Поход Армии Проклятых
– Наверное, это не главная их площадь? – пробормотал он голосом засыпающего человека.
– Почему? – так же сонно спросил Лимбул.
– Здесь не видно ничего, поражающего воображение, как это принято в Приморье. Для такого большого города подошло бы нечто вроде десятисаженной статуи Наодима, изливающего из себя их ненаглядное Море.
– Я слыхал, что тутошней достопримечательностью был зверинец, – прохрипел Гримал, уже валявшийся на земле и смеживший веки. – Там держали самых жутких хищников, каких только могли найти. Им в клетки бросали преступников.
– Пошлые забавы, – скривился Сорген и тоже свалился на спину. В этот момент он почувствовал облегчение и сильное желание заснуть. Он пытался бороться с этим позывом, но так и не смог… Веки смежились, и Сорген провалился в черную ночь, наполненную огнями.
Он видел себя идущим по узким улочкам города. В небе сияли яркие звезды и Луна; где-то вверху свистел ветер, однако между высоких стен он проникнуть не мог. Сорген шел быстрым шагом, словно точно знал, куда направляется. Он вдруг подумал, что повторяет путь, который только что преодолел на коне… Значит, он попал в Мирзазе – такую, какой она была в незапамятные времена, во время своего расцвета? Впереди мелькали огни и слышались крики и рычание зверей. Сорген повернул за очередной угол и внезапно очутился на широкой площади, совершенно пустой, если не считать каменный помост в самой ее середине. На помосте стоял, раскинув руки по сторонам, человек в серой просторной хламиде, с совершенно лысой головой и глазами, горящими ярким красным светом. Казалось, голова его дымится, посылая багровые клубы к черному небосводу, а из-под пол одежд стелется холодный серый туман.
– Зачахни и завянь, порок, поразивший людской род. Прервитесь, прелюбодеяния! Застынь, рука отравителя! Подавись ложной клятвой, доносчик! Опустись, топор палача! Я отдаю свою жизнь, чтобы прервать процветание неправедного племени. Отныне каждый, кто окажется в пределах зловонного города Мирзазе, падет наземь, сраженный сном! Дикие звери, лишенные свободы, выйдут из клеток и пожрут беспомощные тела! Так будет! Так будет до тех пор, пока не придет праведник, который сможет побороть сон и останется при памяти! Тогда грехи Мирзазе будут искуплены и мое проклятие потеряет силу!! – выкрикнув последнюю фразу, человек в хламиде взмахнул обеими руками, будто подбрасывая что-то вверх. Его безумный взгляд вспыхнул костром и пролился вниз жидким пламенем. В одно мгновение вся фигура оказалась объятой огнем, который сожрал человека целиком. Остался только серый пепел, который закрутился в вихре, серебристом в свете звезд и луны. Потом облако взлетело в небо и распалось, опускаясь на обреченный город…
Сорген проснулся, когда последние красные лучи солнца цеплялись за обломанную кромку стены, стоявшей с запада от площади. Вокруг него вповалку лежали тела – но судя по громогласному храпу, все до единого солдаты спали сладким сном. Только одна фигура застыла на вершине холма, печально глядя на покидающее мир светило: Луратен неотрывно смотрел туда, где остался его неблагодарный хозяин.
Сорген сел и, прислушавшись к себе, понял, что былая усталость канула без следа. Он был готов продолжать путь, но надвигающаяся ночь – не лучшее время для путешествий по заваленным обломками камней узким останкам улочек. Подумав, колдун решил, что лучшим выходом будет переночевать здесь, в городе. Быстро поднявшись на ноги, он заставил проснуться остальных и стал раздавать приказания. Солдаты казались отдохнувшими и осмелевшими. В конце концов, они уже победили добрую половину проклятий, которыми наделяют эти края, так чего же бояться? Излазив развалины, солдаты набрали достаточно сухостоя, чтобы зажечь несколько костров. На ужин пришлось довольствоваться лишь кашей и сухими печеньями, воды тоже было мало – потому что все боялись пить из местных водоемов – однако, никто не жаловался. Некоторые солдаты стали настолько благодушны, что завели веселые песни, как всегда о вине и девках. Луратен, нахмурившись, покинул общество. В сумерках Сорген смог разглядеть, что пордус забрался на самую высокую из западных развалин и сел на край стены, согнувшись в три погибели и опустив голову.
