Дорога в Гарвард и обратно

Пришлось отвлечься на рутину и потратить какое-то время на бесхитростный портал образования. Его авторы явно недооценивали молодое поколение. Портал взламывался короткой барабанной дробью по истертым клавишам самодельного компьютера. Теперь мама, заглядывая в журнал, убеждалась, что ее сын растет всесторонне образованным человеком. За чтение «Божественной комедии» Данте Гоша влепил себе пятерку. Для очистки совести он даже открыл эту комедию и… тут же закрыл. Впечатлил объем и неумение автора выражаться конкретно и лаконично, а именно это Гоша считал мерилом таланта.

Нейтрализовав угрозу со стороны мамы, Гоша погрузился в компьютерную систему банка. Ее создавали люди серьезные, отвечающие головой за ее работу. Это вам не портал образования, тяп-ляп – и готово. Коды, стоящие на страже банковской тайны, были гладкие, как бильярдные шары, и емко-выразительные, как русский мат.

Гоша атаковал программу денно и нощно, включив все свои таланты. Талантов не хватало. Компьютерная система напоминала неприступную крепость. Но в истории не было прецедентов, чтобы крепость рано или поздно не переходила в руки упорного завоевателя. Или были?

Ночью Гоше снился банковский логотип, который нагло насмехался над ним и показывал непристойные знаки. Буквы, составляющие название банка, кривлялись и плясали, демонстрируя свою полную уверенность в безопасности. Гоша был им не страшен.

Напрасно. Бог наградил Гошу талантом, а дьявол – упорством. Не случайно про него говорили, начиная с детского сада, «дьявольски упорный парнишка». Талант и упорство, направленные на одну цель, дают стопроцентный результат.

Через пару недель в непрошибаемой стене банковского кода Гоша нашел дырочку величиной с капилляр. Он просунул туда щупальца своего замысла и расширил лаз. Теперь можно было развернуться и войти внутрь компьютерной системы, которая перестала быть герметичной.

«Есть! Есть!» – кричал Гоша и бил ребром ладони по столешнице. Бил сильно, остервенело, чтобы снизить накал счастья, в котором можно было задохнуться, таким оно было огромным. Чистое, концентрированное, ничем не омраченное и незамутненное счастье! В этот момент Гоша уже знал, каков будет его путь. Он поймал кайф, отказаться от которого выше его сил.

Банк лежал у его ног, готовый на все. Можно было скачать любую сумму в свои закрома. Гоша усмехнулся, представляя, как бешено закрутится счетчик его личного достатка. Но кроме повода для веселья, такой сценарий его ничем не прельщал. И дело не в риске разоблачения. Меньше всего Гоша боялся, что его найдут. В силу чудовищного самомнения он верил, что сможет замести следы. Это лишь техническая сложность, не более. Причина, по которой Гоша отказался грабить банк, лежала совсем в другой плоскости. Мама с ее маниакальной верой в пользу образования все же сумела внедрить в Гошину голову простые заповеди из серии «что такое хорошо и что такое плохо». Она вообще умела давить на мозги. Папины мозги не выдержали, а Гошины поддались маминому влиянию. Он знал, что чужое брать нельзя. Без «почему» и «отчего». Просто нельзя. Никогда. Точка.

Еще раз улыбнувшись своему несбывшемуся богатству, Гоша сел писать письмо в службу безопасности банка. «Я, Георгий Осокин, взломал ваш код. Программу прилагаю. Последствия могут быть, сами понимаете, серьезные. Так что латайте это место срочно. Не ровен час, еще кто-то найдет эту брешь. Успехов! Если считаете, что я хорошо потрудился, заплатите мне. Можно в отечественной валюте». И приложил реквизиты банковской карточки.

На следующий день Гоша убедился, что банки веников не вяжут, а подходят к делу обстоятельно и оперативно. На Гошин счет упала солидная сумма. Настолько солидная, что в доме появился новый пылесос, стиральная машина и много-много вкусняшек. Маме он сказал, что за всю его мелкую подработку заплатили разом.

У банка не было выбора. Президент банка, прижимистый, как все богачи, хмуро отдал распоряжение перевести внушительную сумму никому не известному Георгию Осокину. Президент был сквалыга, но не дурак. Он понимал, что, «кидая» этого парня, банк подставляется под удар. Дырку в компьютерной системе они, разумеется, залатают. Но где гарантии, что парень не сделает новый подкоп? Судя по всему, он хакер высшего класса.

