Философия науки. Учебное пособие

Ученый начинает также со стандартных приемов корректной научной аргументации и старается не отступать от них до тех пор, пока к этому его не вынудят обстоятельства, в частности аудитория.

4. Историчность научного метода

Все правила научного метода допускают исключения, являются условными и иногда могут нарушаться даже при выполнении их условия. Любое правило может оказаться полезным при проведении научного исследования, так же как любой прием аргументации может оказать воздействие на убеждения научного сообщества.

Но из этого вовсе не следует, что все реально используемые в науке методы исследования и приемы аргументации равноценны и безразлично, в какой последовательности они используются. В этом отношении «методологический кодекс» вполне аналогичен моральному кодексу.

Таким образом, методологическая аргументация является вполне правомерной, а в науке, когда ядро методологических требований достаточно устойчиво, – необходимой. Однако только методологические аргументы никогда не способны заставить принять или отвергнуть научную теорию.

Особенно это касается методологии гуманитарного, а отчасти и социального познания, которая не настолько ясна и бесспорна, чтобы на нее можно было ссылаться. Иногда даже представляется, что в гуманитарных и социальных науках (науках о культуре, как их нередко называют) используется совершенно иная методология, чем в науках о природе.

О методологии практического и художественного мышления вообще трудно сказать что-нибудь конкретное. Как пишет Х. Г. Гадамер, «в опыте искусства мы имеем дело с истинами, решительно возвышающимися над сферой методического познания, то же самое можно утверждать и относительно наук о духе в целом, наук, в которых наше историческое предание во всех его формах хотя и становится предметом исследования, однако вместе с тем само обретает голос в своей истине»[30].

Сходную мысль о «внеметодическом» («неоперационном») характере гуманитарного мышления выражает французский философ М. Мерло-Понти. Если «операционное» мышление, говорит он, берется трактовать человека и историю и одновременно допускает возможность не считаться с тем, что мы знаем о них благодаря непосредственному контакту и расположению, более того, начинает их конструировать, исходя из каких-то абстрактных параметров, человек становится простым орудием, которым можно манипулировать. Тем самым мы входим в режим культуры, где в том, что касается человека и истории, нет уже ни ложного, ни истинного, и попадаем в сон или кошмар, от которого ничто не сможет пробудить[31].

Методология науки как вывод из истории научного познания

Методологические представления ученых в каждый конкретный промежуток времени являются итогом и выводом предшествующей истории научного познания. Методология науки, формулируя свои требования, опирается на данные истории науки. Настаивать на безусловном выполнении этих требований значило бы возводить определенное историческое состояние науки в вечный и абсолютный стандарт.

Каждое новое исследование является не только применением уже известных методологических правил, но и их проверкой. Исследователь может подчиниться старому методологическому правилу, но может и счесть его неприменимым в каком-то конкретном новом случае.

Идея отделения науки от государства

Авторитет науки Фейерабенд склонен объяснять внешними для нее обстоятельствами. Сейчас наука господствует не в силу ее сравнительных достоинств, а благодаря организованным для нее пропагандистским и рекламным акциям[32].

В ключе этого «развенчания» научного метода и его результата – объективного научного знания – Фейерабенд делает и общий скептический вывод, что наука почти ничем не отличается от мифа. Фейерабенду кажется, что наука гораздо ближе к мифу, чем это готова допустить философия науки. Наука – одна из многих форм мышления, разработанная людьми и не обязательно самая лучшая. Она ослепляет только тех, кто уже принял решение в пользу определенной идеологии или вообще не задумывается о преимуществах и ограничениях науки. Принятие или непринятие той или иной идеологии следует предоставлять самому индивиду. Из этого вытекает, что отделение государства от церкви должно быть дополнено отделением государства от науки, которая является наиболее агрессивным и наиболее догматическим религиозным институтом. Подобное отделение – единственный шанс достичь того гуманизма, на который мы способны, но которого никогда пока еще не достигали[33].

Если наука не дает объективного, обоснованного знания и настолько близка к мифу и религии, что наука должна быть, подобно религии, отделена от государства и, следовательно, от процесса обучения, то сама постановка задачи обоснования знания лишается смысла. Факт и слово авторитета, научный закон и вера или традиция, научный метод и интуитивное озарение становятся совершенно равноправными. Вследствие этого стирается различие между объективной истиной, требующей надежного основания, и субъективным мнением, зачастую не опирающимся на какие-либо разумные доводы.

