Десять лет среди харайтов. Часть 1. Нартен Марр

Нартен Марр враскачку, перепрыжкой спустился на дно оврага, подражая повадкам молодого кухурра, подобрался к нетронутому трупу и, раздираемый любопытством, перевернул его на спину. В ту же секунду он забыл о засыпающем в нескольких шагах звере, всецело предавшись изучению мертвеца, ибо разом узнал под его плащом знаменитую синюю с черным форму всемогущей Службы Технического Контроля.

Хуже не придумаешь! Храпящий людоед окончательно перестал занимать сталкера, он даже опустил снятый с предохранителя арбалет. Тем более, не кухурр явился причиной гибели сотрудника СТК. Шея последнего была свернута почти на 180 градусов, импульсная пушка в не успевшей окоченеть руке разрядилась до предела.

СТКшник в кого-то стрелял, прежде чем его настигла смерть, а Нартен еще не видел того, кто промахнулся бы в кухурра, ровно как и того, кому хищник свернул бы голову.

Стоило бы бросить все это и быстрее убираться отсюда, хотя в грязи остались его следы. Шадарат! Через пару часов прилетит целый отряд, начнут искать виновника, и доказывай, что ты не осел! Может сразу шерифу заявить?

Не хотелось Нартену связываться с этими страшными государственными структурами. Нет, к шерифу он не пойдет. Замазать следы, пройти кругом через реку, через Территорию…

О, Великий Пес! К ночи вернуться домой. И сжечь ботинки, свои прекрасные, надежные ботинки, Харатрон побери!

Нартен остановился. Вдоль промоин на топком дне тянулась цепочка еще одних следов – глубоко вдавленных, подкованных подошв не меньше чем 45-ого размера. Кое-где попадались разбрызги темных пятен, и сталкеру не потребовалось обьяснять, что это такое. Кровь.

«Погоня, смертельная схватка и…» – Нартен поскользнулся и с плеском шлепнулся в грязь. Но он не придал этому значения, лишь увидел, вылезая, расщепленную выстрелом молодую березку. Дерево было перебито, разможжено в месте удара. Верхушка его валялась шагов за пять, обожженные, изуродованные волокна выдавали импульсную пушку.

Нартен скорехонько пошел дальше, по примятой траве и частым кровавым каплям, перекинув арбалет за спину и загнав в бластер дополнительную батарею.

Шагов через пятьдесят он, настороженный, словно ищейка, заметил что-то, блеснувшее во мху, кусок непонятной детали с обрывками проводов. Ему стало немного жутко, ибо не зверь и не выродок прошел здесь часом раньше. Наверняка вооруженный, очень опасный и скоростной боец, сумевший отправить за Грань двух великолепно вышколенных агентов и неизвестно сколько перекосивший их ранее.

Важный преступник, иначе бы только полиция им занималась, очень нужный, раз решили преследовать его на границе Территорий, возможно технайдер, машина-убийца, по следу которой Нартен не пойми зачем сейчас шарится, дразнит Судьбу.

«Ну и найдешь, – говорил себе сталкер, продолжая вынюхивать, – и что ты сделаешь? Грудью поляжешь за Республику Сэтэра, получишь посмертный орден за помощь тайной полиции? Ты же СТК боишься, а потому ненавидишь, она может тебя за лишнее слово до смерти за решетку упрятать, может на спайсовые рудники бросить. И что же теперь, помогать ей во имя человечества? Не помогать? А что тогда делать?»

Размышляя таким образом, Нартен продолжал идти, быстро и уверенно, ибо для него, профессионального сталкера, такой неприкрытый след не был загадкой. Его торопил охотничий азарт и увлечение погоней. Возможно, в силу природных особенностей характера, он мог бы стать хорошим солдатом, если бы не глухой отказ подчиняться и хроническая аллергия на дураков, коими, как известно, изобиловала сэтэрская армия.

Он чувствовал Территорию, выходя на реку окольным, незнакомым путем, ощущал, как река придвигается, и это нравилось ему все меньше.

Над узкой серой полосой струился туман, отражаясь в ее зловещей, недвижной глади. Река и текла, и стояла одновременно. Точнее, взглянув на нее, было не определить даже крохотного движения – она казалась застывшим стеклом, начищенным и отполированным до блеска.

