Закон торговца

– Слушаю и повинуюсь, прекрасная пэри, – ухмыльнувшись, сказал я, слезая со стола. Многие жестоко отлюбленные девчонки после интимной битвы любят покомандовать нашим братом. Повосстанавливать таким образом самолюбие, слегка помятое самцом-доминантом. Это ничего, это можно. Но только немного, чтоб в привычку не вошло.

– Прекрасная кто?

Понятно. В восточной мифологии Касси была не сильна, что, впрочем, ее нисколько не портило.

– Неважно, – отмахнулся я. – Ну, и что от меня требуется?

– Ничего особенного, – пожала плечами Касси. – Подходи к зеркалу, разогревай ладони, а дальше я помогу.

…Это было странное ощущение.

Моё лицо на ощупь напоминало теплый пластилин. Коснешься – остается вмятина. Ущипнешь – появляется бугорок. И совершенно не больно. Фантастика…

– Аккуратнее, – предупредила Касси. – Не больно, пока с кожей работаешь. Начнешь мышцы вытягивать и кости править, мало не покажется. Но терпи. Если с анестезией работать, то внутреннее кровотечение наверняка начнется и отеки пойдут жуткие. Вся морда с черепа вниз стечь может и мешком на подбородке повиснет. Было такое в лагере Всадников, сама видела.

И я терпел…

Касси, словно опытный хирург, манипулировала моими пальцами. Там нажмет на указательный, там мизинцем что-то подправит. Я фактически только две руки держал возле своего лица, а остальное делала она.

Ее кисти были затянуты в толстые резиновые перчатки – объяснила, мол, если до моих пальцев дотронуться, когда они «разогретые», можно своих лишиться. Размякнут и отвалятся. Сама она была предельно сосредоточена, аж бисеринки пота на лбу выступили. Чего скрывать, мне было приятно наблюдать за ее отражением в зеркале. Гораздо приятнее, чем смотреть на то, что она делала с моим лицом. Я-то к своему старому привык, но сейчас Касси моими руками лепила из него что-то совершенно иное. Уж не знаю, что за идеал она там нашла в своем журнале, но то, что я видел в зеркале, мне решительно не нравилось.

Подбородок Касси вылепила какой-то слишком уж правильной формы, хоть в рекламе средств для бритья снимай такой подбородок. Морщины и шрамы все разгладила. Брови слегка раздвинула – мол, хмурый я больно по жизни – и их форму изменила. Уши уменьшила. Нос, сломанный раза четыре или пять, выпрямила – и, опять же, сделала его каким-то не таким. Вроде это называется аристократический, ага. Такой, к которому любой нормальный русский мужик подсознательно примеривает свой кулак…

И да, это было больно. Нереально больно. Примерно как если на живую, без наркоза ломать кости, вытягивать жилы, рвать мышцы. Но я терпел, сжимая зубы и очень стараясь не сжать кулаки. Потому что фиг его знает, что будет потом с этими кулаками. Может, сплавятся в два комка из мяса и костей, да так и останутся навсегда. Так что терпи, сталкер, терпи. Тебе не впервой, ты с болью на «ты». Судьба у тебя такая – терпеть, преодолевать, идти вперед. Потому что если по-другому, то какой же ты нахрен сталкер?..

Наконец всё закончилось.

– Всё, – выдохнула Касси. И уронила свои руки. Понимаю ее, часа полтора возилась. Я же свои попытался опустить – и чуть не взвыл от боли в локтях. Затекли. Но это была терпимая боль. В отличие от той, которую я только что пережил. Тяжелая это тема – терпеть нестерпимые муки. Хотелось рухнуть на пол и отрубиться прямо на ледяном кафеле. Но я этого не сделал.

Я смотрел. В зеркало. Из которого на меня пялился мачо. Самый настоящий, увидев которого девчонки даже не пытаются унять дрожь в коленках, ошпаренных внезапным кипятком. Это мне Касси такое сейчас сказала. И добавила, что хоть и устала как крысособака, но не прочь с таким плейбоем и повторить недавний марафон.

А мне вот в зеркало плюнуть хотелось. Потому что подташнивает меня слегка от такой вот модельной внешности. Неестественная она, не из этого мира, провонявшего кровью, порохом и ржавчиной. Да и приметная больно, запоминающаяся, что в моем положении совершенно ни к чему. О чем я скульпторше и сказал.

– Тебе не угодишь! – фыркнула она. – И это вместо «спасибо». Не нравится – лепи сам какую захочешь. Только на череп сильно не дави, а то последние мозги вытекут.

