Стирающая Память. Живые книги

Галина Миньо

Стирающая Память. Живые книги

Пролог

– Как это у них получается?

Все повернули голову на неожиданную реплику Никиты. Никита с толстой книгой на голове, виляя бёдрами, грациозно фланировал по аудитории. Дружный смех прервал увлекательное чтение. С грохотом упал увесистый том.

– Никита в своём репертуаре, – весело заметил Шурик, – у тебя хорошее воображение.

– Вера так рассказывает, что я как будто реально живу в это время. Ладно, хохмить больше не буду, – красноречивый взгляд Веры заставил его замолчать, – обещаю, – добавил он.

– «Два раба снимают с головы мальчика корзину с фруктами и ставят на стол.

– Ты, Дакус, – указывает пальцем на одного из рабов весёлый малый со сползшей с плеча белой туникой, – и ты, Сир, подойдите сюда. он лениво встаёт с лежанки, – перетащите-ка этого парня во-о-он в тот угол.

Под прямоугольным проёмом в крыше неглубокий бассейн с дождевой водой. Поверхность воды вздрагивает и подёргивается тревожной рябью. Углы бассейна украшены статуями. Рабы снимают статую Диониса с угловой тумбы и устанавливают её в углу просторного помещения. На место свергнутой статуи Диониса, под общий хохот, ставят на тумбу одного из рабов.

–Хорош? – смеётся малый в белой тунике, оглядывая развеселившуюся компанию, – Погодите, – он взбирается на бортик бассейна и срывает набедренную повязку с раба, затем снимает со своей головы венок из виноградной лозы с немного увядшими листьями и, привстав на цыпочки, водружает его на голову раба, – ну чем не Дионис, – смеясь, он оступается и плюхается в бассейн. Новоиспечённому Дионису подают большой пузатый кувшин с горлышком, имеющим три слива. Раб едва удерживает тяжёлую ношу за ручку. Из кувшина льются сразу три струи. Обливаясь вином, мужчины толкаются, подставляют рты, пытаясь поймать струйку вкуснейшего вина.

Два раба заносят глиняную пузатую фигуру сидящего человечка, обнимающего руками и ногами сосуд с расширенным горлышком», – старательно продолжила читать Вера.

– Кратер называется, надо бы вам такие вещи знать, господа студенты, – прогудел знакомый голос. На пороге аудитории стоял профессор Иван Ильич, – По какому поводу собрание?

Вера покраснела до кончиков ушей.

– Изучаем события, произошедшие в начале нашей эры, – нашёлся Никита.

– По какому источнику? – мягко поинтересовался профессор, – кто автор? Разрешите, – он протянул руку к исписанной толстой тетрадке Веры.

«Жаль, что плащ–невидимка бывает только в сказках», – обречённо подумала Вера. Она прижала тетрадку к себе.

– Это мои записи, так, неважно это, – не очень уверенно сказала Вера.

– Тем не менее, вы решили свои «неважности» вынести на всеобщее обозрение, не так ли? – Иван Ильич смотрел, не отрываясь, в лицо Веры.

– Пожалуй, мы уже закончили, – сказала Вера уже уверенным тоном и взяла рюкзак, намереваясь выскочить из аудитории.

– Я порекомендую всем остаться и продолжить ваше занятие, – не допускающим возражения тоном сказал Иван Ильич, придвинул стул и по-хозяйски уселся на него. В возникшей тишине повисла пауза.

– Вам будет неинтересно, ей-богу, Иван Ильич, пощадите – пытаясь скрыть тревогу, натянула улыбку Вера.

– Никогда ни за кого не решайте, уважаемая, кому что интересно, а кому нет. Читайте, – Иван Ильич театрально взмахнул рукой.

– Здесь всего лишь мои сны, записанные странным языком.

– О событиях начала нашей эры, так? – прервал Иван Ильич оправдания Веры.

– Читать с начала? – Вера окинула взглядом притихших друзей, как бы ища поддержки.

– Поскольку я пришёл без приглашения, то будет справедливо продолжить с того места, как посчитаете нужным, уважаемая, – Иван Ильич не отрывал взгляда от Веры, – можно продолжить с эффектного появления особого сосуда для вина, – как ни в чём не бывало сказал он.

– Мы закончили на том, что во время пиршества, – Вера осеклась, – симпосия, – поправилась она и посмотрела на Ивана Ильича.

– Не обращайте на меня внимания, читайте, будто меня здесь нет, – как можно непринуждённее сказал Иван Ильич.