Налетал неровными порывами ветер, сдергивал белесые клочья, сбивал их в кучи, обнажая на миг унылый пейзаж, простиравшийся за рекой. Жухлый камыш, щетину тронутой инеем травы, белый мох на болотных кочках. Там, за мертвой и страшной водяной границей начиналась она – всевластная хозяйка огромного пространства, непонятная, неизученная и неумолимая Территория.

Даже последний остолоп, у которого начисто отсутствовала интуиция, мог увидеть – за рекой что-то не так. Угрюмые, подернутые дымкой топи, гребни коричневых, покрытых тиной прутьев, проблески луж – все дрожащее и неестественное, нарисованное, будто готовое исчезнуть или размазаться бесцветным пятном, завернуться в спираль гравиловушки или прорезаться внезапно черным квадратом, уносящим в иные миры.

На Территории происходило все, что угодно, что только посильно больному, извращенному воображению ее Создателя, который неистовствовал и бредил, посылая в мир все новые и новые ужасы. Территория звала и манила, ее высокий, вибрирующий голос звучал день и ночь, пронзал, словно ультразвук, мозг и душу, находя отклик в тех, кто, как и она, обладал некой болезненностью, особым сталкерическим медиумизмом.

Она звала, чтобы околдовать и манила, чтобы не отпустить уже никогда; возникать во снах и диктовать свою волю, проводить тайными тропами через свое сердце и прокладывать тропы в сердце идущего.

Но что хорошо сталкеру, то человеку – смерть, и кроме немногих избранных, люди жили в постоянном изматывающем страхе. Они отказывались съезжать с насиженных мест, слепо следуя призывам правительств не уступать Территории ни метра, они предпочитали не замечать ее, но она являлась к ним ночами, входила в их дома случайным сквозняком, проникала в их легкие с дождем и туманом и, поселяясь внутри, билась с их сердцем, дышала их дыханием, вытягивая последние силы.

А потом переходила в наступление, хлестая их, выжатых и сдавшихся, радиоактивным бичом и теперь уже точно выгоняя прочь, сдвигала границу еще километра на два-три.

За рекой начиналось безумие. Его чувствовал человек на крутом берегу, всматривающийся из-под ладони в мешанину испарений и болот, в первую заградительную линию Территории. Наконец он тяжело сел на кочку у самого обрыва и опустил голову на скрещенные руки.

Его спутанные желтые волосы падали до середины спины, обтянутой клетчатой курткой, рваной и грязной, в пятнах засохшей крови. Такие же, красно-черные короткие штаны из толстой шерстяной ткани, разодранные, будто собачьими зубами, обнажали мощные мышцы ног беглеца, мышцы, что наравне с арматурой несли его уже четырнадцать дней через горы, леса и степи, через последние мелкие городки, почти без остановки, сквозь бесчисленные ловушки и лазерный огонь застав. И вот… донесли…

Он накинул на плечи короткий клетчатый плащ с пятью прожженными дырами и отложил в сторону тяжелый трофейный автомат. Беглец смотрел на реку, что накатывалась на глинистый берег двумя метрами ниже, подступала совершенно бесшумно, словно жидкое стекло или масло, и подсчитывал, сколько рентген накопила в себе эта стылая, омертвелая глубь.

Он поднимал глаза к небу, разглядывая что-то, видное только ему и хмурился, передергивая щекой. Плохо, очень плохо… Сзади коварный и настойчивый враг, озверевший от беспрестанных неудач, впереди – враг неведомый, но, по слухам, не менее беспощадный. Территория. Но она давала хоть какой-то шанс, не питая ненависти к беглецу лично или питая ее ко всем одинаково.

Он пошевелился, собираясь подняться, но тут же что-то острое и холодное уперлось ему в затылок. Властный голос над ухом прошептал: – Не двигайся!

