Путь мертвеца

В прекрасном дворцовом саду пьяные кочевники ради развлечения рубили декоративные деревья, которые садовники старательно подстригали долгие годы напролет. Беседки были превращены в отхожие места; крошечные пруды с облицованными галькой берегами использовались как водопои для многочисленных коней. Камни выкрошились, вода убыла и стала мутной. У стены, рядом с воротами, длинным рядом лежали трупы, и среди них немало женских, иной раз совершенно голых. К утру их станет больше – частые крики насилуемых и пытаемых доносились то из дальних концов сада, то из подвалов дворца.

Рядом с дворцом, на холмах, копошились похожие на муравьев захватчики. В потускневшее небо тянулись кривые полосы костров, тут и там стучали топоры. Так было везде, и рядом с шатром Соргена, на одном из склонов – тоже. Вокруг расположились кочевники, но многие из них, непривычные к крепкому, неразбавленному вину, уже спали вповалку в самых разных местах – у костров, даже в прогоревшей золе руками и ногами, в кустах со спущенными штанами. Лишь некоторые, самые крепкие, горланили нестройные песни или ругались заплетающимися языками.

Изуэль, так и не пришедшую в себя, положили в один из темных закутов в шатре, на пуховый матрас самого хозяина. Внутри и снаружи встали на часы надежные солдаты, остальные занялись ужином. Сорген отправился на поиски нужных ему вещей: хорошего женского платья, косметики, духов, приличного вина и хорошего ужина. Не мог же он вместе со своей «гостьей» довольствоваться кое-как разделанной говядиной и пшенной кашей!

Для того, чтобы найти искомое, пришлось возвращаться во дворец, в надежде найти какие-то запасы, избегнувшие алчных глаз многочисленных грабителей. Можно было, конечно, попросить обо всем этом Ргола, но Сорген не хотел больше встречаться ни с ним, ни с кем-либо еще. Пройдя ходом для слуг, молодой колдун проник на верхние этажи дворца, где, туда, где находились многочисленные апартаменты и сразу несколько кухонь. Почти сразу он обнаружил несколько пьяных дружинников какого-то удельного князя, развлекавшихся надеванием женских нарядов. К счастью, внутри покоев, в огромных шкафах осталось еще много нетронутых одеяний, из которых можно было выбрать нечто подходящее. Сорген взял три платья: белое, голубое и красное. Там же, в куче хлама на полу нашлась простенькая пудреница, помада с кисточкой для ее нанесения и тушь для бровей и ресниц. Собравши все это в узел, Сорген послал Лимбула, чтобы тот отнес вещи в шатер, а сам спустился в подвал. Пол был чуть ли не полностью покрыт лужами вина и кучами объедков – все это осталось от разгульного пира, который устроила себе потерявшая всякий человеческий вид солдатня. Несколько человек, похожие на напяливших человеческие одежды свиней, ползали между столов и под ними. К счастью, все они не могли уже даже говорить, не то что доставить какие-то неприятности колдуну. Правда, найти стоящей еды ему так и не удалось. В самом дальнем углу, под тряпьем, он обнаружил две буханки хлеба из пшеничной муки и две большие груши восхитительного золотистого цвета, да еще в углу, вонявшем мочой – чудом сохранившийся кувшин с вином.

С тем он и вернулся. Сложив свою добычу на столик, рядом с низеньким канделябром, на котором горели три маленькие магические свечи, Сорген зашел за ширму, поглядеть на пленницу. Часовые, повинуясь взмаху руки, вышли прочь, оставив их вдвоем. Если не знать, как здесь появилась эта женщина, можно подумать, будто она просто спит, утомившись во время каких-то, уже преодоленных, испытаний. Такая хрупкая, красивая, только чересчур измученная. Увы, Сорген не испытывал никаких сомнений в том, как поведет себя Изуэль, когда очнется. В лучшем случае – сойдет с ума. В худшем… Нет, лучше об этом не думать. Для чего он взял ее сюда, в свой шатер? Он не мог сказать точно. Разумом он понимал, что лучше было бы убить ее одним быстрым ударом, потому как ничего хорошего в жизни этой женщине не видать. Никто, а Изуэль, какой он себе представлял – тем более, не сможет спокойно жить после того, как вся его жизнь обрушилась и превратилась в пепел. Рядом с человеком, убившим мужа и свекра.

