bannerbanner
Административно-правовые аспекты борьбы с коррупцией в системе исполнительной власти в РФ. Монография
Административно-правовые аспекты борьбы с коррупцией в системе исполнительной власти в РФ. Монография

Полная версия

Административно-правовые аспекты борьбы с коррупцией в системе исполнительной власти в РФ. Монография

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 7

В этой связи необходимо отметить, что данные нормы, содержащиеся в вышеупомянутых этических кодексах, по сути своей являются дисциплинарными стандартами поведения государственного служащего, но не этическими или моральными нормами. Характерная особенность норм морали, как мы говорили, заключается в том, что они формируются «снизу», в силу общественного мнения, а не навязываются путем принятия кодексов строителя коммунизма. Основным механизмом их соблюдения является внутреннее убеждение и сила общественного (группового) мнения.

Мы не отрицаем позитивный эффект и даже необходимость разработки кодексов служебного поведения в отношении публичных лиц (и не только на государственной или муниципальной службе). Однако, такие правила должны являться не этическими нормами, обеспечиваемыми силой общественного мнения, а конкретизацией служебных обязанностей, ограничений и запретов, связанных с осуществлением своих функций, предполагающими возможность применения дисциплинарных санкций. Сегодня такой подход характерен для Кодекса судейской этики, утвержденного VI Всероссийским съездом судей 2 декабря 2004 г. В этом случае такие деяния приобретают характер правонарушения и влекут юридическую (дисциплинарную) ответственность.

Возвращаясь к вопросу о дифференциации коррупционных проявлений на этические проступки и правонарушения, отметим, что сторонники такого подхода, как нам кажется, исходят из презумпции аморальности коррупции, что на самом деле не соответствует социальным представлениям общества. В первом параграфе мы уже говорили, что с позиции социологического подхода коррупция рассматривается функционально, т. е. с точки зрения той роли, которую она выполняет в соответствующей системе социальных связей. Как однозначно негативное явление («коррозия власти», болезнь государства, деградация публичного аппарата власти) она выступает именно с юридической точки зрения, а поэтому, на наш взгляд, следует исходить не из презумпции аморальности ее проявлений, а из презумпции их противоправности.

На первый взгляд, мало кто согласится, что любое коррупционное проявление является противоправным. Действительно, существует масса способов коррупционного поведения, которые не охватываются нормами действующего законодательства. Взять хотя бы лоббизм, допустимые границы которого законодателем все еще не очерчены87. Однако в данном случае речь идет о пробелах в законе, но не о праве как таковом. Проблема соотношения права и закона относится к числу вечных вопросов юридической доктрины.

Еще в советское время при доминирующем позитивистском понимании права и законности Г. В. Мальцев отмечал, что если рассматривать право как явление общественной жизни, то законы являются правом лишь в той мере, в какой они верно отражают динамику объективного общественного развития88. Иными словами, право отличается от закона как должное от сущего. Председатель Конституционного Суда Российской Федерации В. Д. Зорькин отмечает, что право нельзя отождествлять с позитивным законом, который по своей сути есть только форма права. «Право как норма свободы, как масштаб равенства и справедливости в политическом сообществе является сущностным содержанием закона. <…> Право возводится в форму закона»89.

Здесь нужно отметить, что проблема разграничения права и закона в постсоветской юридической доктрине получила широкое освещение в трудах представителей либертарно-юридической концепции права. В. С. Нерсесянц отмечал, что «концепция различения права и закона (в различных ее вариантах), отвечая на вопрос о том, что есть право, позволяет раскрыть объективные сущностные свойства права, наличие которых в законе (позитивном праве) позволяет характеризовать его как правовое явление…»90. Сторонники данного подхода исходят из представления о праве как о кантовской «вещи в себе», которая обладает изначально заданными трансцендентными характеристиками. Г. Гегель в свое время отмечал, что возможна «коллизия между тем, что есть, и тем, что должно быть, между в себе и для себя сущим правом, остающимся неизменным, и произвольным определением того, что есть право»91. Для последователей либертарно-юридической теории основным параметром такого «в себе сущего» права является принцип формального равенства.

