Девушка в зеркале

– Нет, – услышали Уоррен и Эпштейн. Лори обращался к миссис Литтон и миссис Ренуэй. – Я бы с огромным удовольствием приехал, но завтра я еду в Нью-Йорк. Видите ли, вся эта свадебная суета, а я еще слежу за тем, чтобы Барбара хорошо себя вела, пока находится под моим крылом, – все это немного выматывает. Мне нужно вернуться обратно в город и восстановить силы.

– Я полагаю, вы будете отдыхать, пока пишете новую пьесу? – чуть не захлебнулась от восторга миссис Ренуэй.

Лори покачал своей черноволосой головой.

– Даже не думайте! – заявил он. – Не произносите подобных слов рядом с Эпштейном. Это звучит как обязательство!

Любопытство и хорошие манеры недолго боролись в миссис Ренуэй, и последние быстро проиграли.

– Тогда чем вы будете заниматься? – кокетливо спросила она.

Молодой человек задумался, словно слышал такой вопрос впервые.

– Ну, – сказал он наконец, – только между нами. Я собираюсь поискать приключения. Следующие четыре месяца я намерен посвятить тому, чтобы отправиться за синей птицей удачи, найти ее и поймать за хвост!

Удивленное выражение лица мисс Ренуэй сменилось радостью догадки.

– О, – весело сказала она, – вы шутите.

Лори улыбнулся и повернулся, чтобы поприветствовать опоздавшего гостя. Те, кто его слушал, обменялись недоуменными взглядами.

– Хм! – сказал Уоррен. – Вы это слышали?

– Ничего себе у нас виды на будущее, – пробормотал Родни Бэнгс.

Джейкоб Эпштейн выглядел встревоженным. Чуть позже он присоединился к толпе у входа и видел, как жениха и невесту вывели из Девон-хауса, усадили в автомобиль. Зерна риса, которыми их осыпали, отскакивали от бортов лимузина Барбары, не причиняя ему никакого вреда.

– Она уехала, – сказал он Бэнгсу.

Они вернулись во все еще полный гостей, но уже опустевший без главных героев праздника, особняк.

– Поверь мне, Бэнгс, – добавил он торжественно, – на той работе, на которую мы подрядились, мы не сможем сидеть спустя рукава!

Глава II. Родни проигрывает битву

Родни Бэнгс, автор пьесы «Черная жемчужина» и соавтор «Человека наверху», был раздражен. А когда мистер Бэнгс был раздражен, обычно он не скрывал этого.

И сейчас он не сдерживался. Его ясные, карие с красноватым оттенком глаза словно заволокло пеленою. Обычно розовые щеки покрылись некрасивым румянцем. Широкая улыбка, напоминавшая ухмылку дружелюбного бульдога, исчезла, а губы сжались в нитку. Даже блестящая рыжая шевелюра, уложенная в стиле «помпадур», выглядела воинственно. Волосы на его голове вздымались под странным углом и, казалось, бросали вызов всему миру.

Родни сидел в кресле туалетной комнаты в той холостяцкой квартире, которую они снимали вместе с Лоренсом Девоном. Родни, натягивая ботинок, топнул ногой так, что пол сотрясся. Девон завязывал галстук перед большим зеркалом, которое висело на двери, ведущей в их общую ванную комнату. Лори вздрогнул от топанья Бэнгса, как нервная примадонна. В последние дни бурных эмоций ему и так хватало.

– Да что с тобой, Бэнгс? – спросил он без всякого сарказма. – Не можешь надеть ботинок без этого пушечного грохота?

Бэнгс зарычал, натянул второй ботинок и топнул по полу еще сильнее. Лори посмотрел на него, и на этот раз в его черных глазах промелькнула искра. Он быстро повернулся, пересек маленькую комнату и, встав перед своим другом, с сожалением посмотрел вниз на этого нарушителя спокойствия.