Так, сложность и неоднозначность процесса обоснования склоняют к идее, что всякое знание – всего лишь не особенно правдоподобная гипотеза, и даже внушают мысль, что наука мало отличается от религии.

Действительно, поиски абсолютной надежности и достоверности обречены на провал, идет ли речь о химии, истории или математике. Научные теории всегда в той или иной мере предположительны. Они дают не абсолютную, а только относительную, справедливую лишь для своего времени истину.

Но это именно истина, а не догадка или рискованное предположение. Практические результаты применения научного знания для преобразования мира, для осуществления человеческих целей свидетельствуют о том, что в теориях науки есть объективно истинное и, значит, неопровержимое содержание.

Ушло в прошлое наивное представление, что наука строится на постоянно разрастающейся совокупности нейтральных фактов. Отброшена также идея о невозможности пересмотра хорошо установленных фактов вместе с вытекающей из нее концепцией относительной прямолинейности процесса накопления научного знания. Тем не менее, хотя понятие «факт» стало более условным и хотя отныне факты должны рассматриваться в их взаимосвязи со специфическими интеллектуальными структурами, было бы неправильно воспринимать в целом ученых как людей, рассматривающих опытное или теоретическое знание, которым они владеют, в качестве гипотетического и находящегося под постоянной угрозой опровержения. В действительности одним из важнейших факторов, существенно повлиявшим на впечатляющее интеллектуальное развитие современной науки, была как раз способность ее сторонников забывать об исходных предпосылках и концентрироваться исключительно на использовании этих предпосылок для осуществления детальных эмпирических исследований.

Современные естественные науки пользуются необычной, по сравнению с другими областями интеллектуальной деятельности, свободой от споров относительно своих оснований. Большинство научных исследований осуществляется в условиях столь сильной защищенности всех цепочек исходных положений, что пересмотр их или опровержение становятся практически невозможными.

Глава 4

Нормы и идеалы науки

1. Различие норм и идеалов науки

Научное познание мира является разновидностью человеческой деятельности. Как всякая деятельность, оно руководствуется и направляется системой определенных ценностей. Обычно они подразделяются на нормы науки и научные идеалы. Их задача – направлять усилия ученого, являться высшим или даже конечным устремлением научного исследования.

Принято, например, считать, что ученый призван стремиться к объективному знанию, что это знание должно представлять собой не совокупность разрозненных заметок об изучаемых объектах, а научную теорию, что такая теория обязана быть логически последовательной и т. д.

Между нормами науки и ее идеалами трудно провести четкую границу. Можно сказать, что идеалы располагаются в будущем, они притягивают к себе, но не всегда оказываются достижимыми. Нормы располагаются в прошлом, они не влекут к себе из будущего, а толкают в него из прошлого. Если идеалы остаются нереализованными, об этом можно сожалеть. Нормы же всегда предполагают угрозу наказания, в силу чего они непременно должны быть выполнены. И наконец, идеалы, как правило, более расплывчаты, чем нормы. Идеалы – по преимуществу пожелания, в то время как нормы являются директивными распоряжениями.

Норма является императивным, повелевающим представлением, идеал – это прежде всего ценностное представление, так как им утверждается определенное, положительное содержание научной деятельности.

Нет оснований сводить ценности науки к какой-то одной или немногим из ценностей. Нельзя, в частности, редуцировать все научные ценности к критичности научного сообщества, как это делает К. Поппер, полагающий, что критерием научного статуса теории является единственно ее эмпирическая опровержимость, или фальсифицируемость.

2. Реализм и эмпиризм

Среди норм, направляющих научную деятельность, первостепенную роль играет реализм – требование реального (чаще всего материального) существования исследуемых объектов, независимости их от ученого. Эти объекты не могут быть его конструкцией, иллюзией, фантазией и т. п., в силу чего они должны оставаться одинаковыми для всех исследователей.

Иногда вместо термина «реализм» используется термин «объективность»: «Краеугольным камнем научного метода является постулат о том, что природа объективна» (Ж. Моно). Однако, как отмечает К. Лоренц, в «постулате объективности» содержатся на самом деле два разных постулата, один из которых относится к объекту научного поиска, а другой имеет в виду самого ученого. Прежде всего, очевидно, следует допустить материальное существование самого объекта исследования, если исследование рассчитывает иметь какой-нибудь смысл. В то же время объективность предполагает определенные, лежащие на ученом обязанности, требующие непредвзятого анализа исследуемого объекта. Эти обязанности нелегко поддаются явному определению.