Банкир верно оценил свои риски. Иметь такого врага, как этот парень, себе дороже. Как это ни противно, но придется платить. Банкир боялся разозлить неведомого взломщика и потому принял единственно верное решение.

Так Гоша заработал свои первые серьезные деньги, а начальник службы компьютерной безопасности банка начал искать себе новую работу.

Глава 8. Встреча в кафе

В семь вечера Гоша пересек улицу, отделяющую его отель от фешенебельного кафе. В том районе, куда их поселили организаторы турнира, все было на высшем уровне: куда ни брось взгляд, всюду разливалось бескомпромиссное богатство.

Гоша сник.

Его образ больше подходил под московские забегаловки с их демократичной публикой и отсутствием пафоса. Конечно, и в Москве полно дурного богатства, от которого Гошу безудержно тошнило, но в такие заведения он не заглядывал. Избегал несоответствия. Гоша носил одну майку до тех пор, пока мама не прятала ее на самом дне бельевой корзины. Иначе он откапывал ее и снова надевал. Он искренне не понимал, зачем менять майку, если она, по его мнению, еще почти чистая. Какая от этого польза?

Зайдя в просторный зал, стены которого были словно обмазаны золотом, Гоша поискал глазами мужчину, назначившего встречу. Того нигде не было. «Ну и ладно», – подумал Гоша и решил уйти. Не то чтобы он настолько высоко ценил свою персону, чтобы не подождать пять минут. Просто чувствовал, как не стыкуется с этим заведением его долговязая фигура в растянутой майке. По его мнению, лучше было поменять место, чем внешний вид. «Не судьба», – без всякого сожаления сказал себе Гоша и повернулся к выходу.

Судьба поджидала в метре от него. Мужчина с седыми висками стоял прямо за его спиной, отрезая путь к отступлению.

– Привет, – сказал он. – От этой жары плавятся часы. Кажется, я опоздал.

– Ничего. Только на пять минут, – ответил Гоша.

– Пять минут тоже время. Или, как говорят русские, пять копеек тоже деньги.

Гоша не стал спорить и задавать лишние вопросы, хотя фраза «как говорят русские» его заинтриговала. Мужчина говорил на чистом русском, хотя выглядел как-то иначе. Гоша не мог подобрать слова для определения этой инакости. По отдельности все знакомо: рыжие мокасины, светлые джинсы, однотонная футболка и белозубая улыбка. Да, еще седые виски. Ничего особенного. Можно подумать, что Гоша рыжих мокасин в своей жизни не видел. Или белых зубов. Или седины на висках. Прекрасно все видел, не из тундры приехал. Но вместе все складывалось в образ снисходительно-доброжелательного чужака.

Они прошли к свободному столику. По дороге Гоша успел подумать, что ему стоило помыть голову. Хотя его волосы в чистом и в грязном виде различались лишь на ощупь. Чистые были более мягкими. А внешне все едино – шапка из бобра, как говорила его мама. Густые до неправдоподобия, и каждый волосок как леска для ловли крупной рыбы.

Незнакомец уверенно расположился в плетеном кресле и элегантным жестом подозвал официанта. Гоша присел в кресло напротив.

– Мне только кофе, – сказал он заранее.

– А кофеин школьникам не повредит? – без всякой интонации, совершенно нейтрально поинтересовался седовласый.

Гоша понял, что вечер, как говорится, перестает быть томным. Он заявлен в турнире как студент. У него и справка из вуза есть. Правда, липовая. Как этот тип все пронюхал?

Неприятное и тревожное чувство охватило Гошу. Зато пришла ясность. Теперь этот красавчик начнет его шантажировать, вымогая часть призовых денег. Хорошо еще, если часть. А то и все попросит, пригрозив международным скандалом. Типа Россия сжульничала, подсунула вместо студента школьника. Хотя Гоша особого греха в том не видел. Вот если бы на школьном турнире за страну играл студент, тогда да, без вопросов, это нечестно. А тут же наоборот. Но кто будет разбираться, когда речь идет о России. Навалятся всей прогрессивной общественностью, оторвутся по полной. Нет уж, Георгий Осокин не доставит вам такого удовольствия. Ради того, чтобы не трепали имя страны, Гоша готов пожертвовать маминой машиной. Ничего, он еще заработает.

