Эффект пророчицы

Альберт Исаев

Эффект пророчицы

Глава 1

Архивные тайны

Всегда находил что-то интересное в восходе солнца, и хотя самому этому явлению уже давно есть точное объяснение из области школьного курса физики, спорить трудно: погода устанавливается в это время весьма приятная. Лучи не так давно взошедшего солнечного диска освещают покрытые копотью заводские трубы, их серо-голубой дым элегантно перемежается с ярко-оранжевым небосводом, рисуя в утренней дымке широкие пласты солнечного света. Отражаясь от окон одних высотных домов, эти игривые лучи попадают в квартиры других, заставляя недовольно морщиться тех немногих их обитателей, что не спят в это ясное воскресное утро. Шестиполосная автомагистраль, обычно до отказа забитая автомобилями, дымящими, сигналящими друг другу в час пик, сейчас практически опустела: идеально ровный, слегка влажный после ночного дождя асфальт лишь изредка разрезают своими колёсами одиночные грузовики. Протянувшаяся вдоль автострады зелёная терраса уже красовалась своими летними тонами, и недавнюю весну выдавало лишь небольшое количество свалявшегося тополиного пуха, сметённого вместе с придорожной пылью дворником. По скрытому от любопытных глаз раскидистыми кронами деревьев тротуару неспешно ходили редкие, сонные, деловито спешащие куда-то люди. На редкость ясная погода не давала даже намёка на вчерашнюю дождливую ночь. Именно такие уникальные моменты идеально подходят для различного рода творчества – возможно, поэтому на крыше одного из самых высоких домов в округе сидит, наблюдая за этим сонным муравейником, одинокий фотограф. Кто знает, возможно, именно его фотографии, сделанные здесь и сейчас, создадут образ Москвы в глазах приезжих уже в ближайшие пару лет.

Время раннее, к тому же выходное, и в подавляющем большинстве своём люди ещё спят, чтобы проснуться ближе к полудню, а потом заснуть ближе к полуночи, и в дальнейшем смело жаловаться на недосып коллегам по работе. Вот и у жителя одной из квартир в доме номер 17, том самом, с фотографом на крыше, были аналогичные планы на это утро. К сожалению, а может, к счастью, кто его знает, их нарушило прерывистое дребезжание телефонного звонка.

Время шло, а телефон всё трезвонил и трезвонил. Наконец из-под синего в крупный жёлтый одуванчик одеяла раздался недовольный стон, а затем высунулась слегка бледная женская рука с аккуратными, накрашенными прозрачным лаком ногтями. Рука потянулась к уже обветшалой, цвета ольхи прикроватной тумбе, с третьей слепой попытки схватила свой телефон, а затем снова исчезла под одеялом, откуда вскоре раздался приглушенный, сонный, слегка раздражённый, но всё равно приятный на слух женский голос:

– Алло! Вам известно, сколько времени?

– Восемь утра – ты же знаешь, в вопросе времени я всегда педантичен!

Голос в трубке был бодр и весел, чего нельзя было сказать о его собеседнице. Даже спросонья она сразу узнала этого весельчака:

– Дядь, ну зачем так рано?

– Я просто знаю, как ты любишь поспать, вот и решил, что в воскресенье ты не упустишь возможность.

– Раз так…

Рука снова высунулась из-под одеяла и одним вялым движением стащила его вниз. На кровати в полудрёме лежала, приложив телефон к уху левой рукой, весьма симпатичная девушка двадцати четырёх лет. Длинные бледно-золотистые волосы, сейчас больше напоминавшие перекати-поле, почти полностью закрывали ей лицо, оставляя снаружи лишь немного острый нос. Ослепительно белые, худенькие плечи едва закрывала сползшая во сне лямка белой в тонкую вишнёвую полоску майки.

– …что ж ты вчера не позвонил? И не попросил лечь пораньше?

– А ты б меня послушала? – усмехнулся дядя.

– Что ж, логично – зевнув, девушка поправила лямку майки и слегка оторвала голову от подушки – Так чего звонишь-то в такую рань?

Голос в трубке аж возмутился:

– Ань, ну ты вообще ничего не соображаешь, когда не выспишься!

– Ты, можно подумать, лучше – в голосе Анны явно читалось раздражение.

– Ну я хотя бы готов, в отличие от тебя.

– Смотря к чему – если поспать, то у меня преимущество! – заявила она.

