Камень. Книга восьмая

В голове как будто что-то щелкнуло, и мне снова стало мучительно стыдно, но теперь уже за собственное недостойное памяти Виктории поведение!

Отставить ненависть к себе, Алексей! Вместе с самоуничижением!

Соберись!

Не раскисай, тряпка!

Не только ты и Печорские Вику потеряли! У многих горе!

Стисни зубы и терпи! Терпи и веди себя достойно!

И, сжав кулаки, выдохнул, выпрямил спину, вздернул подбородок повыше и, повернувшись к входной двери, прошептал:

– Господи, дай мне силы пройти через все это…

Буквально через пару минут в гостиную зашло подразделение «Волкодав» практически в полном составе, а генерал Орлов, раздав своим подчиненным какие-то распоряжения, направился ко мне и с виноватым видом пояснил:

– Алексей, бойцы сами попросили… я не смог отказать… Не возражаешь?

– Как можно, Иван Васильевич? – И выдавил из себя улыбку. – Сейчас водку принесут и мелочь на закусить. Что-то Смолова не видно…

– Дежурит Смолов, с ним еще трое. Надеюсь, ничего не случится, а то, чувствую, – генерал покосился на волкодавов, – подразделение до завтрашнего вечера будет в состоянии полной небоеготовности.

– Переговорите с Пафнутьевым, он вас, если что, своими бойцами выручит.

– Только в крайнем случае, – поморщился Орлов.

– Ну, смотрите сами, – пожал плечами я и заметил, что на меня поглядывает Решетова, но подойти не решается. И я даже догадывался, что именно беспокоит девушку. – Иван Васильевич, извините…

– Конечно-конечно…

– Екатерина, вы Прохора потеряли? – подошел я к Решетовой.

– Алексей Александрович, в первую очередь примите наши самые искренние сожаления! – она оглянулась на остальных волкодавих, стоящих за ней с рюмками водки в руках. – Виктория Львовна всегда останется… – Екатерина всхлипнула и отвернулась.

– Да, Виктория Львовна всегда будет с нами, – я усилием воли заставил себя смотреть прямо на девушек. – В наших сердцах… Давайте выпьем… – и подхватил со столика полную рюмку.

Опустошил, а после указал Решетовой на Михеева:

– Екатерина, к сожалению, Прохору тоже… слегка досталось, попросите Владимира Ивановича проводить вас до покоев моего воспитателя, он сейчас там.

– Спасибо, Алексей Александрович.

Минут через пять после того, как Решетова в сопровождении Михеева удалилась на второй этаж, в гостиную с улицы зашли около двух десятков валькирий, молча поклонились нам с Николаем и Александром, так же молча поздоровались с волкодавами и разобрали со столиков оставшиеся рюмки. Еще минут через пятнадцать появились царственные дед с бабкой, отец, дед Михаил с дядьками Григорием и Константином и генерал Нарышкин. От замерших по стойке «Смирно» волкодавов и валькирий хмурый император только отмахнулся:

– Чего уж теперь… Без чинов, дамы и господа…

И нерадостный вечер продолжился. Громких разговоров слышно не было, все как-то быстро распределились по группам и группкам, волкодавы перемешались с валькириями. Старшие Романовы с Пожарскими, Пафнутьев с Михеевым и жандармскими генералами стояли отдельно, мы, то есть «молодежь», отдельно.

– Леха, а кроме… Вики никто не пострадал? – спросил вдруг у меня Николай. – А то нам толком ничего и не рассказали. Прости, если что…

– Трое, которые Вику от Канцелярии прикрывали, в коме, четвертый погиб, – ответил я. – Среди дворцовых все живы, только Прохору с Иваном от моего гнева здорово досталось…

– Вона чего их не видно… – покивали братья. – А канцелярского жалко… Упокой Господь его душу! – Сашка Петров помрачнел еще больше, а Алексия всхлипнула и опять промокнула глаза платочком.

– Леха, к тебе, похоже… – буркнул Николай и выразительно посмотрел мне за спину.

Я обернулся и увидел, что к нам целеустремленно двигается очень странная парочка: ротмистр Пасек вместе с одной из самых доверенных валькирий моей царственной бабки.

– Камень, ваши императорские высочества, – сходу кивнул заместитель командира подразделения, который уже был в изрядном подпитии. – Госпожа Алексия, молодой человек… – это он кивнул певице и Петрову. – Приношу свои искренние соболезнования! – ротмистр автоматическим движением «закинул» водку из стопки в рот.