Приняв это решение, Гоша смело посмотрел в лицо собеседника, пытаясь придать взгляду максимальную степень презрения с оттенком превосходства. Получилось, видимо, не очень убедительно, потому что мужчина засмеялся.

– Вот только не надо испепелять меня таким взглядом, – отсмеявшись, сказал он. – Я не посягаю на ваше мелкое жульничество. Просто советую взять помимо кофе еще и молочный коктейль.

– Чтобы потом сказать, что у меня молоко на губах не обсохло? – продолжал Гоша в дерзкой манере.

Мужчина улыбнулся:

– Да, есть такое выражение, я его почти забыл. Молоко на губах… Спасибо, что напомнили. Надо же! Язык быстро уходит, если им мало пользуешься.

Гоша сообразил, что перед ним иностранец русского происхождения. Значит, сценарий меняется. Вместо шантажа будет вечер воспоминаний. Мужика накрыла ностальгия, вот он и пристал к Гоше. Сейчас спросит: «Ну как там березки? Растут, всем бедам вопреки?»

Гоша сделал приличествующее такому сценарию выражение лица: доброжелательное сочувствие с едва заметной ноткой превосходства. По мнению Гоши, оно идеально подходило для разговора с покинувшим родину.

Мужчина опять засмеялся, и, что самое неприятное, совершенно искренне и заразительно. Гоша не выдержал и тоже улыбнулся.

Тут к их столику подошел официант, чтобы принять заказ.

Без напряга, словно в нем повернули тумблер, мужчина перешел на английский язык, и Гоша отметил, что это был настоящий английский, а не его интернациональная версия. Разница между ними определялась очень просто. Настоящий английский язык Гоша понимал с трудом, там было много незнакомых слов и неизвестных ему выражений. Словом, чужой язык. Гоша владел лишь английским интернациональным, урезанным до набора фраз из разговорников. Это был почти искусственный язык, со стандартным речевым ассортиментом на все случаи жизни. Как бы английский, но упрощенный до предела. Шекспир бы удавился, услышав такую версию.

Правда, Гоша много читал на английском технических текстов, что называется, нужда заставила. При всем своем патриотизме Гоша вынужден был считаться с тем, что самые передовые тексты по программированию печатались на английском языке. Сначала читал со словарем, а потом свободно. Но читать, писать, говорить и понимать на слух – разные навыки, не переходящие автоматически друг в друга. Каждый надо оттачивать отдельно. «Надо бы язык подтянуть», – тоскливо подумал Гоша.

Мужчина тем временем сделал заказ и задумчиво смотрел на Гошу. Следующая его фраза заставила Гошу вздрогнуть:

– Георгий, а что у нас с языком?

Гоша не любил, когда читают его мысли.

– Вы про английский? Нормально у меня с языком. Читаю то, что мне надо, а остальное мне без надобности. А почему вы спросили?

– Я слышал ваше не самое удачное выступление на церемонии закрытия. Язык надо подтянуть. И с произношением надо что-то делать. Типично русское произношение.

– Было бы странно, если бы у меня было французское произношение, – хмыкнул Гоша.

Мужчина не улыбнулся. Он сосредоточенно крутил вазочку, как будто хотел получше рассмотреть орхидеи, украшавшие их стол.

– Обратите внимание. – Он показал на цветы. – Видите, какая нелепая история?

Гоша посмотрел на орхидеи. Они были похожи на высококачественное изделие из пластмассы.

– Где они вам тут ромашки найдут? Что было, то и поставили. Скажите спасибо, что не верблюжью колючку.

– Георгий, вы не поняли меня. Я про другое, совсем про другое. Сколько цветов в вазе?

Гоша пригляделся.

– Два. Ну и что?

– Два, – задумчиво протянул мужчина. – Один цветок посчитали недостаточным, а на три орхидеи щедрости не хватило. Остановились на двух.

– И что? – Гоше показалось, что мужчина интересничает, а он этого терпеть не мог. – Ну да, воткнули два цветка. Вам не все равно?

– Георгий, вы в силу своего возраста, наверное, редко бываете на похоронах и потому не знаете, что в России два цветка приносят только покойникам.

«Точно!» – подумал Гоша. Он вспомнил, что слышал об этом когда-то.