– Годы идут, а ты не меняешься! – с лёгкой иронией в голосе отметил её дядя, – Ну ладно, расскажу ещё раз – напомню одной соне. Мне нужно поработать с документами в Российском Государственном архиве новейшей истории – работаю с концом 90-ых, может, ещё и 00-е захвачу, их как раз недавно туда перевели. Сама понимаешь, сейчас вещь весьма востребованная и многим приходится пару недель ждать документов. Но одному мне с таким богатством за день не справиться, а работа срочная, поэтому мне нужна твоя помощь. К тому же, тебе всё равно по внутренней политике того времени ещё диплом писать. Так что это…

Услышав знакомые слова, Анна мгновенно проснулась и молнией вскочила с кровати. Проспать такое – да для неё это непростительно! Своим звонким, перевозбуждённым от волнения голосом она практически прокричала в трубку:

– Где встречаемся?

– О! Проснулась, родная! – пробуждение племянницы воодушевило дядю, – Значит так, встретимся в метро, станция «Китай-город», а там я тебя доведу.

– Отлично, – большие серо-голубые глаза Анны уже горели азартом, от былого желания спать не осталось и следа.

– Знал, что ты обрадуешься – голос в телефоне также заметно повеселел, – Платформа на север, в середине зала.

– До встречи!

– Пока!

Теперь, заряженная своим уникальным, зачастую граничащим с безумием энтузиазмом Анна уже не могла усидеть на месте. На её тонких розовых губах сияла та самая улыбка, которая бывает, когда ловишь удачу за хвост. Сейчас все черты её миловидного, чуть-чуть остренького личика говорили об одном: сейчас эту девушку на пути к её цели ничто не остановит. Ну или никто…

– Чего кричишь? Ты знаешь, который час?

В комнату вошла женщина сорока двух лет, одетая в красную ночную рубашку. На её лице словно застыл заспанный, недовольный взгляд – точь-в-точь такой же, какой совсем недавно был у Анны. Нетрудно было заметить, что эта женщина ужасно на неё похожа: те же черты пусть и немного постаревшего лица, такие же бледно-золотистые волосы, одинаковая мимика – если бы не разница в возрасте, их вполне можно было бы принять за сестёр-близняшек.

– Доброе утро, мам – скороговоркой протараторила Анна и выпрыгнула из кровати – Извини, мне пора бежать.

– Куда? В воскресенье? – недоумевая, переспросила её мама – В восемь утра?

– Ага, – ответила Анна с хитрющей улыбкой, так часто встречающейся у людей в её возрасте.

– Хм… Ну ладно – всё ещё удивлённо смотрела женщина на свою дочь – А кто звонил?

– Дядя. Нашёл материальчик. Наконец-то! – Анна аж пританцовывала от радости. Она так давно мечтала об этом, почти неделю упрашивала дядю – и вот дождалась!

– Эх, – прислонившись к дверному косяку, мама Анны тихо вздохнула – И откуда в тебе столько энтузиазма?!

– Ты прекрасно знаешь, от кого, мам.

Здесь её дочь была абсолютно права: мало того, что они были очень похожи внешне, так ещё и понимали друг друга не то что с полуслова – с полувзгляда. В этой квартире и этой семье в частности почти всегда незримо присутствовала атмосфера доверия. Конечно, такая идиллия в отношениях с мамой царила далеко не всегда – бывало, что они с Анной серьёзно ругались, но им всегда удавалось быстро помириться, обязательно давая себе обещание забыть все обиды. Матери Анны удалось стать человеком, во всех смыслах заслужившего доверия своей дочери, а она в свою очередь полностью доверяла своей любимой Ане. Всю свою жизнь мама в буквальном смысле понимала свою дочурку, и хотя она не всегда могла найти подходящие слова, такая способность поражала даже саму Анну.

– Ну да, ну да… Так ты хотела одеваться – вдруг спохватилась она.

– Что?

Внезапно Анна поняла, что разговорившись с мамой, застыла в довольно странной позе: одна нога уже была продета в ярко-голубые джинсы и с другого конца штанины торчала голая пятка, другая, минуя посредника, уже намеревалась пролезть в её любимые белые кеды. Одновременно из наполовину расчёсанных волос торчала красная металлическая расчёска, а в зубах она зажала бежевую резинку для волос. От одного осознания глупости своей позы Анна тут же прыснула со смеху.

– Давай, что ли, кофе налью! – улыбаясь глазами, предложила мама, – А то уснёшь ещё по дороге.

– Давай! Спасибо.

– Да на здоровье!

