В погоне за утром
Проделав все это, он упал на колени и со всхлипом вобрал воздух в легкие.
– ПРОКЛЯТИЕ! – пробормотал он дрожащим голосом, совершенно непохожим на его обычный уверенный тон. – Проклятый никчемный бездельник! Придется нам напустить сюда старика Ле Стрижа!
– Да уж, придется, – сказала Молл, подтягивая свои облегающие штаны. – А как же с… – Она указала на меня большим пальцем.
Я сглотнул. Слова не шли с языка, разумные слова.
– Что… что это была за проклятая штука? – это все, что мне удалось выдавить.
– НИЧЕГО! – рявкнул Джип так свирепо, что я с трудом узнал его голос. Гнев уничтожил следы его обычного дружелюбия. Его голос звучал почти презрительно. – Ничего такого, куда тебе следует соваться! Ничего для постороннего!
С поразительной силой и настойчивостью он схватил меня за руки, буквально поднял меня и поставил на ноги, словно я был ребенком. Затем он практически вытащил меня на туманную дорогу к тому месту, где стояла моя машина. Двери по-прежнему были широко распахнуты, габаритные огни желтым светом горели в тумане.
– А теперь уезжай! – рявкнул Джип и грубо толкнул меня на водительское сидение. – Сгинь! Убирайся отсюда, слышал? Приезжай где-нибудь через неделю – нет, через месяц, раз уж тебе так хочется! А еще лучше забудь все, что видел, забудь меня – всех нас – все! Уезжай в своей шикарной закрытой машине – и закрой на засов свою память! ЗАБУДЬ! – С этими словами он яростно захлопнул дверь.
Не в силах вымолвить ни слова, я смотрел вдаль, позади него. Молл была едва видна, бледное лицо, наблюдавшее за нами в тусклом свете лампы, освещавшей склад. Она шагнула назад и растворилась в темноте. Джип круто развернулся на каблуках и быстро зашагал прочь по булыжникам, не оглянувшись назад, пока тоже не исчез в ночи.
Медленно, трясущимися руками я включил зажигание, скорость, развернул машину и поехал прочь. Сначала я не был уверен, что смогу вести автомобиль. Но путь назад показался как-то короче, улицы, которые я знал, словно проявляли готовность быть узнанными. Я свернул с Дунайской улицы в яркие огни, в жизнерадостный шум городского вечера. Но здесь я не мог чувствовать себя как дома, во всяком случае, не теперь; я заглянул в сердце другого света, и он все еще извивался внутри меня. Что-то из меня выжгли, и загорелись новые огни. Тогда я с легким удивлением подумал, что никогда прежде я не был, скажем так, чувствительным к другим людям, восприимчивым к чтению их мыслей; обычно со мной такого не бывало. Однако в этот раз что-то дало мне этот дар, пусть даже ненадолго. Я прочитал мысли Джипа, как раскрытую книгу. И поэтому я был не так озадачен, как это могло показаться, и уж вовсе не был обижен его неожиданной грубостью. Просто он был в ужасе. Вот я все. Каким бы странным и грозным ни казался этот человек, подаривший меня своей дружбой, он почти лишился рассудка от страха. И гнал он меня прочь только ради моего же блага.
4
Только следующее утро вернуло меня к реальности. Реальность ударила меня, как только я открыл глаза, ноющее воспоминание, от которого я подскочил, трясясь, в постели, еще не до конца проснувшись. Этот СВЕТ!
Пижамная куртка прилипла к моей спине. Воздух казался тяжелым и застоявшимся от повисшего в нем запаха страха. Я столкнулся с… с чем-то, во что никогда не верил, даже ребенком. С чем-то, казавшимся совершенно невероятным здесь, в моей спальне, выдержанной в ровных серых тонах и ультрасовременном интерьере, с ярким светом, стоило только дотянуться до выключателя. И все же… какое еще слово можно было подобрать?
С демоном.