Я глянул еще раз в зеркало, вздохнул и выдавил из себя:

– Благодарю.

И правда – старалась девка, душу вкладывала, а я веду себя словно псевдокритик, ни хрена не умеющий, кроме как полить дерьмом чужой труд – не нравится, мол, мне. Всё не то и не так. Правильно она сказала. Не устраивает – сам сделай лучше. Или заткнись.

Ну, я и заткнулся, смирившись со своей новой харей. В конце концов, мне ж не любоваться на нее и не на подиуме с ней шастать, нацепив на себя то, что нормальный человек никогда не наденет.

– Считай, Снайпер, что это маскировка такая, – сказал Захаров, входя в комнату. – Так проще будет привыкнуть к новой внешности. Ну, а теперь о деле. Повторяю свое предложение об обмене – жизнь Кречетова на жизнь двоих ваших друзей. Что скажете?

– А как же «фотошоп»? – поинтересовался я.

– Зачем он мне, когда есть вы? – пожал плечами академик. – Надеюсь, после того, как я верну к жизни ваших друзей, вы не откажетесь погостить в моей лаборатории еще сутки? Этого времени мне вполне хватит для того, чтобы взять у вас некоторые анализы и провести пару совершенно безболезненных тестов.

При этом Захаров красноречиво покосился на Касси. Ишь ты, нашел замануху. Хотя, надо признать, знал чем зацепить. И если бы не мой моральный кодекс…

– Думаете об этической стороне моего предложения? – усмехнулся академик. – А не хотите вспомнить, сколько раз Кречетов пытался вас убить? Кстати, в последний раз, помнится, он отловил вас и продал, словно охотничий трофей. У этого человека нет ничего святого, ради своих интересов он родную мать продаст.

– А вы не такой? – поинтересовался я.

– Всё на этом свете продается и покупается, – развел руками Захаров. – Но, в отличие от Кречетова, я на вашей стороне. Поэтому вместо того, чтобы, в свою очередь, продать вас тому, кто больше заплатит, я предлагаю вам сделку. Которая, кстати, полностью совпадает с вашими интересами. Ну что, по рукам?

Я хотел сказать «нет» – и призадумался.

А почему, собственно, нет? Кто для меня важнее – Савельев с Рудиком, которые ценой своей жизни спасли мою, или психопат-ученый, для которого люди словно лабораторные крысы: сдохла одна – ничего страшного, еще десяток наловим. Или купим по дешевке, благо в любом из миров этот товар ни разу не дефицит.

Подумал я – и сказал:

– Согласен.

***

Тухло тому, кто первый раз в Зону попал. Страшно. И его можно понять. Куда ни кинь взгляд – кривые деревья, изуродованные радиацией. Серая трава. Пасмурное небо, сплошь затянутое тучами, сквозь которые почти никогда не видно солнце. Постоянно болотная вонь, куда ни сунься, к которой частенько примешивается сладковатый запах гниющей крови. Вдоль разбитых дорог если не трупы валяются, то чьи-то кости – обязательно…

Ну и мертвые дома, куда ж без них. Если до Припяти живым дойдешь или до Чернобыля-2, то встретят тебя там многоэтажки, похожие на огромные старые надгробия. А так по Зоне преимущественно сельские строения разбросаны. Одноэтажные. Одни в землю вросли по самые окна, от других только печи остались, заваленные трухлявым деревом…

Правда, есть и те, что целехонькие стоят, словно их вчера построили. Эти – самые жуткие. От них лучше подальше держаться, потому что это уже не просто дома, а смертельно опасные аномалии. Они, как любой плотоядный хищник, стараются выглядеть совершенно безопасными. А на деле войдешь в такой домишко, ну и всё. Отходился по зараженной земле сталкер-новичок, упокой его Зона.

Мне же все эти атмосферные пейзажи – как золотарю экскременты. Осознаёшь, конечно, что с вонючим дерьмом дело имеешь, но ничего не попишешь. Работа такая. Да и привык я к этим унылым ландшафтам и кровавой вонище, которые незаметно стали частью моей жизни. Объяснили ж мне, что предназначение у меня такое, фекалии разгребать, мир от всякой пакости зачищать. Вот и зачищаю… И при этом понимаю, что нельзя выгребать дерьмо и не пропахнуть им с головы до ног, не измазаться так, что с первого взгляда не отличить, где зло, а где борец с этим злом…

Впрочем, я не особо заморачивался насчет задания, которое мне выдал Захаров. Отчасти потому, что помимо задания выдал мне академик нехилую снарягу. «Нулевый» защитный комбез в камуфляжной расцветке с вшитыми в него бронепластинами, американские берцы, рюкзак с запасом всего необходимого…

И, конечно, оружие.