– В чем дело? – спросил он. – Ты хочешь разозлить меня?

Родни сидел, не поднимая голову. Его пальцы распутывали сложный узел на шнурках.

– Ой, заткнись! – пробормотал он.

Лори сунул руки в карманы и остался стоять там, где стоял. Под его пристальным взглядом пальцы и вовсе перестали слушаться Бэнгса. Узел ему удалось распутать, но завязывал ботинки он еще очень долго. Он знал, что сейчас произойдет, – взаимоотношения между приятелями накалялись уже в течение нескольких дней. Бэнгсу предстояло пережить несколько неприятных минут. Сейчас он шумел намеренно, чтобы привлечь внимание Лори, – это была чуть ли не единственная возможность завести с ним серьезный разговор.

Наконец шнурки были завязаны, план действий окончательно созрел в голове Бэнгса. Он выпрямился и встретился взглядом с Лори. Их противостояние, пускай и временное, было очень неприятным для него. Девон был очень мягким человеком, хотя обычно вел себя как ему заблагорассудится. Никогда раньше за целый год их дружбы и сотрудничества Лори не смотрел на Родни таким взглядом. Родни знал, что этот взгляд он заслужил. Несколько дней он намеренно испытывал терпение своего компаньона.

– Ну? – спросил Лори. – Что скажешь?

– Что я скажу? – Родни чувствовал себя мальчиком, которого вызвали на поединок. Чтобы начать ссору, ему нужно было как следует рассердиться, и следующие слова Лори помогли ему.

– Ты всю неделю чем-то недоволен, – выдвинул обвинение Лори. – Я хочу знать, чем именно.

Родни распрямил свои широкие плечи и поднялся на ноги. Он был ниже ростом, чем Лори, но их взгляды пересеклись, и между ними словно сверкнула молния. Родни больше не мог себя сдерживать, голос его дрожал.

– Причина моего недовольства – это ты, – резко сказал он, – потому что ведешь себя как полный идиот, и я устал от этого.

Лори сжал губы, но Родни набросился на него, не дав даже шанса ответить. Такой момент он не мог упустить. В своей речи он собрал все, о чем боялся сказать раньше и о чем, возможно, у него не будет шанса поговорить в будущем.

– О! Я знаю, что ты скажешь! – закричал он. – Что это не мое дело, и что ты сам себе хозяин, и прочую чушь. Я знаю, что ты не пьешь. Но, видит Господь, я не настолько глуп, чтобы читать тебе мораль или пытаться что-то тебе проповедовать. Но меня совсем достало то, что ты впустую тратишь мое время, да и свое тоже, – вот чем я недоволен, Девон.

Лори ухмыльнулся, и эта ухмылка взбесила Бэнгса. Он отвернулся. Родни обо что-то запнулся и отбросил это ногой в сторону. Бэнгс, когда был сердит, обычно метался по комнате. Пока он бегал вокруг, Лори закурил и наблюдал за ним – сначала сердито, а потом подобрев, вспоминая все те сцены, которые придумал Бэнгс для пьес, расхаживая примерно таким же образом. Мир не мог быть скучным, пока по нему галопировал Родни, размахивая руками.

– Вот я, – Родни будто прорвало, – у меня есть идея! Лучший сюжет, что у меня был! Но ты даже не хочешь об этом слушать! Скоро новый сезон. Эпштейн уже сидит на коврике перед нашей дверью, в каждой руке у него по чековой книжке, и он горит желанием поставить любую нашу пьесу, какую мы ему дадим! Если помнишь, прошлой осенью он потерял небольшое состояние. И он ждет, что мы дадим ему пьесу, которая вытащит его из той дыры, в которой он оказался. Хэксон, лучший режиссер в городе, тоже ждет нас и водит за нос других продюсеров в надежде, что мы с тобой займемся делом. И есть ты – парень, на которого мы все рассчитываем…

Он остановился, чтобы перевести дыхание и подобрать для Лори подходящие эпитеты.

