Полная версия
Обыкновенные чудеса. О людях, с которыми уютно, шепоте сердца и о том, как грейпфрут может изменить жизнь
На кухне исчезли крысы, свекровь их извела. А Дениска лежал, весь румян от тепла печки, завернут в белоснежные пеленки и спокоен.
Утром сквозь сон Алька слышала, как свекровь сходила за водой, как забрала от ее постели хныкающего малыша и унесла на кухню…
А когда, часов в десять, Алька проснулась окончательно, ее ждали теплые закутанные в полотенце и шерстяную кофту сырники, улыбающийся сын и довольная, слегка усталая свекровь. Она доваривала борщ.
– Мария Федоровна, как же хорошо-то! – подсаживаясь к сырникам, сказала Алька. – Как же хорошо нам с вами! Идите – поспите, я доварю.
Только к лету приехал Виктор. А всю весну Мария Федоровна с Алей и Дениской жили втроем.
Они много беседовали. Аля слушала рассказы свекрови о ее нелегкой жизни затаив дыхание.
Они спали на одной кровати. По очереди заботились о Дениске, посадили небольшой огород возле барака. Когда стало потеплее, выезжали на закупки в военторг, а потом гуляли в парке.
Обе они, конечно, переживали за Виктора и очень ждали его возвращения.
И Аля не представляла себя уже без этой женщины. С ней было тепло и уютно, с ней было легко и надежно. Свекровь знала все. Любая бытовая проблема с ней оказывалась решаема.
– Смотрите, ох! У нас угол течет. Дожди проклятые! – переживала Алька.
А свекровь, оценив обстановку, говорила:
– Не ругай дожди, Алечка. Они землю поят, огород наш поливают. А рубероид и клей я завтра куплю. Подтекает там вот… Ну, я знаю, где.
И все быстро вставало на свои места.
– Ох! Дайте, я вас обниму, – восклицала Алька, прижимая к себе теплую, уютную женщину.
Свекровь уговорила Алю и настроила ее на посещение общественной бани. Раньше Алька стеснялась туда ходить. Грела дома кастрюли и обмывалась над тазиком. Теперь каждый банный день они дружно парились, а Дениска спал под присмотром банщицы.
Мария Федоровна находила общий язык со всеми, умела договориться, похвалить – и в конце концов ее зауважали и командиры, и соседки.
– Спи, спи, дочка! – шептала свекровь. Она поднималась очень рано.
– Спасибо тебе, мам! – сквозь сон отвечала Алька и улыбалась своим мыслям.
А мама-свекровь, держа Дениску на руках и тихо прикрывая дверь, улыбалась своим.
Нет, не ради титула «мамы» она здесь. Осталась бы и Марией Федоровной, и прекрасно. Вроде, и неважно все это. Но было так приятно, что пришлось смахнуть легкую слезу счастья.
А Алька не сразу уснула, лежала и думала: «Вот так мы в юности строим представления о будущем, а жизнь – она берет свое».
Не всегда стоит следовать своим принципам, и не все в нашей жизни можно измерять чужим опытом. Измерять надо сердцем.
– Спасибо, мама, милая, – прошептали губы, и Алька провалилась в сон.
Доехать до бабушки
Живот заболел на последней паре. Началась тошнота, и потемнело в глазах. Надо бы досидеть… Но боль усиливалась, и Ксюша уже перевалилась на один бок, прижимая пальцы к точке боли.
Подняла руку, вышла. Конечно, она ждала и в целом была готова к этим дням, но вот про таблетки совсем забыла, и у подруги их тоже не оказалось.
Ну ладно, осталось досидеть эту пару, а там уже – автобус и вокзал. К бабушке на выходные. Поблизости от вокзала есть аптечный пункт. Купить таблетки, потом чуть больше часа на электричке, и Ксюша у бабушки. А уж бабушка… рядом с ней все пройдет.
Пара длилась необычайно долго. Ксюша вся извелась. Боль усиливалась. Но, наконец, муки прекратились, и девушка вышла из корпуса университета.
На улице было мерзко – снег вперемешку с дождем. Говорила же мама, надевай зимнюю куртку, так нет же, она вырядилась, пошла в легком! А тут – почти зима. Куртка короткая, джинсы тонкие… Ох, оказаться бы сейчас сразу – у бабушки!
На улице Ксюше стало немного получше, боль рассосалась, затаилась – готовилась к новому штурму. Как назло, долго не приходил автобус. Ксюша промочила ноги, но это еще полбеды; вернулась боль.
