Мёртвые возвращаются

– Точно, – говорю я. – А это п-правда?

– Если бы это было неправдой, наверное, об этом бы не писали. Но меня там не было, так что гарантировать не могу, – она пожимает плечами и резко поворачивается в мою сторону: – А ты чем занимаешься? Наслаждаешься каникулами?

Теперь моя очередь пожать плечами, я не вполне уверен, на какой вопрос надо отвечать.

Несколько секунд она изучает меня любопытными живыми глазами. Буквально не отводит от меня глаз.

– Ты кто?

«Хе-Хе-Хе-Хе… – произношу я про себя, лицо у меня раскраснелось. – Хе-Хе-Хе…»

– Хенрик! – говорю я очень быстро и с облегчением вздыхаю. И вдруг до меня доходит, что она уже слышала, как я заикаюсь, правда же?

– Ты не местный.

– Нет, мы переех-хали сюда, – отвечаю я, и лицо снова предательски краснеет.

Сердце у меня бухает как барабан. Не так уж часто я болтаю с девчонками. Не так, не на таком близком расстоянии, не наедине и не настолько откровенно. Она называет своё имя, но я так нервничаю, что тут же его забываю. Я делаю вид, что у меня чешется щека, и подношу руку к лицу, чтобы скрыть румянец.

Девчонка засовывает руки в карманы своей чёрной кожаной куртки:

– Можешь сделать мне одолжение?

Будь крутым, Хенрик, думаю я и пожимаю плечами:

– Ну… да.

– Можешь купить мне зажигалку?

– Купить тебе зажигалку? – удивлённо повторяю я.

– Ага, зажигалку, – кивает она. – Знаешь, это такая штучка: нажмёшь на кнопочку – и появится маленький огонёк. Ты наверняка видел их раньше.

Она показывает жестами то, о чём рассказывает. Щёлкает воображаемой зажигалкой.

– Я знаю, что такое зажигалка, – быстро выпаливаю я и снова краснею.

– Чудесно.

– Ты всегда п-просишь чужаков купить тебе зажигалку? – заикание возвращается и ворует у меня слова.

– Улаф мне не продаст. – Она вздыхает и проводит рукой по волосам. Я стараюсь думать о чём-нибудь кроме заикания. Это не так уж просто. Я упражняюсь с того дня, когда начал говорить.

– Ну ладно, давай.

Она копается в сумке и вынимает двадцать крон.

– Возьми самую дешёвую, – говорит она и опускает монетку мне в руку.

Я встаю, откашливаюсь и собираюсь что-нибудь сказать, но не знаю что, поэтому просто молча возвращаюсь в магазин.

Я возвращаюсь обратно и протягиваю ей зажигалку.

– Фиолетовая, – говорит она. – Необычный выбор.

Рыжая девочка щёлкает зажигалкой, пока не появляется пламя, а потом идёт дальше по улице. Я стою и смотрю ей вслед. На ней облегающие джинсы. На фоне чёрной куртки кажется, что её волосы горят как огонь.

Она оборачивается:

– Ну, ты идёшь?

– Кто, я? – спрашиваю я.

– А что, здесь есть кто-то ещё?

Её глаза предупреждают, что смех на подходе, и лицо у меня наливается жаром. Ты идиот, Хенрик. Хочется дать себе самому по лбу. Конечно, она обращается ко мне.

Она идёт вперёд, я подхватываю мешок и спешу вслед за ней. Мы прошли всего несколько метров, и я понимаю, что должен что-то сказать, всё равно что, главное – сказать. Между нами повисла ужасная тишина. Голова у меня работает на полную мощность.

Ну, скажи уже хоть что-нибудь, ради бога!

– А п-почему Улаф отказывается п-продавать тебе зажигалки? – Я буквально выдавливаю из себя слово за словом.

