первое, что нам обычно предлагают – использовать слово "соответствие".

Но комплаенс – это больше, чем самурайское соответствие Кодексу Бусидо, говорил я сотруднику Минюста, а он скептически слушал. В международном стандарте ISO 307301 "Compliance management systems – Requirements with guidance for use" (мы участвовали в его разработке) например, дано такое определение комплаенса – это управленческо-контрольная деятельность по обеспечению соответствия компании своему основному публичному предназначению. Главная цель и задача корпоративной системы комплаенса направлена на поддержание необходимого и достаточного уровня: а) Соответствия внешнего и внутреннего уровня регулятивной среды. b) Эффективного управления комплаенс-рисками. c) Соответствия нормам деловой этики и корпоративной культуры.

– Я вас не утомил? – спросил я специалиста Минюста.

– А у меня есть выбор? – ответил юрист, подождав пока прогромыхает трамвай.

– Ну скажите, кто поймет, чем занимается Национальная ассоциация соответствия? – напал я с затаенной мольбой в глазах. – Системой мер и весов, сертификацией вина или служебными проверками? А чем занимается Национальная Ассоциация Комплаенс – если не сегодня, то завтра – поймут, я в этом уверен.

Работник Минюста, двигая губами, поморщился. За окном шел дождь, через форточку в комнату проникал запах осенних листьев, в кабинет входили и выходили сотрудники. Я продолжал говорить о законе Сарбейнса – Оксли, о деле Мерседеса, о победе над коррупцией в России, разве что как в известном фильме, в моем рассказе корабли не бороздили просторы Вселенной.

– Ясно, – вдруг сказал старик убежденно.

"Что ясно?" – подумал я со страхом.

– Все что вы сказали – все и напишите в названии.

– Все?

– Все, – он подвинул ко мне толстую пачку бумаг, которую я принес.

Я понял, что разговор закончен, а битва проиграна. Так, с легкой руки Минюста, появилось название, претендующее на рекорд книги Гиннесса по своей длине. Диктору телевидения Екатерине Андреевой, наверное, потребуется полчаса разминки и десять капель корвалола, чтоб выговорить наше полное название:

"Национальная ассоциация содействия развитию системы комплаенс по установлению соответствия деятельности организаций любой формы собственности нормам закона, регулятивным установленным правилам и стандартам".

"Что теперь с этим делать?" – подумал я. Видимо мои эмоции отразились в лице, потому что старик, наблюдавший все это время за мной, иронично улыбнулся.

– Но вы можете оставить слово "комплаенс" в коротком названии, – сказал он.

Я несколько секунд смотрел на него пока до меня не дошло, что это была победа, ведь мы могли свободно использовать сокращенное название вместо полного. "Национальная Ассоциация Комплаенс" – это и было как раз то, что мы просили. Значит опытный юрист пошел нам навстречу. Я, запихав все бумаги в портфель поблагодарил его и вышел в прохладу улицы.

Мы срочно переделали и вновь сдали уставные документы и 5 октября 2012 года стал днем рождения Национальной Ассоциации Комплаенс.

Но это никак не значило, что комплаенс стал словом привычным для россиян – старик из Минюста лишь констатировал то, что думало большинство на тот момент. Ситуация не менялась еще много лет. Например, в 2019-2020 годах мы формировали предложения в рабочую группу по разработке "поправки о комплаенсе" в Закон о защите конкуренции – статьи 9.1. Мы спорили, пили кофе, смотрели как по Садовой мчатся машины. Но все шло просто прекрасно. Впервые в российском законе и правовом поле должно было появиться слово "комплаенс", ведь, можно сказать, нас поддерживал не только заместитель руководителя ФАС Сергей Пузыревский, но и сам руководитель – Игорь Артемьев.

Однако депутатам это слово не понравилось и в итоговой редакции мы увидели "систему внутреннего обеспечения соответствия требованиям антимонопольного законодательства".

Но язык живет по своим правилам и сейчас слово "комплаенс" прочно угнездилось в разговорной речи и даже начало обрастать производными: комплаенс-офицер, комплаентность.

Вернусь в дождливый октябрьский день 2012 года, когда курьер положил перед нами холодный пакет документов с заветными штампами о регистрации некоммерческой организации. Нам вдруг стало страшно. Мы переглядывались друг с другом и молчали.

"С чего мы вообразили, что комплаенс победит коррупцию в стране?" – подумал я.