Всего каких-то десять минут – и Анна уже была во всеоружии: джинсы с кедами уже взывали двинуться в путь, а аккуратно уложенные волосы были заплетены в простенький хвостик. Со слегка розовыми от горячей воды щеками Анна непринуждённо пила на кухне свой свежесваренный кофе.

Яркое майское солнце уже давно взошло, и вишнёвые обои кухни, освещённые им, едва заметно светились. Чтобы солнечный свет не слепил глаза, мама Анны небрежно задвинула белые полупрозрачные занавески. В дальнем углу чуть слышно гудел сияющий белизной холодильник. Рядом с ним, на газовой плите, коих не так много осталось в современной Москве, ещё стояла маленькая бронзовая турка, источающаяся режущий ноздри кофейный аромат. Вдоль стены тянулся высокий шкаф со всевозможной кухонной утварью. Казалось бы – зачем для двух человек столько всего? Ан нет – у каждой вещи было своё, обязательное для присутствия здесь применение. Замыкала этот ряд металлическая раковина, с самым что ни на есть обычным водопроводным краном.

На противоположной от окна стене висели небольшие матово-чёрные часы, чьи стрелки сейчас показывали 8:25. У другой стены, за крохотным даже для двоих белым столиком сидели на узеньких табуретках Анна и её мама.

– Ох! Спасибо! А то как представлю, что усну в вагоне… Пфф! Даже смешно становится! – небрежно размахивая в руке пустой чашкой, Анна уже смеялась над своей недавней сонливостью.

– Да не за что! – подперев подбородок рукой, улыбалась её мать – Хотя обычно люди бояться уснуть в метро.

– Мам! – разразилась Анна сарказмом, – Когда я у тебя была похожа на нормальную?

– Всё зависит от того, насколько ненормальным должен быть человек, чтобы считать его таковым.

– Ой, мам, хватит косить под Чешира! Ты смешная, когда так делаешь.

– Я знаю, – всё так же улыбаясь, отвечала ей мама – Ты тоже, кстати!

– Ну я ж мамина дочка – улыбнулась в ответ Анна.

На секунду в квартире всё стихло, даже холодильник перестал шуметь. Анна обернулась, чтобы взглянуть на настенные часы.

– Так… Всё, я побежала! – аж подпрыгнула она на табуретке – Буду вечером.

– Подожди! – торопливо остановила её мать.

– Чего такое?

– Сумку не забудь! – в голосе мамы отчетливо слышалось беспокойство.

– Мам, ты же знаешь, я без неё никуда – попыталась успокоить её Анна.

– Ну мало ли, ты с утра вообще пыталась тут лунатить – не унималась она.

– Хорошо, хорошо, мам – чего ты так переживаешь?

– Эх, Ань… Ты ж у меня единственная – в голосе матери проскользнула нотка грусти.

– Знаю… А ты у меня.

Со всей добротой, накопившейся к маме, Анна встала и обняла её. Часы показали 8:27.

– Ну всё, теперь мне точно пора, а то ещё опоздаю. Тогда дядя на меня точно взъестся.

– Пока, милая!

– Пока.

Бодрым шагом, едва не подпрыгивая на месте, Анна направилась к выходу и уже готовилась закрыть дверь, как внезапно её мама вскочила и крикнула:

– Постой!

Анна удивленно обернулась.

– Чего, мам?

– Всё хорошо, милая, просто решила тебя проводить – подойдя поближе, невозмутимо ответила она.

Такого Анна как-то не ожидала: уж кому-кому, а её маме гиперопека несвойственна. Впрочем, у неё не было поводов отказываться от новой порции маминых объятий.

– Ну… Ну хорошо… Пока.

– Пока.

Перед тем, как входная дверь закрылась, Анне на мгновение показалось, что прежде весёлое, улыбчивое лицо мамы сменилось на обеспокоенное и тревожное, но времени рассуждать об этом девушка не нашла – она и так опаздывала. Солнце грело всё сильнее, от утренней свежести не осталось и следа, а потому маршрут Анны пролегал через тенистый сквер вдоль Северного бульвара. В своих ярких джинсах, белых кедах, блузке цвета сирени и наушниках-вкладышах, ведущих своим проводом в карман с плеером, с которым Анна практически не расставалась, она была скорее похожа на старшеклассницу, чем на студентку второго года магистратуры. Единственное, что хоть как-то подтверждало её настоящий возраст – наплечная сумка-планшет цвета хаки, сильно выбивавшаяся из образа и больше подходившая участнику горной экспедиции, нежели студентке, большую часть жизни прожившей в столице.