Новая атака, прямо схватки какие-то. Люди, прячась от дождя и снега, бежали по своим делам, иногда толкая застывшую от боли студентку. Хотелось выть…
Мест в автобусе не было. Темнело в глазах. Но молодой девушке стыдно просить уступить ей место, и Ксюша терпела.
Стало тревожно («А как там… все ли в порядке сзади?»), и Ксюша постаралась встать спиной к окну. По полу автобуса жутко дуло – окоченели ноги. Хотелось к бабушке.
Аптечный киоск на железнодорожном вокзале был закрыт. До электрички оставалось еще минут сорок. Ксюша упала на вокзальное сиденье, наклонилась вперед и с силой прижала сумку к животу. Так было легче терпеть. Девушка делала вид, что спит, а на самом деле считала до ста, переводя дыхание.
– Ноги подними! – услышала она.
В полупустом зале уборщица мыла пол.
– Я не могу!
– Че так?
– Живот болит.
– Может, скорую вызвать тебе? – Уборщица жалостливо посмотрела, все понимая. Женщина – женщину.
– Не-е-е, доеду…
В такой же позе, крепко сцепив зубы от боли, Ксюша ехала и в электричке.
Как дошла до бабушки, даже и не помнила.
Бабушка, увидев промокшую внучку, ее темные круги под глазами, лоб в напряженных морщинках, озноб – все поняла сразу.
– Бабуль, обезбол дай!
– Так. Садись, сейчас. Снимай все с себя. Ты промокла насквозь.
А дальше все пошло по тому идеальному сценарию, который могут для нас организовать только бабушки.
– До сих пор в синтетических колготках! Без носков! – причитая, суетилась старушка.
– Бабуль, за что нам, женщинам, это?!
– Ну, пока я замуж не вышла, тоже так мучилась, потом полегче стало, – успокаивала она.
И вот уже Ксюша сидит в колючих шерстяных носках, длинной футболке, в бабушкином фланелевом халате, завернутая в любимую темно-зеленую вязаную шаль.
– А таблетки? – прокричала Ксюша уже из ванной.
– Сначала ложки три горячей лапшички куриной съешь. Давай-давай, через «не хочу».
И вот бабушка кладет рядом с тарелкой лапши две долгожданные и такие необходимые таблетки, а потом наводит что-то лекарственно-кислое и горячее в стакан, процеживает отстоянную травку.
Лапша, лекарство и забота бабушки вскоре подействовали: ушла боль, появилась испарина и расслабление. Даже шаль стала лишней. А бабушка что-то там растирает бальзамом и брызгает Ксюше в рот…
Захотелось уснуть тут же – за кухонным столом. Ксюша прислонилась к спинке стула и закрыла глаза. Вот оно – счастье.
Но счастье не кончалось. Оно ждало ее в виде пушистой перины и мягких подушек. Ксюша так тяжело упала на кровать, как будто в ее теле было килограммов сто. А когда бабушка подоткнула одеяло со всех сторон, Ксюша даже не могла пошевелиться.
И перед самым сном подумала:
«Не хочу я замуж! Никто в жизни не сумеет так любить, как любят нас наши бабушки!»
Дорога домой
Антонина и Дмитрий возвращались в город. Они ездили смотреть дом, который собирались купить. Судьба их свела в том возрасте, когда дети уже выросли и даже подрастали внуки. Оба были одиноки, обоим хотелось своего пространства, собственного – но общего для них двоих – жилья.
В покупке именно этого дома Тоня еще сомневалась – уж очень далеко деревня находилась от города. Хотя здание добротное, и хозяин не завышал цену… Дорожные раздумья Тони прервал голос Дмитрия:
– Смотри, смотри! Опять эта собака.
Навстречу по правой стороне дороги действительно, прихрамывая, бежал пес. Тот самый, на которого они обратили внимание еще утром, обогнав его, когда ехали в деревню. Прошло часов шесть. Пес за это время пробежал десятки километров. Он был достаточно большой, грязный, серой масти, с висячими ушами и грустными глазами.
Дмитрий затормозил, вышел из машины и свистнул. Пес остановился и оглянулся, но с места не сдвинулся.
– Достань бутерброды, Тонь!
Антонина полезла в пакеты и выудила оттуда оставшиеся бутерброды, завернутые в фольгу. Дмитрий позвал собаку, поманил едой. Пес, немного подумав, двинулся навстречу. Благодарно посмотрел на Дмитрия и начал медленно есть. Тоня с жалостью смотрела на собаку.
