Своя цена

– Тут такое дело. Погибшая ваша проходила у нас по делу свидетельницей. Хотя вполне на обвиняемую тянула, только прямых улик против нее не было.

– Что за дело?

– А помните ограбление инкассаторской машины в апреле? Вот там наша Кира Владимировна Листопад и засветилась.

– Она что, в ограблении участвовала? – не поверил Девяткин.

– Да нет, конечно. Сама не участвовала – я же говорю, прямых улик там не было. Мы ее только в качестве свидетельницы допрашивали. Хотя служба безопасности банка просто мечтала нам ее подсунуть в качестве соучастницы.

– Были основания?

– С их точки зрения были. И достаточно веские. Эта Листопад ведь старшим кассиром там работала. Была в курсе, какие суммы, когда и откуда в банк привозят. Ведь машину-то ограбили как раз в тот момент, когда они выручку из гипермаркета везли. А выручка там очень неплохая была.

– Ну так любого кассира можно подозревать, – не согласился Девяткин. – Да вообще любого, кто в банке хотя бы месяц проработал. Про то, что из гипермаркета каждый день выручку привозят наверняка все знали. За что же именно на Листопад так вызверились?

– Вот тут-то и начинается самое интересное. К Кире Владимировне на работу несколько раз заходил старый знакомый. Это она так его охарактеризовала. Просто, мол, знакомый, сто лет не виделись. Но одна из кассирш слышала, что разговаривали они совсем не как «просто знакомые».

– А как?

– Если верить той девице, были они любовниками, пусть даже в прошлом. Хотя свидетельница утверждает, что отношения там совсем не бывшие. Каким-то он особым взглядом на Листопад смотрел, и она там чего-то особенное ему отвечала. Прямо мексиканский сериал. Мы когда, эту кассиршу слушали, у нас головы кругом пошли от ее слезливых историй. Очень уж она подробно нам всю эту любовь-морковь расписывала, да еще и с примерами. Чуть не уморила всех. Но про Листопад была уверена, что никакой там не старый знакомый, а вполне себе реальный любовник. Как-то умеет она на глаз определять, спят люди вместе или не спят.

– Дмитрий Иванович, вы зачем мне все это рассказываете? Какая разница, с кем у погибшей были интимные отношения, не пойму никак?

– Сейчас дойдем до главного, – пообещал Димыч, ничуть не смутившись. – Ограбление там было дерзкое. Нападавшие – полные отморозки. Двоих инкассаторов они на месте положили, одного ранили. Так вот, этот раненый инкассатор по записи камеры наблюдения банка опознал потом одного из нападавших.

– «Старый знакомый», который любовник? – Володя, сам того не ожидая, включился в игру, начатую Захаровым.

– Точно! Он самый. Некто Павел Радов, тридцати шести лет от роду, ранее не судимый.

– Задержали?

– В том-то и дело, что нет. Как в воду канул гражданин Радов. А вместе с ним и все похищенные деньги, двадцать восемь миллионов.

– Неплохо, – присвистнул Девяткин. – Это же без малого миллион долларов.

– Еще как неплохо, – согласился Димыч. – Нападавших было четверо. Двоих инкассаторы положили, когда отстреливались. Двое ушли. Радов и Терещенко. Труп Терещенко нашли через неделю в лесу недалеко от города, в десяти километрах в восточном направлении. С ножевым. По заключению экспертов именно от ножевого ранения он и умер, огнестрельных у него была парочка, но совсем легких, от этого не умирают. К тому же, огнестрельные ему перевязал кто-то. Или сам изловчился. А вот ножевое оказалось смертельным – повреждение бедренной артерии, кровью истек. А Радов пропал. И деньги тоже.

– Листопад допрашивали?

– Конечно! Говорю же, служба безопасности ее в первую очередь подозревала. Они даже наружку за ней пускали, ждали, что Радов проявится. Только ничего не накопали. От знакомства с ним она не отказывалась. Рассказала, что лет пять или шесть назад работали вместе. Потом она уволилась и Радова с тех пор не видела.

– А как объяснила его визиты накануне ограбления?

– Ну визиты не совсем накануне были, если совсем точно. Недели за две. Сказала, что случайно встретила после Нового года, обмолвилась, где теперь работает. Вот он и зашел, когда рядом оказался. Поболтали пять минут ни о чем, он ушел. Потом еще пару раз заходил, как Листопад говорила, просто так.