– «Два раба заносят керамическую статуэтку, держащую в руках огромный кратер», – Вера вдохнула побольше воздуха, с подвздохом, и шумно выдохнула, и продолжила, – «Гости с любопытством заглядывают в кратер.

– Афинянен, да ты шутник, – разочарованно сказал один из них, – здесь вина на донышке, а я с кубком приплёлся, не желаешь объясниться?

– Друзья, – Афинянен загадочно развёл руки в стороны, расправив складки хитона, ставшего похожим на парус, – немного терпения. Следите за этим чудом, а пока, – он хлопнул в ладоши.

Четыре девушки в лёгких туниках, перевязанных под грудью полотнами тончайшей ткани, переходящих в развевающиеся пояса, кружатся в хороводе, держась друг за друга лишь мизинцами. Лица их закрыты масками. Слышны мелодичные звуки свирели. На свирели играет белокожий юноша в набедренной повязке из белёного льна.

– Нравятся ли вам мои танцовщицы, друзья? – обращается он к присутствующим.

– Хвала тебе, афинянен, – откликнулся Первый из присутствующих, – мне вот та, с рыжими волосами, нравится

– А мне чернявенькая, – откликнулся другой.

– Это ещё что, – загадочно сказал афинянен, – какое масло сейчас разгружают с моего корабля! Оливы в этом году, – он поднял руку над головой. Покачнувшись, он едва не упал навзничь, но его спас, как обычно, вовремя подскочивший раб.

– Я ценю твою добросовестность, Афинянен. Исполняешь обещания. С тобой приятно иметь дело. Что планируешь везти обратно? Не возвращаться же тебе с пустыми трюмами домой. Могу подарить тебе одну из своих рабынь в обмен на рыженькую. Надеюсь, она не кусается, – игриво облизывается Первый, – слышится хихиканье, – как тебе такое, идёт?

– Идёт, дорогой друг, – улыбается Афинянен, – а теперь наполним кубки, – он подходит к статуэтке и на глазах у всех зачерпывает кубком вино из чаши.

– О великий Зевс! – восклицают гости и ошарашенно смотрят в наполненный густым сладким вином сосуд, – Ты – колдун?

– Маленький фокус, – Афинянен снимает глиняную шапочку со статуэтки, – мой раб за дверью наполнил статуэтку вином из амфоры. Снизу… вот сюда посмотрите, видите, статуэтка полая и соединена с чашей внизу сквозным отверстием. Пока вы любовались женщинами, чаша наполни… – он не успевает договорить. Статуэтка с вином падает на пол. Комната качается, трещат стены и осыпается потолок. Грохот проснувшегося вулкана заглушает все остальные звуки», – Вера подняла глаза от тетрадки, – теперь, как обычно, в конце картинки, или истории в фильме, уж как хотите называйте, всплывает на пластине, как на экране, стихотворный текст:

Кровавые забавы, много мыслей тёмных,

Война, желание славы и деяний злобных.

Пришёл в слепое бешенство вулкан.

Он в назидание потомкам скрыл обман.

Вулкан взорвался сотней бомб.

Он стёр с земли разврат и голод.

Прищурившись, она прочла медленно, но довольно чётко.

– Уже запарилась за целый день. Свой почерк с трудом разбираю.

– А ещё есть? – спросил Никита, поёрзав на стуле.

– Полна коробочка, – подняла со стола тетрадь Вера. Одним взмахом раскрылись веером исписанные старательным почерком страницы.

– Ты так хорошо свои сны запоминаешь? – засомневался тихоня Шурик.

– Забываю быстро подробности. Тетрадку возле себя держу, чтобы проснуться и сразу записать. Картинки событий стираются как-то быстро.

– Стихи стараешься записать вперёд? – участливо спросила Света.

– Да, они на странице, – Вера замялась, подбирая слова. Она с опаской бросила быстрый взгляд на Ивана Ильича, – то есть, на пластине той огромной книги, на коленях у каменного человека, в последнюю очередь всплывают. Причём чётко читается текст. Будто нарочно, чтобы я запомнила. – Она смахнула чёлку со лба, – Боже, совсем запустила свои волосы. Свет, пойдём в пятницу в парикмахерскую? – надеясь закончить чтение, сменила тему Вера.

– Обязательно, – задумчиво протянула Света, – почитай ещё. Можешь?

– Не хотелось прерывать, но речь идёт о пластинах Харати? – осторожно спросил Иван Ильич.

– Да. Вы что-то об это знаете?