– Это куда ж он бежит весь день? Утром обогнали, и сейчас – вот…
– Не день, дольше. Посмотри, какой грязный. Наверное, давно идет.
– Слушай, а может, возьмем себе в дом? Там и конура есть, – предложила Тоня.
– Да мы ведь еще и не решили, покупаем дом или нет… А сейчас его куда? В квартиру?
– Ну, можно и к сестре Люде пока, во двор. Я договорюсь.
Дмитрий помолчал, подумал, осмотрел еще раз собаку.
– Хороший, вроде, пес. Подкормить только. Ну, давай!
Антонина и Дмитрий сошлись на том, что пес поедет с ними. Но мнение пса с их мнением не совпало. Собака доела бутерброды, посмотрела на пожилую пару и продолжила путь в том же направлении. Дмитрий пса догонял, брал за холку, пытался уговорить, но пес вел себя, как упрямый ослик: при приближении Дмитрия он не двигался с места, молчал, упрямо глядя исподлобья. К машине идти не хотел.
Так они и расстались. Машина и пес разошлись в разных направлениях.
Пес оглянулся, грустно посмотрел вслед уходящей машине и заковылял дальше. Не сомневался – он принял правильное решение.
У пса была цель – он возвращался к хозяину, по которому очень скучал. Хозяина звали Григорий, и был пес с ним с самого детства. Сначала с ним и с его женой, а потом уже только с ним, когда жены почему-то не стало.
Но прошлой осенью его посадили в машину и увезли в город. Там тоже был двор, но все кругом пугало: и чужие городские звуки, и окрик нового хозяина (в общем-то, доброго и заботливого, но так и не ставшего своим).
А еще все время снился родной двор, конура и даже дворовые коты. Новый хозяин говорил с ним ласково, понимал, что пес скучает, но…
Прошло полгода. Весной хозяин взял его на рыбалку. И вдруг, у реки, когда волна столкнулась с берегом, пес явно почувствовал родной запах – его принесла вода. Река вытекала из глубокого леса, а значит, там, за лесом, и есть его дом, его хозяин, и надо бежать вверх по течению, чтобы вернуться домой.
И пес помчался. Первый день шел прямо по берегу. Останавливался и пил воду. Ночью уснул на берегу. А на следующий день, когда лапы закровили и идти стало труднее, вышел на идущую вдоль реки дорогу. Полегчало. Но голод сделал свое дело – пес очень устал. Следующую ночь он провел на заправке, там ему перепала булка.
А утром пес опять отправился в путь – вверх по реке. Пожилая пара остановила машину и очень вкусно его накормила. Но и напугала немного, пришлось посопротивляться.
Пес отдыхал все чаще, но продолжал идти к своей цели. Он уже чувствовал – дом близок.
К вечеру, когда силы были на исходе, пес добрел до своей деревни. С трудом влез в знакомую дыру в заборе и поскреб лапой дверь дома, лаять уже не было сил. Но хозяин не откликнулся. Пес залез в любимую конуру и крепко уснул. Было очень спокойно – он попал домой.
* * *– Ирка, глянь! Бармалей? Это же Бармалей! Откуда он тут?
Соседка с дочерью шли на утренний автобус.
– Надо же, Бармалей! Откуда ты?
Пожилая соседка зашла во двор и постучала в дом.
– Андрей! Ты что, приехал?
Но в доме никто не откликнулся.
– Мам, посмотри. У него все лапы в крови. Он, походу, сам пришел, сбежал.
Девочка Ира присела на корточки перед собакой.
– Бармалеюшка, ты чего? По деду Грише тоскуешь, да? И мы по нему скучаем, но нельзя же так. Андрей тебя забрал, а ты удрал, да? Так сколько ж ты бежал, бедный…
– Сбегай, Ир, в дом. Там картошка с курицей в холодильнике. Положи ему, но быстренько, а то опоздаем. Я пока Андрею позвоню.
Андрей был сыном Григория. И когда отца не стало, он забрал собаку себе. Двух кошек приютили соседи, а Бармалей поехал за триста километров. И, увидев сегодня пса во дворе, соседка подумала, что Андрей приехал на побывку. Но обычно он предупреждал о таком заранее. У соседей и ключи были.
– Как – в деревне? А я весь лес прочесал! Как он попал в такую даль! – Андрей искренне удивлялся.