Как я сдавал экзамен в 43 года

В те годы никто в России, включая нас, не имел навыков комплаенса. Рынку комплаенса только предстояло образоваться, профессионалы комплаенса только должны были появиться и все к этому шло вослед мировым тенденциям и процессам, связанным со вступлением России в ВТО и интеграцией мировую экономику.

У нас были сильные стороны, но, чтобы стать специалистами высокого уровня именно в комплаенсе мы активно общались с зарубежными экспертами, ездили на конференции, читали иностранные источники. Мы напитывались смыслом, идеологией, духом комплаенса и хотели получать знания из первоисточника.

Ведь одно дело учить английский у человека, ни разу не бывавшего в англоязычной стране (есть смешной ролик в Ютубе на эту тему, где преподаватель – молодая индианка, страшно, коверкая английские слова, учит совсем не тому, что надо), другое – у коренного жителя Лондона. Он даст больше, потому что он оригинал, он представитель культуры и языка. То же и комплаенс – мы понимали, что учиться нам нужно у тех, кто в этой сфере задает тон.

Но в какой-то момент мы поняли, что нам нужно сверить часы – то ли мы учим, как хорошо мы учим. На одной конференции в Питере мы с Валерием Кузнецовым как раз познакомились с Хольгером Крафтом, директором Европейского центра сертификации персонала.

– Попробуем? – предложил Валерий Кузнецов, описав нам ситуацию. – Если мы сдадим все экзамены успешно, – добавил он, – то нас сертифицируют по специальности "Международный эксперт по комплаенсу".

В июне 2012 года мы уже сидели за партами и сдавали экзамены. За окном помню была солнечная погода, ветви березы стучались в стекла, через форточку слышался гомон детей из соседнего детского сада.

Я волновался. Мне было 43. "Учиться, конечно, никогда не поздно, а если не сдам?" – думал я, разглядывая лист с заданиями.

Процедура Сертификация в немецком центре проходила по четкой, как все немецкое, процедуре. Наши экзамены принимала приемная комиссия в Москве, под председательством Хольгера Крафта. Дальше документы пересылались в Берлин, где экзаменационная комиссия во главе с профессором Франком Михаэлем Адамом проверяла работы и выносила вердикт.

Выдохнув, я приступил к экзамену. Первое задание было написать о нашей деятельности связанной с комплаенсом. А что писать о комплаенсе, если комплаенса в России не было?

Подумав, я написал про работу адвокатом, про правовое обеспечение компаний, про то, как работал следователем военной прокуратуры и как проводил проверки в главном контрольно-ревизионном управлении Госкомимущества России. Юрист ввиду отсутствия в наших компаниях комплаенс-менеджера фактически замещает некоторые его функции, не говоря уже о схожести работы, так что это однозначно шло мне в зачет.

К анкете надо было приложить документы об образовании и о профессиональной деятельности. Я приложил диплом юриста Военного университета и удостоверение адвоката.

– Дашь списать? – спросил в шутку Кузнецов, сидевшей на соседней парте.

Хольгер Крафт сурово постучал указкой по столу.

Владимир Фильченко заполнял анкету с таким спокойствием и невозмутимостью, будто каждый день до завтрака сдавал экзамены международным сертификационным центрам.

После сдачи анкет Хольгер Крафт дал нам 2 часа, чтобы ответить на вопросы по теории комплаенса. Мы хорошо подготовились и были на высоте.

На третьем этапе экзамена от нас требовалось написать эссе со своим мнением о развитии системы комплаенса в России. Каждый из нас мог написать не эссе, а роман в трех томах на эту тему, не считая двухтомника предисловия и эпилога.

Через неделю нервного ожидания мы получили сертификаты международных экспертов в комплаенсе. Хольгер Крафт подтвердил, что мы движемся в верном направлении.

Где взять деньги? Наша модель развития в первые годы

Но будь у нас хоть тысяча сертификатов, нам все равно нужно было завоевывать доверие рынка конкретными делами. Поэтому после регистрации Национальной Ассоциации Комплаенс мы, засучив рукава, начали работу.

Обсуждая будущее с партнерами, мы определили миссию примерно так: ассоциация должна стать центром профессионального притяжения для компаний и экспертов, заинтересованных в развитии комплаенса.