Так может быть, пока не поздно, велеть Грималу задушить ее? Сорген уныло покачал головой и поплелся к выходу. Прогнав еще двух часовых, колдун уселся на пороге и уставился невидящим взором на запад. Закат переливался зловещими темными красками, переходя из насыщенного красного в багровый, а потом в черный. Кучевое облако, а может быть и грозовая туча, огромная, похожая на высокую башню, медленно ползла вдоль горизонта с севера на юг и через некоторое время похоронила за своей махиной всякие отблески солнца. Холодный осенний ветер радостно засвистал, приветствуя тяжелую безлунную ночь, которая постепенно разлилась вокруг, затопляя холмы, луга и человеческие жилища. Только оранжевые пятна костров, редкие и крошечные, дрожали в этой зловещей тьме, да дворец Бартрес подсвечивался слабыми сполохами разных цветов и оттенков.

Дождавшись, когда ночь полностью утвердится в своих правах, Сорген очнулся от своего бездумного созерцания и поднялся, встряхивая затекшие руки. Он вошел в шатер, запалил еще несколько магических свечей, осветивших полупустые внутренности его «хором». Застелив столик чистой скатертью, Сорген несколькими взмахами руки порубил хлеб на ломти, разрезал груши и выставил из сундука кубки для вина. Затем он взял одну свечу, поярче, и заглянул в закуток. Изуэль уже очнулась: сжавшись в комочек, она забилась в самый дальний угол своего крошечного убежища и теперь смотрела оттуда, как увидевший голодного кота мышонок. Платья и косметика, сложенные у изножья лежанки, оставались на месте, нетронутые.

– Отчего ты забилась в уголок? – спросил Сорген, чувствуя себя дураком. Нужно же ему было что-то говорить!

– А что же мне делать? – вдруг ответила ему Изуэль свистящим, полным ненависти шепотом. – Броситься тебе на шею? Целовать ноги победителю и умолять о пощаде? К тому же я слышала, что ты обещал моему мужу.

– Победители бывают разные, – ответил Сорген. Он потер лоб и осторожно опустился на самый краешек матраса, чтобы не испугать пленницу резкими движениями. – Если бы я желал тебя унизить и обидеть, то не стал бы нянчиться… не стал бы приносить эти платья, в конце концов. А Лорму я просто обманул, чтобы ему было еще страшнее умирать…

Сорген хищно усмехнулся, но тут же стер ухмылку с губ, когда увидел, как задрожали губы Изуэли.

– Ах, вот какой ты добрый! Спасибо тебе, – пробормотала она и быстрым движением руки смахнула с уголка глаза слезинку. – Уж был бы добрым до конца и сдержал свое слово. Неужели тебе, черная мразь, непонятно, что я не стану примерять твоих платьев! Не стану мазать губы ради того, чтобы услаждать твой взгляд!

Грубое слово в устах Изуэли резануло слух Соргена так сильно, что он скривился. Эта женщина определенно была совсем не такой, какой представлялась снаружи. Нахмурившись, он смотрел ей в глаза – горящие, уже совсем не похожие на глаза испуганной косули. Скорее, это была волчица, загнанная в угол и готовящаяся к смерти.

– В твоих силах, конечно, сделать со мной все, что угодно! Но придется тебе довольствоваться грязной, визжащей и дурно пахнущей женщиной, а не благоухающей, красиво одетой и страстной.