Сотворив простые чары, долженствующие защищать лагерь от проникновения зверей и людей, молодой волшебник прошелся по периметру площади. В поглощающих умерший город сумерках по-прежнему не слышалось ни звука, кроме гудения ветра в развалинах. На восточном краю неба одна за другой загорались звезды, тусклые и мелкие. Солдаты громко и весело переговаривались у костров: большинство разговоров касалось потусторонних сил и геройского поведения рассказчиков перед их лицом.
Внезапно, по запущенным улицам города поползли клочья призрачного тумана. Предательские сумерки скрывали его до самого последнего момента. Ветер, тянувший с недалекого моря, крепчал, заставляя невидимые деревья гудеть и скрипеть древними стволами. Потом, совершенно неожиданно, направление ветра сменилось на противоположное, и струи тумана были развеяны, разбиты, как потерпевшая поражение армия. Последние отблески солнца пропали над молчаливыми руинами, отдав их во владение молочному сиянию луны. Ее четвертушка встала над горизонтом, в бесконечном пути вослед дневному красавцу. Звезды дрожали и перемигивались, словно издеваясь над тем, кто решил поглядеть на них. Мы, дескать, знаем одну тайну, но тебе ни за что ее не раскроем!
Должно быть, проклятье теряло силу? Сорген задумался над тем, что видел во сне… Быть может, это был не сон, а видение, о каких любят рассказывать люди, которые верят в способности разума предвидеть будущее и узнавать прошлое? Если так, то выходило, будто лишенный сна пордус только что спас весь отряд от незавидной участи – проваляться на склонах этого холмика вечность в ожидании давно сдохших хищников, которые должны были пожрать их неподвижные тела.
Впрочем, Сорген предпочитал не ломать голову над неразрешимыми и малозначительными загадками. Главное, что они живы и полны сил, а Луратену все равно нет дела до их благодарностей. Он не ест, не пьет, не спит – только вздыхает, томно и печально. Наверное, ему это даже нравится… Какая разница!
Наемники, как бы хорошо они себя ни чувствовали, с наступлением ночи поспешили сгрудиться вокруг вождя, надеясь в случае чего оказаться под его «крылышком». Все костры, кроме одного, самого большого, вскоре погасли, однако почти никто не спал. Наверное, наемники как следует выспались вечером, а теперь не могли сомкнуть глаз. Сорген и сам не желал засыпать. Лимбул, сидевший по правую руку от него, задумчиво поводил пальцами по струнам небольшого музыкального инструмента, похожего на гусли.
– Спой что-нибудь подходящее, – попросил его Гримал. – Грустное, или даже печальное! Среди развалин другого не хочется.
– А кто недавно пел о "Грудастой кабацкой дуре"? – глухо спросил из темноты кто-то.
– Так тогда еще небо светлое было, – возразил капитан. – Сейчас я что-то затосковал… Дом родной вспомнил.
– Подождите! – негромко воскликнул Лимбул. – Я вдруг припомнил, что слыхал песню про Мирзазе! Не мешайте мне, и я, может быть, смогу спеть несколько строф…
Совсем еще зеленым юнцом Лимбул сбежал из своей деревни, увязавшись за бродячим певцом, который ходил по всему побережью. Несколько лет они путешествовали вдвоем, и за это время мальчишка научился хорошо бренчать на эмоате, выучил пару сотен песен и столько же легенд. Потом его учитель, полезши купаться в сильном подпитии, утонул – но почти сразу юный бродяжка повстречал, на свое счастье, Соргена и его отряд. Сначала его взяли, чтобы послушать песни, а через некоторое время мальчишка обнаружил в себе тягу к магии. Теперь он все реже и реже вспоминал о прошлом своем занятии, да и солдаты стали побаиваться его, считая уже третьим по значимости человеком в отряде после Соргена и Гримала. Такого запросто не попросишь побренчать и попеть…
Однако сейчас Лимбул, похоже, и сам был заражен охватившей всех тоской. Извлекая из эмоата тихие звенящие аккорды, он запел красивым, мягким и немного хриплым голосом:
– Как этот город, отданный земле и ветру,
На каменных останках сижу я неподвижно.
Изношенная оболочка – это тело, покинутое жизнью.
Ужасной мукой стали для меня воспоминания о былом….
Когда бы жизнь я мог вернуть назад,
Тогда бы не было развалин и меня, поющего в тоске.