Поскольку миссия мне предстояла деликатная, я выбрал себе в качестве основного ствола автомат «Вал», снабженный простым и надежным оптическим прицелом ПСО-1. Патронов взял нормально так, с запасом, а также штатный жилет прихватил российского производства, спецом разработанный для этого бесшумного оружия. На жилете разместил шесть запасных магазинов к «Валу», три гранаты, бесшумный пистолет ПСС с запасным магазином, а также прихватил стреляющий нож НРС-2 «Взмах» – в дополнение к «Бритве», которую мне вернул Захаров. Уж не знаю, как ему удалось ее раздобыть, но факты вещь упрямая. Выдал вместе с остальным оружием как нечто само собой разумеющееся. Ну, а я вопросов не задавал. К чему они? Если в твоей жизни случилось что-то хорошее, надо просто его принять, а не языком трепать попусту.

Ну вот, стало быть, шел я сейчас к Киевскому филиалу Института аномальных зон, то есть к кордону. Туда, где последний раз видел Кречетова. Шагал себе весь такой из себя красивый и в пятнисто-зеленом, отключив детектор аномалий и время от времени кидая новехонькие, из упаковки болты во всякие подозрительные места – чисто чтоб батарею детектора не сажать. Он еще может пригодиться ближе к кордону, где болота местами заросли камышом в рост человека и куда без детектора лучше не соваться.

Шел я, значит, и думал о том, как выгляжу сейчас со своей новой мордой, «нулевой» снарягой и болтами этими, не с ржавых тракторов да самосвалов скрученными, а поблескивающими никелем и тонким слоем консервационной смазки. Увидит нормальный сталкер такой болт на дороге и, вместо того чтобы подобрать, обойдет его по обочине. Хрен знает, откуда он в Зоне взялся. Не иначе аномалия какая, лучше подальше от него держаться.

Короче, ощущал я себя эдакой мухой, попавшей под струю краски и сейчас аккуратно ступающей по дерьму, чтобы случайно не запачкать белоснежные крылья. Неприятное ощущение. Не потому, что привык я бродить по Зоне как бомж, грязный, небритый и вонючий, – тут все такие, и здесь это норма, так как незараженная вода и лезвия для станка стоят как чугунный мост. А потому, что уж больно заметный я стал. Муха должна быть тёмненькой, сливаться с дерьмом, тогда гораздо меньше вероятность, что ее склюют те, кто питается насекомыми.

Думал-думал я и надумал на свою голову. В Зоне как нигде ощущается, что мысли материальны, поэтому тут подумал – всё равно что накликал. «Думать вредно» – это сто процентов говорят в народе про чернобыльские зараженные территории, где только мелькнула в голове мысль про то, что быть беде, – и вот она, нарисовалась во всей красе, нацелив тебе в брюхо полдюжины стволов.

Они вышли из-за развалин какого-то кирпичного сарая, притулившихся метрах в тридцати от дороги. Шесть нормальных сталкеров в застиранных, но всё равно уже грязных комбезах. В руках – автоматы, с деревянных прикладов которых давно облезла заводская краска. Похожие друг на друга, словно патроны в магазине. Мелкокалиберные. Но всё равно опасные для жизни.

– Опа-на, пацаны, гля, какой хабар сам к нам в руки пришел! – с наигранной радостью сказал один, прыщавый, словно огурец. – Слышь, пешеход! Теперь твоё погоняло Хабар, усвоил?

Ну понятно. Нарвался. Романтики с большой дороги. Те, кому надоело шастать по Зоне в поисках артефактов, которые не каждому даются в руки. Так, конечно, заработать намного проще. А не выстрелили они потому, что заценили новую снарягу, которую не хотят дырявить и пачкать кровью. Поэтому сейчас сначала будет беседа «по-хорошему». А потом, когда жертва отдаст всё, включая исподнее, процентах в девяноста девяти – по-плохому. Правильно, зачем оставлять в живых потенциального мстителя? Проще ткнуть ножом в горло, а за ночь мутанты от трупа даже костей не оставят.

Все шесть стволов смотрели мне в лицо. Их хозяева ждали ответа. Если «клиент» дернется, не приняв правил игры, бандиты плюнут на то, что потом придется отстирывать от крови новую камуфлу, и предпочтут не рисковать.