– Что за глупости! – воскликнул Сорген и, забывшись, вскочил. Изуэль немедленно сжалась еще больше и попыталась втиснуться в угол еще дальше. На мгновение в глазах ее опять мелькнул ужас, но Сорген, не глядя на нее, принялся метаться по шатру. Потрясая руками, он кричал: – Глупая баба! Будь мне надобно что-то подобное, уж я нашел бы способ преодолеть твое сопротивление. Забыла, что я владею магией, в отличие от твоего тупого муженька? Я мог превратить тебя в послушную куклу, которая одела бы эти платья, намазала лицо, выпила мое вино и легла в постель, выказывая все признаки страсти и обожания…

Изуэль высоко подняла подбородок, словно пытаясь так загнать обратно струящиеся по щекам слезы.

– Что же тебе нужно?! – истерически воскликнула она.

– Что? – переспросил Сорген, застыв, как вкопанный. Захлопав глазами и облизывая губы он превратился в нерадивого ученика, забывшего урок. Упорно вглядываясь в темный пол, он пытался высмотреть там ответ. – Что мне нужно? Если бы… если бы я знал, то непременно сказал бы тебе, Изуэль. Но я не знаю. Я пришел сюда не за тем, чтобы взять тебя в свой шатер и надругаться над тобой. Мне не нужна была эта страна, все те люди, что умерли вчера, сегодня и умрут завтра. Нет! Но Сима, Лорма и несколько других Высоких должны были умереть. Это я знал точно и именно для этого я пришел к порогу их дома. Ведь ты помнишь меня? Помнишь мои унижения, помнишь отношение этих снобов к бедному мальчишке, которого лишили родителей?

– Значит, мальчишка решил наказать обидчиков? – горько спросила Изуэль. Покачав головой с растрепанной прической, она вдруг встала, выпрямилась во весь рост. При этом она доставала Соргену лишь до груди, но, казалось, что именно женщина здесь хозяин и владыка.

– После того, как тебя с головой окунут в смерть и унижения, ты перестаешь быть мальчишкой! – возразил колдун с жаром. Он понял, что похож на оправдывающегося, и захлопнул рот, из которого готовилась вылиться длинная тирада. – Но я вовсе не чудовище, желающее смерти всего сущего.

– Да! Один коготь этого чудовища, вот кто ты! – обвиняющее сказала Изуэль и быстро возвела очи горе. – Но Священное Белое Облако накажет все, что рядится в черный цвет!

– Глупости! Все эти краски – бредни и чушь! – снова закричал Сорген. – Мне плевать на них, на оба этих проклятых цвета… Я просто человек, который отомстил за родителей и за себя самого.

Изуэль опять отшатнулась, на этот раз не садясь, а просто пятясь в угол. Она спрятала лицо в ладонях, словно уже больше не могла смотреть на собеседника. Сорген сделал небольшой, опасливый шаг к ней и заговорил, теперь уже тихим, почти вкрадчивым голосом.

– Послушай меня, Изуэль! Ведь ты должна помнить меня! Шесть лет – не такой уж большой промежуток для человеческой памяти. Бледный, плохо одетый юноша, который приезжал в замок твоего отца и не мог оторвать взгляда от грациозной девушки! Она была для него настоящим идеалом женщины и недостижимой мечтой.

– Ах вот как… – она медленно отняла руки от лица, чтобы поглядеть на Соргена долгим, испытывающим взором. – Уязвленный юнец, которому не досталась вожделенная женщина! Ради этого ты привел сюда полчища варваров, которые изнасиловали твою собственную родину??

– Нет!!! – заорал Сорген, теряя самообладание и сжимая руки в кулаки. Изуэль закрыла глаза и отвернулась, в то же время гордо выпрямляясь, будто бы в ожидании удара. – Нет, нет и нет!!! Разве можно так извращать происшедшее? Я должен был отомстить за смерть своего отца, безумие матери и все прочие беды, на которые обрекли нашу семью.