– Да, – вежливо сказал ему Лори. – Вот я. И что не так? Что я делаю?

– Ты прекрасно знаешь, что ты делаешь. Ты отлыниваешь! – Бэнгс выстрелил этим словом так, словно это был снаряд из «Большой Берты»[2]. – Ты отлыниваешь, и нам уже противно смотреть на тебя. Мы думали, что пары недель тебе будет достаточно, но уже прошел месяц! И, похоже, тебе понравилось лениться, иначе бы ты устал ничего не делать! Ты убиваешь время впустую!

– Хорошая речь. – Лори сделал вид, что аплодирует. – Но не трать слова на меня. Прибереги их для пьесы.

Было похоже, что Бэнгс его не услышал. Он стоял у окна, невидящим взглядом смотрел сквозь стекло. Он засунул руки глубоко в карманы, понимая, что его план воззвать к совести Лори снова провалился. Но все же он предпринял еще одну попытку достучаться до друга.

– Я могу простить, если человек совершает большие ошибки, – пробормотал он, – но боже правый, у меня не хватает терпения смотреть на человека, который не хочет и пальцем пошевелить!

Лори вынул наполовину докуренную сигарету изо рта и, не найдя под рукой пепельницы, аккуратно затушил ее о полированную крышку несессера. Он побледнел.

– И на этом мы закончим разговор, Бэнгс, – тихо сказал он. – Вы с Эпштейном и Хэксоном, кажется, не понимаете всего одну вещь. Если вам не нравится, как обстоят дела, очень просто все изменить. И минуты не уйдет на то, чтобы завершить наше сотрудничество.

– Я знаю. – Бэнгс вернулся в свое кресло и без сил упал в него, по-прежнему не вынимая руки из карманов. Он с отчаянием разглядывал собственные вытянутые ноги.

– Теперь понятно, что оно значит для тебя, – мрачно продолжил он. – Наше соавторство – одно такое на тысячу. Оно основано на дружбе, так же как и на финансовом интересе. Если уж говорить начисто, оно представляет комбинацию ума, способностей, взаимной поддержки и общих взглядов, которая встречается лишь раз в жизни, если встречается вообще. И все-таки за год тебе это надоело, ты устал работать. Ты готов бросить этим заниматься и заодно бросить людей, чьи интересы перестали тебя волновать. Ты пропадаешь по кабаре, гостиницам и ресторанам, а мог бы писать в это время. Мог бы делать настоящую работу, – Бэнгс выделил это слово, – работу, за которую многие бы душу продали.

Он закончил свою речь на высокой ноте и уселся с таким видом, словно все уже сказал.

Лори зажег новую сигарету, втянул дым и выдохнул несколько аккуратных колечек. За то время, что он провел в колледже (впрочем, довольно недолгое), он успел освоить это искусство. Теперь он с восторгом смотрел на то, как колечки поменьше проходят сквозь колечки побольше, и говорил нарочито беззаботно.

– Неплохая сцена, Бэнгс, – сказал он, – ты явно к ней готовился. Но она имела бы куда больший эффект, если бы ты не разорялся понапрасну. Я работал как лошадь, весь прошлый год, и тебе это известно. Теперь я отдыхаю – отлыниваю, если тебе нравится это слово.

Следующую фразу Лори будто выплюнул прямо в лицо друга:

– Вы с Эпштейном и Хэксоном сбережете нервы, если будете думать о своих делах и оставите меня в покое.

Бэнгс поднял взгляд, но тут же его опустил.

– Ты и есть наше дело, – мрачно напомнил он своему компаньону. – Вышло так, что я не могу работать без тебя, – добавил он слишком поспешно. – Ты знаешь это. И ты знаешь, что у меня есть готовый сюжет. Святые угодники, эта история кипит во мне! Я схожу с ума, так хочу перенести ее на бумагу. И вот я сижу, смотрю, как ты убиваешь время, и мы с тобой оба знаем, что всем было бы куда лучше, если бы ты писал. Боже всемогущий, Лори, работа – это самое главное в жизни. Разве это совсем ничего для тебя не значит?