Мы не будем подробно рассматривать достоинства и недостатки либертарно-юридической теории, поскольку это не входит в задачи данного исследования. Отметим лишь, что для нас она неприемлема с методологической точки зрения: существование надпозитивного права в виде «трансцендентной идеи» (Платон) или «вещи в себе» (Кант) ничего не дает с гносеологической точки зрения. Более того, апелляции к чистому праву в противовес позитивному закону зачастую приводят к известному принципу contra legem (вопреки закону). Как справедливо отмечает В. К. Егоров, «если нарушается закон, то для обоснования этого нарушения используются аргументы из дискуссий о соотношении права и закона, о легальности и легитимности, букве и духе законов и т. п.»92 Ю. А. Тихомиров также полагает, что абстрактными представлениями о праве «законодательству наносится тяжелый удар, и это ведет к весьма пагубным последствиям: разрушается единая база общеобязательности законов, и дается легальный повод… игнорировать, менять частично… раздувать костер «подзаконного правотворчества», а это ведет к «правовому нигилизму, падению престижа конституционного и законодательного статуса органов»»93.

На наш взгляд, вместо разграничения права и закона в морфологическом плане следует говорить о возможных несовпадениях духа и буквы закона в плане семантическом, т. е. его смысла, социального предназначения и текстуального выражения правовых норм. Закон может быть несовершенным или даже неправовым. Например, сегодня остро стоит проблема коррупциогенных законов, открывающих широкие возможности для различного рода проявлений коррупции. В этой ситуации коррупционное поведение будет формально непротивозаконным, но противоправным по сути.

Государственная служба по своей сути означает служение государству, что предполагает обязанность исполнения государственным служащим своих должностных полномочий надлежащим образом от имени и в интересах государства. С этой позиции любое использование государственным служащим своих полномочий в личных целях является нарушением данной обязанности, а следовательно, представляет собой противоправное поведение. Таким образом, мы полагаем, что любые проявления коррупции в системе государственного управления по существу противоправны, поскольку посягают на нормальное функционирование государственного аппарата.

Несколько сложнее обосновать противоправный характер коррупционных проявлений в частной сфере. Как мы отмечали в первом параграфе, коррупция в негосударственных коммерческих организациях (например, «откаты») нарушает права и законные интересы третьих лиц, не являющихся субъектом коррупционной сделки и лишенных возможности законным (некоррупционным) способом реализовать их. Соответственно, такие деяния посягают и на установленный действующим законодательством правопорядок. Типичная для многих государственных учреждений ситуация замечательно иллюстрирует противоправный и социально вредный характер коррупционного проявления в данной сфере: несмотря на большую очередь в кабинет, врач принимает «своего» пациента. В данном случае пострадавшими от подобного рода действий врача являются люди, которые находятся в очереди, но также нарушается и сам порядок оказания услуги.

Таким образом, мы полагаем, что любые коррупционные проявления представляют собой социально опасное явление и являются потенциально противоправными. Безусловно, не все из них сегодня предусмотрены в виде конкретных составов правонарушения. Однако с развитием правовой доктрины и практики круг коррупционных правонарушений, влекущих за собой различные меры ответственности, должен постоянно расширяться.

Вместе с тем наряду с выделением формализованных составов коррупционных правонарушений (по принципу ad hoc) мы полагаем необходимым законодательное закрепление обобщенного открытого состава коррупционного правонарушения. Представляется, что введение такого состава позволит осуществлять противодействие всем возможным моделям коррупционного поведения, в том числе и возможным в настоящее время только потенциально.

1.3. Понятие, состав и виды коррупционных правонарушений

В юридической доктрине под коррупционными правонарушениями понимают «содержащие признаки коррупции проступки, запрещенные нормами права под угрозой юридической ответственности»94. При этом все коррупционные правонарушения подразделяются авторами на гражданско-правовые деликты, дисциплинарные проступки, административные проступки и уголовные преступления. Так, гражданско-правовые коррупционные деликты, по мнению Ю. А. Тихомирова и Е. Н. Трикоз, представляют собой «обладающие признаками коррупции, но не являющиеся преступными нарушения правил дарения, предусмотренных соответствующими статьями ГК РФ, а также нарушения порядка предоставления услуг, предусмотренных соответствующими статьями… Кодекса и других законодательных актов»95.

Дисциплинарным проступком авторы считают использование публичным служащим либо служащим коммерческой или иной негосударственной организации своего статуса для получения преимуществ вопреки установленному законодательством порядку несения соответствующей службы, за которое предусмотрено дисциплинарное взыскание.