– Так, может, у арабов нет ничего такого.

– Вы правы. У арабов нет, как вы выразились, ничего такого. Но мы-то не арабы. И у нас с вами два варианта: попросить убрать один цветок, или напомнить себе, что в чужой монастырь со своим самоваром не ходят.

– С уставом.

– Что?

– В чужой монастырь со своим уставом не ходят. А самовар из другой оперы. Это в Тулу со своим самоваром не ездят.

– Спасибо, я учту. Так что выбираем? Зовем официанта или смолчим? – Мужчина очень внимательно посмотрел на Гошу.

– Я бы смолчал. Все-таки это их страна.

Мужчина кивнул в знак согласия.

Подошел официант и поставил перед Гошей кофе и молочный коктейль. Мужчина заказал себе, как выяснилось, зеленый чай и какие-то кубические изделия, из которых сочился мед и торчали орехи. Гоша решил, что тема с цветами наконец-то закрыта. Вообще прелюдия затянулась. Пора бы уж сказать, зачем они тут.

Но собеседник опять вернулся к цветам:

– В любой стране, Георгий, мигранту приходится постоянно запинаться о такие вот культурные несоответствия. Две орхидеи еще не самое сильное неудобство. Но вы абсолютно правы, надо уважать нравы принимающей стороны. Я рад, что вы это понимаете.

– А я мигрировать не собираюсь. Мне и тут, в смысле в России, хорошо. И вообще. Вы о чем со мной хотели поговорить? Не о цветах же.

– Давайте сначала познакомимся. Я еще не представился. Меня зовут Владимир, но американцы не любят длинных имен. Я для них Влад. И вы можете звать меня так же.

– Меня можно Гошей. И лучше ко мне на «ты», так привычнее. Так вы из Америки?

Влад кивнул.

– Для тебя, Гоша, важно не то, что я из Америки. Для тебя важно совсем другое.

– Что именно?

– То, что я из Гарварда. Лучшего университета мира. Вот об этом я и хотел с тобой поговорить.

Глава 9. Превращение Владимира во Влада

Влад приехал в Америку в конце девяностых, когда обнищание российской науки стало не просто обескураживающе-откровенным, но и, как тогда казалось, бесповоротным.

Еще в студенческую бытность Владимир прибился к тусовке молодых людей, которые, собравшись на кухнях, критиковали Советский Союз и страстно желали построить новое, более динамичное и прогрессивное общество. Чтобы все как у людей – рыночное хозяйство, в котором спрос и предложение балансируются свободным ценообразованием. Из теории Владимир знал, что это путь к изобилию и отмене всякого дефицита. Стоя в очередях, он клял коммунистов со всей страстью, на которую способен молодой человек, мечтающий о джинсах.

Пришло время, и Советский Союз рухнул. Владимир ликовал, чувствуя веяние новых времен. Он как раз окончил институт и поступил в аспирантуру, чтобы внести свой скромный вклад в строительство того самого динамичного и прогрессивного общества, о котором мечтал. И специальность у него подходящая – специалист по автоматизированным системам управления. Почти программист. Можно сказать, устремленная в будущее специальность.

Но вот незадача, на развалинах СССР почему-то зацвел не розовый куст, а чертополох. Заводы и фабрики рассовали по карманам шустрые ребята, которые чихать хотели на мечты Владимира. Несмотря на то что он теперь ходил в настоящих джинсах.

Их институт постепенно превращался в барахолку. Целые отделы уходили в небытие, а на их площадях открывались торговые точки.

Рабочее место Владимира напоминало островок в океане рыночной стихии. Справа, на двери бывшей лаборатории системного анализа, появилась вывеска: «Лучшие одеяла – уснешь и не проснешься». Дверь напротив приглашала купить «Таблетки от глистов. Для котов и не только». Владимир прикидывал, что его зарплаты хватит ровно на то, чтобы проглотить эти таблетки, завернуться в лучшие одеяла и не проснуться.

Однако он просыпался – каждое утро, каждое отвратительное утро. Просыпался и тут же вспоминал, что он в квартире один, что жена ушла от него, не выдержав нищеты на фоне растущего благосостояния некоторых сограждан. Пока они были студентами Страны Советов, все жили примерно одинаково и, поженившись, готовы были принять уравнительную бедность как норму жизни. Однако теперь передовики капиталистического труда стали жить совсем иначе. Жена не могла смириться с тем, что Владимир не из их числа. Вспомнилась школьная любовь, которая, как известно, не ржавеет. Особенно не ржавеет, если у бывшего одноклассника появляется «Мерседес» и квартира в центре.

