Тайна кургана Телепень

На пустынной парковке их ждал большой, темный, заляпанный грязью внедорожник. Бодро хлопнули двери, и они тронулись. Улица встретила Георгия слякотью и полумраком, хотя был еще день. Всё вокруг было каким-то серым и беспросветным. Это контрастировало с ясной, морозной Москвой. Здесь слякоть плескалась где-то по колено, а на обочинах красовался бруствер из грязного снега – никто его не чистил. И если в районе аэропорта еще был еще какой-то порядок, то в самом городе пейзаж за окном становился всё более унылым. Какие-то старые, ободранные дома и предприятия, где практически не горел свет. И какой-то триумф серого цвета: серые улицы, серые дома, кое-где мелькали серые силуэты редких прохожих, и повсюду – грязная серая жижа.

Дороги были абсолютно разбиты, но их машина как раз предназначалась для таких случаев. Так что доехали благополучно. Цой в наушниках адекватно описывал оперативную обстановку:

Белый снег, серый ледНа растрескавшейся земле,Одеялом лоскутным на нейГород в дорожной петле.

В песне оно было как-то даже эпично, но вот через окно внедорожника выглядело всё это довольно-таки безнадежно. А тут еще и Виталик устроил очередной сеанс «знакомства» с городом:

– Вон там, за поворотом, смотрите вправо. Видите? Да, тут весь угол дома снесло. Это из танка. Жаль, нам сейчас в Хролы не надо ехать, там бы я показал…

– Да уймись уже ты! – цыкнул на водилу Дима.

– Бойцы вспоминают минувшие дни, – не без издевки сказал Санька.

– Ну вот, только тебя не хватало, – буркнул Дима.

И правильно сделал, а то бы опять начались пикировки Саньки с Виталиком по поводу того, кто более пострадал от злочинной влады. Спорить было нечего. Да и не зачем.

– Приехали!

Следственный комитет Новороссийской Федеративной Республики, а короче – СК НФР, располагался в самом центре города, в бывшем здании СБУ, что было символично. Большой, старый, сталинской постройки дом был подходящей декорацией для разворачивающихся событий. Дом светился огнями, на это электричества не жалели. Виталик по дороге успел уже проинформировать, что в городе, как и во всей области, перебои со светом, дают его мало и в основном на объекты жизнеобеспечения.

Георгия провели на третий этаж. Там было всё, как положено: белые стены, красные ковровые дорожки и ретро-люстры, – похоже, здесь за последние лет семьдесят ничего не менялось. Но как же приятно было за устрашающего вида дверью с огромной металлической ручкой встретить знакомое лицо.

– Васек!

– Наконец-то!

Друзья обнялись. Так, как никогда не обнимались в Москве. Все-таки, оторванность от привычной среды роднит. Васек куда-то позвонил, и шустрые девушки быстренько организовали им чай.

– Ну как долетел?

– Да нормально. Уж всяко лучше пассажиров ростовского рейса.

Васек промолчал. В доме повешенного не следовало говорить о веревке. Все знали, с чего началась российская гуманитарная интервенция на территории, которая некогда называлась Украиной. Хохлы сбили российский самолет, летевший из Антальи в Ростов, над нейтральными водами. Самолет упал в Черное море, все пассажиры погибли.

Ночью над нами пролетел самолет,Завтра он упадет в океан,Погибнут все пассажиры…

А после была попытка нанести удары «Точкой-У» по Таганрогу – до Таганрога ракеты не долетели, а вот несколько поселков натурально раздолбали в щебенку. А еще диверсионная группа проникла в Крым с Украины, грохнули местную ЛЭП и попыталась подорвать Крымский мост при помощи дронов. Было не очень понятно, зачем злочинной владе понадобилась столь провальная демонстрация силы, но итог этих невеселых событий состоял в том, что у России образовался казус белли, чем она незамедлительно и воспользовалась. Но так-то вообще Георгий подозревал, что про эти события они знали далеко не всё.

– Ну ладно, – сказал Васек, чтобы как-то прервать возникшую паузу, – давай так. Дождешься, пока я закончу тут одно дельце?

Георгий кивнул. Это он смотрел на Васька, как на Васька, нормального парня, одноклассника и вообще ботана по жизни, а тут в нем, судя по всему, видели адепта кровавой гэбни. Не зря на стене в его кабинете висел портретик Дзержинского – правда, в довольно-таки игривой рамке, что как бы намекало на несерьезность такого предположения.