Для своих членов мы готовы были стать идеальным помощником: оказывать методологическую поддержку, предлагать консультантов из числа обученных нами экспертов и членов ассоциации, отстаивать интересы на всех уровнях власти. Список неполный – всего лишь веточка из того баобаба, который мы собирались взрастить.

НАК должна была стать с одной стороны профессиональной ассоциацией, а с другой – институтом развития комплаенса. В 2021 году наш единомышленник Анатолий Борисович Выборный, заместитель председателя Комитета Госдумы по безопасности и противодействию коррупции, говорил о нас: "Убежден, что Национальная Ассоциация Комплаенс играет огромную роль в институционализации комплаенса в России", но в 2012 году первостепенной виделась задача найти финансирование. Ведь в ассоциации не состояло кроме нас ни одного члена, а спонсоры только приглядывались к нашим активностям.

Мы должны были сами зарабатывать деньги и размышляли как увязать это с сутью организационно-правовой формы ассоциации – это некоммерческая организация. Некоммерческие организации создаются не для целей извлечения прибыли, а для достижения социальных, благотворительных, культурных, образовательных и прочих целей.

Как юрист я объяснил партнерам на одной из совместных встреч на Ордынке, что по закону ассоциация может заниматься предпринимательской деятельностью, но с одним условием – заработанные деньги должны облагаться налогом и идти на достижение целей ассоциации.

– Это нас устраивает, – согласился Фильченко.

Мы приняли решение, что первое время будем заниматься предпринимательской деятельностью – предлагать членам ассоциации и всем заинтересованным компаниям помощь в борьбе с коррупцией, а на заработанные деньги развивать ассоциацию. Антикоррупционный комплаенс – краеугольный камень всего комплаенса и это то, что мы умели лучше всего.

Мы верили в успех нашей идеи и в октябре 2012 года вывели на рынок продукт "Комплаенс победит коррупцию".

"Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать"

По роду своей адвокатской работы я знал, что такое коррупция и как с ней бороться. В полукриминальных 90-х я руководил юридической компанией, которая обеспечивала правовое сопровождение и юридическую защиту проектов группы компаний Daev Plaza и одноименный Бизнес-центр "Даев Плаза". Это та компания, которая в будущем отстроила гостиницу Москва на Охотном ряду.

После взрывов жилых домов на Каширском шоссе в 1999 году милиция проверяла каждый миллиметр столицы на наличие следов взрывчатого вещества – нитрата аммония. Однажды ближе к вечеру один из директоров крупного арендатора Бизнес-центра "Даев Плаза" срочно мне позвонил и пригласил зайти. Тон его голоса был очень взволнованный. Я работал этажом ниже и быстро поднялся к нему в офис.

В переговорной помимо предпринимателя сидели трое в гражданском: двое молодых, с оружием, и один лет пятидесяти, низкорослый, пузатый, лысый, с толстыми короткими пальцами. В ответ на мой запрос он предъявил удостоверение сотрудника милиции. Дальше разговор происходил примерно так:

– У вас богатый офис, Мерседес на парковке стоит, – констатировал старший из троицы, барабаня короткими пальцами по столу, обращаясь к предпринимателю.

"И что с того? – подумал я, не понимая к чему тот клонит. – Люди много работали и заработали на помещение класса А". Мы непонимающе переглянулись с директором, который как раз был владельцем Мерседеса на парковке.

– На поддержку охраны порядка в Москве нужны деньги, – сказал главный, не дождавшись ответа. – Или… – он угрожающе сузил глаза, – …мы найдем на ручках ваших дверей аммоний и посадим за финансирование терроризма.

"Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать", – вспомнил я басню Крылова про волка и ягненка. В тот момент я ощутил себя героем американского фильма, которому в карман готовы подбросить наркотики.

– Простите, но по заведенным внутренним правилам мы записываем все разговоры, – сказал я осторожно, с самой великой силой убежденности, на какую был способен. Пан или пропал. Никакого диктофона у меня не было. – У нас нет аммония на ручках, и денег на поддержание порядка тоже нет.

Толстый, подвигав желваками, прошелся по кабинетам, поскреб ногтем пару ручек и ушел, угрожая, что сообщит о нас в ОБЭП, раз мы такие умные. Больше мы эту троицу не видели.

Мы с партнерами по Национальной Ассоциации Комплаенс решили, что комплаенс будет иммунитетом организации, кевраловым бронежилетом, защищающим от таких вымогателей.

