Жила-была Катька

Бабка кивнула и продолжила шептать непонятное. Рот и нос Катьки вернулись на место, к великому облегчению мамы. На третий день бабка сказала, что сделала всё, что могла, и ошеломила:

– А теперь обязательно в больницу, надо пролечиться.

Катька как услышала про больницу, так заревела. Поняла сразу, что ничего хорошего её там не ждёт. Раньше, когда мама говорила про больницу, всегда добавляла – «упекли». Мол, Тоньку в больницу упекли. Или: «Ешь всё подряд, не то в больницу упекут». Это слово было страшным.

– А-а-а! Я не хочу, чтобы меня упекли! – заплакала Катька.

Мама, ненатурально улыбаясь, уверяла, что упекать не будут, а только полечат. И что врачи добрые.

– А уколы делать не будут?

– Нет. Ну или чуть-чуть, как комарик укусит.

Катька не верила, и правильно, как потом оказалось.

***

Её привели в большую комнату, или палату, всю в железных кроватях. К одной из них, с поставленной треугольником подушкой, тётя в белом халате подвела Катьку и сказала:

– Это твоё место. Запомнишь?

Над спинкой, на белой стене, темнела пришпиленная открытка – синяя ночь, луна, звёзды. Другие кровати были заняты девчонками и мальчишками, как в спальне детского сада, только здесь никто не спал. Кто-то просто сидел, кто-то играл в лото за столиком посреди палаты, кто-то листал книжку с картинками.

Подошла незнакомая девочка в клетчатом платье, уставилась на Катьку.

– Я Оля. А тебя как зовут? – спросила она. – А что у тебя болит?

– Ничего не болит, – честно ответила Катька. – Я мокрицу увидела… такую, с ножками. А бабушка шептала-шептала, а потом сказала: надо в больницу. Меня и упекли.

– Пойдём с нами в лото играть!

«В больнице не так уж плохо», – подумала Катька и набрала картонки с нарисованными цветами.

Игра была в самом разгаре, когда пришла тётя в белом халате, взяла Катьку за руку и увела в комнату, на которой было написано: «Процедурная».

– Как комарик укусит, – сказала медсестра.

Укол был очень болезненным, и Катька заорала от души.

Потекли тоскливые дни, похожие один на другой. Вечером приходила мама, иногда одна, иногда с папой, и Катька умоляла забрать её домой, клялась, что у неё ничего не болит, в красках описывала, как тут плохо. Мама смаргивала слезу, но домой Катьку не забирала.

Однажды, когда Катя с мамой сидели в коридоре, подошла медсестра в белом халате и улыбнулась:

– Укольчик сделаем?

Катька с надеждой посмотрела на маму: уж она-то защитит! Но мама только нерешительно кивнула. Сердце у Катьки ёкнуло, такого предательства она не ждала.

Медсестра отвела Катю в процедурную, долго смотрела что-то в журнале, водя авторучкой по столбцам фамилий, и сказала:

– Иди к маме, тебе сегодня не надо.

Уф-ф… Это было счастье.

Борщ и песня про бабушку

Скоро наступит девчачий праздник – 8 Марта. Галина Аркадьевна принесла цветную бумагу и показала всем, как надо вырезать бутончики тюльпанов, листочки, вазочку и как подписать открытку.

Катя, высунув язык от усердия, обвела картонный тюльпан, вырезала бутончики и наклеила на сложенный пополам белый альбомный лист. Лучше всех у неё получились тюльпаны. Она и Гуле помогла, своей садиковской подружке. У Гули две чёрные-пречёрные косички и такое лицо, будто она загорела, хотя на улицах ещё лежит снег.

Катя полюбовалась на открытку – красиво! – и подписала её. Получилось даже лучше, чем у Галины Аркадьевны. У той была нарисована просто цифра восемь и «марта».

Гуля заметила, как замечательно Катька сделала надпись, и тоже захотела украсить подарок.

– И мне подпиши!

А что, Кате не жалко.

– Как зовут твою маму? – спросила она.