Девяткин помолчал немного и спросил осторожно:

– Так вы все-таки думаете, что она причастна к ограблению? Думаете, сливала Радову информацию, а потом совесть ее замучила? Так получается?

– Да не похожа она на соучастницу, откровенно говоря. Если и выболтала что-то Радову, то не специально, без злого умысла. Он ведь мог использовать ее втемную. А вот самоубийство это, спустя всего месяц с небольшим после ограбления, очень мне не нравится.

– Может, ее до сих пор служба безопасности прессовала?

– Все может быть, конечно. Хотя, наружку они сняли еще две недели назад. Не получилось у них через Листопад на грабителей выйти. Мне показалось, что они от нее отстали тогда.

– Ну и как тогда можно связать самоубийство с ограблением?

Димыч почесал переносицу, вздохнул, подпер голову рукой. Вообще изо всех сил тянул время, словно боялся говорить, что не давало ему покоя вот уже полдня.

Наконец решился и сказал осторожно:

– А что если это Радов концы подчищает? Испугался, что рано или поздно девчонка расколется и выдаст его. Или, если она не при чем, догадается, что бывший любовник ее использовал, и тогда тем более сдаст за милую душу. Вдруг она не сама упала, а помог кто-то?

– Радов? Для того чтобы, как вы выражаетесь, «помочь», надо было в нужный момент рядом оказаться. А никакого Павла Радова в тот вечер на крыше не было.

– Значит, был еще кто-то. Кто и на ограблении не засветился, и в курсе всего был. Про кого даже Листопад не знала, что он в курсе. Или все же сам Радов, что маловероятно. Ему тогда пришлось бы уходить незаметно, а это непросто было, учитывая тот переполох, что сразу после самоубийства поднялся. Свидетелей же куча была.

– И не смотря на эту кучу свидетелей, вы думаете, что Киру Листопад столкнул кто-то? Может, все же совесть замучила?

– Вряд ли, – твердо сказал Димыч. – Не похожа эта Листопад на наводчицу, вы уж мне поверьте.

Девяткин поверил. Потому что сам очень не хотел, чтобы Кира Листопад, погибшая в пятницу при совершенно странных обстоятельствах, оказалась соучастницей преступления.

А может потому, что при осмотре места происшествия сразу обратил внимание на правую руку потерпевшей. И эту руку, неловко вывернутую, как будто отдельно лежавшую, не мог забыть уже который день.

На очень светлой коже запястья четко выделялись четыре маленьких круглых синяка.

Как на яблоках сорта «белый налив», если слишком сильно схватить их пальцами.

Глава 5

Май

Сестру хоронили во вторник.

Накануне Дина позвонила мужу в Питер сказать, что задержится.

Собиралась говорить коротко и по делу. А вместо этого разревелась сразу. Хлюпала в трубку, понимая, что не может вытолкнуть из горла ни одного слова, пыталась показать что-то рукой, забыв, что Олег ее не видит.

– Хочешь, я приеду? – спросил он, не дождавшись. – Помогу там чем-нибудь, и вообще…

– Нет-нет, что ты! Не стоит. Ты все равно раньше завтрашнего вечера не доберешься, а похороны в обед. Какой смысл приезжать?

Муж на том конце линии замялся. Природный рационализм боролся в нем с общепринятой моралью.

– Но ведь неудобно получается. Это все-таки твоя сестра. Мы теперь родственники, и будет странно, если я совсем никак не приму участия.

– Милый, но ведь ты ее не знал совсем. Вы даже ни разу не виделись. Какие вы родственники? Так, чисто номинально. Твое присутствие на похоронах ведь ничем не поможет. А вот если ты уедешь на два дня с работы…

– Да, ты права, – согласился он с облегчением. – Работы на самом деле навалилось. Я тогда не поеду, ты объясни там родителям сама. Я тебе денег на карточку перевел, пригодятся.

– Спасибо, родной! Я постараюсь приехать как можно раньше. Даже в среду, если получится. Не скучай.

Попрощавшись с мужем, Дина пошла в ванную, умылась холодной водой. Очень холодной – специально спустила воду, чтобы стала ледяной. Кожу обожгло, и моментально заломило виски. Зато в голове немного прояснилось.

Она обвела взглядом тесную ванную комнату. Машинально отметила, что ремонт здесь просится уже года три, не меньше. У родителей все руки не доходили. А может, денег нет. Хотя Кира, вроде, зарабатывала неплохо.