Я видел, как он пожрал человека, как муху. Господи, да я сам убил человека! Жуткий глухой удар абордажной сабли, а потом падение, дрожь. Тошнота подступила к горлу. Что я наделал? Господи, что же я натворил! Я ведь только хотел помочь!
Руки у меня были липкими. Я посмотрел на них в ужасе, но, конечно, они были липкими от пота, а не от крови. Неужели я сделал это в действительности? Или это снова был какой-нибудь страшный сон? Таких кошмаров у меня было много. Ужасные фигуры проходили сквозь мой сон, наклонялись надо мной, оскалив зубы в зловещей улыбке; жуткие образы наполняли мои сны, полузаманчивые, полуугрожающие, видения изощренной жестокости и похоти. По меньшей мере трижды они будили меня ревом титанических барабанов, отдававшимся в моих ушах, и я трясся от приступов страха и стыда. Но по мере того, как успокаивался мой пульс, кошмары исчезли, оставив лишь бесформенные тени страха. Причал, склад, свет – это не исчезло. Я мечтал, чтобы они пропали, черт бы их побрал. Я обхватил руками голову и содрогнулся, дотронувшись до свежей раны, которую получил, ударившись о булыжник. Только этого подтверждения мне не хватало.
Это ничего не доказывало. Доказательств не было вообще. Может, я сошел с ума, может, нет, этого я сказать не мог. А кто еще был там? Я был один. Очень методично, очень тщательно я организовал свою жизнь именно так. Столь же тщательно, как я отделал свою квартиру – прохладную, просторную, без малейших следов беспорядка, безупречно чистую – и пустую. Она могла бы послужить образцом для высококачественной рекламы на телевидении, хотя раньше я никогда так о ней не думал, а если бы такое и пришло мне в голову, скорее всего, это было бы мне приятно. Однако сейчас никакого удовольствия эта мысль мне не доставляла. Я был один в стерильной меламиновой коробке, наедине со своими страхами и галлюцинациями, и ни одной душе не было до этого дела. Я снова нырнул под одеяло и спрятал лицо в подушку. Я чувствовал себя отвратительно. Я не хотел вставать и идти на работу. Мне хотелось спрятаться.
Но привычка сама по себе – уже укрытие. Очень скоро она подняла меня с постели и поставила под душ, а под струей горячей воды ужасы и напряжение ночи, казалось, стали понемногу отступать. В одну минуту я оделся, проглотил черный кофе с кухонного стола и сбежал вниз по ступенькам к стоянке автомобилей, готовый почти с радостью встретить бледную изморозь и движение в часы пик. Стараясь всеми правдами и неправдами сохранить свое место в его кружащемся потоке, я проплыл мимо Дунайской улицы, бросив на нее лишь косой взгляд. Приехав даже чуть раньше начала рабочего дня, я решительно вошел в офис, и когда я подошел к своему столу, ароматно пахнущему свежим полиролем, я уселся в свое кресло с глубоким вздохом. Когда вошла Клэр с почтой, я уже погрузился в работу.
Клэр пристально посмотрела на меня:
– У тебя усталый вид, – заявила она обвиняющим тоном. – Ты уверен, что не слишком перенапрягаешься, Стив? Я хочу сказать… – она пожала плечами. Сегодня вид у нее был менее уверенный, менее хозяйский.
Я отмел ее слова с невозмутимой улыбкой:
– Эй, это еще что? Все суетишься? Послушай, я же в своей стихии, ты меня знаешь. Я здесь, как рыба в воде.
– Что ж, ладно, – обиженно отозвалась она, теребя локон. – Я все поняла! Только… ты ведь будешь беречь себя и после работы? Постараешься немного расслабиться? Я хочу сказать, ты же знаешь, что говорят о том, чтобы приносить домой стресс…
Я ободряюще кивнул. Клэр заслуживала того, чтобы ее принимали всерьез.