– Интересовался немного. Продолжайте, не смущайтесь, – по-отечески мягко сказал Иван Ильич. Его строгость испарилась как утренний туман.

Перед рассветом

Досифея привыкла вставать перед восходом солнца. Она и небесное светило будто чувствовали друг друга.

Великий Ра заканчивает ночную битву с чудовищем и направляется на своей ладье из тёмной реки подземного мира на небосвод. Ладья Вечности ещё не успела выплыть на небо и озарить своим сиянием отдыхающую землю, а у Досифеи сами собой открылись глаза. Причём в независимости от того, спала она или проворочалась всю ночь, как и случилось сегодня. Она то и дело просыпалась от мутного сумбурного сновидения, мучительно пыталась снова заснуть. Было ещё темно. Ноги были ватными, не хотелось ни о чём думать. К тому же, она давно уже не выходила за пределы храмового двора. А ей предстояло пройти до пристани через весь город. Встреча с шумным городом её пугала. Прошло несколько лет со дня её последнего путешествия. Она поблагодарила себя за то, что собралась с вечера. Досифея расщепила зубами кончик палочки корешка дерева арак, старательно почистила ею зубы. Надеясь быстрей прийти в себя, она вылила на себя целый кувшин прохладной воды. Когда она подошла к воротам храма, там её уже ждал сын, такой же сонный. Это было видно даже в предрассветных сумерках при свете луны. Им предстояло дойти до порта и сесть на корабль. Квинтус Корнелий Досифей (это его полное имя, попросту Квинтус) взял мать за руку, чтобы её поддержать. Да и самому так стало спокойнее. Не каждый день отправляешься в дальнее плавание на большом корабле. Молча плестись быстро наскучило, но разговаривать не хотелось.

Понемногу стало светлеть. Начинался новый день.

Музыканты

Они услышали бой барабанов и трубные звуки.

– Сегодня какой-то праздник? – спросила через силу Досифея.

– День Владычицы Дендеры, по-моему, – ответил Квинтус.

– Похоже на то, – сказала Досифея, пытаясь взбодрить себя разговором, – в какой ещё день мы услышим музыку с самого утра? – Она подняла глаза, чтобы не «клевать носом» и заметила, что над восточным горизонтом появилась яркая звезда Сириус. – Смотри, Сопдет вернулась, – сказала она.

– Как у неё так получается? То красным цветом сияет, то белым? – с неожиданным благоговением сказал Квинтус.

– На то она и богиня, она всё может, – улыбнулась Досифея, – не знала, что ты интересуешься звёздами, – прибавила она.

Квинтус ответил загадочной улыбкой. Ему очень хотелось рассказать Досифее о своём сне. Он не знал с чего начать. Впрочем, музыка стала настолько громкой, что Досифея всё равно бы его не услышала.

Ещё Великий Бог Солнца Ра не показал на предрассветном небе свои пальцы-лучи, а к площади уже стекались сонные горожане. Кто-то шёл поглазеть на столь ранний концерт, а кто-то останавливался на площади ненадолго и шёл дальше по делам – надо было купить на берегу у рыбаков лучшие дары моря к праздничному вечернему столу. Досифея остановилась.

– Давай немного посмотрим, – предложила она.

– Почему бы и нет, – не без удовольствия ответил Квинтус.

Народу было совсем немного. Посреди каменной площади были расстелены большие зелёные ковры с золотыми лилиями и синим контуром. Досифея никогда раньше таких не видела. На них расположились музыканты. Тут музыка резко оборвалась. Досифея невольно вздрогнула и оторвала взгляд от манящего яркими красками ковра. В возникшей тишине по краям ковровой «сцены» встали двое мужчин с бамбуковыми палочками в руках и стали медленно отстукивать чёткий ритм. В такт с ними вступил большой барабан с мягкой колотушкой на изогнутой палке. Барабанщик улыбался так, будто ему нипочём столь раннее выступление. Зрители стали хлопать в ладоши, поддерживая ритм, в предвкушении чего-то диковинного. Засвистела медная флейта и музыка немного ускорилась.

На сцене появился акробат в белой набедренной повязке. Он поднял руки вверх, будто призывая небо в помощь. К нему вышел второй акробат и стал рядом. Он также поднял руки и лицо к небу. Барабан и флейта, а за ними и хлопки в ладоши смолкли. Громче застучали бамбуковые палочки. Акробаты развернулись и поклонились друг другу.