– Только не сейчас, – проговорил Лори со спокойствием, которое сводило Бэнгса с ума.

– Думаю, с тобой не все в порядке.

Лори дернулся, но не ответил. Он надеялся, что Бэнгс продолжит говорить и это заглушит эхо его последних слов. Но этого не произошло. Родни теперь осознавал, что потерпел неудачу. Лори снова подошел к зеркалу, на руке у него висел галстук.

– Закончим на этом, – сказал Бэнгс. – Обдумай все и реши, что ты хочешь делать с контрактом.

– Да, хорошо.

Лори ответил тем же тоном, что и минутой раньше, и своего мнения явно не поменял. Но слова Бэнгса о контракте его озадачили. Он не верил, что Родни или Эпштейн так легко откажутся от сотрудничества с ним. Час назад он и представить себе не мог, что Родни Бэнгс может сказать ему такое.

Он начинал понимать, насколько измотал нервы своим компаньонам за тот месяц, который прошел с момента его возвращения в Нью-Йорк. Лори ощущал некий дискомфорт, который другой человек мог бы принять за уколы совести, но Лори на такое не был способен, он был просто возмущен. Кроме того, он думал о том, что найдет в Нью-Йорке приключения, а они так и не начались.

Он мрачно размышлял об этом и завязывал галстук с еще большей тщательностью. Вдруг нечто, отразившееся в зеркале, привлекло его внимание. Он начал изучать это с растущим интересом. В зеркале отражалось широкое окно небольшой квартиры в доме напротив. Несмотря на январский холод, оно было открыто, и спокойная полная женщина средних лет, явно прислуга, сидела на подоконнике и натирала окно изнутри. Сцена была довольно яркая и чем-то напоминала мираж или видение.

Лори повернулся к единственному окну их туалетной комнаты, довольно большому. Сквозь него он увидел только другое крыло своего дома. Лори позвал на помощь Бэнгса, который медленно поднялся и, подойдя к нему, посмотрел в окно без особого интереса.

– Должно быть, это отражается дом, который расположен наискосок. Наверное, то старое красное здание, в котором сдают номера, в юго-восточном углу площади. Если бы мы взяли комнату окнами на запад, то нам было бы лучше его видно.

– Как бы там ни было, – сказал Лори, – но у нас словно билеты в первый ряд, чтобы разглядывать тех, кто там живет. Интересно, кто владелец?

У Бэнгса не было никаких мыслей на этот счет. Но он был благодарен этой маленькой сцене за то, что она заставила его подняться и подойти к своему другу уже без прежнего раздражения. Он обнял Лори за плечи, заглянул ему в глаза. Выражение лица Бэнгса чем-то напомнило Девону любимого колли, который был у Лори в детстве.

«Все в порядке?» – спрашивал взгляд Родни, точь-в-точь как смотрел вопросительно пес на своего десятилетнего хозяина, если что-то случалось. Правила жизни Родни основывались на нескольких простых законах, первым из которых была верность. Он уже упрекал себя за то, что только что сказал и сделал. Лори закончил завязывать галстук и повернулся к нему с самой веселой своей улыбкой.

– Поспеши и заканчивай одеваться, – бодро предложил он. – Пойдем завтракать. Если ты намерен ждать меня, как ягненок Мэри, то, видимо, мне придется тебя кормить.