– Я буду осторожен, – пообещал я, и вполне серьезно. После вчерашней ночи я намеревался придерживаться своего привычного образа жизни так строго, что меня можно будет ставить на рельсы. Вчерашняя ночь? При одной мысли о ней у меня начинала кружиться голова. Может, я напился или накачался наркотиками и выдумал все это? Или что похуже? Маловероятно. Что бы там ни ударило мне в голову сегодня утром, это было не похмелье. И я не прикасался ни к чему такому, что могло вызвать такую галлюцинацию, как события прошлой ночи. Каков бы ни был мой вкус, наркотикам в моем багаже не было места. Я стал вспоминать отрывки из той статьи в воскресном приложении, где говорилось о шизоидных фантазиях – или о паранойе? В любом случае я не хотел в этом участвовать. Что же это было, первые признаки того, что у меня поехала крыша? Психоаналитик мог бы сказать мне, но я был не готов к тому, чтобы бежать к врачу, – пока не готов, в данной ситуации. Но могло ли мне присниться нечто столь фантастическое? Клэр уже собиралась идти мне за кофе, когда я позвал ее.
– Э… э, один вопрос. – Я вовсе не был уверен, что мне хочется спрашивать именно Клэр, но, в конце концов, кого еще мне было спрашивать? – Послушай, я знаю, что это прозвучит глупо, но… Ты бы могла сказать, что у меня слишком сильно развито воображение? Что я вроде как фантазер? Ведь нет?
С минуту она пристально смотрела на меня, широко раскрыв глаза. Затем она как бы задрожала с ног до головы и снова поднесла к губам костяшки пальцев. На пороге возник Дэйв, разевая рот, как рыба. Его лицо сморщилось, он согнулся пополам, хлопая себя по колену и просто завывая от смеха. Это окончательно доконало Клэр. Она отчаянно затрясла головой и вылетела из офиса с трясущимися плечами, немилосердно хихикая. Дэйв выпрямился, по его темным щекам катились слезы.
– Премного благодарен, – сухо сказал я. Он собирался что-то спросить, но я опередил его. – Тысяча благодарностей. Это все, что мне хотелось знать. Совершенно.
Через минуту я уже снова погрузился в работу, выхватывая каждую мельчайшую деталь, как всегда любил делать. Однако сейчас я проделывал это намеренно. Я знал, что делал; я нарочно все крепче цеплялся за нормальную жизнь, за реальные вещи. За надежные вещи – они были моим якорем, моим причалом. Я боялся, что меня уведет в сторону.
Так и тянулся этот день. Но в течение всего дня воспоминания сидели рядом со мной, постоянно теребя меня за локоть, неожиданно поднимаясь и рассеивая мои мысли. Так же, как Клэр, она по-прежнему суетилась вокруг меня, менее навязчиво, чем раньше, пожалуй, но, похоже, она твердо решила меня опекать. Она постоянно приходила с какими-то вопросами, требовавшими моего личного внимания и сидела рядом со мной, пока я разбирался с ними. Каждый раз, поднимая голову, я встречал ее взгляд, изучающий меня. Почему всегда считается, что темные глаза непроницаемы? Глаза Клэр были ясными и веселыми, как безоблачное небо, но столь же непостижимы.
– Жаль, что вокруг меня она так не бегает, – заметил Дэйв, провожая ее взглядом.
– Не жалей слишком сильно, – неодобрительно отозвался я, – не то этот – как его там? – Стюарт-Столб прибежит сюда по твою душу.
Дэйв ухмыльнулся:
– Чуточку отстал от жизни, а? Большой Стюарт – это уже устарело. Она дала ему отставку много месяцев назад!
– Да? Ну, и кто же у нее теперь?