Бармалей сбежал от хозяина во время рыбалки три дня назад. Мужчина искал пса, звал его, бегал по лесу и реке, но безрезультатно. Бармалей как сквозь землю провалился. Так и ушел Андрей домой без него. А теперь ему звонят соседи родительского дома и говорят, что пес вернулся – но куда!
– Я сегодня не смогу, мы только в выходные приедем. Присмотрите там за ним, пожалуйста.
В субботу утром Андрей с женой прибыли. Во дворе их отцовского дома собрались местные старожилы. Все в один голос говорили, что, раз Бармалей вернулся, опять увозить его не стоит. Пусть остается, они присмотрят.
Дом Андрей продавал. Решили, что поговорят с новыми хозяевами, попросят взять дом с охранником-псом. Завтра как раз встреча с кандидатами на покупку.
Бармалей эти дни только спал и ел. Лапы, перевязанные бинтом, раздражали, пес грыз бинт и стаскивал его зубами. Ирина собаку за это ругала, но не сильно. Только мазала чем-то противным раны и перевязывала заново.
Бармалей уже начал понимать, что Григорий не вернется, его нет на участке и не будет уже никогда. Но пес все равно был счастлив оказаться дома. Здесь все родное: фуфайка в сарае (которая пахла старым хозяином), звуки, доски, под которыми Бармалей любил поспать, забор и даже коты.
Пес дремал, когда вдруг услышал знакомые голоса людей, которых повстречал на дороге.
– Дима, смотри! Это же та собака, которую мы хотели забрать на трассе, – радостно воскликнула Тоня.
– Его Бармалей зовут. Он удивил нас тут всех. В городе от меня убежал и сюда пришел. Вернулся, так сказать, в родные пенаты, – и Андрей рассказал все подробности этой удивительной истории.
Пес с Григорием были, что называется, не разлей вода. Пес ходил за мужчиной по пятам: отец на работу, в совхоз или в магазин – Бармалей за ним. В сарае мастерит – пес рядом. Другом был настоящим. Но вот отца не стало, а у Андрея Бармалей жить не захотел, сюда вернулся.
– Ну, значит – это знак. Хороший знак. Берем дом! С Бармалеем в придачу берем. Он нам еще на трассе по душе пришелся, – призналась Антонина.
– Что, брат, лапы-то стер? – Дмитрий присел на корточки перед Бармалеем, который делал вид, что стаскивает бинт, но на самом деле внимательно прислушивался к людскому разговору. – Ну, давай знакомиться поближе, мне тоже не помешал бы такой вот настоящий друг.
Лопату жалко, или О странностях женской логики
Марина собралась на дачу. Так приятно было осознавать себя владелицей дачи – веяло чем-то исконно русским, романтичным и богатым.
Ее мучило чувство зависти к соседке, которая вчера усаживалась в машину зятя, чтобы с комфортом поехать туда же. У Марины не было ни зятя, ни машины. Имелся сын, но он жил очень далеко: уехал на заработки на север да там и остался.
Марина уже давно была Мариной Николаевной, сто лет работала методистом-воспитателем в небольшом детском саду. Когда оказалась одна с сыном на руках, пришла работать туда няней. Потом отучилась, и теперь вот… Методист! Сын вырос, а она по-прежнему в саду. Уже пенсионерка, но разве на пенсию проживешь? Вот и дача, кстати говоря, помогала не только морально…
Марина вывезла из подвала старый велосипед с подкачанными вчера колесами. Нужно было перевезти за город садовые инструменты, скарб. В общем, все то, что оставлять на зиму без присмотра было опасно: участки периодически «обносились», и охраны в поселке не было.
Весна нынче затянулась. Шли дожди. Вот и сейчас собирались тучи. Но Марина была настроена решительно: по всем садовым календарям сейчас – самое время начинать посадку рассады.
Хотелось взять с собой побольше полезных вещей. А особое место в мыслях занимала новая лопата. И без того тяжелое занятие – перекапывание земли – давалось Марине особенно трудно, ведь она была женщиной миниатюрной и богатырской силой не обладала. И поэтому лопату выбирала долго, советовалась со знатоками и не скупилась.
Марина не нашла дома веревок. Пришлось привязать лопату, тяпку и грабли к велосипеду атласными ленточками, оставшимися от родительских подарков на 8 марта. Получилось даже красиво, с бантиками. Потом Марина нагрузила мешок со скарбом на раму, поставила сумку и пакет с личными вещами на багажник, и отправилась в путь. На мешке и пакете тоже красовались разноцветные бантики.
Ну что ж, хоть это делало поездку на дачу немного романтичней.
