Полная версия
Воительница Ольга. Книга вторая
И тут повалило! Не просто повалило, а ПОВАЛИЛО! Ржание Бутона, она узнал бы, даже будучи без сознания. Но первым, из хилой растительности, вывалился Лука. В сажени за ним, приседающий на левую ногу – Бутон.
Рыданий воительница сдержать не смогла. Да и не пыталась! Стояла, обняв сразу обоих, и плечи ходили ходуном. Такого подарка у богов, она даже в мыслях просить не смела!
Взаимный восторг и неуемная радость схлынули не скоро. Но, всему хорошему, рано или поздно приходит конец. Когда запас слез иссяк, обратила внимание, что у Луки отсутствует левое ухо. Вместо него розовел подковообразный шрам. Раны у Бутона тоже затянулись. Судя по их виду, можно было предположить, что и конь и Лука побывали в переделках, примерно в одно и тоже время. Выходило, что между знакомством с пращей и возвращением её к жизни, прошло не менее трех – четырех суток!
В налучии, возлеседла, она обнаружила свой лук и колчан заполненный стрелами. Верный Бутон ничего не утерял! На душе стало много спокойней. Лук и стрелы, в умелых руках – серьезное оружие.
В переметной суме обнаружился приличный кус вяленого мяса, сверху подпорченный водой, которая туда попала во время заплывов Бутона через реку. Это еще больше подняла настроение, несмотря на отсутствие хлеба. Жизнь начала приобретать цветные краски!
Наскоро перекусив (Лука отказался: видимо был не голоден), тронулись в путь. И еще до заката, хотя им пришлось по широкой дуге огибать болото, вышли к тракту. Волк, вывел их к нему, по самой короткой дороге. В какую сторону ехать – вопросов не возникало. Местность была уже езженой и знакомой, а Бутон был полон сил.
Начинало смеркаться, когда вдали, благодаря своему ночному зрению, Ольга различила очертания придорожного постоялого двора. Хотя, по пути сюда, дружина возле него не останавливалась, воительница хорошо помнила его высокие строения и широкое подворье. Если забыть о том, что у неё нет денег, то вопрос с ночлегом был решен!
Лука потрусил в небольшую рощицу, что была в саженях пятидесяти от постоялого двора, а Ольга направила Бутона к запертым на ночь воротам. На стук вышел, по виду, сам хозяин. Ростом он был на полторы головы выше воительницы и шире – в три раза. Огромное чрево не мог скрыть даже кожаный фартук, достающий почти до пят. За его спиной маячили две фигуры молодцев не меньшего роста, но более скромных по ширине. Повидимому – сыновья. У одного в руках зажат топорик на длинном топорище, у другого —боевая палица, вырезанная из цельного дуба. У хозяина, что – то топорщилось под фартуком. И это было правильно! В такой глуши – по другому, нельзя!
Открывать калитку, а тем более ворота, явно не спешили. Долго и внимательно рассматривали сквозь щели, припозднившегося, одиночного путника:
– Открывайте, люди добрые! На ночлег пустите? Мне даже еды не надо. Только бы голову притулить до утра! – За забором послышался удивленный голос хозяина:
– Баба что – ли? И одна, в такую пору! – Ответил кто – то из сыновей:
– Не а, не баба. Девка! А то, что одна – это точно. Я уже огляделся. Никого вокруг нет! – Опять голос старшего:
– Бывают же чудеса на свете. Девка! Ночью! И одна на тракте! Видать не робкого десятка птичка. Да и одета она в воинский доспех. Вон под рубахой легкая кольчужка поблескивает и лук к коню прилажен! Могет от нашей дружины отстала, что три дня назад мимо нас проходила? – Ольга во весь голос рассмеялась:
– Ну, ты, дядя и глазастый! Все углядел! И догадливый, что аж диву даешься. Все верно подметил: и лук, и кольчугу и то, что я от княжеской дружины отстала! Одного не просек. У меня в карманах, ни одной монеты не завалялось! На ночлег прошусь – в долг. Обещаю, при случае, отплатить сторицей! За мной не заржавеет!
