Нетипичные нормативно-правовые предписания в системе норм трудового права

3. Существуют предписания, не выражающие воли законодателя и фактически не регулирующие общественных отношений. Примером может служить норма ст. 158 ТК РФ: «Коллективным договором или трудовым договором может быть предусмотрено сохранение за работником его прежней заработной платы на период освоения нового производства (продукции)». Указанная норма носит информационный характер и не регулирует общественных отношений, так как указанное правомочие вытекает из смысла ст. 41 «Содержание и структура коллективного договора» и ст. 57 «Содержание трудового договора», а его включение в ТК РФ обусловлено тем фактом, что основными «потребителями» норм ТК РФ являются люди, не являющиеся профессиональными юристами33. В то же время непонятны мотивы, по которым законодатель не указал на возможность установления подобных условий в коллективном соглашении либо в локальном акте. Полагаем, что ст. 158 ТК РФ нуждается в существенном изменении: либо в исключении из ТК РФ, либо, что представляется более предпочтительным, в изменении содержания на следующее: «Коллективным соглашением, коллективным договором, локальным актом, трудовым договором может быть предусмотрено сохранение за работником его прежней заработной платы на период освоения нового производства (продукции)».

4. В принципе возможно существование нормативных суждений и без выражения их в каких-либо нормативных актах (при наличии пробелов в законодательстве). Естественно, однако, что мы при этом не можем сказать, что они представляют собой волю законодателя без выражения ее в нормативном акте34.

Таким образом, нормативно-правовые предписания представляют собой двуединую сущность. Во-первых, это воля законодателя или иных уполномоченных лиц, направленная на регулирование тех или иных общественных отношений. Эту волю можно изложить в форме логического суждения деонтической модальности. Во-вторых, это форма выражения такой воли в виде статей, частей, пунктов, абзацев, параграфов и пр. Мы установили, что эти две стороны нормативно-правового предписания (его форма и содержание) далеко не всегда соответствуют друг другу. В первом случае мы имеем дело с нормами права и нетипичными нормативно-правовыми предписаниями, во втором случае – с частями нормативного акта (или нескольких нормативных актов), в которых они закреплены.

§ 3. Норма права

В науке под нормой права, как уже указывалось выше, понимается нормативно-правовое предписание, обладающее специфическими признаками (является общеобязательным правилом поведения, носит предоставительно-обязывающий характер и т. п.), а также имеющее специфическую структуру (гипотеза, диспозиция, санкция)35.

Однако в литературе неоднократно указывалось на то, что норму права, которая действительно подпадала бы под такую трехчленную структуру, обнаружить чрезвычайно трудно. Как справедливо указывал Р.З. Лившиц, «по этой классической схеме правовая норма должна бы выглядеть примерно так: если имеют место такие-то обстоятельства (гипотеза), то участники отношений должны поступать так-то и так-то (диспозиция), в противном случае они подлежат такой-то ответственности (санкция). Но в законодательной практике нормы, построенные по этой классической схеме, почти не встречаются»36.