Каждый раз приезжая домой, Дина заново привыкала к знакомой с детства обстановке. Несколько дней раздражали залежи поношенных тапок в коридоре и многочисленные стеклянные баночки на подоконнике. Эти банки мать собирала всю жизнь, сколько Дина себя помнила. Сначала это были банки из-под маринованных огурцов, накромсанных большими кусками, с крупными семенами, похожими на семечки, и маленькие баночки из-под майонеза, крышки для которых были страшным дефицитом, поэтому закрывались они куском полиэтилена, обвязанного вокруг баночного горлышка суровой ниткой. Еще большим дефицитом, чем мелкие крышки для майонезных баночек, считались банки с винтовыми металлическими крышками. Над этими банками мать особенно тряслась. Дине даже казалось в детстве, что мать ежевечерне пересчитывает их, как царь Кощей злато, и наверняка помнит каждую «в лицо». Батареи разнокалиберных банок занимали любое маломальское свободное пространство. Кухонный подоконник, полки фанерного шкафа в коридоре возле их с сестрой комнаты, стеллаж на балконе – везде стояла стеклянная тара, казавшаяся вечной, как мировой океан.

В этих банках, тюках с одеждой, которую никто никогда не выбрасывал, в старых перьевых подушках, которые хранились на непонятный «всякий случай», в бережливости, переходящей в скаредность, была, пожалуй, основная причина ее побега из дома. Нет, формально она никуда никогда не сбегала – всегда была хорошей девочкой из приличной семьи, даже подростком особых хлопот родителям не доставляла. Но уехала из дома при первой же возможности, чтобы возвращаться только изредка, при острой необходимости. Как тогда, пять лет назад. Как сейчас, на похороны сестры – единственного по-настоящему родного человека.

Вот только приехала-то она совсем не на похороны, моментально одернула себя Дина Сергеева, в девичестве Дина Листопад. Приехала, чтобы порадоваться за сестру, а получилось вон как.

Как только вспомнила про сестру, глаза моментально налились слезами, защипало в носу. Сразу же вернулся весь ужас последних трех дней. С бесконечными допросами в полиции, непрекращающимися причитаниями матери, отрешенным молчанием отца, Петькиным тихим нытьем. Как-то так получалось, что погоревать по-настоящему, от души, она могла только в одиночестве. Наедине с собой и своими мятущимися мыслями. А общение с семьей только раздражало, как и предстоящие похороны, которые стараниями матери обещали быть невыносимо нудным, и оттого фальшивым, мероприятием.

А Олег еще хотел приехать. Правильно, что она его отговорила. Не хватало только ему увидеть весь этот домашний колорит. Банки эти бесконечные, потрескавшийся кафель в ванной, пыльные залежи старых шуб в шкафах. Мать начнет причитать, звать Олега сыночком и виснуть на шее вся в слезах.

Дину даже передернула, когда она представила эту картину. Нет уж, обойдутся без Олега. Денег он на похороны дал, чего еще желать? Кире теперь все равно, а она, Дина, не для того оберегала мужа от общения со своей семьей, чтобы сейчас все испортить.

Ничего, одним родственником на похоронах будет меньше. Хотя, если разобраться, какие Кира с Олегом родственники? Она их даже познакомить не успела.

Дина взглянула в зеркало и испугалась. На нее смотрела не молодая, немного загадочная женщина с выразительными темными глазами и красивым рисунком пухлых губ, а циничная стерва с расчетливым взглядом. Глаза по-прежнему выделялись на бледном лице, но никакой загадки в них сейчас не было. Была усталость и желание побыстрее закончить с неприятными формальностями, уехать и забыть все как страшный сон. Снова убежать из дома без оглядки, теперь уже навсегда.

– А если бы на твои похороны не пускали родственников? – спросила она у своего отражения вслух. – Как бы тебе это понравилось?

Кира могла бы быть на ее похоронах. Но Киры не будет теперь уже никогда. Родители не вечные, уйдут гораздо раньше ее. Остается только муж. Вот его и надо беречь изо всех сил. Пусть работает, решает вопросы и не грузится похоронами свояченицы, теперь уже бывшей. Ни к чему это все.

– Прости меня, сестренка, – прошептала Дина, вглядываясь в свое отражение с едва ощутимым страхом. – Прости, но так будет лучше для всех. И для тебя тоже.