– Да это не беда, что денег нету! В жизни всякое случается. Расплатишься естеством с моими сынами. Я до этой кислицы, особо не охоч. За свой век наелся досыта. Аж оскомину на зубы словил!
– А за такие слова, дядя, я тебя вылечу от оскомины. Забудешь о ней напрочь! Как и о том, что у тебя, когда то были зубы. И не только у тебя! У твоих сынов, тоже навсегда пропадет желание лизнуть сладкуюкислицу! Потому, что я им яйца выкорчую, как лебеду на грядке! – Вместо возражений, загремели засовы. Ворота распахнулись. Один из сыновей запалил факел. В отсветах его, Ольга вместе с Бутоном, шагнула на подворье.
Хозяин имел широкую, и почти до пуза, дремучую бороду. Заплывшей жиром шуйцей, опасаясь за сохранность зубов, он прикрывал ротовое отверстие. Значит, угрозе поверил! Десницу держал под фартуком. Разглядев Бутона – низко поклонился:
– Прости, ночная гостья. Глаголал я шутейно и не со зла. Тебя пытал. Кто такая, почем по тракту в ночную пору без охраны, да еще и в одиночку, шастаешь? Сама понимать должна: времена настали тревожные. Купеческие обозы стали редкостью. Случайные заезжие, всякое болтают. Кому внимать, а кого на х.. посылать – не разберешь! Вот и приходится изворачиваться, пытая гостей!
Вон сегодня, на постой, целых десятьпостояльцев наведались! Казалось – бы, радоваться надо, ан нет! Душа, от их присутствия, кровью обливается. Толи зарежут, толь красного петуха пустят.
Коней, не уходив и не покормив, сразу на брагу и ерофеича набросились. И перечить им не моги. Мечами и пиками обвешаны. Целый день пьют, едят и блюють! А слово поперек не вымолвишь. Нас вместе с хозяйкой – пятеро, а их целая ватага. – Толстяк, в сердцах, плюнул в сторону:
– Ходим, аки цепные псы возле кухни, к шумам прислушиваемся. В трапезной они нам появляться запретили. Мать, с младшим, у них в прислугах, а мы – в прислухах. Каждый миг ждем непотребства с их стороны. – Он снова плюнул:
– Мы, конечно, вмешаемся, если что, но побьют они нас. Против десятерых – мы не сдюжим. – Свет факела выхватывал залитые смертной тоской очи. Голос прерывался частой икотой.
– Есть у меня горенка на втором ярусе, для тебя – самый раз. И чисто, и без клопов – тараканов. И покормить тебя готов, чай все мы люди одной земли. Но как провести тебя незаметно в эту светелку – не ведаю. Ход на лестницу один, и ведет через трапезную. А там эти варнаки! Ни в жисть молодую деву не пропустят, охальники! – Ольга внимательно посмотрела на хозяина:
– Ты хозяйку и младшенького можешь упредить, чтоб трапезную покинули, не привлекая внимания гостей? – Толстяк за ответом не задержался:
– Могу! Есть вход отдельный для кухни. Сам схожу, и что ты скажешь, сделаю! – Было понятно, что он верил ночной гостье. Или хотел верить. Ольга ткнула хозяина в живот:
– А там ты что прячешь? – Тот приподнял фартук. За широким поясом торчал угрожающих размеров нож.
– Нет, это мне не подойдет. Ладно, как – нибудь и без вашего арсенала справлюсь. Иди, оповещай своих! – Из —за дверей пристанища гуляк, доносилось подобие бравой песни.