Это позволило некоторым авторам вообще подвергнуть сомнению концепцию о трехчленной структуре нормы права37. Например, А.Ф. Черданцев не без основания указывает, что «трехчленная структура – это структура нормы, реально не существующей, созданной путем искусственного соединения двух норм – регулятивной и охранительной». «…Следует иметь в виду, – продолжает свою мысль А.Ф. Черданцев, – что между нормами права существует “разделение труда”, т. е. разделение их юридических функций: позитивное регулирование (регулятивные нормы) и охранительное действие (охранительные нормы) и на этой основе – связи между нормами, их взаимодействие. Нарушение регулятивной нормы включает действие нормы охранительной, предусматривающей принудительные меры штрафного (ответственность) или восстановительного характера… Ряд норм вообще не нуждается в такой части, как санкция, ибо их реализация может быть обеспечена иным способом. Например, в случае нарушения нормы, регулирующей отношения по купле-продаже (покупатель не оплатил купленный товар), суд может вынести решение на основе самой регулятивной нормы (ст. 454 ГК РФ), не имеющей санкции, обязав покупателя принудительным путем исполнить свою обязанность»38. Действительно, доводы А.Ф. Черданцева заслуживают внимания. Ведь за нарушение одной регулятивной нормы может быть сразу несколько санкций. Что же касается второго довода, то он представляется весьма спорным. Само по себе неисполнение требований регулятивной нормы обязанным лицом может вообще не повлечь правовых последствий. В качестве примера можно привести невыполнение налоговыми органами предписания о том, что они должны в течение месяца направить в банк поручение о списании недоимки по уплате налога за счет денежных средств налогоплательщика в банке. Закон не предусматривает правовых последствий пропуска данного срока, и соответственно нарушение нормы в данном случае не влечет каких-либо санкций. Пример же, который привел А.Ф. Черданцев, как нам представляется, является не вполне корректным. Суд, например, с тем же успехом мог расторгнуть договор, обязать покупателя компенсировать убытки, причиненные продавцу и т. п. Таким образом, как мы видим, этот довод А.Ф. Черданцева вряд ли можно признать удачным, наоборот, он подтверждает необходимость санкции.

С позицией о двучленной структуре нормы права был категорически не согласен А.Ф. Шебанов, указывая, что «такая конструкция норм чрезвычайно упрощает механизм действия правовой нормы, отождествляет, по существу, нормы и статью нормативного акта»39.

Компромиссную позицию занимает С.С. Алексеев, который выделяет норму-предписание (т. е. внешнее выражение государственной воли, материализующееся при помощи слов и предложений), и логическую норму (представляющую собой «выявляемое логическим путем общее правило, которое воплощает органические связи между нормативными предписаниями (т. е. внешними выражениями) и обладает полным набором свойств, раскрывающих их государственно-властную, регулятивную природу»40).

«Логическая норма, – развивает свою мысль С.С. Алексеев, – не представлена в тексте нормативного акта в виде одного, цельного фрагмента (единицы). В силу специализации права ее элементы «разбросаны», воплощены в ряде нормативных предписаний и в соответствии с этим расположены в различных статьях и других подразделениях текста акта или даже нескольких актов. Нужна логическая операция, включающая анализ и синтез, для того чтобы, рассматривая ряд фрагментов текста, собрать из нескольких предписаний логическую норму, увидеть ее. Невозможность скомпоновать из действующего нормативного материала такого рода норму – свидетельство неполноценности правового регулирования по тому или иному вопросу, просчета… законодателя, который при формулировании нормативных предписаний не придал им необходимых юридических качеств»41.

Таким образом, С.С. Алексеев, по сути, выводит логическую норму как сумму, совокупность двух (как правило) различных нормативных предписаний: в одном из них содержится гипотеза и диспозиция, в другом – санкция за нарушение диспозиции.

Схематически формулу логической нормы можно обозначить следующим образом:

Следует, однако, отметить, что при такой трактовке логической нормы нарушается сам критерий разделения нормы права на норму-предписание и логическую норму (т. е. на внешнее выражение правила поведения и содержание данного правила). Вряд ли будет правильным сводить логическую норму к сумме норм-предписаний по следующим причинам.

Как мы указывали выше, норма права (логическая норма) представляет собой идеальный объект, который материализуется при помощи письменной речи в нормативном акте. Воля законодателя, изначально субъективная, материализуется в нормах-предписаниях и таким образом как бы «отрывается» от своего создателя и становится «наличной действительностью».

Впоследствии на основе текста нормативного акта правоприменители как бы «заново воссоздают» волю законодателя, для каждого из них содержание нормативного акта также становится элементом их внутреннего мира, т. е., по сути, субъективным явлением42.

Данное положение, однако, вовсе не означает, что мы являемся «правовыми солипсистами». Мы, конечно же, признаем объективность права, однако вряд ли можно признать, что данная объективность в праве является однородной.