Соответственно, административные коррупционные проступки представляют собой административное правонарушение (ответственность за которое предусмотрена КоАП РФ), совершенное с использованием служебного положения с целью получения незаконных преимуществ. «Коррупционные уголовные правонарушения – это предусмотренные УК РФ общественно опасные деяния, непосредственно посягающие на авторитет публичной службы, выражающиеся в незаконном получении государственным, муниципальным или иным публичным служащим либо служащим коммерческой или иной организации (в том числе международной) каких-либо преимуществ (имущества, прав на него, услуг или льгот) либо в предоставлении последним таких преимуществ»96.

А. В. Кудашкин и Т. Л. Козлов определяют коррупционное правонарушение как совершенное физическим или юридическим лицом противоправное деяние, обладающее перечисленными выше признаками, предусмотренное УК РФ, КоАП РФ, состоящее в нарушении антикоррупционных стандартов и влекущее дисциплинарную и (или) гражданско-правовую ответственность97.

Сложность квалификации коррупционных деяний в качестве правонарушения обусловлена тем, что причиняемый вред не всегда носит очевидный характер благодаря согласованности интересов коррупционера и корруптера. Вред причиняется неопределенному кругу лиц, которые не участвуют в коррупционной сделке, и носит косвенный характер (например, «неполученная услуга»). Кроме того, в широком смысле коррупционные проявления как злоупотребление публичным статусом в личных интересах чрезвычайно многообразны, их значительная часть не формализована в законе. Ввиду этого, коррупционные правонарушения отличаются высокой степенью латентности.

В первом параграфе данной главы мы уже отмечали, что спецификой серой коррупции является сложность квалификации деяния в качестве коррупционного, поэтому законодатель вынужден прибегать к установлению в качестве промежуточного звена различного рода обязанностей, ограничений и запретов. Например, совместная служба близких родственников на соподчиненных должностях еще не означает проявления коррупции. Вместе с тем вероятность использования в личных целях своего служебного поведения в данном случае весьма высока. Поэтому предусматривается ограничение, связанное с прохождением государственной службы, – наличие близкого родства или свойства (родители, супруги, дети, братья, сестры, а также братья, сестры, родители и дети супругов) с гражданским служащим, если замещение должности гражданской службы связано с непосредственной подчиненностью или подконтрольностью одного из них другому.

Стандарты антикоррупционного поведения, которые зачастую называют «этическими кодексами» (хотя, как мы говорили выше, к этике они никакого отношения не имеют), как нам представляется, как раз и призваны ввести такое промежуточное звено в виде формализованных обязанностей, направленных на предотвращение совершения коррупционного правонарушения, элиминацию самой возможности его совершения. Например, Федеральный закон «О противодействии коррупции» содержит обязанность государственных и муниципальных служащих представлять представителю нанимателя (работодателю) сведения о своих доходах, имуществе и обязательствах имущественного характера и о доходах, об имуществе и обязательствах имущественного характера своих супруги (супруга) и несовершеннолетних детей; уведомлять представителя нанимателя (работодателя), органы прокуратуры или другие государственные органы обо всех случаях обращения к нему каких-либо лиц в целях склонения его к совершению коррупционных правонарушений. При этом нарушение таких обязанностей, как нам представляется, и образует состав коррупциогенного правонарушения. Оно не является собственно коррупционным, поскольку нет самого факта коррупции, но создает опасность его совершения.

Обратим внимание, что такого рода антикоррупционные обязанности отличаются от служебных обязанностей. Служебные обязанности имеют дисциплинарный характер и обеспечивают эффективное исполнение служащим его профессиональной деятельности. Антикоррупционные обязанности призваны препятствовать неправомерному использованию своего статуса в личных целях, включая внеслужебное поведение государственного или муниципального служащего. Этим, в частности, обусловлено то обстоятельство, что нарушение антикоррупционной обязанности может иметь место, например, во внеслужебное время.

Правонарушения, связанные с неисполнением или ненадлежащим исполнением антикоррупционных обязанностей, запретов и ограничений, логично было бы назвать коррупциогенными правонарушениями, поскольку в данном случае только создается возможность для коррупционного поведения лица. Спецификой таких правонарушений является их предельно формализованный состав, поскольку речь идет о нарушении конкретной обязанности, запрете или ограничении. Вместе с тем, исходя из презумпции противоправности коррупции, нам представляется правильным законодательно закрепить абстрактный состав коррупционного правонарушения (коррупционный проступок).