К ударным палочкам присоединился барабан в форме кубка с натянутым на него пергаментом. Зажав его между коленями, сидя на ковре, отбивала ритм костяшками пальцев женщина. Она была одета в тонкую голубую тунику.

В какой-то момент Досифее почудился сверлящий взгляд в спину. Утренняя прохлада, наверное, давала о себе знать. Досифея резко обернулась. В быстро густеющей толпе она перехватила этот взгляд. Прямо на неё смотрел человек в сером плаще с капюшоном. Они встретились взглядами словно столкнулись двумя мирами. По спине Досифеи змеёй прополз липкий холодок. Человек натянул капюшон почти до подбородка и исчез.

Первый акробат согнул свою ладонь ступенькой. Второй, опершись рукой на его плечо, поставил ногу на эту ладонь и взмыл вверх. Стоя на плечах у первого, он хлопнул в ладоши у себя над головой. Зрители, казалось, перестали дышать. Откуда ни возьмись, появились с двух сторон ещё двое акробатов поменьше ростом. Барабанщица стала сильнее отбивать быструю дробь. Досифее на миг показалось, что все акробаты были на одно лицо. Будто двоилось в глазах. Она встряхнула головой и растёрла лицо ладонями, по привычке слегка надавив на глаза. От переписи книг, которой она занималась всю свою жизнь, у неё часто уставали глаза. Это был привычный для неё жест.

Между тем, два акробата, опёршись на широко раскинутые руки первого, оказались вверх ногами в воздухе. Одной рукой они держались за запястья первого, а другой – за щиколотки стоявшего у него на плечах второго акробата. Второй поймал руками за одну ногу каждого из них. Получилась фигура, похожая на раскрывшийся веер. Задорно засвиристела флейта, все захлопали, и фигура рассыпалась. Акробаты, перекувыркнувшись в воздухе, соскочили вниз и выстроились в одну линию перед зрителями. Барабаны застучали, перебивая звуки гудящих кларнетов, флет, зазвеневших колокольчиков и всех инструментов сразу. Какофонию взбесившегося оркестра заглушили восторженные вопли и громкие аплодисменты.

Кто-то коснулся плеча Досифеи. Она резко обернулась и увидела одного из знакомых, служащих при храме.

– Скоро уже пойдём, – тихо сказал он, – мне приказано вас проводить на корабль.

– Можем ещё немного побыть здесь? – спросил Квинтус.

– Да. Но недолго. И давайте я вас обоих за руки возьму. Народу прибывает, как бы нам не потеряться.

«Какая мягкая у него ладонь», – подумала Досифея и украдкой глянула на, вроде как, знакомый профиль. Крупный нос с горбинкой, жёсткие кудрявые волосы и абсолютно белая кожа, не поддающаяся загару, – «Вот так, часто видишь, желаешь при встрече мимоходом доброго дня, а не замечаешь, что рядом такой приветливый и добрый человек. Да и в храме он всегда был тенью. Чистоту наводил, что-то приносил и молча уходил. Я думала, он немой. А сейчас… С ним сразу спокойнее стало. Вовремя он появился. Не ценим мы то, что видим каждый день», – мысли побежали сами собой. Она постаралась отогнать их от себя. И тут она поняла, что не может вспомнить. Нет, она просто не знает его имени. – Как тебя зовут? – как можно тише спросила она. От непонятно откуда взявшегося стыда загорелись щёки и уши.

– Шэхзэд, – пригнувшись к самому уху сказал он.

– Ты персидский принц? – удивилась Досифея.

– Я перс, а вы понимаете персидский язык?

– Многие греки знают персидский.

– А я с детства в храме, не знаю и не помню своих родителей. Может, и принц, – уже со смешливой ноткой сказал он.

На ковёр, под тот же барабан, вышли две девушки. Они были совсем юные, с едва выступающими грудями. У обеих были длинные чёрные густые волосы и смуглая гладкая кожа. Повыше локтей блестели браслеты, обвившие тонкие руки, в виде змей, являющих собой символ мудрости, власти и знания. Бёдра девушек опоясывали медные разъёмные обручи, к которым были прикреплены треугольные вставки, прикрывающие лобок. Блестящие треугольники, инкрустированные цветными камнями, изгибались в тонкие дуги, уходящие через промежность назад, до самого копчика. «Надо же, я думала, что такие повязки бывают только из кожи или из ткани», – подумала Досифея. Она попыталась представить себе эти обручи не на девушках, а так, перед собой, – «Если перевернуть, то получится диадема», – она с трудом подавила смех. И тут она поняла, что окончательно проснулась.