– Ему не нравится, что молодёжь курит. Он говорил мне это много раз, а однажды, когда учуял от меня запах табака, щёлкнул по лбу. «Детям нельзя курить, знаешь ли, – произносит она глубоким голосом, передразнивая Улафа. – Видишь, что здесь написано? Курение убивает. Посмотри на картинку. Такими твои лёгкие станут через десять лет, вот такими гнилыми они будут». Но я видела его на веранде. Он сам там курит.

– Ты куришь?! – не поверил я. Я бы так не удивился, даже если бы она прижалась ко мне и чмокнула в щёку.

Она смеётся над этим вопросом:

– А как ты думаешь, для чего мне понадобилась зажигалка?

– Не знаю, – отвечаю я. – П-поджечь дом?

Она снова смеётся.

Больше ничего смешного мне в голову не приходит, и я молча иду вперёд. Каждый порыв ветра доносит до меня запах её духов. Мне нравится, я начинаю скучать по этому запаху, как только он исчезает. На какой-то миг я даю волю фантазии. Я представляю, как касаюсь носом её шеи и втягиваю в себя её запах. Я отбрасываю эту мысль и с любопытством смотрю на неё:

– Сколько тебе лет?

– Четырнадцать, – отвечает она. – А тебе?

– Тринадцать, – бормочу я.

Она снова меня удивила. Она ведёт себя так, будто ей намного больше лет, почти как взрослая. Наверное, я кажусь ей десятилеткой. Но это не важно, думаю я, на самом деле это не важно. Она симпатичная девчонка. А я ноль, я невидимка.

– Нам сюда, – говорит она и вынимает из кармана пачку сигарет.

Она сворачивает на тропинку, которая ведёт к красному лодочному сараю у моря. Я останавливаюсь и тут же представляю, как мама случайно проезжает мимо и видит меня с сигаретой в руке. Она бы не поверила своим глазам, даже если бы я затянулся и выдохнул дым ей в лицо.

– Ну, ты идёшь или нет? – торопит девчонка.

Я подтягиваю рукав свитера и смотрю на часы, хотя для этого нет никаких причин. Родители наверняка уже меня потеряли.

– Нет, я н-н-н… – Я замолкаю. Горло сжимается. – Я н-н-н… – Я не могу найти слово, оно исчезло где-то по дороге от мозга ко рту. Я сглатываю и предпринимаю ещё одну попытку: – Я н-н-н…

Я понимаю, что бой с собой проигран. Я смотрю на девчонку и думаю, что она наверняка отвела взгляд. Если люди не заканчивают за меня фразу, они всегда так поступают – стараются не смотреть мне в глаза и ждут, когда я справлюсь со словами.

Но девчонка смотрит прямо на меня.

– Нет, я не могу, – произношу я наконец.

– Ну, тогда в другой раз, – говорит она и пожимает плечами.

Она поворачивается и идёт вперёд по высокой траве. Вскоре она пропадает из виду.

Спустя несколько минут я плетусь вверх по Лодочной улице и шёпотом разговариваю сам с собой. «Я не могу… я не могу… я не могу…» Слова ни разу не цепляются за язык и не остаются во рту. Почему так? Почему я всегда начинаю заикаться в самый неподходящий момент? Потом я начинаю шептать: «Ну, тогда в другой раз… ну, тогда в другой раз..» Она говорила серьёзно? Неужели она на самом деле хочет ещё раз со мной встретиться?

Сзади слышится звук быстрых шагов. Я резко замираю. Рыжеволосая девочка останавливается рядом. Она тяжело дышит, и от неё воняет табаком.

– Что с-с-случилось?

Она пытается восстановить дыхание:

– Я пойду с тобой. Хочу посмотреть, где ты живёшь.

– Чего?

– Ну да, – говорит она, – всё равно мне больше нечего делать.

Глава 5

Видели бы меня сейчас парни из старого класса, думаю я, поглядывая на девчонку, которая шагает рядом со мной по Лодочной улице. Вот иду я, невидимка Хенрик, вместе с девчонкой. С настоящей живой девчонкой! Не с одной из легко одетых девиц, бегающих и расстреливающих зомби в видеоиграх. С настоящей. Я здесь всего второй день, а жизнь уже становится лучше. В животе порхают бабочки. О господи! Я понимаю, что не отвожу от неё глаз, поэтому быстро отворачиваюсь и молчу до тех пор, пока мы не доходим до поворота к моему дому.