Другой основополагающей научной нормой является эмпиризм – требование, чтобы только наблюдения и эксперименты играли решающую роль в признании или отбрасывании научных положений, включая законы и теории. В соответствии с требованием эмпиризма аргументация, не являющаяся эмпирической, может иметь только вспомогательное значение и никогда не способна поставить точку в споре о судьбе конкретного научного утверждения или теории.

В методологическом плане эмпиризм гласит, что различные правила научного метода не могут допускать «диктаторской стратегии»: они должны исключать возможность того, что мы всегда будем выигрывать игру, разыгрываемую в соответствии с этими правилами; природа должна быть способна хотя бы иногда наносить нам поражения.

3. Обоснованность научного знания

В самом общем смысле обосновать некоторое положение – значит привести те убедительные или достаточные основания, в силу которых оно представляется убедительным и должно быть принято.

Требование обоснованности научного знания представляется одним из наиболее важных требований к результатам научной исследовательской деятельности.

Требование обоснованности знания одно время было принято называть «принципом (законом) достаточного основания» и относить к «основным законам логики». Разумеется, требование обосновывать выдвигаемые положения не является законом логики. К последней оно имеет такое же отношение, как и к психологии, физике, космологии, истории и т. д. Во всякой области научного знания выдвигаемые положения должны опираться на известные основания. Но об этом говорит вовсе не логика, а философия науки. К тому же, как показала современная логика, деление логических законов на основные и неосновные («второстепенные») лишено каких-либо ясных оснований.

Иногда утверждается, что требование обоснованности знания впервые сформулировал в ХVII в. Г. В. Лейбниц. Это неточное утверждение. Требование обоснованности знания в достаточно ясной форме обсуждалось еще Платоном и Аристотелем, хотя и не получило в древности никакого собственного имени.

В каждой конкретной научной дисциплине исторически складывается свой уровень точности и обоснованности. Но к какой бы области знания не относилось то или иное положение – идет ли речь о математике, физике или этике, – всегда предполагается, что имеются достаточные основания, в силу которых данные положения принимаются или считаются истинными.

Обоснование теоретических положений является, как правило, сложным процессом, не сводимым к построению отдельного умозаключения или проведению одноактной эмпирической, опытной проверки. Обоснование обычно включает целую серию процедур, касающихся не только самого рассматриваемого положения, но и той системы утверждений, той теории, составным элементом которой оно является. Существенную роль в механизме обоснования играют логические (дедуктивные) умозаключения, хотя лишь в редких случаях процесс обоснования удается свести к умозаключению или цепочке умозаключений.

Особенности научного обоснования

Оставляя в стороне так называемые «формальные науки» (логику и математику), процедуры обоснования в которых весьма своеобразны, основные особенности научного обоснования можно свести вкратце к следующему:

– обоснование научных положений протекает в рамках научного сообщества, или коллектива исследователей, занимающихся конкретной областью знания;

– ни одно положение и ни одна теория не принимаются в науке без обоснования;

– обоснование всегда направлено не только на подтверждение нового положения или теории, но и на его опровержение;

– процесс обоснования представляет собой преимущественно критику выдвинутого положения, поиск уязвимых его мест;

– только положения или теории, выдержавшие всесторонний критический натиск, имеют право быть принятыми в качестве научных;

– сколь бы очевидным не представлялось то или иное научное положение или теория, открытая или неявная критика никогда не прекращается;

– научное знание всегда остается по своей природе предположительным, гипотетичным, независимо от того, насколько надежными кажутся в конкретный момент времени те основания, на которые оно опирается;

– процесс обоснования научных положений является, в сущности, бесконечным;

– вместе с тем научное обоснование повышает вероятность обосновываемого положения и приближает его к истине настолько, насколько это вообще возможно в данный период времени и на конкретном этапе исследования определенного круга явлений;

– рано или поздно любое научное утверждение или система таких утверждений подвергается пересмотру, уточнению, ограничению сферы своего действия или даже замене другим, представляющимся более адекватным утверждением или теорией;

– ключевую роль в научном обосновании играет опыт, или эмпирическое обоснование;