Так обрываются мечты и надежды. Но беглец был не из тех, кто легко сдавался. Он молча проклинал свою беспечность. Стоило на миг забыть об угрозе, как она возникла, будто родилась из-под земли. Он не услышал ни шороха, ни треска. И, самое обидное, не мог определить, что за оружие приставлено к его шее, хотя мог поклясться, что это не бластер и не импульсная пушка. Только бы выгадать секунду… долю секунды…

Он уловил короткий лязг и понял, что преследователь завладел его автоматом. Что ж, большого перевеса это не даст, знать бы, что за штука у него в руках.

– Встань на колени. Медленно! – продолжал командовать невидимка, не отводя оружия. – Сними пояс. Руки за голову. Обе.

– Правая не работает, – спокойно ответил беглец, заметив краем глаза, как забрала пустые кобуры и плазменный резак на ремне рука в перчатке с обрезанными пальцами.

Не СТК. Служба такое не оденет. Кажется, медный браслет на запястье. Местный сторожил? Охотник? Шериф?

– Что ты делал в моем лесу? Пробирался в поселок?

У беглеца отлегло от сердца. Пленитель снисходил до разговора и, похоже, ничего не знал. Как можно миролюбивее, стремясь придать голосу дружественность, он обьяснил:

– Ничего дурного. Поселок мне безразличен. Отпустите меня, я немедленно уйду за реку, как собирался.

– Зачем? – потребовал голос.

Придумывать было нечего.

– Я иду к краю Щита. Мне нужна связь, – устало отозвался желтоволосый.

– Ты собрался лезть один на Территорию?! – в голосе послышалось неподдельное изумление. – Сейчас?! Ты что, ненормальный?

– У меня нет выбора.

Сзади задумались. Через пару секунд горло беглеца опоясала колючая металлическая полоса. Оружие убралось.

– Без глупостей, – предупредил голос. – У тебя на загривке плитка взрывчатки, у меня – кнопка. На кибернетику не рассчитывай. Одно подозрительное движение, и твоя голова окажется на соседнем берегу.

Желтоволосый задохнулся от досады. Хитер, шельма, ох как хитер!

– Можешь встать и обернуться.

Нартен Марр уже успел пожалеть, что отдал последний приказ. Коленопреклоненный, незнакомец внушал меньше опасений, выпрямившись же, оказался настоящим атлетом. Могучая грудь, широкие, пусть даже перекошенные, плечи и, главное, на две головы выше сталкера.

Нартен, не опуская арбалета, отошел подальше и заметил удивление в серо-стальных глазах беглеца. Тот едва ли не в шоке оглядывал маленького охотника с экзотическим оружием. С оружием, которое не причинило бы ему даже серьезной царапины и, тем более, не способно было его убить.

Нартен, в свою очередь, запоминал чеканное, худое, вытянутое лицо незнакомца, его высокие, выступающие скулы, прямой нос и рубленый, будто гранитный, подбородок, поросший светлой щетиной. В глубоко запавших, усталых глазах светилось бесстрашие и какое-то необычное достоинство, царственная гордость.

Нартен давно не встречал людей с достоинством в глазах, он привык к бегающим воровским гляделкам, к испуганным гляделкам, к гляделкам, пресыщенным довольством, затянутым мутной пеленой, к пуговицам, зенкам, глазенапам, но только не к прямому, уверенному взору льва.

Льва… иначе Нартен и не мог выразиться, ибо воистину было в пленнике что-то величественно-властное, усиленное, как ни странно, изорванной одеждой, прострелянным плащем, кровью на лице и руках, взлохмаченной солнечной гривой, трепетавшей на ветру. Не успел он опомниться, как незнакомец перехватил инициативу, будто не стоял под прицелом, а сидел на троне, окруженный надежной охраной.

– Почтение знающему Тропу, – проговорил он глубоким, звучным голосом, определив ремесло Нартена по вышитой ленте-завязке на шее, отличительному знаку сталкера. – Я прошу помощи, Мастер. Проводи меня до конца Щита и, клянусь, ты получишь такую награду, что не пожалеешь о содеянном.

Нартен косо усмехнулся, польщенный, что его назвали мастером, и быстро прикидывая все дальнейшие действия.

– В лесу два СТКшных трупа, – как бы невзначай заметил он, наблюдая малейшие реакции незнакомца. – Скоро прикатит целая орда синих фуражек.