– И чем же я насолила твоей семье и тебе? – спросила Изуэль, не поворачивая головы. – Чем я провинилась перед тобой, за что ты лишил меня разом и счастья, и любви, и еще многих, невозвратных более вещей?

– Что? – осекся Сорген. – Хочешь сказать, что ты была счастлива в доме этих ублюдков? Любила этого тупицу Лорму?

– Да! – горько усмехнулась Изуэль. Величавым движением она вернула Соргену взгляд. – Или же ты считал, что я должна была выбрать тебя, серенького замухрышку с грязными ногтями и в застиранной одежонке? Ты думал, Сима и Лорма не могут любить и окружать счастьем и умиротворением любимых женщин? Какой же ты глупец!

Выпрямившись, Сорген закусил губу и кое-как выдавил из себя:

– Ах так! Это все слова, которые ты можешь сказать мне? «Замухрышка» и "грязнуля в обносках"?? Хорошо. Хорошо. Ты знаешь? Ты права, абсолютно права. Я был глупцом и слепцом, блуждавшим в каких-то своих дурацких фантазиях. И теперь, когда ты сказала мне о том, кто я такой на самом деле, я это ясно увидел.

– Ты… несчастный, заблудший мальчик! – прошептала Изуэль. – Сейчас мне даже почти что жаль тебя… несмотря на все то, что ты сделал.

Сорген тихо рассмеялся, опустив голову и качая ей из стороны в сторону.

– Судьба зло насмехается над тобой, колдун. Она ведет тебя прямиком в топки Вечногорящего мира. Ты станешь поленом, поддерживающим огонь злобы Трех Черных Демонов! – торжественно и тихо проговорила Изуэль. Сорген, словно впав в ступор, кивал вослед ее словам и твердил:

– Точно! Это точно.

– Для мира, для всего доброго и прекрасного, что в нем есть, ты уже потерян, и спасти больше ничего нельзя, – продолжала Изуэль. Сорген не замечал, что она стала медленно выходить из своего угла – шажок за шажком, и с каждым новым движением в глазах женщины разгорался дикий, безумный огонь. – Ради всех, кто остался еще жить, ради всех их надежд и счастья, ты должен быть остановлен!

На последнем шаге она запустила руку в свои растрепанные волосы и выудила оттуда длинную заколку – не меньше мизинца длиной. Сорген потерянно смотрел, как женщина сделал резкий замах, на мгновение застыла и, выдохнув еще раз "Должен быть остановлен!!", нанесла удар. Все так же бессознательно, колдун выставил перед собой левую руку и перехватил тонкое запястье, когда острие заколки уже коснулось куртки на груди. Изуэль вздрогнула, очнувшись от транса, в который вогнала себя размеренными фразами. Скривившись от страха и бессильной злобы, она взвыла:

– Демон! Ты отвратительный демон!!!

Если бы всю ненависть, горевшую в ее глаза, можно было выплеснуть наружу, то шатер и оба его обитателя превратились бы в пепел. Сорген заставил себя смотреть в эти заполненные яростью колодцы и видеть там, за черным пламенем гнева, конец своего жизненного пути. В этот момент он четко осознал, что пришел к самому краю пропасти, за которым колеблется только черная пустота. Ни стремлений, ни поводов, чтобы оставаться в живых. Он дошел до конца; теперь есть только одна возможность. Родиться заново. Снова попасть на начало дороги, которой он прошел один раз, но на этот раз пройти ее правильно. Прожить еще раз. Возродиться. Вернуться из мертвых. Но сначала нужно умереть, ведь без этого просто никак. Прыжок вперед в бездонную тьму – полет – и возвращение! Неважно, как он сможет вернуться, неважно, как сможет восстать из мертвых и получить в распоряжение новую жизнь. Тот, кто задумается над подобными вопросами, никогда не сможет шагнуть в пропасть. Так ведь, Призрак?