* * *

Когда опускали гроб в могилу, вдруг поднялся ветер, сыпанул в лицо пылью. Небо как-то разом заволокло облаками и стало понятно, что хорошей погоды больше не будет. Побаловала и закончилась, все же не лето еще. А всего-то конец мая.

Тетки – материны многочисленные подружки, притащившиеся, как они выразились, «разделить горе», а на самом деле мечтающие разузнать подробности и смерти, и несостоявшегося замужества с иностранцем – хором вскрикнули и загомонили, хоть и шепотом, но все равно для всех слышно. О том, что вот даже небо плачет по бедной девочке, что не будет теперь радости у родителей, как нет солнышка на небе.

Особенно старалась тетя Маша, соседка по даче.

– Ангела! Ангела хороним! – закричала она сорванным рыданиями голосом, и прижав полные руки к груди, подняла лицо к небу. – Вон как небушко по Кирочке плачет! Прими, господи, душу невинную!

Тетки зарыдали уже в голос, и Дина непроизвольно поморщилась. Все это выглядело, как плохой спектакль. Если бы не знала тетю Машу, подумала бы, что мать разорилась на наемную плакальщицу, но из всегдашней жадности выбрала ту, что подешевле. Хотелось побыстрее закончить весь этот балаган, да и голова вдруг разболелась, видно из-за перепада давления.

– Как же, плачет небушко, – услышала она вдруг справа за спиной насмешливый шепот. – Самоубийцу хоронят, как приличную, на кладбище со всеми. Даже в церкви отпевали. Говорят, от батюшки-то скрыли, что самоубийство это. Сказали, мол, оступилась девчонка на крыше да и упала. А он и поверил. А может, денег дали, так и отпел грешницу. Сейчас ведь и попы на деньги падкие, чистые иуды. Готовы и Христа продать, если надо.

– Может все же не самоубийство? – спросил второй голос. Владелица его старалась говорить как можно тише, видно совестилась обсуждать такие вопросы над незакрытой еще могилой. – Может и правда оступилась? Мало ли. С любым может случиться.

– А зачем любому на крышу-то лезть? Вот вы, Ольга Леонидовна, разве полезете на крышу? Вот то-то и оно. Нечего там делать, если только греха не задумал. Самоубийца и есть, и никакими деньгами прощения у бога не выпросишь. Не примет ее к себе господь…

Дина почувствовала, что еще секунда, и она не выдержит – залепит этой шипящей святоше оплеуху. Может, хоть тогда немного отпустит?

Она шагнула к могиле, толкнув кого-то плечом, бросила горсть рыжей от глины земли на ярко-красную крышку гроба.

Темные комочки застучали по обтянутому атласом дереву, запрыгали горошинами. Почему-то захотелось бросить еще горсть, чтобы посмотреть, как они прыгают, обгоняя друг друга. И еще одну, и еще. Пока не скроется красная тряпка, слишком яркая для такого случая, под слоем земли, перемешанной с прошлогодними листьями и разрубленными лопатой корнями прошлогодней же травы.

Дина повернулась и нашла глазами ту, что шипела за спиной про грех и заплаченные попу деньги. Конечно, это оказалась Самойлова с первого этажа. Вроде, нестарая еще баба, чего же злая-то такая?

Дина подошла к ней вплотную и сказала, глядя в заметавшиеся глаза:

– Ее и так господь не принял бы. Она не крещеная была.

Не стала дожидаться, что ответит Самойлова – было противно слушать и смотреть по сторонам. И вообще находиться здесь стало вдруг противно до невозможности, и Дина медленно пошла к выходу с кладбища. Подождет всех у автобуса, теперь уже недолго осталось.

– Дина Владимировна, – раздалось за спиной так неожиданно, что она вздрогнула и похолодела неизвестно почему.

Обернувшись, увидела следователя, который допрашивал их всех и на месте, и потом в полиции. Откуда он здесь? Возле могилы она его не заметила.

– Вы когда домой уезжать собираетесь? – спросил он, поравнявшись.

Странно, что не озадачился хотя бы соболезнования выразить, как положено. Или у ментов так принято – плевать на чувства родственников с высокой колокольни?

– Завтра, наверно, – пожала она плечами.

– Я попрошу вас задержаться. Следствие еще не закончено, вы можете понадобиться в любой момент.

– Зачем? Я ведь уже все рассказала.

– Следствие не закончено, – повторил он с нажимом. – В деле еще очень много неясных моментов, так что, будьте добры, поживите здесь, пока я вас не отпущу.