«Лев» сделал шаг назад, закрываясь здоровой рукой, оскаливая ровные белые зубы.

– Не выдавай меня, знающий Тропу. Я сумею достойно отплатить.

Нартен скептически фыркнул.

– Ты много обещаешь, но с куртки твоей капает кровь, и ты того и гляди рухнешь. Ты гордо говоришь, но тебя преследуют, как зверя… Кто ты?

Незнакомец выпрямился, что, видимо, многого ему стоило, и расправил плечи.

– Я тот, в чьих руках скоро окажется судьба мира.

Нартен Марр обалдел. Он был сражен наповал, заинтригован, взбудоражен, очарован. Даже если этот новоявленный «потрясатель миров» сумасшедший, ему стоило помочь за саму редкую специфику его безумия. Нартен принял решение и перещелкнул кнопки на браслете, вызывая припаркованный в дальнем перелеске глайдер.

4

Челюсти сталкера окаменели от напряжения, он отчаянно молился всем богам, чтобы не нарваться на СТК на подлетах к поселку, неизвестно, сколько их могло здесь рыскать. Крупный, редкий пока дождь молотил его по плечам, стекал за шиворот. «Потрясатель миров» застыл сзади в полуотключке, примотанный к спинке сидения собственными ремнями, руки его сжимали плечи сталкера, который сквозь одежду чувствовал стальную хватку киборга, хватку металла, от которой сводило мышцы, напоминая, в какую опасную авантюру он впутался.

Скорее бы гроза… Ливень уничтожит все следы, размоет тропы, сотрет запахи. Надумал тоже – техно-террориста домой везти. А что делать, на Территорию с ним, раскуроченным, под вечер не пойдешь и в лесу не оставишь, попадется.

Дождь усилился, стрельнула первая молния, озарив переплетения сосен мертвенным светом. Мутная вода побежала по рукам, по лицу, портя видимость, Нартен довернул скорость до упора и покосился на лапы технайдера, на тускло-блестящую сквозь рассеченную кожу арматуру. Током бы не шарахнуло…

До границы Щита его довести, чтобы мог со своими связаться. Есть такой щит вокруг планеты, СТК поставила. В космос из-под него сигнал не пошлешь – отразится. Никаких межпланетных разговоров, все контролировать, все, все, все! Мир наизнанку! Только экран этот не сплошным полем стоит, а как бы несколькими кусками, где излучатели дотягивают, а в центре Территорий кто тебе излучатель поставит? Да и кто туда связываться полезет? Креза, больная голова, такая как Нартен Марр, Стрела Маррагона – Молния то есть. Молния он, а чем ее удержишь…

Над залитой дождем дорогой, в водяной пыли, отплевываясь, сталкер подчалил к воротам. Соседи от непогоды разбежались, улица вымерла, можно и центральным ходом рискнуть.

Он спрыгнул в лужу, отцепил пришедшего в себя спутника, набрал входной код. Вновь полыхнула гигантская искра в тучах и вонзилась километрах в трех на холме. Громыхнул и широко раскатился гром.

– Идем быстрее, пока Хранитель не погнал, – поторопил Нартен, замечая, что с бывшим его пленником творится что-то неладное. – Держись за меня и убираемся с улицы.

Сказать легко и быстро, но в следующий миг сталкеру показалось, будто на плечо положили бетонную балку. Он моментально ушел по щиколотку в грязь, не в силах уже ругаться, но все же – шадарат! – сколько же этот сукин сын весил?! Ему приходилось таскать пойманных зверушек, это и выручало, до того как он, скрипя зубами, словил первый удар тока. На груди технайдера трансплантанты висели клочьями, оголяя сплошные железки и перебитые провода. Когда на все это щедро хлынула вода, стало твориться невообразимое.

Нартен пинком распахнул дверь, крикнув отца, но в эту секунду его подопечный вырубился окончательно, а удержать на весу полтора-два центнера высокопрочной стали худому охотнику оказалось не под силу. Когда на лязг и грохот примчался с ружьем Архмат, он увидел следующую картину: здоровенный тип, из которого фейерверком хлещут искры, валяется поперек его бьющегося в конвульсиях пасынка, глаза которого, и без того стеклянные, совсем остановились, а обе косы встали дыбом.