Я – принял.

– Усвоил, – сказал я. – И что дальше?

– Дальше автомат положи на землю, нож свой – туда же, – миролюбиво сказал прыщавый. – Потом встань на колени и веточки свои на затылке сцепи. Остальное мы сами сделаем. Если будешь себя нормально вести, даже дадим старый, штопаный, но еще приличный шмот и «макарова» впридачу. Вполне для того, чтобы снова подняться. Мы ж нормальные люди, с понятием, не беспредельщики какие-нибудь. Ну, чего скажешь?

– Будь по-вашему, – вздохнул я, кладя оружие на землю. Потом неуклюже опустился на колени и положил руки на затылок.

Прыщавый рассмеялся, за ним облегченно заржала вся банда, хором опуская стволы. Ну логично же. Куда денется безоружный придурок с Большой земли, возомнивший себя крутым сталкером, вложивший серьезные деньги в «нулевую» снарягу и полезший в Зону на поиски приключений. Уверен, именно такой зеленой «отмычкой» сейчас казался я банде хохочущих кидал. Сейчас они наверняка чувствовали себя матерыми ветеранами зараженных земель по сравнению с придурком, стоящим на коленях. Над которым можно безопасно поглумиться, прежде чем ограбить, раздеть и убить.

– И куда ж ты полез, лошара, со своей холёной мордой? – почти ласково сказал прыщавый, подходя ко мне. – Сидел бы себе в своем коттедже, попивал виски, омаров жрал. А сейчас вот приходится перед нормальными людьми на коленочках ползать. Вот она, справедливость Зоны, которая всё ставит на свои места!

Он говорил, приближаясь ко мне, и по его глазам я видел, что он сейчас примеривается, как бы половчее вломить с ноги по моей журнальной физиономии. Два шага ему оставалось до того, чтоб свое желание осуществить. А я ждал, пока его фигура закроет мою от глаз его товарищей.

Один шаг…

Пора.

Прыщавый занес было ногу, чтоб от души, как по футбольному мячу отвесить пинчища по намеченной цели…

Но вдруг поскользнулся на раскисшей грязи и со всего маху рухнул на спину. Во всяком случае, так показалось его товарищам, которые, затаив дыхание, ждали бесплатного развлечения.

Но не дождались. Потому что как только прыщавый заслонил меня собой от их взглядов, я нащупал пальцами рукоять стреляющего ножа, который пристроил на спине под воротником, резко выдернул его и нажал на спуск.

Звук от выстрела из НРС-2 практически бесшумен, сравним со звуком хорошей пощечины. Потому расслабившиеся бандиты лишь заржали над неловким товарищем, который, раскинув руки, шлепнулся в грязь. Но быстро заткнулись, увидев, что стало с его лицом.

Пуля патрона СП-4 представляет собой тупорылый стальной цилиндр, который, врезаясь в кость, не пробивает ее, как обычная коническая пуля, а проламывает. Я попал прыщавому в лоб, чуть выше бровей, отчего лицо бандита мгновенно превратилось в маску из фильма ужасов. Кровища, осколки костей торчат из вытекающих глаз, мозговое вещество, словно белая каша, из ноздри вылезло…

Были б на месте бандюков прожженные вояки Зоны, не раз видевшие подобное, типа тех же «борговцев» или «вольных», через долю секунды валялся бы я на дороге, нашпигованный свинцом, словно пельмень фаршем. У нормальных бойцов на такое реакция одна – вскидывай автомат и стреляй в потенциальную опасность, даже если не уверен, что это она.

Но передо мной была местная гопота из деревень Закордонья, промышляющая в Зоне грабежом сталкеров-одиночек. Которая от неожиданности подвисла, пялясь на развороченное лицо вожака и подарив мне драгоценную секунду. Коей вполне достаточно для того, чтобы, не вставая с коленей, рухнуть в грязь, схватить свой автомат и одной длинной очередью перечеркнуть пятерых бандитов.

На расстоянии в десять метров «Вал» – страшное оружие, полностью оправдывающее свое название. Пять ростовых фигур дружно попадали, похоже, даже не поняв толком, что произошло. Лох, стоящий на коленях, шлепнулся на брюхо – и вдруг во всем твоем теле обнаружилась приятная слабость… И вот уже ничего не нужно тебе в этом мире, который стремительно становится каким-то размытым, тусклым и ненастоящим. А после, меньше чем через мгновение – тьма. Вечная…

Я встал на ноги и негромко матернулся. Новая снаряга была вся в грязище и даже кое-где местами в крови и мозгах прыщавого, которые щедро плеснули во все стороны из его развороченной башки. Впрочем, продуманная ткань не впитывала влагу, поэтому я лишь пристегнул «Бритву» обратно к поясу, подошел к ближайшему трупу и, откромсав ножом от его одежды приличный кусок материи, тщательно обтер им свою камуфлу, снарягу и оружие.