– Вот здесь мы ж-ж-живём, – слова кажутся чужеродными элементами во рту. Надо привыкать, теперь это мой дом.

Она нажимает на что-то на экране мобильника, а потом поднимает голову:

– Ты здесь живёшь? На Лодочной улице, тридцать семь?

Лицо девчонки трудно прочитать. Её взгляд прикован к старому дому, и у меня появляется неприятное ощущение, что с ним что-то не так.

– Эээ… да, – отвечаю я. – А в чём дело?

– Это один из самых старых домов Ботсвика.

– Ну да?!

– Во всяком случае, так говорят.

Она стоит и разглядывает тридцать седьмой дом по Лодочной улице, и могу поклясться, она бледнеет. Девочка зажмуривается, а её губы превращаются в тонкую твёрдую линию.

– Что с-с-случилось? – спрашиваю я.

Она мотает головой:

– Ничего. Потом поболтаем.

Девчонка резко разворачивается и направляется вниз по улице. Она копается в телефоне, поэтому идёт медленно. Я вздыхаю и смотрю на дом с тёмными окнами, потом на двор. Дом окружён диким и мрачным участком леса, за лесом начинаются горы, их острые пики тянутся к небу. Я бросаю взгляд на Лодочную улицу, и в этот момент девчонка оборачивается.

– Всё ещё стоишь? – кричит она.

Я неловко машу ей и слышу в ответ смех. Потом я открываю ворота и по гравийной дорожке поднимаюсь к дому. В дверях я сталкиваюсь с папой.

– Что-то ты долго, босс, – качает головой он. – Нашёл магазин?

В качестве доказательства я приподнимаю мешок.

– Я съезжу в город и куплю пиццу, – говорит папа. – Будь добр, принеси маме дров из гаража.

Папа уезжает, а я прихватываю с собой из гаража связку дров. Я стою на гравии перед домом. Тишина этого места поразительна. В Осло тебя всегда окружают звуки. Машины, автобусы, трамваи, сирены «Скорой помощи». Голоса и смех людей. Там много шума, даже ночью. Здесь, в Ботсвике, до тебя доносится лишь далёкий приятный шум от редко проезжающих по главной дороге автомобилей. И вот я познакомился с девчонкой. Неужели это происходит на самом деле?

Размечтался. Я больше никогда её не увижу.

В эту секунду мой глаз улавливает движение на втором этаже. В одном из окон показалась тёмная тень. Занавески колышатся. Видны очертания человека. Кто-то в доме разглядывает меня через окно. Я прищуриваюсь и пытаюсь разобрать, кто это.

Тень исчезает.

Гард?

Занавески неподвижны. Окно – чёрный квадрат. Но кто же, если не он?

Я забрасываю связку дров на плечо и спешу домой. Тяжело дышу, закрывая за собой дверь. В висках стучит кровь. Я слышу, что мама на кухне. Ящики открываются и закрываются. Звякают столовые приборы. Спокойно, говорю я себе. Не позволяй младшему брату выставлять тебя дураком.

Я пытаюсь представить второй этаж. Пытаюсь понять, в какой комнате находился тот человек. Это сложно. Дом очень велик, а мы живём в нём совсем недолго, поэтому я не могу точно сказать, где какая комната, во всяком случае с улицы. Чем там занимается Гард? Мысли возвращаются к человеку в окне. Мне кажется, он был выше Гарда. Брат что, забрался на табуретку или стул и смотрел на меня сверху вниз?

– Разожги камин, – кричит мама из кухни.

Я кладу несколько поленьев, кусок газеты – и поджигаю. Потом присаживаюсь на корточки перед камином. Разгорается спокойное тёмное пламя, поленья начинают потрескивать. Звук со стороны дивана заставляет меня насторожиться. Я поворачиваюсь и вижу Гарда. Он сидит на диване, болтает ногами и беспокойно барабанит пальцами по диванным подушкам. Не похоже на тихого молчаливого брата.