Мы наполнили свои рюмки и повторили за Пасеком.

– Камень… – ротмистр сосредоточился только на мне, как, впрочем, и валькирия, которая тоже не выглядела сильно трезвой. – Мы с Людочкой… – он покосился в сторону валькирии. – Прошу прощения, с Людмилой Александровной сейчас ничего говорить не будем, потому что до сих пор не можем до конца поверить… как и все… Мы все скажем на поминках… А пришли мы с Людочкой… прошу прощения, с Людмилой Александровной сказать тебе спасибо, Камень, от всех нас, – он мотнул головой в сторону остальных волкодавов и валькирий, которые искоса наблюдали за этой сценой, – что эту тварину бешенную завалил, которая Вику… а потом ему еще и голову оторвал! Так злодею и надо!

– Василь, тише ты! – зашипела на него валькирия. – Государыня услышит, несдобровать тебе! – И обратилась уже ко мне: – Алексей Александрович, Вася выразил наше общее мнение, так что вы на него не обижайтесь. Ваши императорские высочества! – валькирия обозначила поклон и пихнула Пасека локтем в бок. – Все, Вася, пошли уже…

Проводив Василя Григорьевича и Людмилу Александровну глазами, я повернулся и встретил четыре совершенно разных взгляда: если Александр с Николаем смотрели на меня с жадным любопытством, а Сашка Петров с нескрываемой жалостью, то вот во взгляде Алексии ничего, кроме покорности судьбе, не было.

– Леха, это правда? – «равнодушным» тоном поинтересовался Николай. – Ты этому Бирюкову голову оторвал?

– Закрыли тему! – поморщился я, взял бутылку водки и разлил ее по рюмкам. – Можете у Владимира Ивановича потом подробностями разжиться…

***

Опустел особняк только к полуночи…

Первыми уехали мои царственные дед с бабкой, за ними ушли Пожарские, затем как-то незаметно, группами, волкодавы с валькириями, и в гостиной остались мой отец с Николаем и Александром, ротмистр Михеев, Алексия, Сашка Петров и недавно присоединившийся к нам Ваня Кузьмин.

Разговор не клеился, большей частью все сидели молча и так же молча периодически опрокидывали рюмки с водкой, в которые уже давненько наливали буквально на донышке, чтобы она, как говорится, «просто была».

Наконец в Кремль засобирался и отец.

– Ты в норме? – поинтересовался он у меня на крыльце.

– До сих пор не верю, что Вики больше нет, а так… В норме.

– Лешка, прими совет – иди к себе в покои и ложись спать, утро, как известно, вечера мудренее. А перед сном хлопни стакан водки, лишним не будет. Хорошо?

– Хорошо, – кивнул я.

Родитель обнял меня, отпустил и зашагал по ступенькам вниз до ждавшей его машины, а я вернулся в дом.

За отцом уехал ротмистр Михеев, пообещавший вернуться утром и проконтролировать мое состояние. Воспользовавшись ситуацией и тем, что мы с ним остались одни, попросил у ротмистра прощения за очередную вспышку гнева.

– Брось, Алексей! – грустно улыбнулся он. – Мне дядька Коля рассказал, как все произошло, у тебя выхода другого не было, да и мы в очередной раз лопухнулись… Как и «Тайга»… – он вздохнул и посмотрел на меня вопросительно. – Поеду я уже домой, ведь больше у нас неожиданностей произойти не должно?

– Вроде нет, – пожал плечами я. – Если эти два вурдалака не вздумают воскреснуть.

– Будем надеяться, что подобного все-таки не случится. – Михеев истово перекрестился. – Колдуны «Тайги» остаются на дежурстве, за меня сегодня Валера. Спокойной ночи, Алексей! И…

Владимир Иванович замолчал, опять вздохнул, махнул рукой и начал спускаться по ступенькам. Я же пробормотал:

– И вам спокойной ночи…

По своим покоям разошлись только во втором часу ночи. Когда мы с Алексией, предварительно навестив уже нормально чувствовавшего себя воспитателя, зашли в комнату, девушка всхлипнула и указала мне на диван, на котором лежала Викина домашняя косметичка.

– Ну-ну, Лесенька, – я притянул ее к себе, – не плачь, родная, не плачь…

Девушка буквально вжалась в меня и замерла на какое-то время, а я боялся пошевелиться, чтобы не нарушать того хрупкого единения, которое, я уверен, чувствовала и Леся.

Вот Алексия начинает осторожно двигаться…

Ее губы ищут мои…

Плевать на осторожность!..