– Тансылу.

Катька расширила глаза:

– Я такое слово не умею писать.

– Напиши так же, как у себя, – нашлась Гуля, и Катя с удовольствием вывела: «с 8 марта мама ната».

Гуля вынула из кармашка платья белый комочек, похожий на мел, и стала его грызть.

– Это курт, – сказала она, – попробуй, моя бабушка такой делает, очень вкусно.

Катька ожидала, что курт будет сладким, а он оказался кисло-солёным и твёрдым.

– Нравится?

– Угу, – ответила Катька, хотя глаза у неё на лоб полезли.

Вечером она поделилась с мамой садиковскими новостями. Серёжка выпил два стакана компота и во время тихого часа описался. Все над ним смеялись, и Катя тоже… И ничего не стыдно. Серёжке обзываться не стыдно, а ей смеяться стыдно? Он противный и всегда девочек обижает. Гуля приносила курт, только он Кате не понравился.

– Какой ещё курт? – подняла тонкие брови мама. – Курт – это немецкий дяденька, имя такое.

– Нет, не дяденька. Это солёное и кислое, совсем невкусное. Ты, мам, не покупай курта.

– Не буду покупать курта. Давай доедай борщ.

Катя любила конфеты и не любила борщ, а мама не понимала, как можно не любить борщ. Ведь в нём всё такое полезное. Варёная морковка, лук, свёкла и капуста.

– Посмотри на Гулю, – сказала мама, – у неё щёки из-за спины торчат, такая она красивая. Вот бы ты у нас была пухленькой и ела всё подряд. Я плачу от зависти вот такими слезами, когда смотрю на упитанных детей. А у тебя ножки-ручки как спички.

Катька посмотрела на свои руки – обычные, совсем не спички.

Папа за Катьку заступился:

– Натусик, не надо Кате быть как Гуля. Она у нас маленький Зяблик.

Зябликом Катьку стали звать после утренника в садике. Все изображали разных птиц, и Кате достался зяблик.

– В общем так. Пока всё не съешь – из-за стола не выйдешь! – нахмурилась мама.

Катьке это привычно. Её и сердитая нянечка Светлана Ивановна оставляла за столом на весь тихий час. Странно: бледненькая большеглазая Таня из Катиной группы ела ничуть не лучше, но её никто не пытал холодным рассольником.

Мама с папой ушли в комнату, и Катя осталась один на один с борщом. Она тихонько сползла с табуретки и подошла к окну. Во дворе гуляли ребята, и Валерка пускал кораблик по мутному ручью. Катька вздохнула, задёрнула занавеску и покосилась на тарелку.

Шёл второй час поединка между борщом и Катей. Она жалобно всхлипывала, слёзы капали на цветастую клеёнку. Борщ был холоден и, кажется, начал покрываться инеем. К их компании присоединился ремень. Он ничего не делал, висел себе на дверной ручке, впрочем, очень красноречиво висел. Впечатляюще. Мама думала, что он добавлял Катьке аппетита.

– Мам, я больше не хочу…

– Кому сказала!

Папа зашуршал газетой. Пришёл в кухню, налил себе компот.

– Сидишь?

– Сижу, – вздохнула Катька.

– Давай сюда, – тихо сказал папа и быстро съел несколько ложек, морщась и бормоча: «Совсем остыл… какая гадость ваша заливная рыба!»

Катька не поняла: при чём тут рыба?

– Ну вот видишь, почти всё съела, – громко, чтобы было слышно в зале, сказал папа. – Быстренько прикончи и иди играй, ведь два часа сидишь.

Катька бы рада, но… Какой жестокий человек выдумал этот варёный лук, морковь и капусту, от которых тошнит и хочется плакать. Ведь ничего на свете отвратительнее не придумаешь, у Катьки не получалось, как ни старалась она напрячь воображение. Кто выдумал манную кашу со склизкими комочками, застревающими в горле, или мясо с жиром? Зачем в пельмени и салат надо непременно добавлять лук? Для того, чтобы он мерзко хрустел на зубах у ничего не подозревающей Катьки.