Нет оснований отрицать объективность нормативных актов. Однако для того, чтобы оперировать с нормативными предписаниями данных актов должным образом, правильно применять их положения, юрист должен сделать содержание этих предписаний содержанием своего внутреннего мира. Естественно, что по наиболее типичным случаям, ситуациям, прямо урегулированным соответствующей нормой права, у абсолютного большинства юристов будет единое мнение. Но чем глубже мы будем уходить в правовую материю, чем сложнее ситуации будем брать, тем больше будут расходиться мнения профессионалов, тем более различной будет судебная практика. Можно сказать, что чем глубже мы проникаем в правовую материю, тем больше будет нарастать рассогласованность в правовом регулировании.

Вернемся теперь к структуре логической нормы, предложенной С.С. Алексеевым. Как видно с учетом вышеизложенного материала, С.С. Алексеев, декларируя выделение логической нормы по критерию ее содержания, на практике как раз и не касается содержания нормы, а воспринимает логическую норму как сумму норм-предписаний, т. е. содержание нормы воспринимает как сумму форм ее отражения. Вряд ли подобный подход можно признать обоснованным.

Заслуживает внимания и позиция О.Э. Лейста. Он обратил внимание на логическое несоответствие, которое наблюдается при изучении структуры нормы права. А именно, если под нормой права понимается правило поведения людей, а под диспозицией понимается указание на определенное правило поведения людей, то «…надо сделать вывод, что при таком понимании диспозиция является чем-то более значительным, чем только часть, элемент нормы права. Если диспозиция является правилом поведения людей, то какие еще могут быть составные части правовой нормы, все содержание которой выражено в диспозиции?»43.

Выход из сложившейся ситуации О.Э. Лейст видел в том, чтобы рассматривать гипотезу и санкцию не в качестве составных частей, а в качестве атрибутов правовой нормы. При этом под гипотезой он понимал «определение нормативным актом обстоятельств, при наступлении которых необходимо руководствоваться данной нормой права, а также круга лиц, которые должны соблюдать норму права, реализовать ее предписание»44. Под санкцией О.Э. Лейст понимал «указание на меры государственного воздействия, принуждения, с помощью которых норма права охраняется от нарушений»45. В то же время ясно прослеживается, что и гипотеза, и санкция являются, в свою очередь, самостоятельными нормами, ведь они сами содержат в себе определенные правила поведения. Осмысливая этот вывод О.Э. Лейста, П.Ф. Елисейкин писал, что «может быть, следовало бы говорить о более точном терминологическом обозначении связи гипотез и санкций с диспозициями. Думается, что правильнее говорить о функциях, которые выполняют отдельные и относительно самостоятельные нормы, взятые в единстве трехчленной формулы, в связи друг с другом. Об одной из них, очевидно, нужно сказать, что она выполняет функцию гипотезы, о другой – что она выполняет функцию диспозиции, а о третьей – что она выполняет роль санкции»46.

Подведем некоторые промежуточные итоги. Те предписания, которые мы видим в абзацах, пунктах, подпунктах, частях, статьях и прочих структурных единицах нормативного акта (нормативно-правовые предписания как форма), являются не нормами права (которые по природе своей суть содержание права), а формой выражения данных норм, материализации норм при помощи письменной речи. Содержанием же нормы является субъективное представление, основанное на тексте нормативного акта.

В связи с вышеизложенным возникает необходимость в разрешении вопроса о структуре нормы права, а именно является ли норма права двучленной либо трехчленной.

С одной стороны, доводы сторонников двучленной структуры нормы права вполне логичны и обоснованны. Действительно, прямой зависимости между гипотезой и диспозицией и диспозицией и санкцией нет: данные группы элементов нормы закреплены, как правило, в различных нормативных предписаниях и даже различных правовых актах.