Дэйв задумчиво моргнул, разглядывая дым своей сигареты:
– Не знаю, сейчас, по-моему, никого конкретно. Эй! Раз уж зашла речь, в прошлый уик-энд я встретил на танцах потрясающую девушку…
У Дэйва был редкий дар: он мог в мельчайших подробностях описывать несметное количество девушек, и при этом все описания были одинаковыми. В этом он, пожалуй, был прав. Я позволил ему продолжать урок анатомии – это была еще одна привычная вещь, а мне сейчас необходимо было все привычное, что только возможно. Я не мог прогнать прошедшую ночь. Она отказывалась исчезать; напротив, мелкие детали все время всплывали в моей памяти, ясно и отчетливо: поблескивающая вода и ее переплетающиеся мачты, тяжелый запах корней, легкое позвякивание украшений женщины, когда она вытащила из ножен меч, скрытая дрожь в голосе Джипа. От этого никуда было не деться. Либо что-то произошло прошлой ночью, что-то было выпущено на свободу – мне не хотелось думать о том, что именно, либо я медленно, но верно сходил с ума. И я не знал, какая из этих альтернатив меня больше пугала.
Наконец, Дэйв отправился на поиски кофе и оставил меня наедине с моей дилеммой. А с ней надо было разобраться. Почему я не мог просто позволить ей раствориться в памяти, как это случилось в первый раз? Или это тоже было просто безумием? Я мог еще раз проверить ту же информацию в компьютере, но что мне это даст? Неужели я не мог вспомнить какие-нибудь другие твердые факты, помимо названия одного корабля? Тут я заколебался. Что-то ведь было… Позвякивание женских драгоценностей, драгоценностей Молл… ее голос, приказывавший Волкам убираться прочь, отправляться на свой…
Совершенно очевидно, что она презрительно выплюнула название корабля Волков, того, что был просто забит ими. А что если я…
Поспешно, тревожно оглядываясь, чтобы убедиться, что ни Клэр, ни кого-то еще нет поблизости, я снова вызвал реестр гавани и набрал название так, как примерно представлял себе его написание. «Сарацин»…
Экран замер всего на секунду или две. Затем мигнул и развернул обычную регистрационную карточка.
«САРАЦИН» каперское торговое судно, 630 тонн, 24 пушки.
Гданьская верфь, причал 4
Порт отправления: Эспаньола, порты Запада
Капитан: Рук, Азазел
Транзит: ремонт, пополнение продовольствия, неопр.
Водоизмещение: указано
Назначение: Восток
Я закрыл глаза. Что дальше? Если я наберу «Летучего Голландца», что мне ответят? Капитан Вандердекен, просрочка в Европорт-Шельдт с грузом эктоплазмы?
Но запись осталась на месте, когда я открыл глаза. В этот раз уже невозможно обманывать себя, списывая все на пьяное романтическое воображение или кошмары. После вчерашней ночи я слишком хорошо знал разницу между ними.
Я даже не сошел с ума. А если я в здравом уме, то и многие другие люди – тоже. Под простой и очевидной поверхностью вещей, должно быть, имеются темные подводные течения; и, по-видимому, они так же, как и я, слепо нырнули в эти течения и были унесены, брыкаясь, в их глубины.
Джип был прав, когда выставил меня. Я был существом с поверхности, с мелководья; у меня не было ресурсов, чтобы справиться с этим. Неожиданно мне стало страшно встретиться с миром, который я знал, с которым, как мне казалось, заключил некое подобие перемирия. И даже не важно, буду ли я придерживаться повседневной жизни, двигаться по накатанной дорожке – теперь я не осмелюсь верить даже в это, больше не смогу. Как мог я теперь верить обычному внешнему виду вещей? Откуда я знаю, не проглядывает ли под ним в глубине какое-то другое, более сильное течение, готовое смести меня.
На моем столе зазвонил телефон. Вообще-то у него негромкий, нежный звонок, но я подскочил и сел, уставившись на него с бьющимся сердцем, словно услышал треск гремучей змеи. Тут вернулся Дэйв, и я, фыркнув, поспешно выключил одной рукой монитор, а другой снял трубку.