– Т-т-ты был недавно наверху?

Он смотрит на меня, склонив голову набок.

– Гард, т-т-ты был недавно на втором этаже? – повторяю я. – Это ты шпионил за мной из окна?

И тут кое-что происходит. Гард наклоняется вперёд и искоса смотрит на меня полными ненависти глазами. Никогда не видел его таким.

– Да что это с т-т-тобой?!

– Прекрати мучить младшего брата, Хенрик! – кричит мама из кухни. – Мы уже говорили об этом.

Гард спрыгивает с дивана и проносится мимо. Потом его топот доносится с лестницы. А я долго стою и смотрю на дверь, за которой скрылся брат. Вчера я впервые увидел, как он бегает, а сегодня он так странно смотрит на меня. Да что здесь происходит?! Я замечаю, что у меня трясётся рука, делаю глубокий вдох и снова поворачиваюсь к двери. Что творится с моим младшим братом?!

Глава 6

Мы едим пиццу за столом в гостиной. Мама зажгла свечи, родители попивают красное вино и обсуждают, что нужно сделать в доме до начала учебного года. Потом они говорят о мамином новом художественном проекте. Она рассказывает, какие цвета собирается использовать и что хочет сказать этим произведением. Я не слежу за разговором, мысли мои находятся очень далеко, но вдруг я слышу своё имя.

– Хенрик?

– Что? – спрашиваю я.

– Можешь покормить Налу?

– А где она?

– Не знаю, – говорит папа, – наверняка где-то на улице.

Я наполняю миску кошачьим кормом, выношу её на террасу и ставлю на пол.

– Нала! – зову я. Безрезультатно. Я снова кричу и опять не получаю ответа. Ну а как иначе, она же кошка.

Я возвращаюсь в гостиную и закрываю за собой дверь. Смотрю через стекло на террасу и на лес. Я замечаю что-то чёрное в тени под деревьями. Здоровенная кошара трусцой выбегает из леса. Она пересекает лужайку, поднимается по лестнице, но вдруг замирает. Она стоит и смотрит на еду. Я открываю дверь, чтобы она смогла войти в дом:

– Иди, Нала. Иди, киса!

Она поворачивает голову, несколько секунд смотрит на меня, после чего сбегает вниз по лестнице и прячется под крыльцом.

Как странно, думаю я. Нала всегда по вечерам просится в дом. Нала, жирная и ленивая домашняя кошка, ненавидит холод и грязь. А сейчас она захотела остаться на улице. Я смотрю на второй этаж и думаю о движении, которое я видел в окне. Думаю о Гарде, который никогда не обращал на меня внимания. А теперь он за мной подглядывает.

– Где Г-Г-Г…

– …Гард, – предполагает папа.

Я ненавижу, когда он так делает, не давая мне договорить.

Улыбка исчезает с маминого лица:

– Ты включил радионяню?

– Да, – отвечает папа. – Ты уже второй раз спрашиваешь, милая.

– И она работает как положено?

– Точно, – спокойно говорит папа.

Я сажусь у края стола и разглядываю маму. Меня раздражает, что выражение её лица меняется, даже если кто-то просто произнесёт вслух имя Гарда. Я снова думаю о том, как брат сидит наверху и подглядывает за мной. Кажется, он неожиданно узнал о моём существовании, как будто всю свою предыдущую жизнь даже не догадывался, что я есть. Пока мы не переехали сюда.

– А что творится с Гардом? Вы ведь тоже заметили? – спрашиваю я. Мне сразу становится лучше оттого, что я высказал свои мысли вслух. – С ним что-то происходит с тех пор, как он вошёл в этот дом.

Папа хмурится. Следы улыбки ещё видны в уголках его губ, но стремительно исчезают.

– С Гардом ничего не происходит. Он просто должен привыкнуть к своему новому дому, как и все мы.