– Отлично! – ответил Васек. – А потом я отвезу тебя в отель, где я живу. Там натурально режимный объект, но в ресторации такие галушки подают – пальчики оближешь!

Когда город погрузился во тьму – со светом, как понял Георгий, в филиале ада было плохо, а, впрочем, не только с ним, – известная уже троица усадила их в знакомый внедорожник и почти что этапировала в расположенный неподалеку отель «Харьков», который, судя по всему, целиком оккупировали кляты москали. В принципе, туда можно было и пешком дойти, но здесь такое не приветствовалось, видимо, из соображений безопасности.

– Успеешь еще по городу побродить, – сказал Дима, заметив, что Георгий напряженно всматривается в освещенные центральные улицы, пытаясь сориентироваться. – Там много интересного.

– Главное, не заблудись! – со смехом добавил Санька. – И с девочками осторожнее, а то нам потом тебя искать.

Отель «Харьков» представлял собой гостиницу советского типа для партноменклатуры областного звена. Правда, ее модернизировали и облагородили до уровня примерно трех звезд, отделали ресепшен ониксом (хотя, на взгляд Георгия, он и так был атмосферным, эдакий советский шик с колоннами и лепниной) и повесили туда большие хрустальные люстры. Но всё равно – от отеля веяло скучной провинциальностью. Зато это было единственное большое и отдельно стоящее гостиничное здание в городе, которое легко было охранять по периметру. Поэтому тут и поселились кляты москали. Васек жил в небольшом одноместном номере на седьмом этаже, оттуда открывался прекрасный вид. Из окна было видно, что освещенный сектор ограничивался только центром, остальной город, как какое-то загадочное чудовище, спал, ворочаясь, во мраке, но обещал однажды явиться оттуда во всей своей красе. И Цой как бы намекал:

На холодной землеСтоит город большой.Там горят фонари,И машины гудят.

– Нибаись, – сказал Васек, вытирая руки полотенцем, – нас охраняют тут так, как президента не охраняют в Кремле.

– Да я и не боюсь особо.

– Ну и зря. Тут у нас всякое случается. Но это после ужина, я жутко проголодался.

Ресторан «Континенталь» внизу встретил их нормальной ресторанной обстановкой. Цены, правда, были нереально низкими, но Георгий не был уверен, что это невидимая рука рынка, а не москали для себя-любимых расстарались. Васек тем временем потчевал его местными вкусняшками вроде вареников с картошечкой и жареным лучком, галушек в сметанной подливе (Георгий никогда их не пробовал и только тут заценил немудреную еду простых украинских селян) и, конечно же, знаменитого украинского сала – нежного, тонко порезанного, с мясной прослойкой и чесночком, просто тающего во рту.

– А сало в шоколаде тут подают? – спросил Георгий, довольно урча.

– Как раз подают, – ответил Васек. – Но не рекомендую. По-моему, гадость редкостная.

«Надо будет попробовать», – решил Георгий, отхлебывая местное пивко. Заведение было, в общем, не хуже «Папаши Мюллера».

Васек смотрел на него и крутил в руках пустую стопку – отчего-то в Харькове он резко перешел на водку.

– Ну а позвал-то ты меня зачем? – задал, наконец, Георгий главный вопрос дня.

– В общих чертах я тебе уже говорил. Мы тут как на фронте. Только для одних операций нужны, скажем, ВКС или там силы спецопераций. А для других – ЧВК. Вот ты у нас будешь чвкашник от следствия. Устроит?

– В общих чертах, да, – ответил Георгий, мощным движением глотки отправляя в желудок изрядный кус жареной домашней колбаски. – А шо конкретно?

– Вот за «шо конкретно» я и хотел с тобой поговорить. Во-первых, вечером ребята отвезут тебя в общежитие для наших, там вполне безопасно. Оно в центре, где-то посередине между нашим зданием и этим отелем, днем сможешь по городу сам походить, уповаю на твою живучесть, везучесть и благоразумие.

Георгий хохотнул.

– Во-вторых, – продолжил Васек, – завтра с утра зайдешь в кадры за бумажками, а еще тебе оружие выдадут. Настоящее, не пукалку. Не смотри на меня так. У меня оно вот, – Васек похлопал себя по боку. – Его все у нас носят. Без этого никак.

– Даже Виталик?

– И он тоже. Хоть и местный, но вполне заслуживает доверия.