– Некто м-р Питерс желает поговорить с тобой, Стив, – сказала Клэр. – Он сказал только, что это по вопросу о какой-то частной перевозке, так что ему нужен ты лично. Ты как, настроен побеседовать?
– А, ладно, соедини, – вздохнул я. В каждой компании, ведущей с нами дела, имеется определенное число индивидуумов, желающих переправить в Америку или еще куда-нибудь тетушкино кресло или старинные часы дедули; обычно мы направляем таких личностей к специалистам по переездам. Однако когда на проводе зазвучал ровный голос, я изменил свое мнение.
– М-р Стивен Фишер? Ну, разумеется! – его английский язык был слишком безупречен, кроме того, у него был акцент. Адвокат, была моя первая реакция, или брокер или какой-нибудь агент. – Меня зовут Т.Дж. Питерс. Примите мои извинения за то, что мешаю вам, вы, очевидно, очень заняты. Однако у меня вопрос о значительной партии товара, которую я хотел бы ввезти. Я предпочел бы не раскрывать его характера…
– В таком случае прошу прощения… – начал я.
Время от времени мы привлекаем к себе внимание пронырливых типов, стремящихся воспользоваться нашей репутацией, чтобы перевозить крупные анонимные партии товаров, не привлекая при этом внимания таможни; в таких случаях мы поспешно ретируемся.
– По телефону, я хотел сказать. Вам лично, разумеется; здесь не будет необходимости хранить коммерческую тайну. Но дело не терпит отлагательств. Могу ли я взять на себя смелость посетить вас попозже, во второй половине дня, скажем, около половины пятого. Я смогу вас застать?
Разумеется, сможет. Больше я практически ничего не мог прибавить.
Однако по мере того, как тянулся день, я все больше жалел, что не отложил эту встречу. Мелкий дождь на улице прекратился, но чем ближе к вечеру, тем более тяжелым, серым и грозовым становилось небо. Ощущение было такое, что ты задыхался, но еще хуже было растущее чувство подавленности, повисшее в тяжелом воздухе. Казалось, это чувствовали все в офисе: люди кидались друг на друга, делали глупейшие ошибки или просто прекращали работу и сидели, уставившись в пространство. Дэйв замолчал; Клэр приготовила мне три чашки кофе за двадцать минут. Джемма ушла домой с головной болью. В этом было что-то почти угрожающее. Я мечтал о хорошем громе и дожде, чтобы прекратить это наваждение. Благодаря м-ру Питерсу я не мог просто взять и удрать домой, и в каком-то смысле меня это даже радовало. Я не стремился сейчас к одиночеству. Мысль о встрече заставляла меня работать, хотя я и не слишком продвинулся. Наконец, примерно в пятнадцать минут пятого я решил, что мне необходимо немного подышать свежим воздухом, чтобы проснуться к тому времени, когда явится клиент, и выскользнул из офиса через задний коридор.
Стекольщики уже закончили с дверью черного входа, и я распахнул ее и вышел на балкон, ведущий к металлической лестнице. Здесь ощущалось легкое движение воздуха, освежаемого деревьями, растущими у стены, окружавшей стоянку автомобилей. Мелкие капли дождя брызнули мне в лицо. Я несколько раз глубоко вдохнул воздух, подумал, не подняться ли еще на этаж и выйти на крышу, но потом передумал. М-р Питерс должен был прийти через десять минут, и я хотел причесаться, поправить галстук и всякое такое. Я был рад, что надел сегодня костюм от Кальяри – на эту публику с материка больше производят впечатление вещи, сшитые по итальянской моде. Я вернулся назад и как раз проходил мимо задней двери соседнего с нами офиса, когда услышал сначала громкие голоса, нарастающий крик протеста, ярости и настоящего страха. А затем раздался грохот.
В наступившей тишине он был ужасающим. Это мог быть удар грома, но от последовавшего за ним вопля у меня кровь застыла в жилах. Теперь зазвучали другие голоса, сердитые окрики, вскрики и звуки – что-то ломали, разбивали вдребезги, что-то падало. И снова вопли.
