Полная версия
Исчезнуть
Ничто не собиралось прекращаться.
– Почему опоздал на урок?! – крикнул директор, будто участвовал с завучем в соревновании на самый агрессивный крик. Сложно выявить победителя в этой борьбе. – Дневник немедленно мне давай! НЕМЕДЛЕННО РОДИТЕЛЕЙ В ШКОЛУ!
Я толкнул сумку под стул в надежде, что она сгорит со всем содержимым в пламени моего бессилия.
– Я вообще-то тут по делу, – вдруг сообщил багровый от злости директор и посмотрел на учителя русского языка, который не меньше меня ждал, когда пытка закончится. – Сегодня утром мне сообщили о смерти одной из ваших учениц. Всё никак не мог дойти сообщить, а в учительской Вас не было.
"Повезло ей!" – быстро пронеслось в моей голове от отчаяния, и я медленно сел под общий шёпот одноклассников о том, что случилось и кого в классе нет.
Не было Полинки.
Больше я не услышу просьбы улыбнуться. Меня сковал ужас.
Глава 8
Чтобы хоть как-то отвлечься от тяжелых мыслей, я разгребал хлам в квартире. Больше всего в уборке меня пугали насекомые… Хотелось бежать от них как можно быстрее и дальше, кричать, убивать их, но я терпеливо смахивал паутину и пыль, переставлял коробки и выкидывал накопившиеся стеклянные бутылки. Бывают вещи и пострашнее.
Может, я зря злился из-за зависимости отца?
Долгий период злость так окутывала меня, сдавливая изнутри, что я уже потерял счет времени, когда впервые её ощутил. После же смерти Полины во мне что-то щёлкнуло и я стал равнодушнее ко всему относиться, будто та смерть, которую я так лелеял в сердце, точно детскую тайну, показала собой, насколько жесток может быть мир, если за ним лишь наблюдать.
Может, я правда зря злился на отца?
В детстве я так тщательно отрицал, что привычки папы опасны не только для него, но и для меня, что сам не заметил, в какой момент они стали доводить меня до ярости. А ведь отец просто расслабляется.
Убивая здоровье.
Расслабляется.
Я взвешивал эти противоречия, ярко вспоминая, как порой отец может слететь с катушек и начать бить стены, мебель, бутылки. Меня…
Он расслабляется…
Я кинул веник на совок при виде очередного паука размером с мой погрызенный ноготь. А ведь это мерзкое насекомое само меня боится, вон как бежит в поисках укрытия.
Я на минуту задумался. Паук боится меня, я боюсь паука.
А что если с отцом так же?
Если я боюсь его в моменты пьянства, то вдруг и он меня боится?
Поток мыслей дальше не пошёл, я лишь тряхнул головой и присел на корточки, заглядывая под пыльную тумбочку, у которой отсутствовал нижний выдвижной ящик.
Детское любопытство не истребить…
Я нашёл коробку. В ней были фотографии родителей из Загса, какие-то чеки и тетради. На исписанных аккуратным почерком листах я заметил даты, когда перелистывал страницы. Кажется, это принадлежало маме.
Женский почерк легко отличить от мужского, даже если из-за плохого зрения картинка перед глазами не чёткая.
Я никогда прежде не находил её вещей в нашей квартире, да и не старался искать. Только эта коробка.
Хлопнула входная дверь и я поспешно сунул коробку обратно под тумбочку, заканчивая выметать мусор из углов.
Перед сном я ещё раз пересмотрел фотографии, забрал коробку к себе и допоздна читал тетради, стараясь разобрать почерк.
На страницах мама описывала, как ездила на Байкал, в Москву, в Санкт-Петербург, на юг и многое другое. Как в машине кончался бензин и ей приходилось пересекать пешком сотни километров, угонять мотоциклы и ночевать в гостиницах и даже в лесу. Почти каждый день она писала и о своей собаке. Альта скрашивала приключения мамы и грела в холодные ночи.
Я бы тоже хотел собаку. Она бы меня любила.
Интересно, какой момент стал переломным, чтобы мама решила это всё бросить и завести семью?
Я перелистал несколько страниц, пропуская текст, лишь бы поскорее найти историю, как она встретилась с отцом. Одна тетрадь, вторая, третья… Все записи заканчивались одинаково по разному – мама снова куда-то ехала и даже не вспоминала дом.
Вечером я подошёл к отцу, который как обычно сидел перед телевизором на диване и смотрел новости. Пригвоздив к экрану стеклянный взгляд, он сжимал в руке пластиковую бутылку с пивом и хмурил брови, слушая о политических моментах в стране.
– Всех бы… – пробубнил он и отхлебнул мутное пойло.
Я взглянул на телевизор и ушёл к себе.
Чтобы решиться задать вопросы, которые всё крепче заседали в моей голове, мне потребовалось несколько недель и поймать момент, когда отец был в хорошем расположении духа.
Это было воскресенье, ближе к вечеру.
Он как всегда готовил огромную кастрюлю супа на неделю и попивал из бутылки какой-то напиток, пахнущий спиртом так резко, что всё внутри сжималось от тошноты.
По радиоприёмнику занудливый женский голос пытался петь что-то про любовь, повторяя один и тот же куплет раз за разом, так как из этого песня и состояла, а папа резал картошку и был где-то в своих мыслях.
От супа неприятно несло чесноком – хитрость, чтобы он не портился как можно дольше и отгонял от себя любого недостаточно голодного, вроде меня.