– Натусик, оставь её в покое, – не выдержал папа и забрал ремень. – Захочет есть – попросит.

– Когда она просила? – возмутилась мама.

– А ты не клади в блюда лук.

– Ну да, конечно! А ещё не класть морковь, перец, капусту, фасоль, свёклу и картошку! Ребёнок должен питаться правильно. Я все глаза выплакала…

– Подрастёт, пойдёт в школу и будет уплетать всё подряд, – сказал папа.

Вот правильно он заметил. Записать бы эти слова на стене, чтобы мама читала время от времени.

– Ну что? Доела? – спросила мама и посмотрела на тарелку. – Ладно, иди…

***

На музыкальных занятиях Катя репетировала – пела песню про бабушку, а все остальные ей подпевали. Голос у Кати был звонкий, как колокольчик, Мария Николаевна всегда её хвалила и на праздниках доверяла петь в одиночку, это называлось – солировать.

Катя пела:

Много у бабушки с нами хлопот.

Варит нам бабушка сладкий компот.

Теплые варежки может связать,

Сказку веселую нам рассказать.

Мелодия у песни была очень грустной, и Катя жалела бабушку. Она старенькая, полежать хочет, у неё и голова кружится, и ноги болят, а тут возись, компоты вари. Первый куплет Катя ещё терпела, а на втором её голос начинал подрагивать.

Трудится бабушка целые дни.

Бабушка, милая, сядь, отдохни!

Мы тебе песенку эту споём.

Дружно мы с бабушкой милой живём.

– Молодец, Катенька, – похвалила музыкантша Елена Петровна. – Вырастешь большой, поступишь в консерваторию, я приду к тебе на концерт и всем буду говорить: «Это моя воспитанница».

Катя не знала, что такое консерватория. Наверно, это большая консервная банка. Зачем туда поступать? Нет, Катя не хочет в банку, хотя петь любит. Вот эта песня про коня ей особенно нравится, ничего, что она непонятная. «На-деж-да, мой конь подземной…»1 Она представляла белого коня с длинной гривой, бегущего под землёй в темноте.

Или вот ещё странное слово – роддом, которое Катька часто слышала от взрослых. Она думала, что роддом – это родной дом, только коротко, и всем говорила: «Я после садика пойду в роддом». Мама услышала, засмеялась и объяснила, что это больница.

Ещё Катька любит сочинять стихи. У неё уже получается, вот, например, красивые:

Нарисую солнце я, траву на лугу,

Нарисую я себя и сестру свою.

Неохота рисовать атомные мины,

Нарисую лучше я мирные картины.

Хорошие стихи, мама хвалила. Потому что она совсем стихи писать не умеет. Катю немного смущала маленькая ложь: сестры-то у неё не было, и, по правде сказать, она придумалась для рифмы. Но это сейчас сестры нет, а потом вдруг появится? Так всегда бывает. Вот у Алёнки не было-не было сестры, а потом раз – и появилась Машка. Она только спит и кричит, потому что маленькая. Потом перестанет. Так вот, если сестра появится у Кати, то и вранья уже не будет.

…Сегодня праздник, 8 Марта. То есть, ещё только шестое марта, но все притворяются, что восьмое, потому что утренник пройдёт сегодня. Мама нарядила Катю в красивое голубое платье. Оно шёлковое, гладкое, всё переливается, а когда Катька кружится на месте, то и пышная юбочка поднимается и тоже кружится. Это значит, платье хорошее.

До утренника ещё прошло много ненужных и скучных вещей: зарядка, мытьё рук, завтрак (каша манная с комками и лужицей жёлтого масла). Потом разрешили немного поиграть. Катя боялась измять красивое платье, чинно села на низенький стульчик и так просидела, пока Галина Аркадьевна не велела строиться и идти в музыкальный зал.