Блузка девушки трещит по швам, мой пиджак и рубашка летят в сторону…

Первый шаг в сторону спальни, второй, мы наступаем на юбку Алексии и мои брюки…

И, наконец, мужчина и женщина, потерявшие близкого человека, растворяются в друг друге без остатка… Устало замирают и просто лежат, обнявшись, боясь пошевелиться и произнести хоть слово…

***

Ночью несколько раз просыпался под воздействием условных внешних факторов – видимо, нападение этой твари, Бирюкова, заставило подсознание в очередной раз перейти в режим «Война». Ничего страшного, однако, не почуял: в первый раз это были дворцовые, у которых прошла, если так можно выразиться, смена караула, во второй – примерно то же самое проделали и колдуны «Тайги». Перед тем как опять забыться тревожным сном, потянулся к Прохору и проверил его состояние – доспех воспитателя продолжал благополучно восстанавливаться.

Уже под утро приснились батюшки Владимир и Василий, от которых веяло тоской и отчаяньем, на которые я внимания не обратил – образы батюшек скрыли воспоминания о том навязчивом, еле уловимом внимании, которое преследовало меня вчера.

Подсознание, действуя без всякого моего приказа, зацепилось за это ощущение внимания и потянуло его в себя, пытаясь вычленить образ колдуна, скрывавшегося за таким искусным приемом, но ничего не получалось – внимание каждый раз ускользало и не хотело попадать в воображаемую воронку, создаваемую моим подсознанием, заставляя напрягаться все сильнее и сильнее. Наконец, силы закончились, я проснулся в холодном поту и погнал от себя эти воспоминания, понимая, что никакого страшного и искусного колдуна там не было и в помине, просто именно таким образом чуйка предупреждала об опасности. Так, с открытыми глазами, обнимая прижавшуюся ко мне Алексию и стараясь ни о чем не думать, пролежал до девяти часов утра, пока девушка не проснулась.

И тут у нас с Алексией случилась взаимная неловкость из-за произошедшего ночью, мы банально не знали, как себя вести, не было даже пожеланий доброго утра! Хотя утро было совсем не добрым, а скорее наоборот. Попытку девушки захныкать я пресек самым бесцеремонным образом, помня о данном себе намедни обещании:

– Хватит, Леся. Завтра на похоронах Вики поплачешь, а сейчас быстро приходи в себя, тебе еще сегодня вечером на корпоративе выступать.

– Пару минуток дай погрустить, – шмыгнула носом она и еще сильнее прижалась ко мне.

– Хорошо, пару минуток, но не больше, – вздохнул я.

Не прошла взаимная неловкость и после совместного приема душа – взгляды постоянно останавливались на туалетных принадлежностях Виктории. Это же продолжилось и в спальне, когда Алексия открыла шкаф с одеждой. В столовую спускались молча, молча пили кофе, так же кивками поприветствовали присоединившихся к нам вскоре Прохора, Ивана и Сашку Петрова. Через несколько минут у последнего зазвонил телефон, и художник, извинившись, вышел в гостиную. Вернувшись, пояснил:

– С отцом разговаривал, они через пару часов подъедут к Москве. Объяснил… ситуацию и отправил их в нашу новую квартиру, думаю, им здесь быть не надо…

– Ты все правильно сделал, – кивнул я, – зачем твоим родителям портить праздник? – А, чуть подумав, добавил: – Шурка, Новый год – семейный праздник, так что отправляйся-ка ты прямо сейчас встречать родителей и брата, ну и завтра… после похорон… Короче…

– Вы тоже моя семья! – перебив, буркнул он и отвернулся.

– Алексей прав, – Прохор отодвинул от себя кофе, – езжай встречать родителей, о времени и месте похорон мы тебе сообщим. Новый год тоже планируй встречать с родными и не забудь пригласить свою Кристину, а встретиться мы сможем и первого января. Это приказ. Я понятно выразился?

– Понятно, – Сашка обиженно кивнул.

А Прохор, смотревший теперь уже на меня, продолжил:

– Алексей, чем планируешь заняться?

– Сначала вас с Ваней посмотрю, потом… не знаю.

– Я знаю, – воспитатель переглянулся с колдуном, – напишешь подробный отчет о вчерашних событиях.

– Это чтобы меня сильнее з@ебать во избежание возникновения дурных мыслей?