– Нет, тут что-то другое, – возражаю я. Следующие слова проскальзывают сквозь зубы и покидают мой рот до того, как я успеваю об этом пожалеть. – Он меня пугает.

По папиному лицу проносится тень.

– Он шпионил за мной из окна, – говорю я взволнованно. – А потом сидел на диване и пялился на меня. Обычно Гарду нет до меня никакого дела. Он никогда не обращает на меня внимания, и уж точно никогда не сидит и не пялится. Я клянусь, в его взгляде была злоба. Он смотрел на меня, и мне казалось, что он хочет мне навредить.

– Ерунда, – отмахивается папа. – Он твой младший брат, Хенрик. Он любит тебя. Он…

– А что с комнатой, которую он выбрал? – прерываю я его. – Он за всю свою жизнь никогда ни в чём не был так уверен, как в этом своём выборе. Гарда всегда интересовал только он сам. Он никогда не был обычным, и с тех пор как мы приехали сюда, он не изменился к лучшему.

– Гард точно такой же, как ты, я и мама.

– Нет, не такой же. Ему семь лет, а ему требуется радионяня, господи прости, – я слышу свой собственный смех, и папа качает головой:

– Гарду просто нужно немного…

– …в-времени, – вздыхаю я. – Вы всегда так говорите. Он ведёт себя как чудик, а вы считаете, что ему просто нужно время.

– Замолчи! – папа повышает голос и так сильно сжимает кулаки, что белеют костяшки. – Довольно, – говорит он, на этот раз тише. – Ты не должен подобным образом говорить о своём младшем брате. Я больше не желаю слышать, как ты говоришь о нём в подобном ключе.

Я опускаю глаза. Лицо у меня раскраснелось, и я ничего не могу поделать с тем, что слёзы вот-вот польются из глаз. Папа никогда так со мной не разговаривал, никогда не повышал на меня голоса. Я поглядываю на маму в поисках поддержки, но она просто смотрит вдаль пустыми глазами. Кажется, она вообще ничего не слышала. Папа буравит меня взглядом. Все молчат. В гостиной повисает тишина. А потом я слышу слабые звуки – лёгкие шаги по лестнице в коридоре.

Глава 7

Я чищу зубы, полощу рот ополаскивателем и иду по коридору мимо комнаты Гарда. Дверь открыта. Мой младший брат сидит на кровати в белой пижаме в синюю клетку. Папа сидит рядом с ним и помогает ему принять лекарство от астмы.

Я быстро шагаю дальше.

Следующая дверь тоже открыта. Здесь я останавливаюсь и прислоняюсь к дверному косяку. Мама стоит спиной ко мне. В одной руке она держит кисточку, в другой – бокал с вином. Её внимание сосредоточено на мольберте с белым холстом.

– Спокойной ночи, – произношу я.

Она поворачивается и улыбается.

– Что будешь рисовать? – спрашиваю я.

– О! Пока не знаю, – отвечает она. – Но одно знаю точно. В этом большом доме, где так много стен, коридоров и укромных уголков, я обязательно найду вдохновение, которое мне так нужно. А сейчас я просто коснусь кистью холста. У меня есть план, но в конце концов картина заживёт своей жизнью. И это прекрасно. Через несколько недель я создам что-то на этом холсте. Что-то настоящее.

Она подмигивает мне, и я думаю, что со временем именно так всё и будет. Время станет жить своей жизнью. Понравится ли мне в этом доме? В этом городе? Буду ли я интересен кому-нибудь, кроме моих родственников?

– Мой милый Хенрик, – говорит мама и откладывает кисть в сторону. – Иди обними меня перед сном.

Она определённо разглядела что-то в моём лице. Мама всегда знает, когда мне тревожно.

В своей комнате я открываю один из чемоданов, достаю несколько футболок и бросаю их в пустой шкаф. В дверь стучат.

– Можно войти, босс? – спрашивает папа из-за двери.

– Да, – отвечаю я и покашливаю.

Папа осторожно открывает дверь, входит в комнату и присаживается на край кровати.