Когда Ольга с хозяином по широким ступеням спустились в трапезную, пир гудел коромыслом. Один, уронив голову на столешницу, сладко храпел. Двое танцевали диковинный танец, на засыпанном облеванными опилками, пяточке перед стойкой. Остальные пели, отбивая такт кружками. Как ни странно, пьяными гуляки не выглядели. Узрев вошедших – песня умолкла. Только танцоры продолжали пахать опилки сапогами.
Хозяин, как его предупредила Ольга, отдал ей зажженную лучину, а сам вернулся на свежий воздух. Воительница, подняв её над головой, степенно начала подниматься на второй ярус. Внизу, кто – то громко испортил воздух. Кто —то в восхищении крякнул:
– Вот это жиличка, вот это нам подарок! Чур я первый, примажусь в гостеприимстве! Отпихнув скамейку, одетый в кожу здоровяк, твердыми шагами направился к лестнице. За ним, вкусно отрыгивая, поднялись еще двое громил. На втором ярусе хлопнула дверь. «Жиличка» влетела в клетку. И участь её была решена!
Первым, по узким ступеням лестницы, считая каждую ступеньку подбородком, в трапезную выкатился здоровяк в коже. Уткнулся носом в опилки и занялся окрашиванием их в красный цвет.
С треском проломав перила, спиной на стол, приземлился один из громил, сопровождавший «кожаного». Высота была приличной, поэтому глиняные кувшины с кружками, превратились в мелкие черепки. Спина у него была широкой, а вес достаточный, но дубовый стол напор выдержал.
Последний из любителей «примазаться в гостеприимстве», тонким голосом выл где – то на втором ярусе. Была уверенность, что любовные приключения, он отложит на долгие годы, если не навсегда. Он, конечно, осуждал сейчас себя за похотливые устремления, но было поздно: мужиком он уже быть перестал. Ольга, каблуком, в грязь, превратила его мужское достоинство.
Толкаясь и матерясь, в гости к незнакомке, на второй ярус устремились, возмущенные таким «гостеприимством», следующие шесть человек. Но уже не за бесплатными утехами, а за примерным наказанием строптивицы. Это же надо, пожалела своей ласки, для таких, голодных до девичьего тела, постояльцев! С неё что, от этого – убудет?
Затуманенный медами и ерофеичем мозг, плохо воспринимал обстоятельства «возвращения» любителей кислицы, как говорил хозяин постоялого двора. Во всяком случае, они осторожности не проявляли. И вскорости, горько пожалели о своей доверчивости.
Со стороны Ольгиной комнаты послышался шум, крики и смачные шлепки по телу. По лестнице, кубарем, несколько раз перевернувшись через голову, скатился первый искатель справедливости. Еще двое, перелетев через перила, с двухсаженной высоты приземлились в опилки. Опять грохот на лестнице и еще двое, сплетясь в невообразимый узел, покатились вниз. До пола в трапезной, не добрались. Застряли, почти в конце пути. Последний, выломав звено ограждения перил второго яруса, попытался на нем, сподобиться парящему орлу. Не удалось. Приземлился вперед спиной, подняв столб пыли и укрывшись деревянными обломками. Попыток подняться с пола, никто из девятерых веселых постояльцев, не предпринимал.
Десятый – доказывал, что пагубное пристрастие к ерофеичу, не всегда пагубно. Он, без вреда для своего здоровья, спокойно продолжал спать, уткнувшись лицом в миску с солеными огурцами. Появившимся хозяину и хозяйке с сыновьями, стоя вверху лестницы, воительница будничным голосом посоветовала:
– Оружие у них заберите и ко мне в комнату. Завтра, поутру, рассмотрим и разделим. (По существующим законам, все оружие побежденных, является законной добычей победителя).
Этих крепенько связать – и в чулан! До утра – оклемаются. Пьяного отнесите на свежий воздух. Пока не встану, дежурите у чулана по – очереди. – Зевнула, прикрыв дланью рот, развернулась и ушла спать. Дверь в свою горенку – запирать не стала.