Родни улыбнулся, впервые за несколько дней. Он заторопился, и десять минут спустя оба молодых человека вышли на улицу в хорошем настроении. Неясно было, откуда оно взялось, но оба радовались этому, хотя и не любили «всякую сентиментальную всячину» и обычно мало обращали внимания на то, кто и что из них почувствовал. Но в предыдущие полчаса впервые их дружба оказалась на грани серьезного разлада, и души каждого словно успели коснуться ледяные пальцы возможного одиночества. Им удалось загладить размолвку, и от этого их настроение словно взмыло в небеса. За завтраком они общались так дружески, как не удавалось со дня свадьбы Барбары в прошлом месяце.

Если Бэнгс и надеялся на какую-то перемену в характере Лори, то следующие за этим перемирием события уничтожили нежные ростки этой надежды. Лори, как всегда, был приятен в общении, но стоило заговорить о работе над пьесой, мигом принимал отстраненный вид и уклонялся от ответа. Он по-прежнему слонялся без дела, приходил домой под утро и большую часть дня отсыпался. Это сердило Бэнгса, который выходил из их квартиры и возвращался в нее, словно несчастное привидение. Изредка Лори и Родни обедали или ужинали вместе, и когда Эпштейн к ним присоединялся, то Лори, казалось, совершенно не понимал никаких намеков их третьего компаньона.

– Слушай, Лори, – сказал Эпштейн с отвращением в конце января, – новый год давно настал. Может быть, пора все-таки заняться чем-то стоящим. Правда?

Лори подавил зевок и аккуратно стряхнул столбик пепла с сигареты. Он курил по тридцать – сорок сигарет в день, и это его успокаивало.

– Думаю, да, – вежливо согласился он. – Молодым людям советуют в это время начать что-то новое.

– Ну. – Эпштейн понизил голос, как всегда, когда говорил о чем-то очень важном. – А тебе это ни о чем не говорит?

Лори ухмыльнулся. Он заметил, как Бэнгс посмотрел на Эпштейна, и это развеселило его.

– Пока нет, – сказал он. – Я искал себе приключение, но пока не нашел.

Эпштейн вздохнул.

– Самое великое приключение в жизни (слова Эпштейна звучали как заповедь) – это заработать много денег. Я скажу тебе почему. Потому что все остальные приключения у тебя появятся, когда ты будешь пытаться удержать их!

Бэнгс понял, что к чему, и попросил Эпштейна продолжать говорить на эту приятную тему. Он уже не надеялся, что какой-нибудь аргумент сможет убедить Девона. Положение самого Бэнгса тоже было не из легких. Он понимал, что Эпштейн и Хэксон не относятся к разряду людей, чье терпение безгранично. Более того, их терпение было на исходе, и испытывать его дальше было уже опасно. Правда, Хэксон в это время начал репетировать новый спектакль, после которого, как он мрачно сообщил Бэнгсу, их спектакль «Человек наверху» будет выглядеть как гашеная марка.

Бэнгс повторил эту фразу Хэксона своему приятелю на следующее утро. Пока они одевались, у них была единственная теперь возможность обменяться парой слов. Бэнгс надеялся, что это произведет определенное впечатление, и он с удовольствием услышал громкое восклицание Лори, который стоял у дверного зеркала и причесывался. В следующее мгновение Бэнгс понял, что воскликнул Лори не из-за слов Хэксона.

– Иди сюда! – громко позвал Лори. – Тут кое-что новенькое. И, клянусь Юпитером, разве она не красавица?

Бэнгс прервал сборы и пересек комнату. Глядя через плечо Лори, он заметил, к чему был прикован взгляд его друга. Широко открытое окно квартиры в доме наискосок опять отражалось в зеркале, но сейчас в нем была другая женщина.

Это была девушка, юная и прекрасная. Она появилась в окне и походила на фотографию в рамке. Ее тело было видно только выше талии: локти лежали на подоконнике, а подбородок опирался на кисти рук. Ее вьющиеся волосы золотисто-рыжеватого цвета были расчесаны на пробор и мягко прикрывали уши по моде этого сезона. Глаза девушки были карие и очень задумчивые. Она опустила взгляд вниз, словно рассматривая что-то на улице, но на ее лице не было никакого интереса. Казалось, что она о чем-то задумалась.