Ну, вроде всё, можно идти.

И тут меня словно в спину что-то толкнуло!

Я понимал, что не успеваю перевести автомат из положения за спиной в боевое. Поэтому выхватил пистолет ПСС из потайной кобуры и, резко разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, в конечной точке того разворота вышел в положение для стрельбы с колена.

Успел!

У меня на мушке был еще один тип с автоматом. Правда, оружие он держал стволом вниз и, похоже, стрелять в меня не собирался. Потому и я, выдавив практически полностью слабину спускового крючка, не дожал пальцем пару миллиметров. А увидев, что тип, щелкнув переводчиком огня, забросил автомат за спину и примирительно поднял руки, несколько ослабил давление на спуск, продолжая при этом держать незнакомца на мушке.

– Они моего брата ограбили и убили, – сказал тип, кивнув на трупы. – А я по их следу шел, чтобы долг отдать. Но ты, по ходу, меня опередил. Жаль. Я сам хотел с ними рассчитаться. Так что ты теперь мне их жизни должен.

Парню было лет двадцать восемь, может, тридцать. Блондин, стрижка ёжиком. Глаза светло-серые, почти белые. Лицо скуластое и какое-то хищное, что ли. Боец, сразу видать. Но в то же время в Зоне недавно. Это сразу видно по цвету лица. Тут оно у всех старожилов нездоровый сероватый оттенок имеет, под цвет унылого пейзажа. Говорят, аномальное излучение на кожу так действует. А у этого пока еще кожа нормального цвета. Значит, меньше месяца по зараженной земле шастает.

– Чушь не пори, – сказал я, пряча пистолет обратно в кобуру. Дернется блондин – я ПСС обратно всяко раньше успею достать, чем он свой АК в боевое положение развернет. – Жизни я ему должен, ага. Скажи спасибо, что и тебя не пристрелил заодно. Если хабар с трупов нужен – забирай. И на этом расходимся. Есть возражения?

– Хабар не нужен, – качнул головой неудавшийся мститель. – А вот от помощи не откажусь. Я пока за ними гонялся, заплутал маленько и карту с компасом потерял. Как ты уже, наверно, понял, я в Зоне недавно, и больше мне здесь делать нечего. Так что буду признателен, если доведешь меня до кордона кратчайшей дорогой.

Ну точно, зелень зеленая. Не ошибся я. Карту и компас он потерял, лечь не встать. Хотя… о чем это я? Зона – девушка веселая, и с картой так закружить может, что век не выберешься. Но, как бы то ни было, попутчики мне нафиг не упали. О чем я блондину и сказал.

Тот кивнул, понял, мол. После чего сунул руку в карман и, достав оттуда пачку баксов, выдал:

– Тут десять тысяч долларов. Доведешь до кордона, получишь еще столько же.

Я призадумался. Деньги мне были нужны, так как я уже понял, что оживление моих друзей даже в случае очень большой удачи обойдется недешево. Не сказать, что я не верил Захарову, но в то же время было ясно, что для осуществления задуманного могут понадобиться наличные – хотя бы для закупки дополнительного снаряжения или для подкупа той же охраны Кречетова, если он её успел за это время завести и если не получится справиться с ней бесплатно.

Да и, по большому счету, цели наши совпадали. Мне тоже надо было в Призонье, где, собственно, и находился филиал Института аномальных зон. А значит, к кордону. Так почему не взять попутчика, который предлагает за это хорошие деньги? Правда, вечерело уже, а это значило, что немедленно двинуться в путь ну никак не получится.

– Ладно, договорились, – сказал я, забирая деньги. – Только недалеко мы уйдем, коли на ночь глядя по Зоне потащимся. Заночевать надо где-то, а с утра двинем.

– Я тут неподалеку чью-то старую стоянку видел, – сказал блондин. – Вроде ничего так оборудована, с умом.

– Пойдем, покажешь, – сказал я.