Сжав зубы, Владимир дотянул до защиты кандидатской диссертации. Он надеялся на это событие как на чудо. Понимал, что звание кандидата наук ничего не изменит, но все же переход в новое состояние рождал иллюзию движения вперед.

Теперь он ходил на работу не как нищий аспирант, а как нищий дипломированный ученый. Это оказалось еще унизительнее.

Его коллеги поделились на три категории, по аналогии с агрегатными состояниями. Газообразные куда-то улетучились. От них не осталось и следа. Просто ушли из науки с концами. Те, кто напоминал жидкость, просочились по невидимым руслам научных каналов в зарубежные университеты. Владимир оказался твердью. Он как тупой булыжник торчал в одном и том же месте – в лаборатории, зажатой между лучшими одеялами и таблетками от глистов. Кто-то посмеивался над ним, кто-то сочувствовал, и никто не спрашивал, почему он приходит на работу первым, а уходит последним.

Впрочем, если бы и спросил, не получил бы ответа. Владимир боялся сглазить, заболтать происходящее с ним. Им овладела навязчивая идея создания нового языка программирования. Языка, изящество которого соперничало бы с эффективностью его применения. Владимир стоял на пороге прорыва и точно знал, что тот состоится. Его уверенность восходила к странному, но явственному чувству, что этот язык уже существует. Его не надо придумывать, надо только пустить его в мир, помочь ему родиться. Владимир чувствовал этот язык, как мать чувствует ребенка в своей утробе.

Когда он представил родившееся чудо, казавшееся ему прекрасным, коллегам по институту, то озадачился их реакцией. Главным вопросом сослуживцев было то, кто является заказчиком этого титанического труда. Другими словами, кто заплатит за этот продукт. «Никто», – ответил Владимир. Коллеги посмотрели с состраданием и посоветовали больше отдыхать.

Тут как раз подоспел отпуск. Владимир решил, что вправе побаловать себя, и отправился в Турцию. Можно было, конечно, найти вариант на российском юге, где-нибудь в районе Анапы, но Владимир решил, что пора и ему вкусить плоды рыночной реформы, поехать в настоящую заграницу.

И чтобы заграница была самая настоящая, Владимир не стал покупать путевку в туристической фирме. Лежать на пляже в окружении соотечественников – это та же Анапа, только на Средиземном море. Владимир, чувствуя себя первопроходцем, сам забронировал отель в предместье Сиде. И даже поинтересовался, не злоупотребляют ли этим отелем русские туристы. Его заверили, что его нога будет первой русской ногой на этом пляже. Понятное дело, врали, но Владимир не особо придирался.

Он мечтал о синем море, о желтом песке и о вкусной еде. Все это ему предоставилось в избытке. Но вот беда, через три дня надоело и море, и песок. От обилия еды случилось несварение желудка. Тут-то Владимир понял страдания Робинзона Крузо и стал искать себе Пятницу. Оказалось, что без живого общения даже ему, программисту по образованию и по призванию, приходится тяжело. Он заскучал по Анапе, но было поздно.

На ловца и зверь бежит. Даже сразу два зверя. Владимир познакомился с Оксаной, яркой девушкой из Урюпинска, и совсем не ярким, но живым и обаятельным американцем с редким именем Джон.

Все трое оказались в одиночестве и не прочь были объединить усилия, чтобы превратить отдых в нечто незабываемое. Попробовали купаться ночью голышом, интересно было только первый раз. Попробовали спьяну групповой секс, но Джон перетягивал одеяло на себя и этим все испортил. Владимиру больше понравилась кража магнитиков на спор – и драйв, и экономия валюты.

Через неделю фантазия и кураж иссякли. А главное – закончились силы куролесить. Первой сдалась Оксана, уснув прямо в баре. Владимир и Джон отнесли ее в номер и решили не возвращаться в бар. Накопившаяся усталость придавила обоих.

Выжатые как лимон, они решили зайти к Владимиру, чтобы в тишине допить пиво и разойтись после фееричного отдыха. Шутить и острить не хотелось. Разве что тихо поговорить.