Юные танцовщицы качали вытянутыми вверх гибкими руками под нежную мелодию арфы и сладкозвучной тростниковой свирели. Они была похожи на стебельки цветов, которые колышет ветер. От восторга люди даже не сразу поняли, что танец закончился и осторожно стали аплодировать. Энергично заиграла флейта. Одна девушка изогнулась дугой назад, коснулась ковра руками, легко встала опять на ноги и убежала. Хлопки в ладоши, одобрительные возгласы и топот ног от восторга постепенно стих. Оставшаяся в центре танцовщица села на колени, нагнулась лицом к земле, вытянув руки перед собой. Рядом с ней присела, подогнув ноги к себе, девушка постарше. Она держала в руках странный инструмент с длинной палкой. Эта палка крепилась к деревянному корпусу. От корпуса к концу палки тянулись струны разной толщины. Девушка опустила корпус инструмента вниз. В другой руке у неё оказался… такой же лук, какой видела Досифея у воинов. Досифея невольно подалась вперёд, рассматривая диковинный инструмент. На деревянной дуге был натянут конский волос. Получался смычок. Девушка, перебирая пальцами на палке, стала водить смычком по струнам. Низкий, певучий тянущийся звук заворожил неожиданной глубиной. Танцовщица медленно поднялась под чарующую мелодию и стала идти по кругу, плавно ступая по ковру. Досифея закрыла глаза. Ей хотелось заплакать.

– Нам пора, – Досифею словно выдернули из другой реальности, – ещё немного и мы отсюда до вечера не выберемся. Смотрите сколько народу, – услышала она знакомый голос Шэхзеда.

Продравшись сквозь толпу, они шли в сторону моря.

На корабль!

Они прошли мимо рыбного рынка, рыбацких лодок, длинными рядами качающихся на воде вдоль длинных дощатых пирсов. Их то обгоняли, то спешили навстречу, не поднимая глаз, люди, несущие корзины с дарами моря на головах.

Наши путешественники спускались к морю. Идти стало легче, они ускорили шаг. Вдали показалась какая-то статуя, будто зависшая в небе. Немного погодя показалась синяя полоса моря, отражающая перевёрнутое небо, во всём своём великолепии. Десятки судов, украшенных головами мифических героев и животных, разукрашенных яркими красками, видны стали как на ладони. Вдалеке, слева у входа в бухту, высился грандиозный маяк. Маяк был окружен крепостной стеной из белого камня. Из таких же блоков было выстроено многоэтажное квадратное основание маяка со множественными окнами и просторной смотровой площадкой по всему периметру. По углам площадки сидели в дозоре гранитные тритоны, трубящие в огромные раковины. На квадратном основании красовалась мраморная восьмигранная башня с розовыми колоннами по кругу. Также, как на нижнем уровне, её окружала смотровая площадка. Выше располагалась цилиндрическая башня, увенчанная крышей в форме усечённого конуса. Крыша, в свою очередь, опиралась на колонны из красного мрамора. Между колоннами сверкали отблески сигнальных зеркал. На крыше, стоял покровитель всех морей, Посейдон. Со своей недосягаемой высоты он молча взирал на мелкую человеческую возню.

– Мама, давай остановимся – тихо сказал Квинтус, и, не дожидаясь ответа, уселся на землю.

– Что такое? Ты устал идти? – встревожилась Досифея.

– Посмотри, как красиво, – Квинтус весь светился от нахлынувшего восторга.

– Да уж. Нам покровительствуют боги. Всё с их повеления. Красота, – Досифея с удовольствием уселась на землю рядом с Квинтусом и успевшем бухнуться рядом с Квинтусом Шэхзэдом. Шэхзэд быстро осмотрелся по сторонам и как можно тише, хотя никого вокруг не было видно, сказал, пригнувшись:

– Квинтус, – во время путешествия постарайся маму называть Брат Досифей. Ты забыл, о чём мы договаривались вчера?

– Честно – забыл. Сплю до сих пор.

– От этого может зависеть наша жизнь. Будь взрослым. Договорились?

– Я понял, – потупил глаза Квинтус.