Я замер. Каждый нерв во мне, казалось, обнажился и трепетал. До вчерашней ночи я побежал бы вниз, чтобы посмотреть, что происходит, и кто знает, что произошло бы тогда? А теперь мне пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы начать потихоньку двигаться вперед. Сделав это, я увидел сквозь перегородку из ребристого стекла в моем офисе высокие силуэты, расхаживавшие взад-вперед среди нарастающего грохота и стука разбиваемых вещей. Затем неожиданно один из них остановился, с устрашающей скоростью подлетел прямо к стеклу, и я увидел, как заколыхался его причудливый зубчатый гребень, снова услышал этот хриплый вопль рептилии, зазвучавший в этот раз с торжеством.
ВОЛКИ.
При виде этого зрелища мое оцепенение разом прошло. Я сдвинулся с места; я побежал. И правильно сделал – над моей головой стекло разбилось, и осколки посыпались наружу. В дожде осколков и брызнувшей крови наружу высунулся огромный кулак, сжавшийся как раз в том месте, где за секунду до этого была моя голова. Возврата не было. Я помчался по коридору и нырнул за угол, услышав, как за моей спиной с грохотом распахнулась задняя дверь нашего офиса, и в коридоре раздался топот башмаков. Но я уже был далеко впереди. Я выскочил в передний холл – он представлял собой ужасное месиво, и никого в нем не было видно. Отчаянно скользя по мозаичному полу, я увернулся от перевернутого книжного шкафа и ухватился за провисшие двери. Одна из них отвалилась прямо у меня в руке и упала. Я выпрыгнул в образовавшееся отверстие и бросился на лестницу. Здесь были ступеньки, но еще четыре этажа – и они настигнут меня. Лифт… я рискнул драгоценной секундой, чтобы кинуться к нему и нажать кнопку. Чудо из чудес – двери плавно открылись.
Я влетел внутрь, ударившись о стену, как раз в тот момент, когда первый из Волков с грохотом вырвался из офисов. Я ударил пальцем по панели лифта. Очевидно, неожиданное облегчение, отразившееся на моем лице, озадачило Волка, поскольку он и другие, следовавшие за ним по пятам, остановились разинув рты, словно ожидая, что что-нибудь случится. Но ничего не случилось. Двери оставались открытыми. И тут я вспомнил в полном ужасе, что они всегда закрываются с задержкой на несколько секунд…
Выражение мрачной серой физиономии неожиданно сменилось отвратительным торжеством. Между зубами, похожими на могильные камни, появилась слюна, и он поспешил вперед, протягивая руки. С легким механическим вздохом двери закрылись прямо перед его носом. Что-то со страшной силой грохнуло в наружную дверь, но лифт двигался. Я снова обмяк от облегчения, но все же я чувствовал, что что-то не так. Лифт стал замедлять движение, с моих плеч свалился дополнительный вес – и только тут я сообразил, в чем дело.
В панике я нажал не на ту кнопку. Лифт пошел ВВЕРХ. Надо мной был только один этаж, и ничто не могло остановить Волков, бегущих за мной следом. Я потянулся было к кнопке «вниз», но вовремя остановился – они могли перехватить лифт на обратном пути. Кабина мягко остановилась, и двери открылись. Я попятился, думая увидеть высокие фигуры, поджидающие меня или сыплющиеся с лестницы. Однако здесь не было никого и ничего, кроме стука, раздававшегося снизу. Я бросился к перилам и – очень осторожно – заглянул вниз.
Волки колотили в двери лифта. Один громадный верзила со щетинистой бритой головой пытался просунуть между ними что-то наподобие лома, упершись огромными башмаками в дверную раму и ударяясь могучими плечами о дверь. Я вытаращил глаза и отступил назад. Они даже не смотрели вверх или вниз по лестнице. Каким бы диким это ни казалось, но они не имели ни малейшего представления о том, что такое лифт. Должно быть, думали, что так и сижу в этой маленькой комнатке за закрытыми дверьми.