Песня была подстать здешним местам – заунывная, тихая, с рваным ритмом.
– Подходяще под настроение, которое создает этот брошенный город! – похвалил певца Сорген, когда тот закончил.
– Да уж! Здесь ее легко спеть так, чтобы у людей слезы навернулись на глаза, – согласился Лимбул. – Совсем не то, что в каком-нибудь кабаке, где веселая пьянь тискает девок.
Сорген кивнул.
– Может, тебе стоит остаться певцом и не связываться с магией? Такой талант пропадет…
– Ну нет! – словно испугавшись, Лимбул отбросил эмоат и поднял перед собой руки в защитном жесте. – Стоило мне увидеть тебя, Мастер – и я сразу понял, что хочу стать таким же! А петь при этом песни мне никто не запрещает, ведь правда? Бродить по Приморью и распевать слащавые любовные трели, бездарные хвалебные оды князьям и непристойные куплеты… Разве в этом счастье певца? К тому же, сочинитель из меня дрянной. Сколько ни пытался, ничего стоящего не выходило.
– Может быть, тебя просто не посещало вдохновение?
– Не знаю…
– Спой еще что-нибудь! – попросили солдаты. Из трех десятков человек, собравшихся у костра, половина спали, но остальные продолжали сидеть. Языки огня выхватывали из тьмы лица, изборожденные страшными черными морщинами и руки; остальное терялось в ночи. Поленья потрескивали, бросая в воздух красные искры и те по спирали забирались вверх, как танцующие мотыльки. Раздались осторожные шаги: к костру приблизилась человеческая тень. Гримал порывисто ухватил рукоять меча – но Сорген был спокоен. Похожий на бледного призрака Луратен опустился на землю за его спиной… Капитан наемников снова расслабился, бросив при этом на пордуса неодобрительный взгляд. Сорген обернулся: Луратен сидел с выпрямленной спиной, с закрытыми глазами и больше всего походил на случайно уцелевшую статую.
Тем временем Лимбул наотрез отказался петь что-либо еще, ссылаясь на перехватившую горло сухость. Недовольные солдаты, к которым никак не шел сон, стали ворчать, пока старый Берик Седал Дирой не сказал, что он слыхал историю о том, как погибла Мирзазе. Тогда внимание всех, включая Соргена, переключилось на него.
– Лет около пятисот назад здесь лежала самая богатая в Приморье страна, – начал старик-воин, нахмурив косматые брови. Лицо его при этом стало походить на восставшего мертвеца с глубокими провалами вместо глаз, только из темных дыр сверкали отблески костра. – Множество деревень, где растили рис, чечевицу и виноград, обширные луга с тучными стадами, пространные фруктовые сады. В городках-крепостях жили мелкие правители, служившие Великому Королю, дворец которого блистал роскошью в самом центре Мирзазе.
По дороге, той самой, что привела нас сюда сквозь джунгли, с востока на запад непрерывно ехали купцы и простые путешественники. Тогда эта заросшая травой и перегороженная ветвями тропа была широким трактом… Но вот, однажды, умер старый мудрый король, просидевший на троне долгие годы. На престол взошел его младший сын, ибо долгие годы у правителя рождались дочери, а сын был только один – поздний, избалованный родителями и сестрами ребенок. Это был буйный юноша, привыкший получать все, что ни пожелает, жестокий и влюбленный в себя. Как говорит легенда, звали его Раздлага…
– Я слыхал это имя! – воскликнул один из слушателей, молодой наемник Фирчи. Он был так поглощен рассказом, что не заметил осуждающих взглядов других слушателей. – В Сурахии и еще кое-где так называют злого демона! Там даже ругаются так: Раздлага тебя побери…
– Мы все это знаем, дубина! – прошипел сосед Фирчи и отвесил ему подзатыльник. – Не мешай слушать своими дурацкими выкриками.
Берик спокойно дождался конца перепалки. За это время он успел достать флягу и сделать маленький глоток из нее. Потом, словно ни в чем ни бывало, продолжил рассказ:
– Первым делом Раздлага пронесся, будто опустошительный вихрь, по всем своим владениям, забирая молодых и крепких крестьян в армию. Он растратил большую часть казны на вооружение и обучение солдат. Во главе десяти тысяч человек он отправился в Северные степи и дошел до самых гор, уничтожая всех встреченных на пути кочевников. Говорят, он был невероятно жесток: сам разрубал мечом младенцев, насиловал женщин и мучительно умерщвлял мужчин. Все его войско быстро превратилось в толпу бессердечных головорезов. Вчерашние увальни-крестьяне, отведав крови и вседозволенности, будто бы сходили с ума и превращались в зверей.