В зале было очень красиво. На стене висела огромная восьмёрка и гроздья разноцветных шариков, на шторы Елена Петровна прилепила бумажные цветочки. Среди чужих мам Катя увидела бабушку. Она сидела в своём парадном платье с завитушками. И губы у неё были накрашены, а на шее блестели бусы.

Сначала Серёжка вышел на середину зала и прочитал наизусть стих:

В марте есть такой денёк

С цифрой, словно кренделёк.

Читал он шёпотом, себе под нос. Галина Аркадьевна ещё слышала, а остальные – нет. Как обзываться, так голос у него громкий, а как стихи читать, так мямлит. Но Серёжке всё равно хлопали, добрые все потому что, и мама его сидела довольная и улыбалась. Потом другие девочки и мальчики рассказывали стихи и пели хором песню про милую мамочку.

– Ребята, давайте поздравим и наших бабушек! – поднялась Галина Аркадьевна. – Сейчас Катя Новикова споёт песню, которая посвящается всем бабушкам.

Катя зарделась, вышла вперёд и запела под музыку: «Много у бабушки с нами хлопот…» – и вдруг увидела, что у бабушки покраснели глаза, она начала искать в кармане платочек.

Катя запнулась. У неё почему-то защипало в носу. На словах «сказку весёлую нам рассказать» её голос задрожал, как будто сказка была не весёлой, а грустной, когда в конце все умирают.

«Сказку весё-олую нам рассказа-ать», – подтягивал хор.

Бабушка плакала и вытирала платочком глаза и нос. На втором куплете Катька не выдержала и разревелась в голос.

По рядам мам пробежал шепоток.

– Что случилось, Катя? – всполошилась воспитательница.

Катька размазывала по щекам слёзы:

– Б-бабушку жалко-о-о….

Галина Аркадьевна стала Катьку успокаивать и говорить, что бабушка из песни не настоящая, а так просто. И чтобы Катька начала со второго куплета ещё раз.

Катя судорожно вздохнула, посмотрела на музыкантшу Елену Петровну и начала:

– Тру-удится бабушка целые дни… Ы-ы-ы-ы!

Хор допел песню уже без Кати.

Матрёшка

Галина Аркадьевна принесла из кладовки большущую коробку. Внутри, в квадратных ячейках, сидели маленькие деревянные матрёшки размером с палец. Их было очень много.

– Сегодня, ребята, мы научимся считать, – сообщила воспитательница и раздала каждому по несколько матрёшек.

Они оказались все одинаковые: глянцевые, пахнущие деревом и лаком, в красных сарафанчиках, украшенных цветами, в жёлтых платочках с какой-то чёрной загогулиной на темечке. У Кати дома были три таких же матрёшки, с такими же отметинами, и она думала, что загогулины так просто, а оказалось, у всех матрёшек есть. Наверно, им положено.

– Какие красивые, – сказала Гуля, покосилась на Галину Аркадьевну и прошептала Катьке: – Давай украдём!

– …два, три, четыре, – считала воспитательница.

Катька вытаращила глаза. До сих пор ей вот так запросто не предлагали ничего украсть.

– Зачем украдём?

Гуля состроила гримасу:

– Чтобы играть.

– Не хочу, у меня дома есть такие. Три штуки.

– А у меня нету.

– Один плюс один… сколько будет?.. Правильно, два, – сама спрашивала, сама же и отвечала Галина Аркадьевна.

Катя подвинулась ближе.

– Скажи маме, пусть тебе купит.

– Она не купит… Давай украдём, Катя, – зашептала на ухо Гуля, – тебе-то хорошо, у тебя есть матрёшки, а у меня ни одной.

– Я не хочу.

– Какая же ты подружка после этого? Ну давай, ну дава-ай…

– Боженька ушко отрежет, – подумав, сказала Катька.

Гуля фыркнула:

– Я в гостях у одной тётеньки была и пупсика своровала, ничего мне не отрезали.

Катя уставилась на Гулины неотрезанные уши, торчащие из-под чёрных косичек, и покачала головой.

– Всё равно не хочу.