С другой стороны, отсутствие у правовой нормы механизмов, карающих за ее нарушение, лишает норму права одного из своих главных атрибутов – обязательности и не может рассматриваться как нормальная ситуация.

Для этого попытаемся рассмотреть с точки зрения обеих позиций правило об обязательности выплаты заработной платы не реже чем каждые полмесяца. Нормативно-правовое предписание, в котором закреплено данное правило, содержится в ч. 6 ст. 136 ТК РФ и звучит следующим образом: «Заработная плата выплачивается не реже чем каждые полмесяца в день, установленный правилами внутреннего трудового распорядка, коллективным договором, трудовым договором». Следует отметить, что в данной части содержатся два нормативно-правовых предписания: одно, устанавливающее обязанность работодателя выплачивать заработную плату работнику не реже чем каждые полмесяца; и второе, устанавливающее обязанность выплачивать заработную плату в день, установленный правилами внутреннего трудового распорядка, коллективным договором, трудовым договором. Гипотеза интересующего нас нормативно-правового предписания в части не зафиксирована, однако ее можно вывести исходя из смысла статьи: указанное правило распространяется на трудовые отношения между работником и работодателем, за исключением случаев, установленных в законе. Санкция за нарушение данного правила в статье не содержится, поэтому нам необходимо обращаться к другим предписаниям.

Так, в ч. 1 ст. 142 ТК РФ указано, что работодатель и (или) уполномоченные им в установленном порядке представители работодателя, допустившие задержку выплаты работникам заработной платы и другие нарушения оплаты труда, несут ответственность в соответствии с ТК РФ и иными федеральными законами. Однако из указанного предписания нельзя вывести правовую норму, так как оно является бланкетным и содержит отсылки к другим предписаниям. Попробуем эти предписания найти.

Первое из них мы обнаруживаем в ч. 2 ст. 142 ТК РФ, где предусмотрено, что в случае задержки выплаты заработной платы на срок более 15 дней работник имеет право, известив работодателя в письменной форме, приостановить работу на весь период до выплаты задержанной суммы (исключения установлены законом). Попробуем установить гипотезу данной охранительной нормы: из анализа статьи следует, что данное правило распространяется на все случаи задержки выплаты заработной платы на срок более 15 дней. Однако данная гипотеза не соответствует нарушению диспозиции ч. 6 ст. 136 ТК РФ, она рассчитана на более узкий круг случаев, так как устанавливает дополнительное условие для действия охранительной нормы – задержка должна быть более 15 дней.

Другое предписание мы обнаруживаем в ст. 236 ТК РФ, где установлено, что «при нарушении работодателем установленного срока выплаты заработной платы, оплаты отпуска, выплат при увольнении и других выплат, причитающихся работнику, работодатель обязан выплатить их с уплатой процентов (денежной компенсации) в размере не ниже одной трехсотой действующей в это время ставки рефинансирования Центрального банка Российской Федерации от невыплаченных в срок сумм за каждый день задержки начиная со следующего дня после установленного срока выплаты по день фактического расчета включительно». Попытаемся найти гипотезу указанного предписания и сравнить его с диспозицией. Итак, рассматриваемое предписание действует, как следует из закона, при нарушении работодателем установленного срока выплаты заработной платы, оплаты отпуска, выплат при увольнении и других выплат, причитающихся работнику. Также нетрудно заметить, что гипотеза указанной нормы вовсе не соответствует диспозиции нормы ч. 6 ст. 136 ТК РФ. Гипотеза охранительной нормы ст. 236 рассчитана на более широкий круг случаев, включая, помимо нарушения двухнедельного срока выплаты заработной платы, нарушение иных сроков выплаты заработной платы, а также сроков оплаты отпуска, сроков осуществления выплат при увольнении и других выплат, причитающихся работнику.