4
– Четыре дня тому почти будет. Где – то ближе к обеду. Младший первый заметил, и мы на подворье все вышли. Думалось, что остановятся у нас или хотя бы перекусить заедут. Но нет! Прошли мимо. Малой считал, и у него вышло, что было их, без малого – две сотни. Кони шли быстрым шагом, и было заметно, что они спешат в стольный город. – Тучный хозяин, ведал историю прохождения мимо них, запоздавших, крайних воинов княжеской дружины. Ольга отметила в голове: Вяхирь и Симак. Демир увел свою сотню на сутки раньше.
Они, вдвоем с толстяком, которого звали Круп, сидели в трапезной. Она, мелкими глотками пила горячее молоко из большой кружки. Он – пиво. Совсем недавно – разобрались с лихими постояльцами, которые, на самом деле, к утру оклемались.
От опроса не увиливали. Родом – из Болотных Цапель и все одного корня. Налегке возвращались с торгов из Ивеля. Прослышали от встречных обозников и дружинников, что за Сухой речкой неспокойно. Вот и решили время потянуть в придорожных постоялых дворах. Этот был у них – четвертый.
Торговали в стольном городе удачно. Возвращались с хорошей прибылью. В первых двух трактирах, за постой и еду, платили справно. В третьем – двое суток пили беспросыпно. Перед отъездом, с похмелья, намяли бока хозяину и ничего не заплатили. Такая экономия, пришлась всем по душе.
Здесь, решили остановиться, дня на три. Платить вроде бы собирались. А может и нет. Только веселье начало разгораться – тут эта девка – дура объявилась! Какая умная решиться в одиночку, да еще ночью, ездить по тракту? Ну и решили поучить неразумную: попользоваться ею всем скопом!
Но тут вышел облом. Девка эта, оказалась искусной воительницей! Слава богам, что только одного искалечила! – Ольга вышла на свежий воздух. Дышать их перегаром, уже не было сил. Свистнула, и через мгновение, что – то шептала на ухо подбежавшему Луке. Вернулась.
В клети, за время её отсутствия ничего не изменилось. Пленники, с опаской и тоской поглядывали на победительницу. Тосковать им было о чем. Кошели их заметно похудели. Ольга забрала почти всю их выручку за успешные торги. Часть отдала Крупу, за устроенныйкупцами пир и разор. Часть – обещала вернуть, обиженному ими хозяину, которому они не заплатили.
Из оружия, она обзавелась двумя мечами в дорогих ножнах, которые тщательно выбрала из всех трофейных. Подумав, один меч отдала гостеприимному хозяину. За причиненную ему, пьяницами, душевную обиду.
Развязанные пленники, быстро заседлав лошадей, выгнали кибитки на тракт и были таковы. В отдалении от обоза, их бдительно сопровождал Лука.
Вдруг, в их похмельные головы взбредет мысль, вернуться и поквитаться с хозяевами постоялого двора. А как сделать, чтобы такая мысль их не посетила – Ольга ему подсказала.
Через три часа, когда Ольга уже собиралась покинуть ночное пристанище, Лука вернулся. По его улыбке, можно было понять, что незадачливые купцы, навсегда забыли дорогу по тракту. Причем, в обе стороны.
Постоялые дворы на трактах, буквально на всех, ставили таким образом, чтобы соответствовать дневному пути купеческого обоза. Переночевали на одном, день неспешного пути – вот он следующий, готовый их накормить и обогреть.
Ольга была без обоза, под ней был Бутон, поэтому выехав от Крупа почти в полдень, к ночи добралась до следующего. Ворота были закрыты намертво. Попытки достучаться, долгое время были безрезультатными. Наконец на подворье появилась пожилая женщина. Не говоря ни слова, молча открыла ворота. Подслеповато щурясь, оглядела гостью. Взор задержался на мече, пристегнутому к широкому, кожаному поясу:
– Заезжай! Место для ночлега есть. Хозяин неожиданно захворал, но голодной спать не ляжешь. Есть сегодняшний заяц и вчерашняя тушеная капуста. Есть немного меда. Других разносолов, не обещаю. Но это только для тебя. Ватагу твою – не прокормлю. За постой – платить не надо. – Голос был тусклым, усталым. Казалось, что она готовы к любым пакостям, которые могут произойти в жизни.