Гуля обиделась, забубнила:

– Катька дура, хвост надула…

– Кто обзывается, тот сам так называется.

– Вот у тебя три матрёшки. Так? – прищурила глаза Гуля.

– Так…

– Одну украдёшь, и будет у тебя четыре матрёшки.

Жаль, что Галина Аркадьевна не слышала, как здорово Гуля научилась считать. Четыре матрёшки лучше, чем три, но брать чужое Катька всё равно не хотела.

– Мы потом отдадим, Галина Аркадьевна не заметит, – напирала Гуля.

Она отодвинулась, надулась, посмотрела сердито:

– Ладно-ладно, Катенька. Не хочешь – как хочешь. Тогда я с тобой играть не буду!

Катька вздрогнула. И правда, Гуля обидится и не будет с Катей играть. И ещё других девочек подговорит, чтобы с ней не дружили.

Она заколебалась и согласилась нехотя:

– Ладно… только одну.

Ей представилось, что сейчас с грохотом расколется надвое потолок с люстрами, в щель протиснется боженька с огромными ножницами и закричит громким голосом: «Где тут Катя Новикова?! А ну, подавай сюда своё ухо, сейчас я его отрежу!»

Ничего подобного не произошло, но легче Кате не стало, а, наоборот, сделалось в груди тяжело и противно.

– Ребята, сдаём матрёшек, – сказала Галина Аркадьевна.

Все столпились вокруг её стола, совали матрёшек в гнёздышки. Трёх не хватало.

– Кто не вернул матрёшек?

Все загалдели, что вернули. Катя покраснела, даже уши заполыхали. А Гуля ничего, не красная сидела.

Стали искать под столиками, и Катя с Гулей тоже. Вот он, хороший момент, чтобы вытащить матрёшку из кармана и крикнуть: «Я нашла, Галина Аркадьевна!» – но Катя этого не сделала.

– Если кто-то из вас взял, верните, ребята. Эти матрёшки для того, чтобы вы научились считать, – попросила воспитательница.

Все переглядывались и молчали, только кто-то из девочек сказал: «Если бы я взяла, то я бы отдала». Катя посмотрела на Гулю, та равнодушно уставилась в окно, теребила кончик косы.

Матрёшка перекочевала в карман Катиной куртки, и мучения продолжились. «Поиграем и отдадим»… Наврала Гулька. Катя не то чтобы поиграть, даже достать эту краденую матрёшку не смела. Вдруг мама увидит и спросит, а ответить Катьке будет нечего.

Зачем она поддалась на уговоры Гульки и взяла садиковскую матрёшку? Ведь и со своими тремя почти не играла. Завтра же надо вернуть. Ну и пусть Гулька не будет с Катей дружить, не очень-то нужна такая подружка!

Матрёшку требовалось перепрятать. Курточку мама могла внезапно взять постирать или замыть пятно, а перед этим проверить карманы, не напихала ли Катька в них какого-нибудь мусора. Засунуть в шкаф с игрушками? Нет, ненадёжное место: вдруг мама прямо сейчас захочет навести там порядок и найдёт матрёшку? Хоть все они одинаковые, даже загогулины на голове, но вдруг мама как-то угадает, что именно эта краденая.

Обувь показалась Катьке самым подходящим местом, почти как сейф, где деньги хранят. Она спрятала матрёшку в носок сапога и успокоилась. Потом пошла купаться с корабликом и куколками, потом легла спать, и злосчастная матрёшка совсем вылетела у неё из головы.

Утром, когда пришла пора надевать курточку и отправляться в садик, Катька вспомнила про матрёшку. Как обувать сапоги, когда она притаилась в носке?

– Быстрее, опоздаем, – торопила мама, – чего ты копаешься?

Катя вздохнула, взялась за левый сапожок, в котором не было матрёшки, и надела его. Очень медленно взяла правый, сунула ногу и сморщилась: сапог не налезал.

– Ну что такое? – повернулась мама. – Дай сюда.