Своим излюбленным быстрым шагом Анна очень скоро добралась до станции метро «Отрадное». Пройдя до середины платформы, чтобы сократить время на пересадке, она вошла в уже заполненный людьми вагон. Несмотря на выходной, в метро сегодня свободней не стало. «Владыкино», «Петровско-Разумовская», «Тимирязевская» – с каждой станцией по мере продвижения к центру поезд продолжал заполняться людьми. Стоя на «Дмитровской», взгляд Анны упал на молодого парня, в последний момент успевшего забежать в вагон. Его растрёпанные тёмные волосы и одетая явно не по погоде осенняя куртка показались ей подозрительно знакомыми. Надо сказать, он не производил благоприятного впечатления, и всё же в нём было что-то очень знакомое лично ей. Только вот протиснуться к нему у хрупкой девушки не было никаких шансов – в вагоне было полно народа.

Наконец поезд подъехал к «Савёловской» и люди устремились на совсем недавно открывшуюся пересадку. К счастью, молодой человек не вышел, и более того, повернулся к Анне лицом, так что она смогла его рассмотреть. Этот нос с горбинкой, широкие скулы, смуглую кожу, карие глаза… Конечно, как она сразу не узнала!

– Аня? – с лёгким акцентом спросил парень. Кажется, он тоже её идентифицировал.

– Жозе! Ты, что ли? – Анна вынула один наушник из уха.

– Ну да!

Жозе был французом армянского происхождения, чья семья после Октябрьской революции эмигрировала из России во Францию, а в 99-ом году вернулась в Москву. Когда они переехали, Жозе не было и семи, тогда он совершенно не знал русский язык и даже сейчас, после стольких лет жизни в столице говорил на нём со смесью французского и армянского произношения. Нельзя сказать, что это прибавило ему популярности. К тому же, его отнюдь не славянская внешность была очевидным поводом для насмешек. Иными словами, всю свою жизнь Жозе был белой вороной в обществе. Неудивительно, что обычно он сторонился толпы, тем более странно его появление здесь, в переполненном вагоне московского метро. Год назад Жозе учился на одном потоке с Анной, но после инцидента, когда его при всей аудитории в очередной раз подняли на смех его же одногруппники, он не выдержал всеобщей травли – забрал документы и ушёл из университета. С тех пор Жозе никто не видел. Анна редко с ним общалась, однако сейчас, после годичного отсутствия его в жизни, девушка была искренне рада его видеть.

– Где пропадал? – поинтересовалась она, – Как ты?

– Всё хорошо. Конечно, могло быть и лучше, но всё же лучше, чем было.

В голосе Жозе до сих пор явно читалась обида. Анне совсем не хотелось переводить разговор в пессимистичное русло и она поспешила перебить его.

– Слушай, не начинай, а! Тебе ведь самому не хочется об этом говорить.

– Не хочется… – кивнул он немного напряжённо – Что ты здесь делаешь?

– Да так, на работу еду.

– На работу? – удивился парень, – Ты ж в магистратуре ещё!

– Ну… Как на работу, – поторопилась поправиться Анна, – К диплому материал ищу, знающих людей подключила. Плюс дяде надо помочь.

Жозе в ответ невнятно вздохнул.

– Это хорошо.

В разговоре наступила неловкая пауза, и Анна поспешила завести разговор сначала:

– Ну а ты? Что ты тут делаешь?

– Да так, подрабатываю… – скосил он глаза.

– Репетиторство, значит? – догадалась она.

– Работы не много пока, там посмотрим. Всё же лучше, чем ничего.

В его словах явно читалась попытка себя успокоить и Анна улыбнулась.

– Рада, что ты не потерялся.

– Правда? – Жозе удивился.

– Я вообще стараюсь не упускать людей из вида, – призналась она – За каждым человеком своя история, и терять её – значит, терять что-то и в своей жизни тоже.

– Что правда, то правда – согласился он.

Слово за слово, поезд подъехал к «Чеховской». Диктор объявил станцию и люди вокруг заторопились на выход.

– Ну, мне пора, – сказала Анна и поспешила к выходу.

– Подожди! Мне тоже выходить! – выскочил вслед за ней Жозе.

– Точно? – смерила она его шутливо подозрительным взглядом.

– Зачем мне врать? – удивился он, не поняв шутки.

– Что правда, то правда. Тебе куда?

– На… «Каширскую», – голос молодого человека почему-то дрогнул, – А… А тебе?

– «Китай-город».

– Слушай, а можно твой номер?