В самом общем виде можно сказать, что любое злоупотребление публичным статусом в личных целях представляет собой коррупционное правонарушение. Однако оно может быть формализованным в виде конкретного состава преступления или правонарушения (например, взятка) и неформализованным (например, оказание личной услуги, выполнение просьбы родственника или коллеги). Действительно, если говорить об уголовных преступлениях или административных правонарушениях коррупционной направленности, то здесь используются строго формализованные составы. Если же обратиться к такому противоправному деянию, как дисциплинарный проступок, то мы увидим, что законодатель использует абстрактный или открытый состав правонарушения. Иными словами, в данном случае указываются лишь общие признаки правонарушения. Так, согласно Федеральному закону «О государственной гражданской службе Российской Федерации», под дисциплинарным проступком понимается неисполнение или ненадлежащее исполнение гражданским служащим по его вине возложенных на него должностных обязанностей (ст. 57). В данном случае законодатель не предусматривает конкретных форм, деяний, которые составляют объективную сторону дисциплинарного проступка.

Аналогичным образом мы предлагаем законодательно закрепить состав коррупционного проступка как виновного использования публичным лицом своего статуса в целях личной заинтересованности. Разумеется, совершение подобного деяния может повлечь только дисциплинарные санкции. Более подробно правила и порядок привлечения к ответственности за коррупционный проступок будут рассмотрены в другой части работы. В данном параграфе необходимо остановиться на элементах состава коррупционного проступка.

Исходя из выработанного в теории права и отраслевых науках (преимущественно уголовного права) понятия состава правонарушения98, в нем можно выделить четыре элемента:

• объект правонарушения;

• объективная сторона;

• субъект правонарушения;

• субъективная сторона.

Объектом правонарушения выступают охраняемые правом общественные отношения, которым наносится ущерб99. Н. И. Матузов и А. В. Малько отмечают, что «под объектом правонарушения понимается то, на что посягает правонарушитель, чему причиняется непосредственный вред, ущерб. В качестве общего объекта выступают правопорядок, интересы государства и общества, существующий социально-экономический и политический строй, сложившиеся общественные отношения»100.

Выше мы неоднократно отмечали, что коррупция как социально-правовое явление приводит к деградации власти и гражданского общества. Следовательно, родовым объектом коррупционного правонарушения является система общественных отношений, обеспечивающая нормальное функционирование государственного аппарата и гражданского общества. Поскольку коррупционные проявления связаны с использованием публичного статуса в личных целях, то видовой объект данного правонарушения составляет система отношений, связанная с исполнением публичными лицами своих функций. И. С. Самощенко отмечает, что «объективную сторону правонарушения образуют все те элементы деяния, которые характеризуют правонарушение как определенный акт внешнего поведения лица»101. В качестве элементов, составляющих объективную сторону правонарушения в юридической науке выделяют:

• противоправное действие или бездействие;

• вред, причиненный действием или бездействием;

• наличие причинно-следственных связей между совершенным противоправным деянием и наступившим вредом;

• время, место и иные обстоятельства, при которых было совершено противоправное деяние102.

Ввиду многообразия проявлений коррупции мы считаем необходимым определить объективную сторону коррупционного проступка в максимально абстрактной форме – действия или бездействия, направленные на использование своего публичного статуса в целях личной заинтересованности. При этом, как мы писали выше, специфика таких деяний заключается в том, что на практике бывает трудно определить конкретные проявления вреда, причиняемого в результате их совершения. Г. Ф. Шершеневич отмечал, что «правонарушение всегда представляет нарушение норм объективного права, а иногда и субъективных прав. Противоправность правонарушения состоит в том, что поведение человека противоречит тому, какое требуется объективным правом <…> нарушение субъективного права предполагает нарушение объективного права, но нарушение объективного права не всегда сопровождается нарушением субъективного права»103.

В правовой доктрине устоявшимся является выделение формальных и материальных составов правонарушений. Объективная сторона формального состава ограничена совершением противоправного деяния. Материальный же состав требует установления конкретных вредных последствий правонарушения и причинно-следственной связи между деянием и последствием (вред имуществу, здоровью человека и т. п.). Между тем это не означает, что правонарушения, очерченные формальным составом, не причиняют вреда. В юридической (преимущественно уголовно-правовой) литературе отмечается, что «последствиями должны быть признаны не только изменения, происходящие в сфере внешней физической природы, но и факты, относящиеся к сфере политической, психической, моральной…»104. Это означает, что последствия правонарушения могут иметь материальный характер либо быть нематериальными.

В случае совершения коррупционного проступка такой вред причиняется установленному законом публичному порядку (порядку управления, порядку оказания публичной услуги и т. п.). В этой связи вполне допустимо сконструировать состав коррупционного проступка в форме формального состава правонарушения.