***

Стоянка и правда была оборудована грамотно. Большая поляна посреди рощи, в центре которой кто-то навалил узловатых, кривых деревьев, огородив ими небольшую площадку. Получился эдакий деревянный бруствер, сквозь щели которого можно было обозревать местность на триста шестьдесят градусов. Правда, ночью особо ничего не разглядишь, но всё равно хоть какая-то защита. Причем неведомые строители с внутренней стороны бруствера торчащие ветки тщательно срезали, а с внешней – заточили, превратив их в острые колья. Плюс еще и укрепили оборонительное сооружение наскоро оструганными бревнами, перпендикулярно вбитыми в землю. Так что с наскока даже ктулху такое препятствие не преодолеет. Всё это я рассмотрел внимательно, когда мы с моим новым знакомым перелезли через заграждение в единственном месте, где это можно было сделать, не рискуя напороться промежностью на заточенный сук.

– Грамотная засека, – оценил я. – Самое то для ночевки.

В самом центре стоянки на земле чернело большое пятно. Понятно, костры тут жгли все, кто зависал в этом месте. И пламя со стороны не видать, что большой плюс ночью – никакой незваный гость не припрется на огонек…

Однако приперся.

Не успели мы как следует осмотреться, как через колючий бруствер длинным прыжком перемахнуло мускулистое, гибкое тело. Я было рефлекторно вскинул «Вал», чтоб соответствующе встретить нежданную опасность, но в следующую секунду, крутанувшись, сам ударил прикладом по стволу «калаша» блондина, который отреагировал на мутанта точно так же, как и я.

– Ты чего? – выдохнул тот. – Это ж мут!

– Мут, – сказал я, хватая в охапку бросившегося обниматься Лютого. – Мой мутантище. Можно сказать, домашний зверь.

– Ничего себе питомец! – удивленно произнес блондин, закидывая свой «калаш» за спину. – И как познакомились?

– Котёнком подобрал на перроне, когда возвращался из армии домой, в Москву.

Да уж, много лет прошло с тех пор, и много чего произошло с нами… Я стал тем, кем стал, – Меченосцем с предназначением убивать всё, что шевелится не так, как угодно мирозданию. А Лютый превратился в мутанта. Мускулистого, когтистого, клыкастого, умеющего обмениваться со мной мыслеобразами. Своеобразными картинками, возникающими в мозгу. Не полноценное общение, конечно, но всё лучше, чем «мур-мяу» от обычного кота, которые любой хозяин расшифровывает так, как ему нравится думать.

– Надеюсь, он не скушает нас ночью вместо ужина? – поинтересовался блондин.

– Он скорее сожрет любого, кто захочет нами поужинать, – сказал я. – Или, во всяком случае, попытается. Так ведь, Лютый?

В ответ в моей голове возникла неаппетитная картинка: кровь, кишки, трепыхающееся, только что вырванное сердце. И над всем этим мясным кошмаром – грозная фигура моего каракала, крупнее, чем в жизни, раза в три, положившая окровавленную лапу на чью-то оторванную голову.

– Ох, ё! – выпучил глаза блондин, видать, тоже поймавший мощный мыслеобраз, которые порой могут принимать и обычные люди. – Он еще и разговаривает, что ли?

– Он еще и крестиком вышивать может, и на машинке штаны подрубить – запросто, – сказал я, хлопая каракала по спине – хорош, мол, обниматься. Мог бы и раньше от кормушки Жмотпетровича оторваться и хозяина найти. – Хватит уже на кошака моего любоваться, давай-ка лучше костром займемся.

Дров внутри периметра было заготовлено примерно на неделю отсидки за деревянной загородкой.

– Не иначе маркитанты тут зависают по пути от одной торговой точки до другой, – заметил я, чиркая зажигалкой с претенциозной гравировкой: «Если пойду я долиною смертной тени, то не убоюсь я зла. Потому что я и есть самое страшное зло в этой долине». – Уж больно хорошо тут всё продумано.

– Кто? – переспросил блондин.

– Эээ… торговцы, – поправился я.

Иногда я уже сам забываю, где нахожусь – то ли во вселенной Кремля, то ли в чернобыльской Зоне. Оба мира для меня как один стали. Да с тем порталом загадочным, который так и не закрылся по непонятным для меня причинам, получается, так и есть. Две вселенные стали как колбы огромных песочных часов с отверстием-порталом между ними, через который просачиваются туда-сюда мутанты… И люди. Которые порой хуже любых самых страшных мутантов.

Вещмешок блондина оказался тощим, всего-то четверть булки черствого хлеба нашлось в нем да кусок зеленоватой колбасы. Скудный ужин для одного, вряд ли полезный для желудка.