– Васек… Ты мне, наконец, скажешь, чего это тебя тут поразило настолько, что ты решил поделиться этим со мной? Я, если честно, думал, что тебя с твоим-то стажем уже сложно чем-то удивить.

– Сложно, но можно. Понимаешь, Гошка, есть такие дела, которыми мы стопудово заниматься не станем. Ну вот не станем, и всё. Но они грызут, понимаешь. Вот здесь поселяются, – Васек махнул рукой где-то в районе груди, – и грызут. Ведь если жив тот, кто это сделал – а он, по моим данным, еще как живехонек – то он не остановится. У нас тут с утра до вечера военные преступления, репрессии, тысячи убитых, все открыто и при свидетелях, даже видео снято и в ю-тьюбе выложено, чтобы похвастаться. Мы в этом всем погрязли по уши. А «бытовухой» и «глухарями» заниматься никто не станет. Вот поэтому на сцене и появляешься ты. Может, поднимемся ко мне?

Георгий кивнул. Обслуга в ресторации – сплошь местные, нефиг им слушать, о чем они говорят, а то локаторы-то свои вон как повыставляли.

Васек расплатился (денег с Георгия он не взял категорически), и они поднялись в номер. Там обнаружилась бутыль армянского коньячку и лимон, а еще чайник и пакетики с черным чаем. Ну и, конечно же, печеньки – как без них силам зла! Для полноты картины не хватало еще сигарет, а то бы получилось бессмертное цоевское:

Сигареты в руках, чай на столе —Эта схема проста,И больше нет ничего,Всё находится в нас.

– Так вот, я долго думал, чем тебя озадачить. В смысле – этого самого выше крыши. Но для первого раза надо было найти что-то особенное. И я нашел, – сказал Васек. – По рюмочке чая?

Георгий снова кивнул. Васек разлил коньяк по чайным чашкам.

– За пару лет до евромайдана здесь, в Харькове, случилось резонансное убийство местного судьи. Слышал что-нибудь?

– Да как-то не особо, – честно ответил Георгий.

Тогда ему и в голову не приходило интересоваться этим. Тогда он с утра до вечера тренировался, кадрил девушек, даже жениться хотел на какой-то… Слава Богу, не женился. А еще был влюблен в свою преподавательницу по конституционному праву. Но всё это рассеялось, как дым, оставив его наедине с суровой правдой жизни в виде убитого харьковского судьи.

– Ну и что там судья? Это расследование старого дела? По вновь открывшимся?

– Да нет, просто обратил на него внимание, когда мне в руки попали хохляцкие архивы, каким-то чудом уцелевшие во всем этом бардаке. То есть, официально, как ты понимаешь, никакого дела по убийству судьи Трегубова нет.

– Отчего же? Все ж таки убийство судьи – это не баран чихнул…

– Не баран, это уж точно. Но сам посуди, это случилось черти когда, да еще и в другом государстве, при Януковиче. Кто нам сейчас тот судья? Не кум и не сват. Если бы это был российский судья – тогда другое дело. Но тут, слава Богу… Да, это во мне сейчас должностное лицо говорит. «Глухарей» никто не любит. Но дьявол в этом деле, как ему и положено, кроется в деталях.

Васек плеснул себе горячий чай в чашку с коньяком и сделал большой обжигающий глоток.

– Судья был убит у себя дома. Не один, со всей семьей. Четыре трупа.

Георгий присвистнул:

– Ни фига ж себе!

– Это еще не всё. Кроме судьи погибли его жена и сын, а также невестка – собрались на семейный обед. Кстати, на момент преступления она была беременна, так что выходит – пять трупов. Хотя нашли всего четыре.

Георгий сделал глоток коньяка и замер. На такое и не знаешь, что ответить.

– Предположительно, все были убиты выстрелами в голову.

– Почему предположительно? Местные что, вообще дело не расследовали?

– Да нет, расследовали, целые тома накатали, сам зачтешь в архиве завтра. Больше восьмисот экспертиз провели. А толку?

– То есть как? Они даже не узнали, как их убили?

– Дело в том, что оружия не нашли. Пуль тоже. Выстрелов никто не слышал…

– Ну а почему тогда в голову?

– А потому что тела остались целы, кроме одного. Только вот головы у них были отрезаны. Скорее даже отрублены.

Георгию малость поплохело. А Васек, напротив, вошел в следственный раж и начал излагать:

– А дальше начинается самое интересное. Головы были отсечены, как написали эксперты, чем-то очень острым, мачете там, саблей или тесаком. Срез был – как по маслу, любо-дорого посмотреть.