Время, место, способ и иные обстоятельства, при которых было совершено противоправное деяние в литературе, называют факультативными признаками объективной стороны правонарушения, поскольку они характеризуют не все составы правонарушений, а только некоторые из них. Например, время и место совершения правонарушения будет иметь значение для квалификации деяния в качестве дисциплинарного проступка, поскольку последний совершается по месту работы и в рабочее время. Как нам представляется, состав коррупционного проступка должен быть сформулирован без привязки к конкретному времени, месту или способу совершения, поскольку если ограничиться только теми деяниями, которые совершаются при исполнении служебных обязанностей (публичных функций), то отпадает смысл закрепления коррупционного проступка в качестве самостоятельного правонарушения. Действительно, любое использование публичных функций в личных целях при исполнении служебных обязанностей, т. е. по месту службы и в служебное время, следует квалифицировать как дисциплинарный проступок, который выражается в ненадлежащем исполнении служебных обязанностей. Специфика коррупционного проступка как самостоятельного состава правонарушения, по нашему мнению, должна заключаться не в нарушении служебной (трудовой) дисциплины, а в общественно опасных деяниях, направленных на деформацию порядка управления или порядка осуществления публичных функций.

Субъективная сторона правонарушения указывает на психическое состояние лица в момент совершения им правонарушения. Содержание ее составляет одна из форм вины (умысел или неосторожность) субъекта противоправного деяния, являющаяся обязательным условием или основанием привлечения его к юридической ответственности105. С субъективной стороны коррупционное правонарушение всегда выступает в качестве прямого умысла, так как субъект действует с определенной целью (личная заинтересованность), т. е. осознает последствия своих действий и желает их наступления.

В качестве факультативных признаков субъективной стороны состава правонарушения выступают мотив и цель106. В специальной литературе отмечается, что любое умышленное преступление в социально-правовом или криминологическом понимании совершается по какому-либо мотиву или с какой-нибудь целью. Однако когда они названы в конкретном составе в качестве факультативных признаков субъективной стороны, то имеется в виду их правовое значение, влияющее на квалификацию деяния107. Другими словами, если в действиях лица отсутствует предусмотренный составом правонарушения мотив, то эти действия нельзя рассматривать в качестве правонарушения.

Согласно предложенному нами понятию коррупционного правонарушения, цель противоправного использования публичного статуса является признаком его состава. Данное деяние совершается в целях личной заинтересованности.

Традиционно коррупция понимается как прямое использование должностным лицом своего служебного положения в целях личного обогащения108. В Федеральном законе «О противодействии коррупции», как мы отмечали выше, коррупционные правонарушения должны быть совершены с целью получения выгоды в виде денег, ценностей, иного имущества или услуг имущественного характера, иных имущественных выгод. В первом параграфе работы мы уже говорили об узости такого понимания коррупции и коррупционного правонарушения.

Широкий подход к цели и мотиву коррупционных правонарушений содержится в международных соглашениях, направленных против коррупции. Как мы видели выше, основные международные соглашения используют понятия «неправомерное преимущество», «ненадлежащее преимущество», «выгода имущественного или неимущественного характера» и др. В данном случае имеется в виду выгода не только имущественного, но и неимущественного характера. Вместе с тем понятие «выгода» представляется нам не вполне определенным. Семантически «выгода» обозначает прибыль, пользу, извлекаемую из чего-нибудь, преимущество, интерес (чаще материальный). Выгода – получение определенных преимуществ, дополнительного дохода, прибыли109.

Основным возражением против использования в составе коррупционного правонарушения понятий «выгода», «преимущество» является то, что они относятся к результату данного противоправного деяния, а не к цели и мотиву его совершения. Кроме того, коррупционный проступок может мотивироваться не получением преимущества, а причинением вреда третьему лицу. Например, ст. 201 УК РФ в качестве цели злоупотребления полномочиями называет нанесение вреда другим лицам.

Не совсем верным представляется нам и понимание коррупционного правонарушения как использования служебных полномочий в личных целях. Указание на личную цель совершения коррупционного деяния не охватывает те проявления коррупции, которые совершаются в интересах третьих лиц. Если же определить коррупционное правонарушение как использование публичного статуса в личных интересах и интересах третьих лиц, то таким составом будут охватываться и вполне правомерные деяния, например помощь лицу в составлении какого-либо документа. Строго говоря, публичное лицо обязано действовать в интересах третьих лиц.

На страницу:
4 из 7