– Прости меня, – говорит он.

– Ничего с-страшного.

– Нет, это не так. Я ведь совершенно не собирался на тебя злиться. И знаешь, ты прав. С Гардом бывает трудно. Он воспринимает мир не так, как мы, и в каком-то смысле он не такой, как все остальные. Именно поэтому очень важно, чтобы у него всегда был ты и чтобы он мог на тебя равняться. В то же время тебе нужно попытаться понять его. Понять его мир.

– Мне кажется, с ним творится что-то странное. Он смотрел на меня почти с ненавистью. Я даже не знаю, как он умудрился спуститься со второго этажа в гостиную с такой скоростью. Это просто невозможно, – пожимаю плечами я, думая, как озвучить следующую новость. – Дело в том, что он вдруг мной заинтересовался, причём как-то не по-доброму. Раньше т-такого не было. Как можно настолько измениться? Меня это пугает… немного.

Последнее слово я добавляю потому, что собираюсь продвигаться вперёд постепенно. Я не хочу, чтобы папа снова разозлился.

– Хенрик, – папа смотрит мне в глаза. – Переезд никому не даётся легко. Ни тебе, ни маме, ни Гарду. Это переход от старого, привычного, к новому, неизведанному. Возможно, это его способ справиться с трудностями.

Я даже не могу выразить словами, насколько дико это звучит. Личность Гарда изменилась – и это его способ справиться с трудностями?! Но я ничего не отвечаю. Я не могу и дальше настаивать на своём.

– И ещё одно, – говорит папа. – Думаю, не стоит рассуждать об этом в присутствии мамы. Ты знаешь, как она относится к Гарду.

Я киваю и вспоминаю о радионяне, которая все эти годы была рядом с моим младшим братом, вспоминаю, что мама совершенно не в состоянии расслабиться, если не знает наверняка, где он и чем занимается.

– Ну вот, – папа зевает. – Пора ложиться. День был долгим. И нам ещё многое предстоит сделать в этом доме. – Папа с улыбкой оглядывает комнату. – Думаю, нам здесь будет хорошо, – говорит он.

Глава 8

Вечером я долго распаковываю вещи, складываю их в шкаф и смотрю видео на Ютубе. Даже подумать не могу о том, чтобы лечь спать. Сейчас полярный день. Чёртово солнце светит прямо на подушку и рисует жёлтую полосу на кровати. Я достаю из чемодана два пледа и завешиваю ими окно поверх занавесок. Теперь все щели закрыты, и в комнате наконец становится темно.

Я начинаю подключать игровую приставку к телевизору, и в этот миг из коридора доносится звук шагов. Я смотрю на часы в мобильном – два часа ночи. Не могла же мама рисовать так долго? Открывается и сразу захлопывается дверь. Я настораживаюсь. Сквозняк? Это ветер закрыл дверь? Комната родителей прямо рядом с моей, но звук шёл не оттуда. Та дверь расположена дальше по коридору, может быть, она ведёт в комнату Гарда. Я прислушиваюсь и улавливаю скрип, как будто по полу катятся колёса. В этом доме такая слышимость, словно стены сделаны из картона, думаю я.

Я рассматриваю заднюю панель телевизора в поисках разъёма для шнура игровой приставки. Меня переполняют мысли. Мы пробыли здесь всего пару дней, и у меня в голове не укладывается, что я уже успел поболтать с девчонкой. В животе порхают бабочки, когда я думаю о ней. И ещё я познакомился со стариком из магазина, с Улафом, которому, похоже, понравилось разговаривать со мной. Пока в Ботсвике не так уж плохо. Но, с другой стороны, все местные какие-то странные, и я пока не совсем понимаю в чём.