– Именно, – кивнул Прохор. – И чтобы ты заставил себя посмотреть на все произошедшее как бы со стороны и объективно проанализировал собственные действия. А потом мы с Ваней придумаем, как тебя з@ебывать дальше.

– Кто бы сомневался… – скривился я.

– А ты, Лесенька, – воспитатель разглядывал девушку, – сейчас собираешься и едешь к себе на студию. Если не ошибаюсь, у тебя сегодня последнее выступление в этом году?

– Да, – кивнула она.

– Вот заодно и подготовишься. Если не захочешь на студию, езжай к матери и сестрам. Короче, на твой выбор, но о своем маршруте обязательно поставь в известность своего… Виталия Борисовича, он об этом просил отдельно.

– Хорошо.

Ясно, Пафнутьев продолжает через Прохора и Ваню держать руку на пульсе происходящего в нашем особняке. Этим же, я уверен, занят и мой отец, а через него в курсе и остальные Романовы. Не удивлюсь, если скоро тут появится мой дед Михаил, который князь Пожарский, для более плотного контроля над «проблемным» подростком.

Когда Сашка с Алексией уже уехали, на первом этаже появились мои братья, по которым сразу было видно, что они не знают, как себя вести. Немного помявшись, Николай «решился»:

– Леха, тут такое дело… Мария с Варварой позвонили, они уже к нам выехали. Лизу взяли с собой…

– Кто бы сомневался… – опять скривился я и повернулся к Прохору. – Ты знал?

– Знал, – кивнул тот. – Но не думал, что они уже едут. Великих княжон мы с Ваней ожидали ближе к обеду, так что быстро нас смотри и садись за отчет. А вы, оба-двое, – воспитатель глянул на Николая с Александром, – быстренько завтракайте и готовьтесь к встрече сестер. Будете их развлекать, пока Лешка с делами не разберется. И не вздумайте нас беспокоить по пустякам.

– Есть, – выпрямились они, кивнули и, довольные тем, что получили исчерпывающие инструкции, уже уверенными шагами направились в столовую.

– Пошли в бильярдную, – скомандовал воспитатель.

***

«Осмотр» Прохора и Ивана не занял много времени, а вердикт был краток: еще немного, еще чуть-чуть – и они будут в норме. Хотя, судя по виду Ивана, колдун это прекрасно знал и без меня, и весь этот «осмотр» ими был действительно затеян с целью занять меня хоть чем-то. Это же касалось и отчета, первый вариант которого ни тому, ни другому не понравился, мол, написано слишком сухо и неинформативно. Стиснув зубы, переписал, после чего подвергся самому настоящему допросу со стороны Кузьмина. Закончив тянуть из меня жилы, колдун подвел итог:

– Царевич, не буду говорить за всех, но мое мнение однозначно – ты в сложившихся обстоятельствах действовал максимально эффективно. Именно это я и укажу в своем рапорте на высочайшее имя. – Он задумался на секунду, а потом продолжил: – Одно меня беспокоит, а именно, твои ощущения от постороннего внимания, которое, как ты утверждаешь, как бы к Бирюкову не имеет никакого отношения и являются некой формой предупреждения со стороны подсознания. Свое мнение на этот счет я тоже отдельно укажу в своем рапорте. Лучше, как говорится, перебздеть, чем недобздеть. Петрович? – Кузьмин вопросительно посмотрел на Прохора.

Воспитатель кивнул, откашлялся и спросил у меня:

– Лешка, меня же в первую очередь интересует твое состояние, а именно, твое резко изменившееся настроение: уж извини, но сначала ты безутешно рыдаешь над те… Викой, публично и с особым цинизмом отрываешь голову Бирюкову и винишь во всем произошедшем себя, а уже в особняке проявляешь чудеса выдержки и самообладания, что было отмечено буквально всеми присутствующими. Пояснишь?

– В какой-то момент просто понял, что опять веду себя как капризный, эгоистичный мальчишка, и что не я один потерял Вику, а мы все… Ну и приказал этому капризному, эгоистичному мальчишке идти в… куда подальше.

Прохор переглянулся с Иваном и опять кивнул:

– Ясно. А ты, сынка, полностью уверен, что этот капризный, эгоистичный мальчишка действительно пошел в… куда подальше, а не затаился на время, чтобы потом вернуться в самый неподходящий момент и продемонстрировать всю ту говнистость, на который способен? А то, знаешь ли, – воспитатель опять переглянулся с колдуном, – мы с Ваней всякое видали, и у закаленных бойцов крыша ехала…

– Полностью уверен, – кивнул я. – Оторванных голов больше не предвидится. И спасибо вам двоим за отсутствие нарочитой ко мне жалости и лишнего сочувствия.