Лори, с расческой для волос в каждой руке, смотрел на этот образ.

– Разве она не очаровательна! – снова воскликнул он.

Фраза Бэнгса была ответом истинного прагматика.

– У нее будет ужасный насморк, если она не закроет окно, – сварливо сказал он.

Однако Бэнгс тоже заинтересовался девушкой, он смотрел на нее почти так же внимательно, как и Лори.

Друзья глазели на нее, но девушка вдруг отошла от окна вглубь комнаты, словно кто-то шепнул ей о том, что за нею наблюдают. Друзья увидели, как она закрыла окно, поставила кресло к нему, села и стала смотреть наружу со все еще задумчивым и равнодушным выражением лица. Бэнгс вернулся к своему несессеру и продолжил сборы. Лори, с трудом справляясь со своими расческами, смотрел на девушку в зеркале.

– Как ты думаешь, мы узнаем ее, если встретим на улице? – вдруг спросил он.

– Ее? А, ты имеешь в виду девушку. – Бэнгс не без труда оторвался от мыслей о новом спектакле Хэксона. – Нет, я так не думаю, – решил он. – Видишь ли, мы на десятом этаже, ее комната тоже довольно высоко…

– Она – чудо. – Лори все еще смотрел в зеркало. – Самая красивая девушка, какую я встречал в своей жизни, – размышлял он вслух.

Бэнгс фыркнул.

– Волосы у нее наверняка крашеные, – сказал он. – Даже если нет, она все равно не сравнится с твоей сестрой.

– О, Барбара… – Лори задумался, словно услышал комплимент в адрес сестры впервые. – Бабс красивая, – согласился он с приятелем. – Но в этой девушке есть что-то необычайное. Возможно, ее выражение лица – мне кажется, она несчастна.

Бэнгс глубоко вздохнул.

– Если ты хочешь увидеть по-настоящему несчастного человека, то посмотри на меня, – довольно мирно предложил он. – Если моя новая пьеса не выйдет вскоре, у меня случится удар.

Лори не удостоил вниманием последнюю фразу, и Бэнгс горестно покачал головой. Он уже заканчивал одеваться, мрачно размышляя о том, что у каждого человека из тех, кого он знает, есть неприятные черты характера. Девон становился поистине лентяем, и это рушило все планы Бэнгса.

Этим утром Лори по какой-то причине собирался еще медленнее обычного. Отправился завтракать он только после одиннадцати. Поэтому Бэнгс вышел на час раньше и направлялся в их любимый ресторан в одиночестве.

Девушка в зеркале еще долго сидела у окна, и Лори смотрел на нее с растущим восхищением. Только когда она поднялась и исчезла из виду, он почувствовал, что пора заняться и самыми обычными делами, например поесть.

Он присоединился к Бэнгсу, когда тот уже докуривал сигару. Обычно процесс курения его успокаивал, но теперь его настроение было смешанным – он одновременно испытывал раздражение и депрессию, и друзья уже видели его в подобном состоянии.

– Если бы мы начали работать над новой пьесой сразу, как только вернулись в город после свадьбы, – сказал он Лори, – то у нас уже был бы готов черновик двух первых актов.

– Мы могли бы и четыре акта сделать, – проговорил Лори, атакуя свой грейпфрут. – Всего-то и нужно – написать их.

Бэнгс стиснул зубы.

– Я не могу работать один! Мне нужно обсудить сюжет с тобой и выслушать твои мысли, – терпеливо объяснил он. – Если бы ты только позволил мне в общих чертах…

Лори поставил чашку.

– Можно я спокойно позавтракаю, или нет? – холодно спросил он. – Ты же позавтракал, черт тебя дери!