Путь был неблизкий. Большую часть дороги Марина ехала, смешно разводя колени – груз мешал. Она устала. А тут еще, как назло, зарядил дождик. Марина предусмотрительно надела теплую куртку с капюшоном. Но грунтовая дорога тут же размокла, и все равно пришлось идти пешком. Колеса скользили. Марина уже ругала себя за то, что набрала так много вещей.
Впереди – железнодорожная насыпь. В объезд – далеко. Чтобы насыпь преодолеть, нужно было с разгону закатить наверх тяжелый нагруженный велосипед, потом перетащить по очереди каждое колесо через рельсы и спуститься. А там уже и садовые участки начинаются.
Марина передохнула, подумала о том, что лучше было бы отвязать хотя бы мешок, но… Ей так хотелось поскорее оказаться на участке и спрятаться от дождя!
Она посмотрела по сторонам – не идет ли поезд? Слегка разогнала велосипед и рванула. Первая попытка оказалась неудачной, пришлось скатить. Она разогнала велосипед чуть сильнее, и он въехал: ударился о выступающую шпалу, но устоял. Самое сложное было позади. Марина приподняла сначала задние колеса, с трудом переставила их так, чтобы они оказались между рельсами… И вдруг услышала свист приближающегося поезда. Рельсы уходили за поворот, и опасности пока что видно не было.
Марина засуетилась. Отпустила руль, и велосипед упал, придавив мешок. Она начала поднимать мешок, но красивые атласные ленточки не выдержали ее напора, и весь скарб, все садовые инструменты рассыпались на рельсы.
Марина совсем растерялась – и тут поезд показался из-за поворота. Он гнал на бешеной скорости, а через секунду оглушительно засвистел. Марина дергала велосипед, но прекрасная новая лопата удерживала его: встала поперек рамы и, уткнувшись одним концом в рельсу, а другим – под спицы колеса, не отпускала. Паника (вместо того чтобы активизировать работу мысли) затуманила ум. И Марина почему-то двигалась и соображала медленнее – зачем-то дергала мешок, пытаясь освободить его от проткнувших насквозь граблей… Что-то размыло сознание: то ли дождь, то ли усталость, то ли возраст. Марина вообще не думала о себе, она думала только о спасении новой лопаты. Она представляла, как колеса поезда раздавят ее.
И тут что-то мягкое подхватило ее поперек живота и толкнуло. Марина съехала с насыпи вниз, а потом как сквозь сон увидела: мужчина быстро отбрасывает ее инвентарь на другую сторону. В голове сидела мысль:
– Мне же надо сюда, а не туда! Вот куда он бросает? Лопата же новая, сломает! Глупый! Или..?
Поезд свистел что было сил. Последним в сторону Марины полетел велосипед. А мужчина прямо перед первым вагоном сиганул в другую сторону.
Поезд грозно, как будто в страшном гневе, несся мимо. И в этот опасный и трагичный момент Марина думала только об одном: по ту сторону рельс лежало все ее богатство – сумка с кошельком и карточкой, с ключом от квартиры, с телефоном, новая лопата и отличная тяпка, только что приобретенный железный чайник… И много других вещей, которых лишиться было бы несказанно жалко. Скорее всего, мужчина – вор, и ее обокрали. Сейчас пройдет этот длинный поезд, и по ту сторону насыпи не окажется ни мужчины, ни вещей. За лопату было особенно обидно.
Бесконечные вагоны летели перед глазами. И Марина искренне удивилась, когда за последним из них увидела лысеющую голову «вора».
Марина молча смотрела на него, а он постучал себе кулаком по лбу, давая понять, что о ней думает.
Она гордо, обиженная его жестом, прошествовала через насыпь и начала собирать вещи. Мужчина молча ходил по рельсам и что-то искал. Потом он подобрал рюкзак и зонт. Зонт был сломан. Мужчина подергал его, посмотрел на сломанные спицы и, расстроенный, опустил руку. Потом подобрал и отряхнул кепку, козырек которой тоже висел на нитках.
И тут Марина увидела всю картину происходящего. Мужчина спас ее, рискуя собой, не думая о своих вещах, спас ее и машиниста поезда от большой трагедии. Ком подступил к горлу. Какая же она дура! Марина села на свой мешок и заплакала.
– Что, испугались? Не плачьте, все же хорошо, – мужчина подошел, начал собирать ее инвентарь. – Как вы так? Смотрю, поезд идет, а у вас – ноль реакции!
– Не знаю! Лопата застряла, а она же новая, дорогая, жалко, – всхлипывала Марина.