Под присмотром женщины, завела Бутона в пустую конюшню. Откуда – то появился отрок лет десяти, с полным ведром овса и щеткой для лошади. Внук, наверное.
Ольга сама расседлала коня и засыпала овес. Парнишка уже работал щеткой. Сняла лук с колчаном и вышла на подворье:
– Хозяйкой будете? Как звать – величать вас? – Женщина ждала её, стоя в тени стожка с сеном:– Раньше Стояной кликали, а сейчас просто бабкой зовут. А для хозяйки – стара я! Сын мой здесь правит, да вот, неожиданно, занемог! Приходится мне, заместо него, за хозяйством присматривать! Внучок и внучка помогают. Молодая хозяйка, зиму назад, на небеса переселилась, вот мы втроем и перебиваемся, пока их папка болеет! – Видно было, что ей охота поговорить:
– А что, сильно его побили? – Старуху, как кнутом ожгли. Даже в сумерках было заметно, как засверкали её очи:
– Сомнения загрызли, что до смерти его не довели? Это понятно! А вдруг он кому пожалуется на разбой и непотребство? И тебя, довести дело до конца, прислали? Вон, даже меч свой, тебе вожак для этого навесил! Руби, чего уж там! Только не его одного, а всех! Я малых, в одиночку, не подниму! – Смахнула плат с головы. Простоволосая, с редкими седыми волосами, упала перед Ольгой на колени и протянула к ней сухие, старческие руки. Воительница на миг опешила, а затем кинулась к ней и подняла, почти невесомое тело, с колен:
– Ты что, баба Стояна! Окстись! Ты что, во мне душегуба узрела? – Обняла за трясущиеся худенькие плечи, прижала к груди. Старая женщина забилась в сухих рыданиях. Из – за стожка, с вилами в руках, вышел давешний отрок. За его спиной, со сковородой в деснице, испуганно пряталась девчушка лет семи, в длинной, до пят рубахе. Деревянные вилы, против меча, конечно не оружие, но малого защитника это не смущало. Да и закопченная сковорода, в руке отроковицы, не дрожала.
Успокоить плачущую старушку, оказалось делом сложным. Ольга обращалась к ней на «ты», как когда то к бабе Домне. Говорила ей тихим голосом, убеждала в отсутствии черных помыслов.
Наконец, дрожание плеч пошло на убыль, а там и вовсе успокоилось, но она продолжала шептать ей на ухо:
– А меч вожака, который ты признала, достался мне в честном кулачном бою. Побила я всю ватагу и оружие отобрала. Этот меч, больше всех мне приглянулся. Свой то, я в бою потеряла, когда без памяти валялась. – Баба Стояна отстранилась и с недоверием глянула ей в лицо:
– Пошто лгешь старому человеку? Как такое может быть, что девка, одна, десятерых бугаев одолела? В такое поверить – не можно!
– А ты поверь! На свете – всякое случается! Учили меня бою рукопашному, хорошие учителя, а я ученицей была прилежной. Вот в жизни их наука и пригодилась! Ты вот лучше сведи меня к своему сыну. Посмотрю я на его раны. В лекарстве, я немного разумею. Может чем и помогу!
– Да никто ему уже помочь не сможет. Не жилец он. Огневка его доедает. Дня два – три ему осталось жить на этом свете. А может и меньше. В сознание не приходит вторые сутки.
Когда он у пьяной ватаги оплату спросил – они его, всем скопом, бить взялись. Все нутро отбили и ногу, повыше коленки, сломали. А с виду – не узришь. Нога, как нога.