Фильченко рассказывал нам о докладе Общественной палаты, где главной причиной коррупции признавалось отсутствие реального контроля гражданского общества над работой органов власти на всех уровнях. Что ж, комплаенс давал специальные технологии, позволяющие осуществлять такой контроль правильно: это и фиксация разговоров, и сообщения на организованную горячую линию, и правила встреч с чиновниками и правоохранителями.

Правда подложка такого бронежилета стоила дороже самого жилета: быть готовым к любой проверке, работать честно, по закону, соответствовать и соблюдать все правила, от кодексов до правил дезинсекции, быть комплаентнтым.

В октябре 2012 года мы сделали бланки Национальной Ассоциации Комплаенс, сделали предложения о сотрудничестве и отправили знакомым организациям и их руководителям.

РАЗДЕЛ 2. КОМПЛАЕНС – ИСТОРИЯ НОВОЙ ФИЛОСОФИИ

Почему взяточников по делу Daimler поймала не Россия, а США?

Беседуя с Вольфгангом Хербом в курортном Баден-Бадене, я однажды задумался, почему взятки Daimler российским чиновникам раскрыли не российские власти, а Министерство юстиции США? Ведь схема взяток была типична для России, только знай где искать.

Напомню, что писали в Коммерсанте об американском расследовании. Минюст США разузнал, что взамен выгодного госконтракта Daimler возвращал часть цены на счета третьих лиц, называя в отчетности "комиссией", "специальной скидкой", "социальной помощью". Например, за то, что отливающие вороной сталью немецкие машины неслышно въехали в теплый гараж Федеральной службы охраны, Daimler перевел на счета третьих лиц 1,4 млн евро3. Аналогичным порядком машины с трехлучевой звездой въехали в гаражи МВД, Минобороны, правительства Москвы и даже муниципалитета Уфы.

Daimler сам публично признал, что давал взятки, казалось бы – российская сторона должна просто посадить виновных чиновников и закрыть вопрос. "Готовность провести расследование выразил Департамент экономической безопасности МВД, – писали в газетах 2010 года, но добавляли: – Но только после того, как даст указание Генпрокуратура. В Генпрокуратуре держат паузу, отмечая, что к ним Минюст США с запросами по делу не обращался"4.

Да, позже делу был дан ход, но прошло много лет, подозреваемые чиновники и бывшие чиновники ФСО, МВД и Минобороны постепенно выбыли из числа фигурантов уголовного дела и сроков не получили. Разумеется, такая безнаказанность взяточников не добавляет России престижа на международной арене и интереса у инвесторов.

Китай, например, виновных нашел и наказал. Чиновник, получивший от Daimler взятку на сумму около 2,7 миллиона долларов, еще в 2006 году (то есть по тому же расследованию) был приговорен к тюремному заключению за взяточничество.

Говорят, демоны преступной наживы чаще других осаждают души пиратов и госзакупщиков, но надо учитывать, что пиратов давно нет. Наши правоохранительные органы за госзакупками не проследили, больше того, сами оказались замешаны в скандале, а заморские коллеги не только факты взяток запротоколировали, но получили с Daimler огромный штраф в бюджет и через комплаенс-программу сделали дачу новых взяток практически невозможной. Прямо по духу и букве нашего уголовного права: не только выявили преступление, но и устранили условия его совершения на будущее.

"Кто виноват, что у нас не так? – спрашивал я себя, гуляя по Баден-Бадену, но постепенно переформулировал вопрос: – Как они смогли?" В конце концов наша задача в книге найти не виновных в конкретных случаях, а механизмы решения проблемы.

Ответ был очевиден – в немецком концерне работала система комплаенса, а в российских компаниях и госорганах типа ФСО, МВД и Минобороны такой системы не было.

FCPA как начало истории о комплаенсе

Сразу оговорюсь, исследований истории комплаенса на русском языке практически нет. Я видел несколько статей по специальным видам комплаенса, читал несколько книг от практиков, но основательного труда не нашел. Надеюсь, российские ученые возьмутся за разработку этой темы, ведь сейчас это золотая жила, за разработку которой пока никто не брался.

Комплаенс, на мой взгляд, существовал с тех древних времен, когда придумали правила. Функция комплаенс-контроля, например, состояла в самоконтроле торговцев за соблюдением правил торговли. Просто вдумайтесь в перевод этого слова: "соответствие, соблюдение". Пока есть чему соответствовать, например, стандарты, требования, правила, законы, этические нормы, есть функция по обеспечению этого соответствия.