– Уроки на завтра сделал? – не глядя на меня, спросил папа, и я подошёл к заклеенному газетами окну, даже не отвечая на вопрос.
Такое ощущение, будто это была фраза из сборника базовых фраз для родителей, когда не воспринимаешь своего ребенка, как личность.
– Пап, слушай… – начал я, внимательно улавливая каждую эмоцию в движениях отца, каждый выдох и интенсивность вдоха. – А как вы с мамой познакомились?
Запретная тема. О маме вообще никто не говорил.
Только то, что она нас бросила.
– С твоей-то? – с долей раздражения спросил отец, явно вылавливая для себя ценное время, чтобы обдумать вопрос и наверняка решить, какими словами меня отправить в комнату. – Ещё когда учились. Она приехала из деревни от родителей и…
При паузе папа взял бутылку и отпил немного из горла.
– Училась в параллельной группе. Бухгалтером мечтала стать.
Не думал, что бухгалтером стать мечтают.
– Потом на учителя перевелась. Собственно, она и работала им, когда мы поженились. А зачем тебе?
О найденных тетрадях я не решился сказать.
– Просто, – отозвался я и полез в холодильник, чтобы достать колбасу для бутербродов. – Я же должен знать.
– Не страдай дурью. Когда она свалила, я думал она к мамке с папкой своим поехала. Думал: отсидится недельку и вернется. А оказывается, она у них даже не была.
– Ты не общаешься с моими бабушкой и дедом?
Вряд ли.
– Давно уже нет, как-то некогда всё, Руслан. Надо бы вас в деревню свозить, показать настоящую работу, огород, солнце. Лёшка хоть из дома выйдет.
Я прыснул и стал нарезать колбасу. Лёхе точно нужно показать солнце, а то скоро будет думать, что оно с глазками и в углу бумажного листочка.
Глава 9
Так я и узнал, что у матери есть родители, и они живут в деревне под нашим городом. Мама и сама оттуда. А познакомилась с моим отцом в городе. Это было после путешествий или до? Я не стал выпытывать у отца, и так было видно, что он не хочет об этом говорить.
Неудивительно, что ей захотелось увидеть страну собственными глазами в таком молодом возрасте.
Я листаю последнюю тетрадь и ловлю себя на зависти. Интересно, смогу ли и я так же путешествовать?
У истории в тетрадях будто нет конца.
Возможно, я что-то пропустил?
Я читал и перечитывал эти записи каждый вечер, а на ночь прятал у дна под кроватью, чтобы никто не нашёл. И я сам не заметил, как всё чаще мысленно стал погружаться в мечты о путешествиях. Увидеть столицу, природу, другие города. Это ли не мечта?
Я стал меньше обращать внимание на травлю и реже ходить на мост. Тогда я впервые задумался о чём-то кроме смерти и впитывал в себя эти эмоции, как весенний воздух.
Мама много путешествовала и наверняка сейчас тоже где-то живет. Может в Москве? Или в Краснодаре? Эти размышления душили меня, заставляли задыхаться и снова читать дневники, искренне завидуя собачке Альте.
Наверняка бабушка и дедушка знают, где она.
Знают Альту.
Не понимаю, как такая свободолюбивая женщина смогла выйти замуж за такого приземлённого мужчину? Мой отец всегда твердил, особенно когда выпьет, что семья важнее всего и в первую очередь необходимо думать о ней. А всё остальное неважно. Я и сам так думал, но стоило мне перешагнуть порог родного дома, так я сразу становился чужим в этом мире.
– Не выдумывай, – твердил мне отец, когда я смел этим поделиться. – Не страдай дурью, Руслан.
«Не страдай дурью» – ещё одна излюбленная фраза папы, означающая, что я думаю не о том, что надо, и это глупо.
Но я не мог перестать ловить себя на мысли, что с трудом справляюсь со своей жизнью. Родственники в такие моменты радостно смеялись надо мной и отвечали, что это ещё легкие годы жизни, а вот ПОТОМ…!
Потом… Очень растяжимое понятие.
Особенно я постоянно слышал это от вечно смеющейся тётки и бабушки с дедушкой по линии отца. Они не были строгими или заботливыми… Они просто были.
А я каждую минуту тонул в мыслях, выпуская из под контроля реальность.
После школы университет, потом работа, семья и смерть. Конечно, я пропустил ступень пенсии и старости, но ведь я взял всё самое значимое. Если школу из этого списка убрать, то жизнь состоит из трёх ступеней: получить образование, устроиться на работу, завести семью.
Так и сделал мой отец с мамой, а потом она ушла.
Поэтому папа был злым.
От родственников я только слышал, какая мама была ветреная и неразумная. Ну конечно, бросить мужа с тремя детьми и уехать отдыхать!
Правда, у меня не было мнения на этот счет. Я привык думать, что мама нас бросила, потому что… Она плохая? Папа уже и тогда много пил, а мой старший брат при первой возможности переехал. Больше его никто не видел.
Родственники лишь жалели моего папу. Несчастный человек.
Исчезнуть.
Я сделал вдох, прикрывая глаза на несколько секунд и опуская исписанную тетрадь на грудь.
Когда отец напивался больше обычного, то упирался затупленным видом в мои глаза и начинал допрос.
– Ты тоже свалишь, да?
Я молчал.
Я всегда молчал, когда был согласен, но боялся сказать об этом вслух.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.