И опережая ее гневные возражения, добавил:

– Не хотелось бы брать с вас подписку о невыезде, и тем более, заключать под стражу. Так что давайте, Дина Владимировна, войдем в положение друг друга. Чтобы у меня не появились подозрения, что вы стремитесь поскорее уехать, чтобы скрыться от правосудия.

Дина смерила его гневным взглядом и пошла прочь, не попрощавшись.

– Не слишком сурово я с ней, как думаете? – спросил Девяткин у возникшего рядом Захарова.

– Нормально. Бывает и хуже.

– Но все же горе у человека, сестру похоронила только что. И потом, формального права ее задерживать у меня ведь нет.

– Ничего, потерпит, – отмахнулся непримиримый Димыч. – Погорюет немного у нас на глазах. Из всей той теплой компании она одна может упорхнуть в любой момент. Представьте, если окажется, что она хоть как-то в смерти сестры замешана. Вы же себе первый локти кусать будете, если сейчас ее отпустите.

– Вы, Дмитрий Иванович, совсем на этой работе очерствели. Ведь это сестра погибшей, как-никак. У человека горе, а вы ее подозреваете. Какой смысл ей был убивать родного человека? К тому же, в вашу версию про Радова, который подчищает концы, как вы выражаетесь, Дина Сергеева никак не вписывается. Во время налета на инкассаторов ее в городе не было. Она вообще в последний раз приезжала два года назад. В чем же ее подозревать? Какая ей выгода?

– Разберемся, – пообещал Димыч. – Может, как раз ей-то выгода и есть. Родственница все же, а значит наследница. Вы имуществом погибшей гражданки Листопад не интересовались еще?

– У гражданки Листопад, если помните, несовершеннолетний ребенок имеется. Его тоже прикажете подозревать, как основного наследника?

Димыч задумчиво почесал затылок, но так легко сдаваться не стал.

– А кто, кстати, опекуном у ребенка теперь будет, неизвестно?

* * *

Димыч раскладывал на столе протоколы допросов в каком-то хитром, одному ему ясном порядке. Хмурился, морщил лоб, перекладывал листы с места на место и менял их местами. Толик смотрел на эти манипуляции с интересом, но вопросов пока не задавал. Знал, что под руку к Захарову лучше не лезть. Сейчас сам все расскажет, минут через пять, максимум через десять.

– Чего ты сидишь просто так? – буркнул Димыч через три с половиной минуты (Толик специально засек время, чтобы проверить свои предположения). – Иди, помогай думать.

Толик выбрался из-за своего стола и подошел поближе к протокольному пасьянсу.

Теперь они смотрели на покрытую листами столешницу вдвоем. Молча и сосредоточенно. Как командиры на карту перед решающим сражением.

Толик не выдержал первым:

– Над чем думать-то? Ты где это взял?

– У Девяткина. Это материалы по самоубийству Киры Листопад.

– Он что, не закрыл его до сих пор?

– Пока нет. Я попросил, чтобы не закрывал сразу.

Толик уставился на товарища как на неведомую зверушку, неожиданно выскочившую под ноги во время лесной прогулки. Осмыслить, что капитан Захаров о чем-то просил ненавистного следователя, а тот к просьбе прислушался, так сразу не получалось. Не усваивалась эта абсурдная информация.

– Там же все ясно было с самого начала, – начал Толик осторожно. – Как это Девяткин согласился продлевать сроки по практически закрытому делу? Ты его пытал, что ли?

– Чего сразу пытал? Попросил по-человечески, он и вошел в положение.

– Девяткин? Вошел в положение?

Димыч пожал плечами и начал вчитываться в один из протоколов. Тот, что лежал ближе всего. Толик помотал головой, словно отгоняя навязчивые видения, и заявил:

– Так не бывает. Колись давай, что ты ему за это пообещал?

– Ничего я ему не обещал. Он же принципиальный, с ним в обмен на что-то сроду не договоришься.

– А как тогда?

– Лаской! – сообщил Димыч и скорчил такое благостное лицо, что Толик испугался не на шутку.

И даже подумал, что стоит, наверное, пойти проверить, как там следователь Девяткин? Все ли в порядке с ним после ласковых убеждений Димыча?

Потом подумал еще немного, и радостно хлопнул себя ладонью по лбу:

– Я понял! Ты их выкрал просто. Снял копии потихоньку, пока Девяткин отвлекся.