Через годы Владимир пронесет чувство благодарности к Оксане за то, что она так вовремя заснула в баре. Правда, иногда ему хотелось, чтобы она не проснулась, но это другая история.

В номере Владимира на журнальном столике стоял открытый ноутбук. Он всегда был открыт. В каком бы состоянии ни был Владимир, он не ложился спать, не опробовав свой новый язык. Ноутбуки тогда еще только появились, и Владимир доставал его через заграничного знакомого за безумные деньги. Почти год он ел гречку без масла, чтобы обзавестись этим чудом техники.

Увидев ноутбук, американец оживился. Оказалось, что он, как и Владимир, фанат компьютерных миров. Слово за слово – и вот они уже склонились над клавиатурой, ударяясь головами и толкая друг друга плечами.

Пиво получило отставку, не выдержав конкуренции с бегло бегущими по экрану наборами команд, которые посылал Владимир. Джон ловил все на лету, щедро выражая восторг.

– Что это? Откуда?

– Я придумал. – Слабое знание английского языка не давало возможности Владимиру говорить развернуто. Он предпочитал не говорить, а молча показывать, стуча по клавишам.

– Сам? Ты придумал это сам? – спросил Джон.

– Йес, – победно ответил Владимир.

– Ты на этом разбогател? – спросил Джон.

– Ноу, – тоскливо ответил Владимир.

Джон вскочил и начал бегать по номеру, говоря быстро-быстро и много-много английских слов. Владимир не понимал слова в отдельности, но странным образом схватывал общую суть. Джон его хвалил и говорил, что Россия очень богатая страна, если раскидывается такими программистами. А еще говорил, что Америка очень бедная страна, поэтому ценит даже Джона, хотя он никто по сравнению с Владимиром.

Потом Джон стих и как подкошенный упал поперек кровати. Усталость и алкоголь накопительным итогом сломили его. Владимир закрыл программу и притулился рядом, на оставшемся месте. Уснул он счастливым. Впервые ему сказали, что он гений.

Мужчины, спавшие рядом в одежде, не видели снов. И не знали последствий этой ночной встречи.

А последствия не заставили себя ждать. Протрезвевший Джон пообещал поговорить со своим боссом о талантливом русском парне, который забесплатно творит чудеса, создает новые компьютерные миры. Самое удивительное, Джон сдержал слово.

Через месяц Владимир получил приглашение на конференцию в Америку. Правда, руководство института пыталось заменить его на директора, как более опытного и авторитетного ученого, но американцы замахали руками, дескать, оставьте директора себе. Нам чего попроще, нетитулованного научного сотрудника Владимира. И настояли на своем.

Щедрость американцев носила убойный характер. Они предложили оплатить поездку на две персоны, включая сопровождающее лицо. Владимир растерялся. Жены у него не было, подруги тоже. Но разве можно, чтобы такая халява прошла мимо? Владимир позвонил Оксане и пригласил ее составить ему компанию. Ведь Оксана стояла у истоков этой истории. Не засни она тогда в баре, колесо судьбы покатилось бы по другой колее.

В Америке их поселили в один номер, с огромной, почти квадратной кроватью. Владимир попытался поделить постельное пространство на мужскую и женскую половины, но бойкая девушка Оксана посчитала это лишним. С ней Владимиру было легко и просто. Она рулила их отношениями, пока Владимир занимался диалогом с американцами. И чем больше сил и энергии он отдавал профессиональному вопросу, тем меньше его интересовало то, как складывается его личная жизнь. К концу своего вояжа он получил сразу два предложения: от американцев и от Оксаны. Американцы положили перед ним рабочий контракт, а Оксана рекомендовала жениться на ней. На оба предложения Владимир ответил «да». Ему было лень разделять эти вещи и взвешивать каждое предложение в отдельности.

Он подписал контракт, и новый босс, похлопывая его по плечу, сказал:

– Окей, Влад, ты сделал правильный выбор.

Так Владимир стал Владом.

Оксана, получив согласие Влада стать ее мужем, уехала домой покупать свадебное платье. Там она искупалась в зависти подруг и осознала, что жизнь удалась. В ее отсутствие Влад писал ей остроумные письма, которыми она веселила подруг. На такой духоподъемной ноте она вернулась в Америку.