Неожиданно раздался скрежет металла, а затем – еще более громкий вой, казалось, замиравший где-то вдалеке. А потом тоже издалека донесся так же отдававшийся стук, оборвавший крик. Мне пришлось зажать ладонью рот, чтобы сдержать взрыв истерического смеха. Волки силой оттянули двери, и как минимум один из них – по-видимому, парень с ломом, провалился в шахту с высоты целых четырех этажей. За моей спиной вдруг пробудилась к жизни аварийная сигнализация лифта, с такой громкостью, что могла обратить в бегство все здание. Для ровного счета я выбил стекло пожарной сигнализации – мне всегда хотелось попробовать этот маленький молоточек – и нажал кнопку. С нижних этажей послышалось хлопанье дверей. Я повернулся и увидел операционистку из офиса, нервно выглядывавшую из-за двери.
– Что… что за шум такой?
Я сгреб ее и затащил назад в офис:
– Вы еще не вызвали полицию? Нет? Господи, неужели вы не слышали? – Тут я услышал ритмичные металлические звуки, вырывавшиеся из плеера, лежавшего на ее столе. – Ладно, Бог с ним! – Я бросился к пульту. – Вы здесь одна?
Она скорчила гримаску:
– Ага. Все свалили пораньше из-за погоды, а я дожидаюсь своего дружка, он за мной заедет.
– Тем хуже для вас! Задняя дверь – закрыта? Тогда найдите место, где вы сможете запереться, хоть в женском туалете… Оператор? Полицию, пожалуйста – БЫСТРО!
И они действительно приехали быстро. Наверное, поблизости была патрульная машина, я услышал приближающуюся сирену через минуту после того, как повесил трубку и все еще боролся с искушением тоже запереться в женском туалете. Это придало мне достаточно храбрости, чтобы схватить увесистую пепельницу и осторожно выйти наружу. На этой лестнице, так же, как и на нашей, никого не было видно. На улице тоже ничего не было слышно, кроме нарастающего шума, – это пожарная тревога охватила нижние этажи. Я прокрался вниз по ступенькам, от души желая, чтобы сердце перестало так колотиться: по-прежнему ничего. Я добрался до нашей лестницы, с минуту заколебался, входить ли внутрь, однако проявил все же некоторый здравый смысл и скатился вниз по ступенькам. Когда я через минуту снова поднялся наверх, меня сопровождали двое полицейских и трое форвардов регби из страховой компании, расположенной ниже этажом.
Не знаю, что я ожидал найти. Одна мысль об этом приводила меня в ужас. Но, к моему большому облегчению, первым, кого мы увидели, был Барри. Перед его дорогой рубашки был залит кровью, и он оказывал первую помощь Джуди – нашей операционистке. Она лежала на диване для посетителей с синяком под глазом и, насколько можно было судить по первому взгляду, сломанной рукой; но, по крайней мере, они оба были живы.
– Стив! – воскликнул Барри, вскочил и сгреб меня в охапку. У него снова пошла носом кровь, но он, казалось, не замечал этого. – Они тебя не схватили? Это ты поднял тревогу? Господи, надо же, как ты вовремя сообразил! Ты спас наши шкуры, черт побери! Ну и ублюдки! Сначала кидают нас по всему офису, как футбольные мячи, а потом один звонок – и они уже смылись, как трусливые кролики, чтоб им пусто было! Видел бы ты, как они рванули! Проклятые трусливые панки-маньяки… – Я дал Барри свой носовой платок. Он осторожно вытер свой распухший нос, и я заметил, что тот немного сдвинулся – нос был сломан. – Она пыталась поднять тревогу, – пробормотал Барри. – Так они сбили ее с ног, а потом опрокинули на нее стол. Мерзавцы! Настоящие мерзавцы, так их и разэтак…