– Ничего подобного. Копии он мне сам снял, сам отдал. И даже пообещал всестороннюю поддержку, если что… Я не знаю, что с ним случилось, но он странный какой-то. Сам на себя не похож. Как будто нормальный человек.

Димыч сделал рукой приглашающий жест и показал на лежавшие перед ними протоколы.

– Вот смотри. На крыше в тот день, кроме погибшей Листопад, было шесть человек. Во-первых, ее сестра – Дина Владимировна Сергеева. Тридцать один год, замужем, постоянно проживает в Санкт-Петербурге, домохозяйка. Приехала, как утверждает, повидаться и попрощаться с сестрой.

– А почему попрощаться?

– Потому что Кира Листопад собиралась выйти замуж за гражданина Франции и переехать к мужу. В эту пятницу должна была улетать, у нее уже билет был куплен. Свадьба планировалась во Франции, родственники туда почему-то не приглашались.

– Почему?

– Дорого, скорее всего. Но нужно будет уточнить. У них вообще какие-то странные порядки в семье. Сестра эта, Дина, полгода назад замуж вышла, так тоже, говорят, никого из родни на свадьбе не было. И муж сюда не приезжал, с тещей и тестем не знакомился. Может, у них так принято?

Следующая – Марина Волошина, тридцать два года, не замужем, секретарь-референт в строительной фирме. Такая, помнишь, эффектная девица – волосы, ноги. Все при ней, одним словом. Бывшая одноклассница Дины, но дружила больше с Кирой. У них вообще компания была общая, как я понял.

Потом еще один одноклассник, на этот раз Киры. Глеб Зиновьев, тридцать четыре года, системный администратор. Это он в том здании работает, где все произошло. Его и идея была на крыше шашлыки жарить. С ним его девушка была – Светлана Василенко.

– Тоже чья-то одноклассница? – спросил слегка утомленный Толик.

– Нет, просто девушка. Двадцать восемь лет, продавец-консультант в магазине парфюмерии и косметики. Из сестер Листопад дружила только со старшей – Кирой. Младшую совсем не знала, увидела первый раз на тех самых злополучных шашлыках.

Остаются еще двое. Дмитрий Козин и Василий Киреев. Этих, кроме Зиновьева, вообще никто раньше не знал. Козин тоже системщик, они с Зиновьевым вместе работали раньше в другой фирме. А Киреев совсем недавно устроился на работу в соседний офис. В курилке познакомились.

– А кем устроился?

– Менеджером, Толик, менеджером. Кем же еще? Типичным представителем офисного планктона. Но вообще, Девяткин их по поводу работы особенно не допрашивал. Он ведь не знал, что нам это может пригодиться.

Толик снова посмотрел на приятеля с недоверием. Очень непривычно было слышать, как тот оправдывает Девяткина. Вслух ничего говорить не стал, решил, что в свое время все равно узнает, что за странные отношения возникли вдруг между прежними врагами.

Он еще раз пробежался глазами по листам, разложенным Димычем на столе, и взял в руки тот, что лежал ближе всех – протокол допроса менеджера Киреева.

– Ты что же, каждого из них подозреваешь в возможных отношениях с Радовым?

– Не каждого. Сестру, например, можно смело исключать. Ее не было в городе ни в момент ограбления, ни после. Она первый раз за последние два года приехала. Даже если была знакома с Радовым раньше, вряд ли он к ней кинулся с предложением столкнуть родную сестру с крыши.

– Хорошо, сестру исключаем, – согласился Толик. – Тогда остаются пятеро. С кого начнем?

Глава 6

Май

Назначенное время наступило уже полчаса назад, и он начинал заметно нервничать. Схватил принесенный официанткой бокал с пивом, залпом осушил его почти наполовину.

Пиво было холодным, это обрадовало и хоть немного успокоило. Сгладило клокочущее внутри нетерпение.

Васька ткнул вилкой в кусок малосольной семги, запил рыбу большим глотком, со стуком поставил бокал на столешницу, проигнорировав картонный квадратик подставки.

«Вот все у вас как на параде» – вспомнилась фраза из знаменитого фильма. Все эти подставочки-салфеточки раздражали невероятно. Да еще закуски к пиву нормальной не было. Ни тебе сухариков, ни орешков. Гренки, жареный сыр да кальмары в кляре. Как это можно – жарить сыр, Васька представить не мог, а спросить постеснялся. Да и стоил этот сыр дороже шашлыка в кафешке в парке. Ну их к черту, с их меню!