Называть дату принятия FCPA датой начала истории о комплаенса, конечно, слишком громко, но комплаенс именно благодаря этому закону, на мой взгляд, начал выделяться в отдельную функцию в организациях и превращаться в специальную технологию.

Началось все с того, что Комиссия по ценным бумагам и биржам США в 1970-х годах решила разобраться – соблюдают ли американские компании философию "нулевой терпимости" к коррупции, осуществляя свои дела за рубежом.

Как выяснилось, не соблюдают – больше 400 компаний признались, что давали взятки иностранным чиновникам и политикам. К примеру, поставщик бананов Chiquita Brands подкупил президента Гондураса, чтобы уменьшить налоги при поставке бананов – дело окрестили как Bananagate. А масштабы подкупа зарубежных влиятельных лиц аэрокосмической компанией Lockheed и вовсе поражают воображения.

"Руководители Lockheed признались, – писал в книге один из сотрудников, – что больше десяти лет давали миллионные взятки голландцам (в частности, принцу Бернхарду, мужу королевы Юлианы), ключевым японским и западногерманским политикам, итальянским чиновникам и генералам, а также другим высокопоставленным фигурам от Гонконга до Саудовской Аравии, чтобы заставить их покупать наши самолеты. Высшее руководство Lockheed, замешанное в скандале, ушло в отставку с позором".

В результате этих разоблачений тогдашний президент США Джимми Картер в 1977 году подписал Закон о коррупции за рубежом. Комплаенс-менеджеры всего мира называют этот закон FCPA, сокращенно от Foreign Corrupt Practices Act. Это один из основных документов, описывающих идеологию комплаенса, поэтому запомните – FCPA.

FCPA запретил совершать коррупционные платежи для влияния на иностранных должностных лиц, а для реализации этих положений ввел различные механизмы о которых я расскажу позже, в том числе, предписал ознакомить с законом директоров, сотрудников, акционеров, агентов компании, не оставив никому шанса сказать "меня это не касается".

Каждый теперь обязан был сообщать о фактах взяток (один из важных элементов будущего антикоррупционного комплаенса). Как раскрутилось дело о взятках Daimler российским чиновникам? Все просто. Один из уволенных сотрудников автоконцерна, руководствуясь нормами FCPA, сообщил о взятках в Комиссию по ценным бумагам и биржам США, что и послужило поводом для расследования.

Второй козырной картой FCPA стали требования к отчетности, позже сформировавшие ту самую современную систему отчетности, в которой, как говорится, мышь не проскочит. Для тех, кто расследовал взятки в Daimler, чтение отчетности автогиганта было как поход в кино на фильм: "Жизнь российского офиса Мерседеса".

Допустим, первые кадры фильма рассказывали об обычной жизни офиса: заказ машин, обслуживание покупателей, размещение рекламы. Эту часть проверяющие просмотрели с зевотой. Но когда сотрудник концерна оплатил дорогой ужин в ресторане на двоих, а следом компания перечислила миллионы рублей на лечение ветерану МВД, кто-то из проверяющих сказал: "Стоп. Прокрутите кино обратно и дайте мне, пожалуйста, Уголовный кодекс России. Да, на английском, если возможно".

Конечно, это моя вольная фантазия по мотивам статей в газете Коммерсант, я хотел лишь передать важность современной отчетности в расследовании дел о взятках.

В Великобритании, кстати, в 2010 году был принят похожий UK Bribery Act. По этому закону компания может избежать обвинений во взяточничестве, если докажет, что имеет процедуры по оценке риска взяточничества; регулярно проверяет партнеров, посредников, агентов и бизнес-процессы на наличие коррупционных рисков; внедряет внутри компании эффективные меры, не допускающие дачу и получение взятки.

Заслуга FCPA в том, что они придумали эффективный метод соблюдения правил: во-первых – внедрили в умы и менталитет предпринимателей ценность соблюдения правил (этика честного бизнеса, "нулевая терпимость" к взяткам), во-вторых – придумали и внедрили в компании технологию комплаенса.

В нашем бизнесе эта технология долго не работала, поэтому взятки и откаты все еще остаются беспримесным злом для российской экономики.

Но FCPA известен не только тем, что запретил американским гражданам и компаниям давать взятки за рубежом, но и тем, что стал обязательным для компаний других стран. Но как это возможно?

Экстерриториальность действия законов о комплаенсе