Я, в это время, с внуками по грибы ходила. Пришли, а ватага с кибитками, уже на тракт выехала, от подворья на пол – версты. Он поначалу, был без памяти, а когда пришел в себя – все поведал. И как они платить отказывались, и как по подворью, ногами, катали его вдесятером!
Обглядела я сыночка всего. Голова в крови, на чреве живого места нету, зубы по крыльцу рассыпаны. Поначалу подумалось – ничего страшного. Отлежится две – три луны и на ноги встанет! Ан нет! К ночи нога почернела, и жар у него начался. Видно кость под мясом разошлась и кровь пустила. Я к ней дощечки туго подвязала, да поздно было. Огневка, уже гнездо себе в ноге уготовила. Скоро простимся с ним.
И мне, чую, скоро за облака отправляться. Сирот жалко, пропадут ведь! – Из её горла вырвался булькающий звук. В голос заплакала отроковица. Внук – крепился. У Ольги, от злости, сжались кулаки, ногти впились в ладони.
Встретилась бы она сейчас с купцами! Никого не пощадила! Как она обмишурилась! Посчитала ватагу обыкновенными пьяницами, а это были звери в человеческом обличье!
Сына бабы Стояны, она все – таки осмотрела. Он был без сознания. Жар больного тела, чувствовался в шаге от лежанки и окрашивал лицо горемыки в бронзовый цвет. Правая нога вдвое толще левой. Черная кожа на ней, натянута, как надутый, свиной мочевой пузырь, которым так любят играть дети. И нестерпимый запах гнилой плоти, который, казалось, проникал через кожу. Точно. Не жилец.
Стояна была права: не более двух дней осталось ему радоваться белому свету.
Горницу Ольге отвели в пристройке возле поварни. Застеленный медвежьей шкурой топчан и занавеска от комаров над маленьким окошечком. Вместо стола – широкая скамья. Толстые, домотканые половички, на обмазанном глиной полу. Чисто и даже уютно. От еды она отказалась. Опять подташнивало. Шишак на затылке, напоминал о том, что праща, в умелых руках – страшное оружие. Съела кислое яблоко и легла на топчан. Не раздеваясь. Сон сморил мгновенно.
Утром, решение созрело полностью. В правильности его – воительница, ни на миг не сомневалась. На подворье встретила бабу Стояну, с красными от недосыпа очами. Она всю ночь просидела у пастели сына, подтверждая свое имя (Стояна – стойкая).
Проговорив приветствие, Ольга сразу перешла к делу:
– После погребения сына, отсюда – ни ногой! Собирайте все необходимое и вам нужное, для переезда и жизни на новом месте. Ждите! К вам приедут четыре крытых повозки. Грузитесь, и вас отвезут на земли моего рода: Береговых Ласточек. Это очень далеко. Больше семисот верст отсюда. Но, думаю, что за пол луны, доберетесь, а может быть и быстрее. Там у меня семья. Баба и отец. Городище, в котором они проживают – зовется Игреца, а место где оно стоит – Речные Ворота.
Хоромы у нас просторные, всем места хватит! Хозяйка, баба Домна, немногим тебя моложе будет. Общий язык с ней и отцом, быстро найдете. Отец – княжеский посадник. Человек в городище не последний.
Ну а я буду лично рада, что у меня появятся младшие брат и сестра. Семен и Настя. От себя и моих родственников, даю тебе, баба Стояна, слово: мы их никогда не обидим и сделаем все, чтобы крепко поставить на ноги.
Старая женщина, второй раз, со вчерашнего вечера, опустилась на колени.
5
Нынешнее утро на подворье Ивельской дружины, ничем не отличалось от ему подобных. Но это только казалось, на первый взгляд. Напряжение и тревога, так и витали в воздухе. Поспешное перемещение и напряженные лица воинов, говорили сами за себя. То здесь, то там возникали немногочисленные группки дружинников, снаряженных по— боевому. Они, перебросившись несколькими словами, рассыпались, чтобы объявиться в другом месте и в другом составе.