Помимо этого, ч. 1 ст. 237 ТК РФ предусматривает, что «моральный вред, причиненный работнику неправомерными действиями или бездействием работодателя, возмещается работнику в денежной форме в размерах, определяемых соглашением сторон трудового договора». Выделим гипотезу данного предписания и придем к выводу, что оно распространяется на все случаи причинения работнику морального вреда неправомерными действиями или бездействием работодателя. Опять же гипотеза рассматриваемой охранительной нормы рассчитана на более широкий круг ситуаций, чем просто нарушение предписания ч. 6 ст. 136 ТК РФ.

Кроме того, в соответствии со ст. 5.27 КоАП РФ индивидуальный предприниматель, юридическое лицо или соответствующее должностное лицо работодателя при наличии факта состава административного правонарушения при условии, что срок привлечения к административной ответственности не истек, и при некоторых других условиях может быть привлечено к административной ответственности по п. 1 ст. 5.27 КоАП РФ за нарушение законодательства о труде и об охране труда. И здесь тоже гипотеза нормы не соответствует нарушенной диспозиции ч. 6 ст. 136 ТК РФ.

И, наконец, в соответствии со ст. 145.1 УК РФ невыплата свыше двух месяцев заработной платы, пенсий, стипендий, пособий и иных установленных законом выплат, совершенная руководителем организации, работодателем – физическим лицом из корыстной или иной личной заинтересованности при доказывании наличия состава преступления, при отсутствии истечения сроков привлечения к уголовной ответственности и т. п., может повлечь привлечение к уголовной ответственности. Здесь гипотеза уголовной нормы опять же не совпадает с нарушением диспозиции ч. 6 ст. 136 ТК РФ47.

Таким образом, в рассмотренном примере мы не смогли ни в одном случае обнаружить охранительную норму, гипотеза которой полностью бы соответствовала нарушению диспозиции. Кроме того, все указанные санкции могут вступить в силу и одновременно (за исключением того, что лицо может быть привлечено либо к административной, либо к уголовной ответственности).

Полагаем, что результаты проведенного анализа являются убедительным доказательством двучленной структуры нормы права.

Думается, что авторы, являющиеся сторонниками трехчленной структуры нормы права, путают должное и сущее (ошибка, к сожалению, не редкая в юридической науке). Действительно, каждая регулятивная норма должна обладать определенным охранительным механизмом, который бы вступал в силу в случае ее нарушения. Однако это вовсе не означает, что если указанный механизм отсутствует, то норма права перестает быть таковой.

Таким образом, норма права представляет собой разновидность нормативного предписания, специфика которого заключается в особой структуре данного предписания, а именно оно состоит из гипотезы (указание на ситуацию, когда действует норма) и диспозиции (собственно правило поведения).

§ 4. Нетипичные нормативно-правовые предписания

Как мы уже указывали выше, нетипичными нормативно-правовыми предписаниями считается такая разновидность нормативно-правовых предписаний, которая не относится к нормам права. Следует отметить, что в науке нет единства по вопросу о сущности и видах нормативно-правовых предписаний. Обусловлено это в том числе и различными взглядами авторов на сущность нормы права48.

В целом большинство авторов разделяют мнение об особом характере нетипичных нормативно-правовых предписаний и о том, что их появление является результатом совершенствования нормативного регулирования и специализации нормативно-правовых предписаний49.

Что касается признаков нетипичного нормативно-правового предписания, то наряду с признаками, присущими нормативно-правовым предписаниям в целом, можно выделить и признаки, являющиеся отличительными для нетипичного нормативного предписания как такового, для чего необходимо выяснить сущность нетипичных нормативно-правовых предписаний.

Думается, что в данном случае будет плодотворным попытаться проанализировать общий признак «нетипичности» нормативно-правовых предписаний. Для этого можно попытаться применить к нетипичным нормативно-правовым предписаниям рассмотренное нами выше деление нормы права на норму как правило поведения (содержание) и норму-предписание (форму).