Мужчина как раз держал злосчастную лопату в руках.
– Ну, лопата так себе! Долго не прослужит. Да и точить ее надо, тупая вон. – Он засунул разодранную кепку в карман и показал на острие инструмента.
– Как это «так себе»? В магазине сказали – лучшая, – сопела носом Марина.
– Они что угодно скажут, лишь бы продать. А где ваш участок?
– Четвертое поле, там предпоследний ряд.
– А мой на третьем. Пойдемте, провожу. Я тоже туда шел. Потом лопату вашу возьму к себе и наточу. Или хозяин справится?
– А нет хозяина, я сама себе хозяйка.
– Оно и видно, – улыбнулся мужчина, и Марина покраснела, вспоминая только что произошедшее.
Они погрузили мешок на велосипед, взяли инвентарь и дошли до участка Марины, по дороге рассуждая о затянувшейся весне и несносной погоде.
– Кепку мне покажите, пока лопатой моей занимаетесь, я ее зашью. Или хозяйка справится?
– А нет никакой хозяйки, два года как скончалась. Один я…
Мужчина оглянулся и махнул рукой. Его сутулая спина показалась вдруг Марине какой-то родной. Сейчас она поставит чайник, приготовит перекус и займется кепкой.
Надо же как-то отблагодарить за спасенную лопату!
Последнее дело матери
«И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы».
Апостол ПавелЕй снился сон, в котором дети переругались и передрались. Она даже видела, как один сын другого душит, как хватают друг друга за волосы дочери.
Когда этот страшный сон, наконец, ушел, она села на кровати. Солнце золотило край неба. Наступал новый день. Она слышала, как падает первый снег, но уже не могла его увидеть. А вот золотая полоса, поглощающая тьму, просматривалась хорошо.
Она прилегла обратно. Очень болела голова. Начиная с затылка, боль холодным свинцом шла к вискам, невыносимо давила и сковывала.
Ее шестидесятилетняя дочь, которая жила здесь же, видимо, еще спала. В доме было тихо, и только мерный стук часов и тихий шелест снега нарушали тишину. Ей снилось то, чего она больше всего боялась и чего бояться устала. Сегодня она должна принять решение и, наконец, сделать так, чтобы эти сны прекратились.
Солнце поднималось все выше, разгоняя ночь. Заголосили петухи. Проснулась и зашаркала ногами Ангелина. Вера ждала, знала, что дочь, как только закончит свои утренние процедуры, заглянет к ней в комнату.
– Доброе, мам! Как спала? – Геля отодвинула шторы, впуская в комнату режущий глаза яркий свет.
– Плохо. Созывай, Гель, всех. Надо созывать. Пора.
Геля не удивилась, но немного озадачилась – приезд родни означал дополнительные хлопоты, а ей нездоровилось.
– Точно, мам? Ты решила? – Дочка присела на кровать.
– Точно, Гель, созывай.
Ангелина знала – мать слов на ветер бросать не будет. Раз решила, значит, спорить нечего.
Когда женщины живут вместе много лет, они понимают друг друга без объяснений.
Геля была старшей дочерью Веры Павловны. Она так и не вышла замуж – не сложилось. В старших классах ее любимый утонул. А она, порядочная и впечатлительная, так и осталась в мыслях с ним.
Детей у бабушки Веры было шестеро. Когда в молодости ее Коля сказал, что детей у них будет не меньше десятка, она засомневалась. Вряд ли она родит столько – слабовата. Была она худая и плоскогрудая. Многочадие – это тоже призвание, это – дар. Не у всех он есть. Наверняка, только у обладательниц здорового сильного тела. Но жизнь все равно дарила Вере и Коле детей, и они радовались каждому.
Первых четверых Вера рожала дома, с бабкой-повитухой.
А когда пришлось ложиться в роддом с пятым и шестым детьми, Вера очень не хотела. Казалось – бросает старших, ощущала себя немного предательницей. Думалось, что теперь ее заботы другим детям достанется меньше.
Это – одна из сторон любви. Ты не можешь всегда дарить всего себя только одному. Разрываешься и не знаешь, кому сейчас твоя забота важнее.
Но любовь – она щедрая. Она стремится разрастись, охватить как можно больше людей вокруг, согреть всех. А те, первые, которых ты любил в самом начале пути, должны осознать и принять это. И старшие дети должны научиться не только наслаждаться любовью матери, но и дарить свою любовь братьям и сестрам. А это не всегда просто.