Пахло солью и водорослями. Влажный свежий морской ветер не дул порывами, а, словно гладил лицо. Запах городской пыли пропал, будто его и не было. Берег жил своей суетливой жизнью. Вдоль всего берега дощатые настилы переходили в длинные пирсы с пристыкованными к ним лодками. Квинтус выделил для себя большую деревянную лодку с жёлтыми бортами. Она покачивалась на воде как-то важно, что ли, по сравнению с колышущимися рядом с ней папирусными лодками. Одни лодки причаливали, другие отплывали. Люди разгружали провизию с лодок, несли корзины с рыбой, мешки, кувшины, бурдюки с вином.

– Похоже на муравейник, правда? – сказала Досифея.

– Ага, поток из людей с грузом движется медленнее, чем из тех, кто возвращается обратно, сказал Квинтус.

– Это так кажется, присмотрись внимательнее. А вот дальше, с парусами большими.

– Их так много, и они такие… Такие, – Квинтус не мог найти слов от восхищения.

– Смотрите, в гавань заходит корабль, – сказал Шэхзэд.

– Такой огромный. А вот на носу кораблей и даже лодок глаза, нос нарисованы. Зачем такие мордочки?

– Эти животные охраняют в пути рыбаков и торговцев. Вон там, красная, там явно даже внутри голова ежа нарисована. Почти полностью разгрузили, пустая. Ближе к берегу смотри. Видишь?

– Ага.

– Это от сглаза, явно лодка какого-то торговца.

– Давайте немного спустимся и поближе корабли рассмотрим, – предложил Квинтус.

Все встали и немного прошли вниз, там была удобная тропинка, с которой можно было рассматривать весь порт.

– Отсюда даже видно, как на маяке люди ходят. Здорово. Хотя до маяка ещё дойти надо, он же на острове. А на тех больших кораблях целые дома стоят. О! А под нами огромный палаточный город, – сказал Квинтус. Он так был увлечён видом порта, что до сих пор и не обратил внимания на бесчисленное количество палаток на склоне, прямо под тропой.

– Это команды с кораблей. Смотри сколько их ещё слева от тебя. Ждут, пока разгрузка и погрузка товаров идёт, – сказал Шэхзэд.

В порту

Они прошли ещё немного по тропе.

– Мы на таком же красавце поплывём? – округлив глаза восхищённо спросил Квинтус, указывая на один из кораблей. Он только что причалил к пирсу. В проёмы на двух палубах стали втягиваться вёсла, – В нижние проёмы, наверное, затекает вода, они почти на уровне волн, – стал рассуждать Квинтус, – а паруса сворачивают в огромные мешки, смотрите на тот корабль.

– Какой именно, юноша? – все повернулись на незнакомый голос. Их догнал широкоплечий мужчина в мягких сандалиях, затянутых точно по ноге. Такие сандалии были подбиты гвоздями. Характерный скрежет о камни при ходьбе выдавал эту особенность военной поступи. Его льняная туника по плечам была вышита красными кругами с восьмилепестковым цветком в каждом круге. По обеим сторонам от плеч вниз вышивка изображала красные ромбы, вложенные один в другой. В левой руке он держал начищенный до золотого блеска медный щит. Человек был явно военный и далеко не бедный. Квинтус не мог отвести взгляда и от блестящего щита, и от богато украшенных ножен клинка на поясе у военного, – Хочешь взглянуть на пугио? – предложил тот Квинтусу.

– Хочу, – сказал Квитус.

Военный вынул из ножен клинок и протянул его Квинтусу на своей ладони. Широкий остро заточенный клинок имел форму песочных часов, с ярко очерченной «талией». Узкая рукоять красиво отсвечивала на утреннем солнце выгравированный узор в виде бегущих волн.

– Нравится, – с явным удовольствием отметил Военный. Он спрятал оружие в ножны и продолжил, – так какой корабль ты хотел осмотреть?

– Этот, со статуей крылатой богини, – по-детски сказал Квинтус, повернувшись к огромному судну.

– Ты знаешь её имя? – удивился Военный.

– Ника, она приносит победу во всех сражениях.

– В изящных искусствах тоже.

– А ещё она помогла самому Зевсу в битве с титанами.

– И великому полководцу Александру. Он считал, что она на своих крыльях летала впереди его войска. Слыхал о таком?

– Ещё бы! Я даже слышал о том, что вовремя пожара в большом далёком Риме её статуя осталась невредимой. Это великая богиня! Она награждает оливковым венком победителей в состязаниях поэтов и музыкантов. Она – хранительница империи.

– Какой ты молодец, всё знаешь.

– Не всё, – смутился Квинтус, жалея о своей горячности и многословии. Но не удержался и добавил, – а вот этот корабль на рыбу похож. У него широкие вёсла как плавники и хвост.