– Не перегибай палку, Лешка, – поморщился Прохор. – Мужественное перенесение тягот и свалившихся невзгод заключается несколько в другом, порой и слезу пустить не стыдно, а уж на Луну повыть, хоть и не в голос, вообще иногда полезно. Не забывай, Виктория и нам была далеко не чужая, и не только нам, так что выражение сочувствия придется потерпеть. И еще, сынка, набери-ка ты сейчас его святейшество Святослава, надо нашего патриарха успокоить.

– Не понял?! – вскинулся я.

И тут же до меня дошло… А Прохор добавил:

– Его святейшество хотел сразу же приехать перед тобой виниться, но государь его отговорил, рассказав про оторванную голову Бирюкова. – А когда я уже достал телефон из кармана, воспитатель продолжил: – Да, чуть не забыл. Судя по прослушке, его святейшество поделился своими… опасениями с батюшкой Владимиром, и церковные колдуны после этого разговора, судя по всему, совсем не торопятся выполнять твой приказ о перебазировании всей кодлой в имение Гагариных.

– Вот как? – у меня задергался глаз от такого наглого неповиновения церковных колдунов, видимо, нервное напряжение давало о себе знать. – Сейчас все решим…

Святославу, понятно, звонить передумал – мужчина он гордый, еще воспримет звонок с моей стороны как «милостивое прощение», а набрал отца Владимира, номер которого вчера записал. Ответил тот практически сразу:

– Добрый день, ваше императорское высочество! Слушаю внимательно.

– Добрый день, батюшка. Мне доложили, что вы в курсе последних печальных событий, – я говорил сухим, деловым тоном.

– Да, ваше императорское высочество. Позвольте принести наши искренние соболезнования!

– Соболезнования приняты. Теперь по делу. Когда вы планируете заселиться в мое имение? У вас осталось всего два дня.

– Ваше императорское высочество… – в голосе Владимира чувствовалась неуверенность.

– Два дня, батюшка. С наступающим Новым годом вас и ваших близких. – И сбросил вызов.

Повернувшись к Прохору, вздохнул:

– Думаю, его святейшество намек поймет и вскоре позвонит сам.

– К гадалке не ходи… – кивнул тот. – А теперь шагай в гостиную, твои сестры наверняка уже приехали, а мы с Ваней будем твоему отцу с докладом звонить.

– И каков вердикт уважаемых экспертов? – не удержался от вопроса я.

– С большой долей уверенности можно утверждать, что подросток находится в адеквате, – пожал плечами воспитатель. – Хотя его душевное состояние оставляет желать лучшего, собственно, как и нервы.

– Много вы таких… подростков на войне повидали?

– Много, сынка, – грустно улыбнулся Прохор, а Ваня кивнул. – Сами через это не раз проходили и долго потом залечивали душевные раны. Правда, не все из присутствующих, – воспитатель всем телом повернулся к колдуну, – сумели справиться со своими эмоциями…

Иван только отмахнулся от Прохора:

– Ты, Петрович, нас с царевичем с собой на одну доску-то не ставь! У нас с его императорским высочеством душевная организация гораздо тоньше, чем у тебя, чурбана безжалостного! Про твое скудное воображение вообще говорить не хочу! И душевные раны у нас с царевичем зарубцовываются по определению гораздо хуже, а в иных случаях кровоточат до конца жизни. – Я заметил в его глазах слезы. – Все, царевич, иди, не слушай стариков, живи своей головой и опытом, какой бы он у тебя ни был. А за похороны не переживай, мы с Петровичем и твоим отцом уже все распоряжения отдали, цветы и венки уже заказаны, завтра утром доставят в особняк.

– Спасибо. – Я благодарно кивнул и посмотрел на воспитателя. – Прохор, давай потом еще маму навестим? Давно у нее не были…

– С Михаилом Николаевичем переговорю, – кивнул он. – И иди уже, невежливо сестер заставлять ждать.

***

– Вова, чего ты молчишь? – отец Василий дергал замершего друга за рукав. – Чего Алексей Александрович от нас хотел?

Батюшка Владимир наконец «оттаял», но лицо его осталось хмурым:

– Не знаю, Вася, может, это все большая провокация со стороны Романовых, но великий князь звонил напомнить нам об установленных ранее сроках переезда в его имение. Может, Романовы нас хотят там?.. Всех вместе и сразу, чтоб не возиться?..