Она сунула руку в сапог и достала матрёшку, посмотрела с удивлением:

– Откуда она?

Катя молчала, и мама догадалась, что матрёшка эта не Катькина, зачем бы тогда её прятать?

– Где ты взяла?

Катька зашмыгала носом:

– В садике… Гуля сказала: давай украдём, а то с тобой играть не буду…

– И ты взяла? Я ведь учила тебя, что нельзя брать чужое. Верни сегодня же. Придёшь в садик – и верни. И больше так никогда не делай.

Катька размазывала по щекам горючие слёзы, а внутри стало так легко, будто она была воздушным шариком. Всю дорогу до садика Катька сжимала в руке матрёшку и обдумывала, что скажет Гуле.

Та после зарядки и завтрака подошла первой и пожаловалась, что мама заметила матрёшек и велела вернуть воспитательнице.

– А как вернуть? Галина Аркадьевна ругать будет, – посетовала Гуля.

– Поставим на стол, и всё. А если заметит и спросит, скажем, что брали поиграть, а теперь вернули.

Так и сделали. Поставили матрёшек на столик Галины Аркадьевны, на котором стопочкой лежали тетрадки, альбомы, цветная бумага и щетинились в стакане заточенные карандаши.

Воспитательница не сразу заметила матрёшек. А когда увидела, молча убрала их в коробку, в свободные гнёздышки.

Сонька

Катя долго уговаривала маму завести какого-нибудь питомца – кошку или собачку.

– Собаку в квартире? – морщилась мама. – Я сама как собака.

– А кошечку?

– Кошечка начнёт котят таскать, что тогда делать?

«Как это, таскать котят? – не поняла Катька. – Зачем их таскать?» Если мама боится, что у кошки лапки устанут, то Катя поможет.

– Мамочка, я сама буду носить котят, и кормить буду, и гулять буду, и расчёсывать…

Губы у Катьки дрожали, в глазах стояли слёзы, и тётя Валя, которая зашла в гости, не выдержала.

– Татка, не издевайся над ребёнком, – сказала она, и надежда вспыхнула в душе у Катьки. Так всегда бывало, когда её называли ребёнком. «На-деж-да, мой конь подземной…»

– Катя, иди в свою комнату, дай с тётей Валей поговорить, – велела мама.

Катька шмыгнула из кухни в комнату, которая зал, присела у двери и стала рисовать карандашом на обоях. Себя в платье принцессы и с короной на голове. И вовсе не подслушивать. Что, нельзя порисовать человеку, то есть ребёнку, когда муза прилетела?

– Ну и глазищи у неё! – обронила тётя Валя.

– Да, как посмотрит… – подхватила мама. – Когда Кате несколько месяцев было, я ей пузырёк морковного сока скормила, её и пропоносило. – И она рассказала, как медсёстры не могли капельницу Катьке поставить, потому что она на них смотрела.

Катя выронила карандаш, надулась. Ну вообще! Как мама может такие стыдные вещи тёте Вале говорить? Про себя-то молчит, что её пропоносило.

– У моей Таньки белые крысята есть, она раздаёт. Возьми одного для своей, – услышала она голос тёти Вали.

Тут уж Катя не выдержала. Выскочила и закричала:

– Да! Да! Возьми для меня! Я очень хочу беленькую крыску!

Ух, согласилась мама.

Всё случилось не так быстро, как хотелось Катьке. Сначала папа принёс клетку с барабанчиком, а потом пошли за крыской к тёте Вале. Катя увидела большую клетку, а в ней несколько белых крысок, невозможно красивых. Они тоже заметили Катю и захотели пойти к ней домой, потому что цеплялись за прутья, просовывали остренькие мордочки и пытались выбраться.

– Ну, какую ты хочешь? – спросила Таня, и Катя сказала, что возьмёт всех, вон они как обрадовались.

– Нет-нет, только одну! – испугалась мама, и тогда Катя выбрала ту, которая больше всех хотела на ручки, даже клетку грызла.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

В действительности в песне были слова: «Надежда – мой компас земной».