Вдоволь пролив крови, Раздлага вернулся в Мирзазе. В своем кровавом походе он не нажил добра и страна его пришла в упадок: лишенные рабочих рук деревни вырастили недостаточный урожай, дороги стояли в колдобинах после летних дождей. Молодой король недолго думал о том, как поправить дела, ведь рядом было столько богатств! Среди соседей Раздлага прослыл чуть ли не благодетелем, потому как кочевники, от которых он избавил степь, иной раз досаждали Приморью своими набегами.
В тайне от всех король Мирзазе на последние деньги построил в Нардане десяток быстроходных, вооруженных катапультами кораблей. Солдаты его превратились в матросов, с которыми Раздлага отправился пиратствовать по морю Наодима. Он грабил всех без разбора и никого не оставлял в живых, и так много стало пропадать кораблей, что люди почти прекратили плавать на них! Говорили, что само море стало красным от крови несчастных жертв зловещего пирата. До поры, до времени никто не знал, что за проклятие пало на их края; кто-то считал, что жителей Приморья за грехи карает Наодим, другие сваливали все на снова появившихся морских демонов, третьи – на вызванных волшебниками чудовищ. Однако, потом одному путешественнику удалось спастись после нападения пиратов. Случилось так же, что этот купец раньше проезжал через Мирзазе и знал в лицо тамошнего правителя. На корабле король-пират самолично ударил купца кинжалом по голове, но лезвие только скользнуло по черепу, снеся ухо и пролив множество крови. Потом спасшийся долго плавал, уцепившись за бочку, пока его не подобрал военный корабль из Вейдзала.
Когда люди узнали правду, страх охватил все страны, от одного побережья до другого. Вдруг оказалось, что на всем море нет другого такого флота, что мог бы противостоять ярости и злобе Раздлаги. Больше того, и правители, и их подданные поняли, что скоро король Мирзазе, переставший встречать корабли в море, пойдет на них войной по суше… Сурахия, Вейдзал и Нардан спешно заключили военный союз и стали строить флот, обучать дополнительных солдат. Ужас объял Приморье, однако, история короля-пирата закончилась не в кровопролитной войне.
Возмездие настигло его раньше. Однажды, у берегов острова Зилам, Раздлага настиг богатый корабль, один из последних, посмевших выйти в море. Как всегда, молодой негодяй принялся за беззаконный грабеж и убийства. Увидев в одной из кают уродливую толстую бабу, увешанную драгоценностями, он вырвал из ее рук грудного младенца.
– Остановись! – завопила толстуха. – Ибо я – хранительница алтаря Демона Ветров с этого острова и мое колдовство охраняет рыбаков и мореплавателей всего побережья! Я стара и только мой потомок может стать моим преемником; лишь колдовством и деньгами я смогла заставить нужного мужчину возлечь со мной и с трудом родила. Дитя – единственное мое богатство и величайшее достояние. Бери, что хочешь, но его оставь!
Со смехом Раздлага воткнул в грудь колдуньи длинный кинжал. На глазах истекающей кровью женщины он выбросил дитя в море. Вот только кинжал короля-пирата был все же слишком короток для необъятной груди ведьмы: у нее хватило сил воспользоваться своими амулетами и послать проклятье. Все последние силы и собственную смерть она вложила в жуткие чары, обрушившиеся на голову Раздлаги.
Сначала молодой король не придал этому значения и спокойно отправился дальше, бороздить море в поисках новых жертв. Тем же вечером внезапный шторм набросился на его отряд, и четыре корабля потонули вместе со всеми экипажами. Еще два в утреннем тумане сели на мель у Дольнийских островов и с форта Горгос катапульты забросали их горящими снарядами.
Так флот Раздлаги был разбит еще до встречи с противником. У него осталось еще четыре корабля и довольно солдат, но он стал бояться, так как наконец осознал, сколь велика сила проклятия. Он заперся во дворце, предаваясь разврату и пьянству, посылая солдат грабить собственные деревни и города. Войско его превратилось в скопище развращенных, жестоких и ненасытных чудовищ. Из набегов солдаты привозили сокровища, наложниц и рабов; все их время проходило в пирах и оргиях, ненадолго прерываемых очередным походом на беззащитные города и деревни.