– Брось… – поморщился Василий. – Ты же сам сегодня ночью, как и я, не почувствовал во взгляде великого князя ненависти, там была одна безысходность. Если бы он только захотел, мы бы уже…

– Может, ты и прав. – Владимир кивнул. – В любом случае надо звонить его святейшеству и ждать от него инструкций. Согласен?

– Это будет самым лучшим вариантом. Тогда звони Святославу, а я наберу наших, пусть готовятся к срочному переезду – что-то мне совсем не хочется лишний раз злить великого князя, особенно в свете его вновь приобретенной привычки накосячившим людишкам головы в буквальном смысле отрывать. Чего опять застыл, Вова? Звони Святославу, время поджимает!

– Да звоню я…

***

Оказалось, что, помимо сестер, к нам, как и предполагалось, «по-соседски» заглянул князь Пожарский, рядом с которым с важным сидела видом Елизавета и прислушивалась к беседе «взрослых». При моем появлении бывшие до этого просто заплаканными лица Марии и Варвары приобрели совсем уже горестное выражение, девочки не выдержали и разрыдались. Лиза подбежала ко мне, обняла за талию и заревела тоже.

– Ну-ну, сестренка, успокойся… – я гладил Елизавету по волосам, борясь изо всех сил с желание завыть на воображаемую луну. – Успокойся…

Марию с Варварой в это время утешали хмурые Николай с Александром.

– Леша, ты как? – минут через пять, шмыгая носом, спросила меня старшая сестра.

Надо было им с Варей отдать должное – слез своих они и не подумали стесняться, даже при князе Пожарском.

– Держусь, – вздохнул я.

– Алексия как?

– Очень переживает. В приказном порядке отправили ее в студию, ей еще сегодня вечером выступать.

– Бедненькая… – Маша с Варей прижали ладошки ко рту. – Леш, а что вообще произошло? А то отец молчит, а дядька Коля с бабушкой и дедушкой нам заявили, что, если ты захочешь, сам нам расскажешь…

Прикинув про себя, что мудрые родичи правы, сначала многозначительно посмотрел на Николая с Александром, а потом перевел взгляд на продолжавшую жаться ко мне Елизавету. Дернувшихся было братьев властным жестом остановил дед Михаил:

– Лизонька, – князь с улыбкой обратился к девочке, – нам с тобой надо бы поварят проверить. Говорят, им сегодня какой-то новый топпинг для мороженного доставили.

– Правда? – сестренка «отлипла» от меня. – Деда Миша, а какой? Я много пробовала!

– Вот и проверим. – Князь взял ручку девочки в свою и, провожаемый нашими благодарными взглядами, повел ее в сторону столовой.

Когда дед с сестренкой удалились на достаточное расстояние, Николай бросил:

– И чего про Михаила Николаевича такая слава идет, мол, жесткий он до беспредела? Мировой же старикан!

– Я от родичей слышал, – пихнул брата в бок Александр, – этот старикан деда Колю не раз в сердцах по матери посылал. И всех остальных наших старших родичей тоже. А дядьки Саша и Коля его вообще за наставника почитают.

– Я же говорю, мировой старикан! – хмыкнул Николай и стушевался под взглядами Марии с Варварой.

– Отдать бы вас под начало этого старикана на месячишко, – не удержался от комментария я, – вот бы вы взвыли. И еще, братики, вам факт в копилку: единственный, кого боится отмороженный Кузьмин, – это князь Пожарский. – Николай с Александром удивленно переглянулись. – А теперь по вчерашнему…

Когда дошел до описания разбитой машины с лежащей между сиденьями Викторией, сестры опять захныкали, а у братьев сжались кулаки.

Только закончив, осознал, что рассказывал фактически по отчету, с изрядной долей холодной отстраненности, каковой и добивались от меня многоопытные Прохор с Ванюшей.

– Леха, а дальше? – осторожно попросил Александр.

Мария с Варварой тут же насторожились, но платочки от глаз не убрали:

– Было дальше?

Оглядев сестер, криво улыбнулся:

– Наверное, красавицы, пришло время вам познакомиться с тем, что собой на самом деле представляет ваш бедовый старший брат. А начнем мы, пожалуй, с памятного нападения на вас около «Русской избы», организованного теми тремя Никпаями. Припоминаете? – Они насторожено закивали. – Нет, пожалуй, начну-ка я с нападения на меня двух воевод, посланных Гагариными, без этого история становления и взросления Злобыря будет неполной. Так вот, сестренки…