Георгий хотел глотнуть еще коньячку, но поперхнулся и закашлялся. Васек поглядел на него с сочувствием, а потом налил из кулера воды, запить:

– Так вот, срез был – как по маслу. Ну и, конечно же, ни одной головы не нашли. И еще деталь… Даже не знаю, говорить ли тебе, а то ты…

– Да говори уж.

– Я не случайно сказал про четыре трупа. Живот у беременной был вскрыт тем же острым оружием… Ребенка тоже не нашли.

Повисла гнетущая тишина.

– В таких случаях, кажется, говорят «ангел пролетел». Ну или «мент родился», – попытался сострить Георгий.

– Ну да, – ответил Васек. – Ты уже передумал с этим всем связываться?

– Как раз нет.

– Смотри, сейчас для этого самый удобный момент.

– Я же сказал – нет!

– Окей, – грозный следак выдохнул, откинулся назад в кресле и пригубил свой чай.

– Вы хотите, чтобы я расследовал это дело и нашел убийцу? – спросил Георгий.

– Всё не так просто. Я бы не обратил внимания на это дело, если б не подробности… Не зря говорят – «дьявол кроется в деталях». Так вот, это они самые. Дело в том, что те же отрубленные «как по маслу» головы у нас стали мелькать то тут, то там. В старых сводках. Ну вот, например… Одесса, второе мая 2014 года…

– То самое второе мая?

– Да, то самое. Наши ребята сейчас там землю носом роют, много интересного нарыли. Эти придурки даже всё спрятать толком не смогли. А с другой стороны – зачем им было напрягаться? Всё равно ж никто не собирался их наказывать. Им всё тогда с рук и сошло. Так вот, я у наших-то одесских коллег поспрошал, и оказалось: мало того, что трупов у них в Доме профсоюзов было больше, чем заявлено было официально, под две сотни, так из них с десяток – тоже с отрубленными мачете или тесаком головами, и еще одна женщина – со вспоротым животом. Была она беременна или нет, теперь уже не выяснишь. А это значит, что интересующий нас субъект и в Одессе отметился. Но и это еще не все. Трупы с отрезанными «как по маслу» головами попадались и при вскрытии массовых захоронений. География обширная. Вот папочка, ознакомишься – я подборочку сделал.

Васек протянул Георгию папку. Всё было серьезно. У Георгия в мозгу еще крутилась мысль «а туда ли ты попал, москалик?», но ее заглушал совершенно алогичный инстинкт самоуничтожения, который звал его носителя во все возможные задницы мира, потому что жить как обычные люди было для него худшим наказанием.

– Конечно, сейчас по каждому эпизоду уже не установишь, что там было, и было ли, – продолжал Васек тем временем, – но нам это и не надо. Достаточно знать, что интересующий нас субъект вращался где-то в добробатах. И еще. Это из более свежих сводок. Днепропетровск, август семнадцатого. Двое дуриков пьянствуют в старом гараже, обычная бытовуха. Но один другого в процессе бьет по голове бутылкой, потом оттаскивает на пустырь, отрубает голову мачете, забрасывает тело покрышками и поджигает. В общем, думаю, это тоже наш случай.

– И что – за столько лет так и не появился подозреваемый?

– Представь себе!

– Даже по делу судьи?

– А чем судья отличается ото всех остальных?

– Следствие что, совсем мышей не ловило?

– Как раз нет. Следствие велось очень активно, дело-то резонансное – судью Трегубова пришили не просто в обычный день, а в День судейского работника.

Георгий сделал фэйспалм. Васек продолжал:

– Именно. Нагнали всё руководство, даже в прессе сводки делали о ходе расследования. Но как бы тебе сказать… Я в следствии уже много лет и вижу, когда реально хотят что-то раскрыть, а когда просто симулируют. Так вот, тут, за всей этой суетой и ворохом экспертиз, цвел сплошной пелевинский симулякр. Следствие не хотело знать, кто убийца, оно, как могло, отбрыкивалось от информации, которая бы пролила свет на сей факт. Что само по себе уже несколько сужает круг обвиняемых. Было выдвинуто сразу множество версий, все детально прорабатывались, что, конечно же, мешало следствию. То рассматривалась версия бытовухи, то – ритуальное убийство. Хотя, надо сказать, что-то такое в нем есть… Не совсем человеческое. Уголовники порой любят оставлять после себя всякие метки, но отрубленные головы и вырезанные из животов младенцы… Это как-то слишком. Отрабатывалась еще версия ограбления. Судья коллекционировал нумизматику, оружие и прочие старинные штуковины, кое-что и впрямь пропало, несколько старинных орденов, но основная коллекция осталась нетронутой. Грешили и на служебную деятельность судьи Трегубова. Но он занимался в основном мелкими делами, разводами там, автоавариями, за такое головы не рубят. В общем, следствие зашло в тупик, из которого так и не выбралось. А потом грянул евромайдан, и понеслось…