За год они опустошили страну. Раздлага постарел на десять лет, превратившись в жирного, брюзгливого тирана, медленно сходящего с ума от страха и осознания собственной обреченности. После летних дождей пришло возмездие: с Севера в Мирзазе вторглись уцелевшие племена кочевников, с востока пришли соединенные армии Вейдзала и Сурахии. Флот союзных княжеств приблизился к побережью Мирзазе и внезапным ударом уничтожил оставшиеся у короля-пирата корабли.
Почти все крестьяне к тому времени уже сбежали в соседние страны, оставив покинутые поселения и неухоженные угодья. Вражеские армии быстро продвигались к столице, но никто не выходил сражаться с ними. Опасаясь подвоха, полководцы противника остановили войско на некотором расстоянии от города. В Мирзазе двинулись разведчики – но они скоро вернулись, поседевшие от ужаса. Город был опустошен неизвестной силой: по улицам бродили дикие звери, пожиравшие бездыханные тела жителей. Ночью загремела гроза необычайной силы, обрушившаяся прямо на Мирзазе; редкие смельчаки, ставшие свидетелями стихии, рассказывали, что ветер и молнии били в дома, разрушая их до основания. Затем землю укрыла непроглядная мгла, не пропускавшая ни единого звездного или лунного луча. Стоявшие лагерем войска охватил необъяснимый страх: испытанные солдаты плакали, как дети, бросали оружие и пускались наутек, не разбирая дороги и не оглядываясь. Из глубин леса выходили ужасные чудовища, бросавшиеся на людей и раздиравшие их на части – и так продолжалось до самых границ Мирзазе. Мало кто смог спастись, однако они как следует напугали своими рассказами живущих рядом людей. Окрестные земли были брошены и объявлены проклятыми.
Долгие годы никто не подходил близко к границам Мирзазе, так что на неделю пути от города простирались непроходимые джунгли. Только потом люди стали понемногу подбираться обратно; память понемногу перестала хранить повести об ужасе и чудовищах. Сейчас этих мест боятся только по привычке и на самом деле "проклятые места" – всего лишь небольшой клочок леса вокруг города, по сравнению с тем, что было раньше. И вся эта поучительная история забывается, как страшный, но не сбывшийся сон…
Берик повел плечами и привстал, разминая затекшие от долгого сидения в одной позе ноги. Его слушатели тоже зашевелились; раздались несколько смешков, когда было обнаружена парочка "особо внимательных", спящих с открытыми ртами и сосредоточенными лицами.
– А та песня, которую я пел… – пробормотал Лимбул. – Ведь ее, насколько я знаю, приписывают устам самого Раздлага.
– Я слыхал еще кое-что, – многозначительно сказал Берик, воздев вверх кривой палец, привыкший охватывать рукоять меча. Завозившиеся было, наемники опять затихли и обратились в слух. – Якобы, лет через сто несколько смельчаков, молодых магов из какой-то далекой западной страны смогли проехать Мирзазе от Рха-Уданы до Сурахии. Много чудовищ и странных явлений видели они – хотя подробностей об этом история не сохранила, однако самым загадочным был седой и согбенный старик, которого путешественники встретили на берегу моря. Стоя на коленях у самой кромки прибоя, этот таинственный старец непрестанно выл, обращая лицо на юго-восток, как раз к острову Зилам… Хотите верьте, хотите нет – а по мне, так это и был сам Раздлага, которому суждены были вечные мучения. Возможно, кто-то из тех магов, впечатленных произошедшим, и сочинил ту песню.
– И кто знает, как все было на самом деле? – негромко сказал Сорген. Кажется, остальные не были с ним согласны. Кое-кто даже позволил себе отвернуться и пробормотать что-то вроде возражения – хотя спорить в открытую никто не стал. Берик покачал головой.
– Настоящие проклятия оставляют настоящие следы, хозяин. Может быть, мой рассказ и не в точности повторяет произошедшие тогда события, однако, правды в нем больше, чем вымысла.
– Да будет так! – примирительно возгласил Сорген. – Теперь же нам пора и поспать. Несмотря на то, что древнее проклятие в этом городе, похоже, выдохлось, охрана нам не помешает. Гримал, выстави часовых, из тех, кого не слишком испугал призрак короля Раздлага.