– не только теоретическое знание по своей природе гипотетично и никогда не станет абсолютно надежным, но и те эмпирические данные, что лежат в его основании, так же гипотетичны и периодически требуют пересмотра и нового подтверждения;

– сам по себе опыт, взятый вне контекста теоретического обоснования и независимо от тех традиций, авторитетов, верований, вкусов и т. п., которые разделяет научное сообщество, не способен обеспечить твердого основания для принятия даже тех утверждений, которые, как представляется, непосредственно опираются на эмпирические данные;

– не только теоретическое знание по своей природе гипотетично и никогда не станет абсолютно надежным, но и те эмпирические данные, что лежат в его основании, так же гипотетичны и периодически требуют пересмотра и нового подтверждения;

– хотя конечной целью научной теории является соответствие предлагаемого ею описания реальности, результатом обоснования является не истина, а убеждение в приемлемости обосновываемого положения;

– научная истина только постепенно вырастает из научного убеждения и всегда сохраняет в себе элемент гипотетичности, предположительности;

– не существует никаких особых, характерных только для науки способов обоснования;

– в научном обосновании используются все те стандартные приемы обоснования, которые применяются в других областях;

– вместе с тем научный метод предполагает определенную систему способов обоснования: эмпирическое обоснование предпочтительнее обоснования путем ссылки на другие, уже принятые положения;

– теоретическое обоснование выдвигаемого положения предпочтительнее обоснования этого положения путем ссылки на сложившиеся традиции, принятые авторитеты, интуицию, здравый смысл, вкус, моду и т. п.;

– обоснование в естественных науках (науках о природе) существенным образом отличается от обоснования в социальных и гуманитарных науках (науках о культуре), хотя и в естественных, и в социальных и гуманитарных науках применяются все стандартные способы обоснования, начиная со ссылки на опыт и на иные, уже обоснованные положения и заканчивая аргументами к классике, интуиции и т. п.

Иерархия способов обоснования научного знания

Допускаемые научным методом способы обоснования образуют определенную иерархию. Вершиной ее является эмпирическая аргументация (прямое и косвенное подтверждение в опыте и др.). Далее следует теоретическая аргументация (дедуктивная и системная аргументация, методологическая аргументация и др.). Контекстуальная аргументация (ссылки на традицию, авторитеты, веру, здравый смысл, вкус и т. п.) считается менее убедительной. Однако контекстуальная аргументация применяется даже в естественных науках, что нетрудно обнаружить, если рассматривать эти науки не в статике (как они излагаются в учебниках), а в процессе их развития. Аргументы к научной традиции, к классике, к интуиции, к здравому смыслу и т. п. вполне приемлемы на начальных этапах развития естественно-научных теорий.

В науке фактически используются любые приемы аргументации, не исключая даже некорректных приемов. Ученый начинает, однако, со стандартных приемов корректной научной аргументации и старается не отступать от них до тех пор, пока к этому его не вынудят обстоятельства, в частности аудитория. При этом эмпирические аргументы оцениваются выше теоретических, а теоретические – выше контекстуальных. Обращение же к таким приемам, как, скажем, пропаганда или угроза принуждением, хотя они также могут иногда применяться в науке, более поздними исследователями не оценивается как использование подлинно научных аргументов.

Не все реально используемые в науке методы исследования и приемы аргументации равноценны и безразлично, в какой последовательности они используются.

Абсолютное и сравнительное обоснование

Все многообразные способы обоснования, обеспечивающие в конечном счете достаточные основания для принятия утверждения, делятся на абсолютные и сравнительные.

Абсолютное обоснование — это приведение убедительных, или достаточных, оснований, в силу которых должно быть принято обосновываемое положение.

Сравнительное обоснование — система убедительных доводов в поддержку того, что лучше принять обосновываемое положение, чем иное, противопоставляемое ему положение.

Абсолютное обоснование относится к отдельному утверждению и представляет собой совокупность доводов в его поддержку. Сравнительное обоснование касается пары связанных между собою утверждений и является системой доводов в поддержку того, что должно быть принято (лучше принять) одно из этих утверждений, а не другое.

Совокупность доводов, приводимых в поддержку обосновываемого положения, называется основанием обоснования.

Например, выражение «Следует принять, что небо в обычных условиях голубое, поскольку в пользу этого говорит непосредственное наблюдение» – абсолютное обоснование, точнее, его результирующая часть. Выражение же «Лучше принять, что небо синее, чем принять, что оно красное, основываясь на положениях физики атмосферы», – это результирующая стадия сравнительного обоснования утверждения «Небо синее, а не красное».