Опять стало тихо. Георгий отодвинул занавеску и посмотрел на ночной Харьков. Шевелились голые ветви деревьев в сквере. Чуть поодаль, в центре «майдана Свободы», торчал постамент от памятника Ленину – Виталик называл его «сломанным зубом». А еще дальше чернели две громадины в сталинском стиле – Университет и Госпром. Улицы стремительно пустели. Центр еще как-то освещался, но дальше все тонуло во мраке, как будто наползшем из преисподней. Как жили там люди, в этом аду? О чем они думали? Почему с ними произошло всё это? Что с ними со всеми станет? На эти вопросы не было ответов. Кроме тех, что давал Цой, разумеется:

А над городом ночь,А над ночью луна,И сегодня лунаКаплей крови красна.

– Но кой-какие зацепки все-таки есть, – Васек разливал остатки коньяка по чашкам, уже безо всякой закуси. – Первая – местный прокурор. Он и потом тут работал, в следствии, выжил даже при нациках, ушлый тип. Сейчас сидит у нас в СИЗО, активно дает показания. Организуем тебе встречу с ним и обеспечим разговорчивость. Он не может чего-то не знать. Вторая зацепка – головы…

– Но их вроде не нашли?

– Не нашли. Но поскольку других повреждений на телах не было, а в квартире все было залито кровью и имелись следы пороха, то картина яснее ясного: всех убили выстрелами в голову, а головы потом отрезали. Не только, чтобы метку оставить. А чтобы следствие не определило, из какого оружия это было сделано. Смекаешь?

– То есть, оружие на раз пробивалось по базам?

– Агась!

– То есть, из него уже совершались преступления?

– Или это было табельное оружие.

Георгий присвистнул.

– А чему ты удивляешься? Ничего личного, москалик, это Украина. Это даже не Гаити и не королевство Лесото. Третья зацепка. Эта информация всплыла, хотя и не сразу. Убиенный судья Трегубов имел более четверти века стажа, он ко всему прочему был судьей так называемого спецсуда. А это допуск № 1 и рассмотрение дел особой секретности, участниками по которым проходили сотрудники спецслужб. Понимаешь, на какой след мы напали?

Да уж, сложно было не понять.

– Это уже ниточка к заказчику. И последняя зацепка. Убийство судьи – в Харькове. Убийство в Одессе – при активном участии понаехавших из Харькова же футбольных ультрас. То есть, исполнитель здешний, харьковчанин, ну не мог он не наследить. Отработаешь его по полной, ребята тебе в помощь. Дерзай!

Георгий плохо помнил – то ли из-за смены обстановки и обилия новой информации, то ли коньячок поспособствовал, – как он оказался в общежитии, засыпающим на кровати. Судя по всему, это было еще очень цивилизованное место: здание охранялось, тут был свет, отопление и горячая вода. Перед тем, как заснуть, Георгий поймал себя на том, что он… улыбается. Ни одной мысли сделать ноги у него даже не мелькнуло, хотя, если рассуждать логически, это была бы весьма полезная и своевременная мысль. Здесь всё бурлило и жило. Странной, порой даже страшной, искаженной жизнью с ощутимым привкусом инфернальщины. Впрочем, это же была Украина, как ее всю дорогу называл Санька – Руина, где никогда не обходилось без чертовщины. Не зря же Гоголь писал своих «Виев» и «Страшную месть». Но именно здесь он, Георгий, и был нужен.