Однако возможно ли подобным образом подразделить нетипичное нормативно-правовое предписание? Ведь у него нет атрибутов, присущих логической норме (гипотеза, диспозиция, санкция). Думается, что такая операция возможна. Как и любое нормативно-правовое предписание, нетипичные нормативно-правовые предписания также закрепляются в нормативно-правовых актах (т. е. имеют форму) и также несут в себе некую смысловую нагрузку (т. е. имеют содержание).

При таком подходе все нетипичные нормативно-правовые предписания можно классифицировать на следующие виды50.

1. Нетипичные по форме (например, таблицы, знаки охраны труда и т. п.). Для того чтобы с достоверностью убедиться в том, что то или иное предписание является нетипичным по форме, нам необходимо осуществить две операции:

1) убедиться, что предписание изложено не при помощи слов и предложений (или, точнее сказать, не только при помощи слов и предложений);

2) проверить, возможен ли «перевод» данного нестандартного предписания в «стандартное» без изменения его смысла.

Например, Инструкция по охране труда для машиниста угольных мельниц (утверждена Минтрудом России от 20.05.2004) предусматривает при работе машиниста внутри угольной мельницы вывешивание запрещающего знака безопасности «Не включать – работают люди!». Данное нетипичное нормативное предписание можно без особых проблем перевести в «типичное», причем смысл его останется без изменений.

2. Нетипичные по содержанию (например, нормы-принципы, нормы-дефиниции, коллизионные нормы и т. п.), для выявления которых нам необходимо осуществить две операции:

1) убедиться, что предписание изложено «стандартным» способом, т. е. оно является соответствующей структурной единицей нормативного акта, изложено при помощи слов и выражений (и только при их помощи);

2) убедиться, что оно не содержит в себе элементов нормы права (как то гипотеза и диспозиция (а также санкция)), а также имеет признаки, отличные от признаков нормы права.

Классическими примерами подобных нормативных предписаний являются нормы-дефиниции, коллизионные нормы и др.

Следует отметить, что, как видно из критериев выделения первых двух классов нетипичных нормативно-правовых предписаний, данная классификация основывается на делении всех нормативно-правовых предписаний по двум критериям: по форме (типичные и нетипичные) и по содержанию (типичные и нетипичные). Поэтому наряду с двумя рассмотренными классами (нормативно-правовые предписания, нетипичные по форме и типичные по содержанию и нормативно-правовые предписания, типичные по форме и нетипичные по содержанию) у нас остаются нерассмотренными еще два класса (предписания, типичные и по форме, и по содержанию, и предписания, нетипичные ни по форме, ни по содержанию). Класс предписаний, типичных по форме и содержанию, не будет являться предметом нашего рассмотрения (в него входят нормы права). Таким образом, остается еще один класс.

3. Нормативные предписания, нетипичные ни по содержанию, ни по форме, которые обладают следующими признаками:

а) предписание изложено нетипичным способом;

б) содержание предписания также не является типичным.

На практике нам подобных предписаний встречать не приходилось, хотя, несомненно, они возможны.

В науке неоднократно указывалось на служебный характер нетипичных нормативно-правовых предписаний, их подчиненное отношение применительно к нормам. Как следует из представленной классификации, данный признак не является отличительным и обладает им только часть нетипичных нормативно-правовых предписаний.

Следует отметить, что применительно к видам нетипичных нормативно-правовых предписаний в литературе, как правило, ограничиваются лишь перечислением наиболее распространенных их разновидностей. Так, В.Н. Карташов выделяет следующие их разновидности (в терминологии автора – нестандартных нормативно-правовых предписаний): нормы-принципы; юридические цели; нормативные справки (данные предписания, в частности «закрепляют юридические основания (основы) деятельности разнообразных субъектов права, определенный нормативно-правовой массив, регулирующий соответствующий тип, вид или подвид общественных отношений»51); легальные юридические дефиниции; нормативно-правовые рисунки; нормативно-правовые формулы; нестандартные нормативно-правовые предписания-сроки, которые устанавливают определенные временные границы деятельности субъектов52.