Анна удивлённо посмотрела на него: неужели за этот год он всё-таки изменился?

– Год друг друга не видели, может, больше и не увидимся – уже краснея, поторопился объясниться Жозе.

Нет, кажется, не изменился – всё так же боится смотреть Ане в глаза, как будто она ему чужая.

– Тормозни.

Они остановились у колонны. Анна полезла в боковой карман своей сумки, достала оттуда слегка помятую бумажку, ручку и, прислонившись к колонне станции, записала на ней свой номер.

– Вот, позвони мне сегодня вечером – протянула она ему бумагу – Я сегодня допоздна, но постараюсь ответить.

– Хорошо! До встречи!

Первый раз за всё это время Жозе искренне улыбнулся, и Анна снова заулыбалась.

– Пока.

Нельзя сказать, что эта случайная встреча сильно её обрадовала, даже напротив, скорее расстроила, однако было бы ошибочно полагать, что Жозе был ей как-либо неприятен. У каждого на примете есть такой человек, к которому можно испытывать разве что сочувствие. Может, поэтому где-то в душе Анна не хотела его отпускать: Жозе производил впечатление ребёнка-переростка, о котором нужно ещё заботиться. Вот и сейчас, когда он поковылял своей неуверенной походкой к переходу на «Тверскую», Анна проводила его взглядом до тех пор, пока он сам не исчез из поля зрения.

Однако Анне надо было двигаться дальше, и она устремилась на «Пушкинскую» – там её как раз ждал следующий поезд. В отличие от тихой и спокойной серой ветки, фиолетовая непривычно била по ушам оглушительным грохотом своим поездов – единственная ветка, на которой по-прежнему использовались старые, ещё советские вагоны метро. Нет ничего странного в том, что Анне пришлось увеличить громкость в наушниках.

Вскоре поезд доехал до станции «Китай-город». Пройдя по переходу, чтобы попасть на нужную платформу, Анна остановилась напротив выхода: станция, как это обычно бывает в воскресенье, была полна людей. Кто-то спешил по делам, кто-то ехал за покупками на предстоящее лето, кто-то просто ехал к родственникам, а кто-то, как и Анна, кого-то ждал. У колонны справа пристроилась любовная парочка и откровенно показательно целовалась, Анне стала противна эта сцена, поэтому девушка отвернулась.

С другой стороны стояли две брюнетки – судя по оживлённому разговору, подруги ждали третью. От нечего делать Анна начала их разглядывать. Обе были одеты в броские, кислотно ярких цветов жилетки поверх чёрных рубашек, а тонкие ремни поддерживали вельветовые бежевые юбки до колена. Неизвестно, откуда пошла такая манера одеваться, однако в Москве к этому относились вполне нейтрально. «Сейчас подойдёт третья, в такой же» – подумала про себя Анна. И оказалась удивительно точна – через две минуты они нашли свою подругу в предугаданном ей наряде и заспешили к выходу.

Минуты шли, а дядя всё не подходил и не подходил. Тогда Анна подключила к телефону наушники и набрала его номер.

– Алло, ну ты где? Я уже на месте! – немного возмущенным тоном спросила она.

– А, это ты! – раздался в трубке голос её дяди, – Слушай, тут такое дело – я тут пока ищу место, где припарковаться, сама понимаешь – центр. Ты пока выходи к выходу на Ильинскую, а я тебя там встречу.

– Хорошо. До скорого!

– Пока.

Девушка поспешила к выходу. Перед эскалатором скопилась уже традиционная пробка, и Анна, немного схитрив, пошла по совсем пустой левой стороне. Забавно было смотреть, как эти ленивые, недовольно вздыхающие, ворчащие, едва ли не ругающиеся люди остались позади этой проныры в наушниках.

На выходе свежий порыв холодного ветра и яркое солнце заставили Анну невольно зажмуриться, а после, когда глаза привыкли к яркому свету, она увидела на противоположной стороне дороги мужчину. Невысокого роста, в серой жилетке со множеством карманов и кожаной, затёртой кепке, практически скрывавшей лёгкую седину на голове, в одной руке у него были ключи от старенького «Москвича», припаркованного неподалёку, когда-то белого, а сейчас скорее светло-серого с характерным шлейфом грязи позади. В другой руке мужчина сжимал белую папку с бумагами, так и грозивших вывалиться наружу.

– Дядь! – окликнула его Анна, на ходу вынимая наушники из ушей.

– Аня! – весело ответил, взмахнув рукой с ключами, мужчина.