Боковым зрением я улавливаю движение чего-то чёрного и медленно поворачиваю голову. Сердце бешено колотится, пока до меня не доходит, что это просто пледы свалились на пол. Я иду к окну, чтобы вернуть их на место, и замечаю, что грязный пыльный подоконник завален дохлыми мухами. Они лежат ровными рядами лапками кверху. Мой взгляд цепляется за одну из них. Около трупа мухи кровавое пятно, как будто кто-то раздавил её пальцем. Мои мысли возвращаются к Улафу из магазина и рыжеволосой девчонке. И я вдруг понимаю, что в них странного. Их поведение изменилось после того, как они узнали, что мы поселились в этом доме. Оба побледнели и стали не такими разговорчивыми. А тут ещё эти заморочки с Гардом.

Что-то здесь не так.

Я трясу головой и отгоняю от себя эти мысли, потом сгребаю дохлых мух и пыль в ладонь, открываю окно и выбрасываю мусор. И замечаю что-то под деревом в саду. Там стоит кошка и смотрит на меня.

– Нала! – удивлённо восклицаю я.

Хвост её ходит из стороны в сторону, и меня охватывает беспокойство. А кошачьи глаза всегда так горят? Они похожи на два языка пламени. Здоровенная кошка склоняет голову набок, совсем как Гард.

Неожиданно раздаётся стук в дверь. Я вздрагиваю и резко оборачиваюсь, нервно глядя на источник звука. Три громких удара, как будто стоящий за дверью желает мне зла. Кто, чёрт возьми, ломится ко мне посреди ночи?!

– Кто там? – шепчу я дрожащим голосом и прислушиваюсь. В коридоре тихо, никто не отвечает. – Эй! К-к-кто там?!

Я делаю осторожный шаг в сторону двери, но замираю, услышав отчаянный крик:

– Помогиииите!

Я столбенею. Кровь стынет в жилах. В тот же миг по дому опять проносится:

– Помогиииите!

Голос жалобный и пронзительный – кажется, что в одной из комнат мучают какую-то женщину. Я прислоняюсь к стене, глубоко дышу и пытаюсь понять, кто кричал. Никогда ещё не слышал ничего подобного. Кричали одновременно с двух сторон, и голос эхом отражался от стен. Я делаю несколько глубоких вдохов. Вдох. Выдох. И только тогда до меня доходит, что это радионяня! Гард закричал, а радионяня повторила его крик. Это логично – но не совсем. Тот голос не был похож на голос моего брата? Или был?

Кто-то заворочался в кровати за стеной. Сначала я слышу маму. Она что-то бормочет, потом доносится голос папы. Дверь их спальни распахивается, и мама быстрыми лёгкими шагами идёт в сторону комнаты Гарда. Сразу за ней тяжело топает папа.

Это просто кричал Гард, говорю я себе. Это просто Гард.

Я открываю дверь и устремляюсь по коридору к нему. Сейчас я не хочу оставаться в одиночестве.

Мама сидит на кровати и обнимает моего младшего брата. Гард жмётся к ней. Он дрожит и всхлипывает. Если бы я его не знал, я бы подумал, что он смеётся.

– Что п-п-происходит? Это Гард кричал?

Мама кивает.

– Т-ты уверна, что это он?

– Да, ему приснился кошмар, – отвечает она слабым голосом.

– Такой же, как раньше?

Гард крепче прижимается к маме, уткнувшись головой ей в руки, и она крепко держит его. Не часто ей такое позволяется, Гард редко разрешает к себе прикасаться.

– Мама, – всхлипывает он. И надтреснутым голосом повторяет: – Мама… мама… мама.

Папа стоит рядом с ними, широко расставив ноги, и беспомощно чешет затылок.

С Гардом это и раньше случалось. Ему снились ужасные сны, от которых он просыпался по ночам, плакал, орал и вопил, метался по кровати как бешеный пёс. Но такого уже давно не было, и Гард ещё никогда не звал на помощь. У меня по спине пробегает холодок, когда я вспоминаю тот полный боли крик. Невозможно поверить, что у моего младшего брата, у этого маленького мальчика с тоненьким голоском, такие мощные лёгкие. И я никак не могу отделаться от мысли, что кричали не его голосом. Что же ему приснилось? Это он стучал в мою дверь? Концы не сходятся, сейчас концы совершенно не сходятся с концами.