– Так ведь, Призрак? – повторил Сорген вслух. Воздев лицо, он попытался отыскать Призрака в полутьме над своей головой и, со счастливой улыбкой на губах, резко воткнул заколку в грудь, как раз между ребрами, в том месте, где билось сердце. Из-за резкой боли он не смог сдержать вскрика и, как в тисках, сжал хрупкую руку Изуэли, которую не выпускал из хватки. Кровь выступила из раны и мгновенно пропитала рубаху и шерстяной борт крутки, сбежала по заколке на запястье Изуэли и темными пятнами выступила на рукаве ее платья. Женщина тоже закричала и стала биться, пытаясь вырваться из сведенных смертельной судорогой пальцев Соргена. Как только она отпустила заколку, ей удалось выскользнуть и отпрыгнуть обратно в угол; в тот же момент колдун зашатался и стал заваливаться навзничь. Черный кровавый ручеек выбежал из уголка рта и зазмеился по подбородку. Затем самая последняя усмешка перекосила губы Соргена: он тяжело выдохнул через нос, выдувая капли крови, упал и закрыл глаза.

Он уже не видел и не слышал, как в шатер ворвались наемники во главе с Лимбулом, как они вопили и кривили лица в плаксивых гримасах, словно были не воинами, а испуганными бабами. Он не видел, как обезумевший от увиденного Термез одним яростным ударом срубил голову несчастной Изуэли, а потом стал пинать ее труп, изрыгающий потоки крови на матрас.

… И в тот самый момент, когда черные потоки смыли последнюю усмешку с лица мертвого Соргена, далеко-далеко от него в пространствах и измерениях родились три новые улыбки, довольные и зловещие. Черные Старцы в своей темной и жаркой норе молчаливо и удовлетворенно переглянулись. Один из них хищно потер руки, второй упер ладони в голые, жирные бока и гулко расхохотался, а третий – торжественно кивнул головой и прищурился. Для них все сложилось как нельзя лучше.

Иди, мертвец!

Самая темная ночь во Вселенной царила над холмами Энгоарда. Злобный ветер рвал невидимые тучи, носясь по бескрайним и бездонным небесам… Деревья трепетали остатками листвы, когда порывы проникали в самое сердце рощ, и уныло гудели, словно оплакивая кого-то. Костры беспомощно раскидывали слабые языки пламени, но были не в силах победить тьму.

Семеро мужчин застыли в разных позах внутри большого, скудно обставленного и тускло освещенного шатра. Каждый из них, за исключением одного, был воином, безжалостным и даже жестоким, но сейчас все чувствовали себя одинаково. Они были растерянными детьми, внезапно потерявшими родителей, кроме которых у них никого не было во всем мире. Со слезами в глазах, с перекошенными в гримасах боли и напрасной ярости лицами они смотрели на тело хозяина, только что предательски убитого пленной женщиной. Через горы, пустыни и моря он вел мужчин за собой, а теперь, в этой неимоверно чужой для большинства из них стране покинул навсегда.

Великий маг, успевший всего лишь за год стать почти легендой на берегах моря Наодима, ныне лежал грудой мертвой, окровавленной плоти на затертом ковре. Его подвигам и свершениям пришел конец, и никогда больше привычная кривая усмешка не коснется этих губ, перепачканных черной кровью.

Гримал, капитан отряда наемников, тяжело опустился на большой сундук и прижал большую ладонь к груди, словно пытаясь сдержать внутри надрывное дыхание. Лимбул, так и не ставший учеником, сжимал и разжимал пальцы, не замечая боли в раненной руке; верный слуга Хак, упавший на колени, плакал, как дитя; Термез, один из солдат, держал на втянутых руках меч, которым только что убил женщину, ставшую причиной смерти их предводителя.