* * *

Яготин, по правде говоря, был самым унылым и безблагодатным местечком изо всех малороссийских местечек, какие можно было только себе представить. Так рассуждал капитан Кобылин, а он за годы службы своей в Малороссийкой украине местечек всяких разных повидал. А еще по недосмотру Господнему – или по наущению бесовскому – назывался Яготин городом, и не просто городом, а сотенным городом Переяславского полка, с чем капитан Кобылин уж никак согласия иметь не мог. Городом по праву мог прозываться Санкт-Петербург. Сколько было там красивых домов, напоминавших видом своим скорее дворцы, нежели дома, а такоже и дворцов, которые были вообще превыше всяческих представлений о богатом и величественном! А еще наличествовали там мощеные камнем улицы и набережные, а такоже мосты с будто бы ажурными перилами, чугуна на которые ушло поболее, нежели на все пушки упомянутого Переяславского полка. Городом могла зваться и Москва. Господи, сколько там было красивейших храмов да монастырей! Маковки их горели сусальным золотом, а высокие башни кремлевские издали белели в лазоревом небе.

Немало еще городов да городков всяких повидал капитан Кобылин, ибо воинская служба его на благо Императрицы Всероссийской располагала к странствиям многочисленным. И по мысли капитана, этот самый Яготин уж никак не мог прозываться городом, ибо не было в нем ни каменных зданий, ни мощеных улиц, ни церквей с золотыми маковками. А наличествовали токмо глинобитные хаты с соломенными крышами, единственная дорога, утопавшая зимой в грязи, а летом – в пыли, да старая храмина деревянная, дранкой крытая, чудом каким-то не завалившаяся на бок.

Но тому не следовало изумляться, ибо опять-таки, по мысли капитана Кобылина, в Малороссийской украине городов никаких не было вовсе. Видал он и Глухов, где гетманы нынче сидели, так там, ежели честно сказать, окромя тех гетманов с их бунчуками ничего интересного и не было отродясь. Один добрый дом был во всем Глухове, а и тот – генерал-майора Нарышкина, что поставлен был Императрицей Всероссийской Анной Иоанновной блюсти в землях гетманских порядки царские. А еще капитан Кобылин в Киеве сподобился побывать, но и о нем отзывался без особого восхищения как о местечке с деревянными домишками и развалюхами заместо церквей. И настолько всё безблагодатно было в том Киеве, что, ежели Императрица Всероссийская вознамерилась бы посетить городок сей, то негде было бы ей там даже заночевать, не говоря уже о всяком прочем.

Так что был Яготин, куда занесла капитана Кобылина судьба, а точнее сказать – служба государева, прескверным провинциальным местечком с кукарекающими по утрам петухами, плетнями из прутьев с насаженными на них глиняными горшками и вечно сонными крестьянами. Впрочем, по здравому размышлению, в Малороссийской украине все жители были таковыми. Стоявшие тут тишь да гладь шли на пользу капитанскому делу, с коим он прислан был в места эти. И удивительно было слышать от старожилов, что еще полвека назад была тут настоящая Руина – так они прозывали ее. То есть почти никто не жил, а ежли и жил, то люди мало что не ели друг дружку поедом. Таково было ожесточение, терзавшее сердца их. Но перешла земля сия многогрешная под скипетр державы Российской, и как-то само собой угомонилось всё. Сам край, по мнению капитана, богат был да изобилен, не хуже иных прочих, а может даже и получше. Но отчего-то люди не могли тут жить по-людски и всё время испытывали страшную нужду, в чем капитану виделись происки врага рода человеческого.

Но было здесь и такое, что извиняло, в глазах капитана Кобылина, это забытое Богом местечко. Посреди него раскинулось озерцо с чистейшей водой, в коем плавали откормленные утки с гусями и наверняка водились жирные карасики, коих капитан не прочь был отведать в запеченном виде. А на холмах над озером росли прекрасные яблоневые сады, преизобильный урожай коих достоин был всяческих похвал. Капитан не без известного удовольствия предался бы отдыху от тягот службы своей в местечке сем, кабы не привело его сюда дело совсем не веселое.

А дело то касалось поимки опасных разбойников, кои орудовали в местности сей, причем уже не первый год. Гетманские прихвостни не ловили не токмо мышей, но и лихих людей, всё отговаривались – то у них пахота была, то покос, то жатва, а все казаки в крестьяне подались, некому нести службу ратную, во что капитан, конечно же, не верил ни на грош. А верил он в то, что лень в этих местах пребывала изначально по попущению Господню, и старшина полковая через сие хитра была да воровата, что лечилось токмо кнутом, а то и чем похуже. И разбойников, у них под носом безобразивших, не торопились здесь ловить, ибо еще непонятно было, что более выгоды приносит: ловить аль не ловить. А ежли лиходей какой кому из сотников денежку-другую отстегивал, то мог он и вовсе годами в здешних местах орудовать, никакого притеснения персоне своей не имея.