Несколько горячих молодцов сами вызвались идти в караул, но капитан, вглядевшись им в глаза при последних отсветах костра, велел спать. В караул отправился он сам и Берик, ничуть этому не возражавший. Луратен поднялся на ноги и снова исчез в ночи. Впрочем, ему-то спать не надо было.
Сорген тоже лег, а невозмутимый Хак заботливо укрыл его одеялом. Еще некоторое время колдун ворочался, думая о том, сколько же на самом деле правды было в рассказанной Бериком легенде. Кто знает, какие истории станут рассказывать о них самих через полтысячи лет? Или же он слишком льстит себе, а на самом деле память о колдуне по имени Сорген исчезнет лет через сто, если не раньше… Едва ли не впервые он задумался о смерти и ощутил предательскую пустоту в груди. Душевная боль – или вернувшееся ощущение отсутствия чего бы то ни было на месте пресловутой души? Само собой, тут же вспомнился бледный Призрак и его ужасные пророчества. Ледяная волна тоски проникла под одеяла и затопила разум Соргена. Рывком поднявшись, он бросился прямо в развалины. Меч, пояс, все его волшебные приспособления остались у костра.
Несколько раз споткнувшись, потому что глаза видели перед собой только плачущее лицо Призрака, колдун достиг низкой длинной стены с обкрошившейся верхней кромкой. Замешкавшись, Сорген перебрался через нее и едва не упал: прямо под ногами вниз сбегал крутой обрыв, ведущий к берегу реки, едва заметной в ночи бледно-серебристой полосе. Под ногами осталась только узкая кромка глинистой земли, кое-как скрепленной редкими и тоненькими корнями трав. При малейшем движении к воде устремлялась крошечная осыпь, звучавшая в ночи, как вкрадчивый шепот. Внизу, на тоненькой полосе песка, лежали здоровенные глыбы камня с острыми краями, когда-то вывороченные из мощных стен. Сейчас они погрузились в песок и ушли в воду, но еще достаточно опасно торчали вверх выступы и углы. Стоит туда свалиться – костей не соберешь… Тяжело дышащий, Сорген в страхе прижался седалищем к стеночке и вцепился в нее руками.
Он едва не упал! Вот к чему приводят дурацкие метания, порожденные видениями. Может, это все же чья-то злая воля, стремящаяся погубить Соргена во что бы то ни стало? Но кому он мог помешать? Кому, столь сильному в магии, что он спокойно может одурачить колдуна, по праву считающегося одним из лучших в Приморье? Или же… секрет удачи в том, что надо знать, куда ударить? Чепуха. Он никогда и никому не рассказывал о видении, посетившем его много лет назад в далекой Стране Без Солнца.
Чуть успокоившись, Сорген постарался взглянуть на себя со стороны: взлохмаченный, бледный, с перекошенным в страхе лицом… Тьфу! Мальчишка, да и только. Видели бы его сейчас князья, трясущиеся за свои престолы, или горожане, пугающие его именем своих малых детей. Струхнувший и побежавший, куда глаза глядят, юнец, доведенный до паники собственными сомнениями и дурацкими воспоминаниями. Потерянная душа! Разве это не смешно? Словно бы персонаж какой-нибудь поучительной сказки Белых мудрецов. Продал душу трем зловещим черным демонам, и теперь мается…
Вытерев лицо ладонью, Сорген поморщился. К коже прилипла каменная крошка, которая оцарапала щеку. Боль вернула ему присутствие духа и способность размышлять совершенно здраво. Ладно, можно списать эту недолгую слабость на плохое влияние здешнего воздуха, к примеру. Исчезло проклятие, или нет – Мирзазе все равно не лучшее место для философских размышлениях о душе и смерти. Как ни крути, додумаешься обязательно до чего-нибудь нехорошего.
Сорген глубоко вздохнул и огляделся полностью осмысленным и прояснившимся взором. Теперь он видел гораздо лучше: широкую полосу реки, покрытую серебристой рябью, непонятные темные тени, протянувшиеся над водой на юге. Наверное, это остатки пристани – а может, рухнувшая башня? В реке плескалось какое-то крупное тело, но ничего заметить Сорген не смог. Скорее всего, загадочное существо резвилось слишком далеко, просто звуки над водой разносились далеко и четко. Как ни всматривайся, не увидишь – да и к чему? Просто немного странно, ведь луна светит так ярко…