Эта немая сцена продолжалась долгое время, до тех пор, пока вдруг сквозь задравшийся полог на входе внутрь шатра не проник порыв резкого осеннего ветра, принесшего звуки, похожие на неясный шепот. Однако, неясным он был только для простых смертных, потому что ветер нес зов, посланный на тайном языке – от Повелителей своему новорожденному рабу.

Веки умершего дрогнули в тот же момент, как ветер иссяк и прикрыл за собой полог. По мертвому телу пробежали судорожные волны, отчего ноги и руки запрыгали, словно в нелепом танце. Стоявшие рядом люди с испуганными криками отшатнулись, прячась в темные углы, но не имея сил убежать далеко. Сорген – вернее, его труп – медленно подтянул ладони к подмышкам и, упершись в ковер, разогнулся и сел. Дрогнувшие ресницы разошлись, открывая взор мертвых глаз – пустых, подернутых мутной пеленой, хотя эти подробности вряд ли кто-то мог разглядеть в царившем полумраке. Все так же медленно, словно во сне, мертвец сначала встал на одно колено, а потом поднялся на ноги. Неестественно выпрямив спину, как будто к ней была привязана доска, Сорген обвел потухшим взглядом собравшихся; для этого ему пришлось поворачиваться всем телом, потому что шея отказывалась слушаться.

– Хозяин!!! – завопил Хак, по убогости своей испугавшийся меньше всех, или, даже, совершенно не испугавшийся. Не вставая с колен, он прополз по ковру, протягивая к мертвецу руки и не переставая при этом плакать, только теперь уже слезами радости. – Ты только притворялся! Ты жив! Ты жив!!

На пару мгновений мертвец сосредоточил жуткий взгляд на радующимся слуге, чем стер улыбку с его глаз и заставил попятиться обратно. Страшная ухмылка, похожая на трещину, пробежавшую по дну высохшего моря, исказила испачканные кровью губы Соргена. Выплюнув изо рта черные сгустки крови и вытерев клейкую, тоже черную слюну, потянувшуюся с уголка рта, мертвец прошептал жутким хриплым голосом:

– Ты жестоко ошибся, человек. Я мертв. Мертв.

Сказав эти ужасные слова, нечто, совсем недавно бывшее Соргеном, перестало замечать окружавший его мир. Сквозь вой ветра, несущегося за стенками шатра, ему отчетливо слышался повелевающий зов. Оттолкнув плечом оказавшегося на пути Лимбула, живой труп деревянными, неуверенными шагами покинул свое бывшее жилище. Непогода холодной осенней ночи с яростью накинулась на него снаружи, но тщетно – мертвая плоть уже не чувствительна к стегающим ударам ветра в лицо, к холоду, пробирающимся вдоль руки по рукаву и за шнуровку куртки на груди. Ночь заклубилась вокруг – и разочарованно отпрянула, потому как глаза мертвеца горели еще более черным светом. Подняв голову, как будто бы принюхиваясь, Сорген повернулся на запад, откуда слышался ему протяжный глухой звук. "ДЕВЛИК!! Призываем тебя к нашему Престолу!!! Иди! Иди! Иди!!"

Застыв на мгновение, мертвец взял направление. Некий путеводный маяк, невидимый для всех остальных, вел его через ночь вперед, к притягивающей цели. Слова, расплывчатые и густые, текли сами по себе, независимо от ветра. Неосязаемая река, в струях которой брел Сорген, вела его прочь от скопления шатров, прочь от редких пятнышек костров, прочь от всякого проявления света в самую глубокую и непроницаемую тьму. В ней медленно растворились жалкие пятна, обозначающие лагерь, деревья, верхушки холмов на фоне неба. Шаг за шагом все тише становился ветер, остающийся где-то далеко за спиной; постепенно вокруг становилось теплее – вот только мертвое тело этого совершенно не замечало. Уверенно двигаясь вперед, Сорген вскоре вышел из непроглядной тьмы к неким огням, от которых повеяло уже не теплом, а настоящим жаром. Через некоторое время рядом оказались огромные глыбы ноздреватого льда, исходящие во тьме почти невидимыми струями пара. На их зернистых боках дрожали и прыгали отсветы бледно-зеленого и фиолетового цветов.