Загорелся зелёный сигнал светофора. Стоить отметить, Анна была девушкой довольно высокого роста, так что перейдя дорогу, мужчина сразу оказался ниже своей племянницы на целую голову. Вспомнив про его больные ноги, Анна не удивилась, когда дядя предложил ей сначала пойти посидеть в скверике неподалёку. Здесь, в Ильинском сквере им обоим было намного легче разговаривать – можно было спокойно посидеть на зелёной деревянной скамейке, где тень молоденького раскидистого деревца неподалёку скрывала их от прямых солнечных лучей, и поговорить о своих проблемах, как профессиональных, так и глубоко личных, которые Анна не могла разделить даже с мамой. По сути дядя, которого она никогда не звала по имени, заменил Анне отца: в прямом смысле – дело в том, что родного папу Анны убили, когда ей было всего восемь лет. Столь рано потеряв родителя, она мало что помнила из тех событий, но при этом настолько болезненно переживала эту потерю, что если ей хотя бы на минуту возвращались воспоминания тех дней, на глазах сразу проступали слёзы – строго говоря, это было одна из вещей, что могла заставить порой несоразмерно ситуации весёлую Анну расплакаться. Именно поэтому ни мама, ни дядя старались о нём даже не вспоминать, хотя, согласно редким маминым откровениям, он был очень хорошим человеком.

– Так что нарыл? – наконец заговорила студентка.

– Лучше сама взгляни – дядя развязал грубую бечёвку папки, достал оттуда пару листов и протянул их своей племяннице – Тут в основном статистические данные, так что придётся поломать голову над их расшифровкой.

Анна быстро пробежалась глазами по почти идеально белым страницам.

– Интерес-с-сненько… – задумчиво промычала она – Я так понимаю, до этого они не публиковались?

– В том весь их интерес. Почему я тебя и позвал – ты умеешь быстро анализировать цифры, а мне, знаешь, тяжело делать выводы в отсутствие точно известных фактов. А для моей статьи жизненно необходима статистика, ничего не попишешь…

– А что взамен? – сразу лукаво посмотрела на него племянница.

– Взамен? Ну ты лисья морда – так и знал, что что-нибудь попросишь! – весело хмыкнул он в несуществующую бороду.

– Ну вот видишь, ты знал, а значит, предусмотрел ответ.

– Ой-ой-ой, глаза уже горят! Ну что ж – лоб мужчины задумчиво нахмурился, – Думаю, строчку в списке соавторов тебе выделят.

– Спасибо! – вскрикнула Анна и тут же заключила его в объятия.

– Ну всё, всё! – поспешил избавиться от них дядя, – Нам ещё работать нужно. Ты это…

– Что? – немного испуганным голосом спросила она.

– Наушники хотя бы сними! А то совсем как школьница выглядишь.

– Знаешь, с твоей стороны это комплимент – заявила Аня.

– Ой, да ну тебя – отмахнулся мужчина, но Анна уже смеялась. По дороге у неё сводило ноги, а сердце колотилось от волнения: наконец-то – первая серьёзная работа! Для неё это был первый шаг в направлении, которое она когда-то избрала. Эта барышня готова уже к чему угодно, эту девушку ничем не остановить. Наконец они пришли по адресу и слегка волнуясь, Анна собственноручно открыла дверь Российского Государственного архива новейшей истории.

Распахнув внутренние двери, Анна пришла в неописуемый восторг от скрывавшегося за этими стенами великолепия. Казавшееся снаружи невзрачным и обшарпанным здание на улице Ильинка, 12 скрывало внутри ослепляющее неопытный взор торжество архитектурной упорядоченности. Недавно белёный, ослепительной чистоты потолок в совокупности с плавно переходящими в него полуарками сильно увеличивал зрительную высоту главного зала. Пол цвета тёмного ореха, оранжево-красные настенные панели, мягкое, слегка желтоватое освещение ламп, закреплённых в проёмах между полуарками довершали ансамбль: действительно – это то самое место, где у постоянных обитателей входила в привычку гробовая тишина, создавая в комплексе с успокаивающими взгляд мягкими цветами идеальные условия для работы. Вдоль левой стены тянулся длинный ряд высоких шкафов шоколадного цвета, снизу доверху наполненных определителями, предназначенных для поиска нужных документов. Остальные пять рядов занимали такие же шкафы, доверху заполненные документами самого разного уровня: от определявших план по сбору урожая пшеницы вплоть до хранившихся долгое время под грифом «Совершенно секретно».