Бэнгс откусил кусочек свежей сигары и молча ее закурил. В этот момент он мог говорить только о том, что занимало его больше всего. Если нельзя обсуждать пьесу, то и говорить было не о чем. Он задумался и стал упорядочивать тот хаос (характеры героев, ситуации, положение, в каком они оказались из-за поведения Лори), который уже долго царил в его мыслях и изрядно его раздражал. Лори же, пока ел, радостно болтал на разные темы, но при этом явно избегал тех, которые могли быть интересны его соавтору. Бэнгс резко встал.

– Ну, я пошел, – сказал он. – Увидимся за ужином, я полагаю.

Но оказалось, что у Лори вечером были дела. Он должен был везти друзей в Джедни Фармз на своей новой машине, и они могли задержаться там на пару дней. Кроме того, Лори хоть и не признался в этом Бэнгсу, днем у него было еще одно дельце – в том месте, где играют в карты и ставки довольно высоки.

Он был там раз шесть и всегда играл. Лори считал, что может держать себя в руках. Теперь он не просто предавался азарту, а изучал тот эффект, который на него производила игра. Лори проверял, насколько велика не так давно обретенная им сила воли. Сейчас он проводил за игрой ровно столько времени, сколько планировал. Умение вовремя закончить приводило его в восторг. «Я хочу научиться, – говорил он себе, – контролировать свои действия и не боюсь стать рабом привычек».

Мысли об этом заняли его голову целиком. Он даже позабыл о девушке в зеркале. В Нью-Йорк он вернулся вечером, но не из-за нее – просто у компании поменялись планы. Дома он появился только в одиннадцать часов. Бэнгс был в своей комнате и, судя по всему, спал, отдыхая от тяжких раздумий. Лори тоже решил попробовать лечь вовремя и проспать всю ночь до утра.

Он заснул удивительно легко и почти сразу увидел во сне девушку из дома наискосок. Она шла к нему, вокруг нее клубился густой туман. Она протягивала к нему руки, и он спешил к ней, но туман сомкнулся, и Лори потерял ее, хотя и слышал ее голос, зовущий откуда-то издалека.

Он проснулся поздним утром, и каждая деталь сна помнилась ему очень четко. Когда Лори после душа подошел к зеркалу, ему показалось, что сон продолжается: девушка снова была у своего окна.

Он замер на месте и слегка улыбнулся. Занавески его окна были отдернуты, и в зеркале он видел, как девушка стоит в профиль у своего окна и медленно расчесывает волосы.

Сегодня эти волосы выглядели еще более чудесно, чем вчера, когда были убраны в прическу. Лори знал, что у многих знакомых ему девушек изобилие волос создается с помощью купленных париков. Поэтому он с удовольствием смотрел на густые золотисто-рыжеватые пряди, которые ниспадали на белое одеяние девушки. Лори не сразу понял, что она была в ночной рубашке, и от этого испытал некоторое смущение. Девушка вряд ли опасалась того, что на такой высоте кто-то может ее увидеть и спокойно занималась своим утренним туалетом.

Было видно, что ей ничего не угрожало. Лори быстро задернул тяжелые шторы, висевшие по обе стороны окна. Потом, все еще улыбаясь, медленно оделся. Его мысли теперь были заняты только этой девушкой. Ему казалось странным, что она появилась в его жизни именно таким образом. С ним самим подобного никогда не случалось, и от других о таком он тоже не слышал. Этот новый опыт показался ему необычным и приятным. Особенно согревали Лори мысли о том, какой она была юной и очаровательной. Она могла быть не слишком успешной ученицей школы искусств, которая любит странные цветовые сочетания, или строгой преподавательницей, или даже обычной девушкой, которая ставит молочные бутылки на подоконник и вывешивает сушиться на окно мокрые носовые платки. По-настоящему Лори занимало только выражение ее лица. Он хотел знать и ее имя, и откуда она, и чем занимается… Все мысли были только о ней.