Ледяные глыбы лежали в несколько рядов, ограничивая собой что-то вроде неправильных очертаний круга. Отражаемые льдом блики света плясали на лице мертвеца, отчего казалось, будто тот хохочет на ходу. Только глаза оставались непроницаемо черными, невидящими. Соргену не нужно было смотреть, куда он идет. Он знал этот путь назубок, впитав дорогу вместе с повелительным зовом.

Наконец, миновав очередную стену ледяных заграждений, на сей раз меньшую по размерам и диаметру очерчиваемого круга, мертвец предстал перед тремя тронами, увенчанными зелеными магическими огнями. Смутно вспомнив свой последний визит в это место, Сорген подумал, что в прошлый раз эти огни светили намного тусклее… В этот момент он застыл, будто вкопанный, потому что в первый раз смог подумать о чем-то связывавшем его с прошлой жизнью. До того он был просто шагающим куском мяса; теперь вдруг ощутил, что до сих пор остается в этом теле. Запертым и лишенным воли: пока он смятенно осознавал собственное посмертное существование, тело действовало само по себе. Сделав еще один шаг, оно преклонило колени и опустило голову у ног Черных повелителей, Черных Старцев, восседающих на тронах.

Все они выглядели почти счастливыми, даже вечно недовольный Фонрайль, хитрый и злобный интриган. Его тонкие губы совершенно исчезли, растянутые в улыбке, отчего рот превратился в едва заметную щель, прорезанную между носом и подбородком. Бьлоргезд, по обыкновению шумный, пыхтел и щерил желтые зубы, громко хмыкал и щурил заплывшие жирком глаза. Даже Рэмарде, старший из трех братьев-колдунов, расслабленно облокотился на ручку своего трона и спокойно, мудро улыбался. Его клинообразная борода, почти совершенно седая, расползлась вширь – так велико было удовольствие Рэмарде. Нежась в потоках прохладного воздуха, который гнали на них с помощью опахал многочисленные обнаженные девушки, стоящие позади тронов, Старцы выжидающе смотрели на скорчившегося у их ног мертвеца. Сорген, метающийся в клетке, которой стало для него собственное тело, оставил бесплодные попытки освободиться. Никоим образом он не смог бы добиться контроля над ногами и руками, чтобы снова поступать, как ему вздумается. Никоим образом – кроме одного, единственно верного и возможного шага. Того, который угоден сейчас Черным Старцам. Все остальное обречено на провал и будет похоже на тщетные попытки маленького человечка столкнуть в море огромную гору.

Чтобы проверить свою догадку, Сорген попытался подползти немного ближе к тронам Старцев, одновременно сгибаясь все более раболепно. На сей раз тело повиновалось, но ощущение было такое, что он двигает куклой, чужой и абсолютно мертвой, вялой, едва ли не рассыпающейся на части. Упершись руками в пол и почти уткнувшись лбом в пол, мертвец застыл, совершенно неподвижный и ждущий слова хозяев. Оно не замедлило явиться.

– Темдан, Девлик! – степенно произнес Рэмарде, который непременно заговаривал первым, даже тогда, когда и не собирался вести разговор сам. – Приветствую тебя в наших чертогах.

Только тогда склонившийся мертвец осмелился поднять лицо и взглянуть в глаза Старцам, всем по очереди. Фонрайль раздраженно заворчал и сдвинул густые седые брови, Бьлоргезд гулко хохотнул.

– Я весь ваш, повелители!! – хрипло прошептал Сорген и чуть приподнял с пола ладони, словно пытаясь дотянуться до ног Старцев. Рэмарде торжественно кивнул и снова улыбнулся.