Различие между абсолютным и сравнительным обоснованиями является принципиальным. В случае первого обоснованность приписывается отдельному утверждению и выступает как его свойство: «Обосновано положение А» или «Положение А является обоснованным». При сравнительном обосновании обоснованность оказывается уже отношением между утверждениями: «Положение А более обоснованно, чем положение В». Иными словами, абсолютное обоснование является абсолютной оценкой какого-то утверждения, взятого само по себе; сравнительное обоснование – это сравнительная оценка, связывающая между собой два утверждения.

Если мы говорим, к примеру, что розы – хорошие цветы, мы однозначно приписываем розам позитивную ценность. Но если утверждается, что розы лучше гладиолусов, это не означает, что розы считаются хорошими: и розы, и гладиолусы могут оцениваться нами негативно, и вместе с тем мы отдаем предпочтение розам. И ложь, и воровство являются предосудительными, негативно ценными. Но можно сказать, что лгать все-таки лучше, чем воровать, хотя и то, и другое плохо.

Если какое-то описательное утверждение оценивается как обоснованное, есть основания принять его в качестве истинного. Если же говорится, что одно описательное утверждение более обосновано, чем другое, и что лучше – в силу приведенных оснований – принять первое, а не второе, это не означает, что первое утверждение истинно, а второе ложно. Оба они могут быть малоправдоподобными, но одно из них при этом может являться более правдоподобным, чем другое.

К примеру, если кто-то полагает, что лучше принять, что небо синее, чем принять, что оно зеленое, из этого не следует, что небо в самом деле синее, а не голубое.

В условиях, когда абсолютное обоснование недостижимо, сравнительное обоснование представляет собой существенный шаг вперед в совершенствовании знания, в приближении его к стандартам научной рациональности.

Известно, что сравнительные оценки не сводимы к абсолютным, и наоборот. «Лучше» не определимо через «хорошо»: лучше одна другой могут быть и две хорошие, и две плохие вещи. «Хорошо» не определимо в общем случае через «лучше». Установление абсолютной ценности какого-то предмета и установление его сравнительной ценности – это два разных, взаимодополняющих видения одного и того же объекта, не редуцируемых друг к другу.

Вопрос о соотношении абсолютного и сравнительного обоснования остается пока почти неисследованным. Однако очевидно, что сравнительное обоснование не сводимо к абсолютному. Если удалось показать, что одно утверждение более правдоподобно, чем другое, этот результат невозможно выразить в терминах изолированной обоснованности одного или обоих утверждений.

Менее ясен ответ на вопрос: можно ли абсолютное обоснование свести к сравнительному? Иногда «хорошо» так определяется через «лучше»: нечто является хорошим, когда его наличие лучше, чем его отсутствие. Например: «Хорошо иметь синий цвет, если и только если быть синим лучше, чем не быть синим». Однако это и подобные ему определения носят только частичный характер и не позволяют получить «логику добра» в качестве следствия логики предпочтений («логики лучше»).

Исходя из общих соображений, касающихся определимости абсолютных оценок через сравнительные, можно сказать, что рассматриваемое определение абсолютного обоснования через сравнительное если и применимо, то очень редко. В самом деле, из того, что в настоящее время более обосновано наличие нефти на Луне, чем отсутствие, вряд ли вытекает, что обосновано, будто оно так определенно есть. Из того, что лучше принять, что Роберт Пири был первым на Северном полюсе, чем принять, что он не был там первым, вряд ли с необходимостью следует, что нужно без всяких колебаний и возражений принять, что именно Пири был первым на Северном полюсе.

Естественно допустить, таким образом, что абсолютное и сравнительное обоснование в общем случае не являются сводимыми друг к другу. Они представляют собой два разных, в широких пределах независимых друг от друга способа утверждения и упрочения знания, нередко дополняющих друг друга.

4. Логическая последовательность

Всякое научное рассуждение должно быть логически последовательным, т. е. соблюдать законы и правила логики.

Хотя это требование представляется само собою разумеющимся, оно нередко нарушается, особенно в социальных науках. Именно это обстоятельство заставляет упомянуть очевидное, казалось бы, условие логической последовательности в числе требований к научным утверждениям и теориям.