На конюшне, тревожно ржали лошади, как бы чувствуя настроение своих хозяев. Время от времени в ворота въезжали и выезжали посыльные в город и из города. Иногда, на подворье, заворачивали люди в мирской одежде, как в простой, так и в богатой. Торопясь, забегали в жилое помещение тысяцкого, и через малое время, покидали его. Привычной была только суета десятников.
В воеводском помещении, с окном, выходящим на площадь, временами было тесно от наплыва сотников, временами —пусто. Дубовый стол, за которым, в былые времена сиживали Ерофей, а после него – Ольга, третий день был вотчиной Демира. Теперь уже не сотника – старшины. Так на общем построении решила вся дружина. Тем более, что Ерофей, к которому, по первости, были засланы ходоки – серьезно занемог. Опухли колени, и ходил он, опираясь на дубовую клюку. Воевода, сейчас, он был никакой!
Докладывал сотник Волос:
– В ночь, выслал две десятки по обоим трактам. Пройдут с дозором два десятка верст и возвернутся назад. Есть опасения, что пока мы ходили в поход, любители легкой наживы, начали собираться в ватаги. Эти опасения, кое – где подтверждаются.
Мыслится мне, что дозоры надо посылать на большее удаление. Под носом, варнаки, могут и не безобразничать, а в отдалении, могут чинить разор. Воронье, всегда чувствует мертвечину и пир без опаски. Пока его не пугнешь, они будут клевать очи и каркать безнаказанно. – Демир потер переносицу:
– Согласен с тобой полностью. Не только на трактах ждем непотребства. В городе начали появляться лихие люди! Вчера, ночью, семью золотых дел мастера, Прокопия, начисто вырезали. Даже детей не пощадили! Лавку разграбили полностью!
А возле пристани, пришлось дополнительные караулы ставить. Купцы стараются, после заката, на улицах не появляться.
Ты знаешь, брат, не знаю, за что хвататься! И там тонко и здесь – тонко. Поэтому и рвется во всех местах. Понимаю, что не для моего ума овчинка, а что делать? Я ведь сотник дружины, а не городской голова. Его это дело! А он, сука, из города съехал. У него, по его словам, матушка, которая живет за двести верст, занедужила! А люди судачат, что она еще прошлой зимой представилась!
Эта крыса ждет, чемсход дружины и горожан кончится! Думаю, что после него, он на другой день объявится!
И мировой судья куда – то запропал, вместе со своим помощникам. Челядь глаголет, что на охоту с деверем подался в Рудные леса. Самое время выбрал, лосей гонять! А тяжбу купцов с пристанью кто будет рядить?
Понимаешь, брат, вторую ночь не сплю! Думы одолевают, боюсь головой подвинуться! Как правильно, в это смутное время поступить – никто не подскажет! А эта гадюка Княгиня, вместе с Калиной, закрылась в хоромах и никого видеть не хотят. И еще лазутчиков к нам засылают!
Скорее бы сход! Может после него что – ни будь прояснится! До него еще целых три часа, а я уже, как сопливый отрок перед первым сеновалом, места себе не нахожу.– Демир потряс кудлатой головой и ударил по столешнице дланью:
– Простите мне боги, мою хулу в сторону Великой Княгини! Это же надо, мать пресветлого князя Романа, гадюкой обозвал! Но с другой стороны, как мне её величать, после того, что она со своим ёб… ем натворила? Наших боевых побратимов, разоружить хотела! Воительницу грязными словами порочила! С нами говорить отказалась, ради прошлых, пастельных заслуг, ничем не приметного десятника. И это после того, что победой над врагом, мы, в большей мере, Найдене и Игрицкой дружине обязаны!