– Терпи, – тявкнул Марр-старший и метеором понесся за резиновыми перчатками, поскольку не видел другого способа безболезненно стащить с Нартена электро-сюрприз. – Терпи, щен!

Сквозь забытье молодой охотник услышал настойчивое рычание отца. Йитт тряс его за плечи и о чем-то дознавался. Нартену больше всего хотелось отключиться и лежать в блаженной тьме. В теле бродила упорная, неотступная, судорожная боль. Все же он поднапрягся и разобрал странную фразу:

– Какой еще ошейник с бомбой ты на него нацепил?! Ты что, хочешь чтобы у нас пол дома разнесло! Очнись, щен, скажи хоть, как ее отключить.

– А? Какая бомба?

– О, Великий Пес, на подпольщика этого ты звериный ошейник нацепил, он говорит, на нем бомба. Да соображай ты скорее, пока не шарахнуло!

– Вот ты о чем… – простонал Нартен, мучительно скривившись. – Да нет там никакой бомбы. Пошутил я.

Воцарилась тишина.

– Как так… пошутил?

– А чем еще технайдера напугаешь?

5

Нартен ожесточенно сдирал с себя промокшую одежду, швыряя на пол. Одна мысль о стирке вызывала у него отвращение. Под ноги натекла порядочная лужа. Он изгрязнился до костей, до последней нитки, земля скрипела даже на зубах, за пазухой попадались прелые листья. Завалиться бы сейчас, все бросив, в парящую благовонную ванну, закрыть глаза и слушать, блаженствуя, отдаленные раскаты грома над крышей.

Нартен вздохнул и остался на месте, куда приклеивало проклятое любопытство. Чтобы чем-то занять руки, он усердно стряхивал воду с меховой, хвостатой шапки. Брызги попадали на Архмата, который, закинув косы за спину и связав их шнурком, сидел на коленях над неподвижным киборгом.

– Нарт, иди, наконец, оденься! – не выдержал в конце концов сосредоточенный йитт. – Я без тебя справлюсь. Принеси мне только вон тот тройной провод и подключи компьютер.

Нартен исполнил требуемое, во все глаза наблюдая за действиями отца. Попутно он отжал штаны, бросил в угол и завернулся в латаное старое шерстяное одеяло, закрывавшее вход в мастерскую.

Прищепив зажимами разведенные трансплантанты, Архмат озабоченно вглядывался в переплетения механизмов. Он ругался сквозь зубы, чесал за длинным острым ухом, зевал, что было признаком крайнего умственного напряжения, и опять утыкался в ребусы техники.

– Где-то у него должна быть такая штука в виде креста с разъемом, через которую можно вывести схему устройства. Забыл, как она называется, да это и не важно, главное запомни, как выглядит.

Объясняя, Архмат Марр наконец нашел требуемое, соединил с компьютером и принялся мучить клавиатуру.

– Надеюсь, у него нет никакого особого пароля. Иначе пациент скончается на операционном столе. Не можем же мы чинить это наугад.

– Не проще его самого привести в сознание?

Йитт осклабился, показывая крупные, крепкие желтые клыки. Лапа со связкой проводов размашисто отхлестала лежащего по щекам.

– Спокоен, как покойник. Нет, щен, он разрядился до предела. Смотри – я свободно кладу ладонь на генератор – ноль. Обидно будет, если он отправится за Грань, это хороший парень, поверь мне. И, может быть, когда-то он вправду перевернет мир.

Нартен разом забыл про ванну и холод.

– Ты знаешь его?!

– Подозреваю с 90%-ной уверенностью. Если меня не обманывают глаза и память, и если его лицо настоящее – перед нами Маркайт Саргон, вождь партизанских отрядов Туманностей.

Многоголосая канонада грома за окнами вторила его словам. Нартен сел в угол, схватившись за голову.

– Ты надеялся получить за него награду? – продолжал Архмат, косясь через плечо на пасынка. – Радуйся, СТК заплатит за Саргона-младшего столько, что до конца жизни мы будем болтаться в гамаке под пальмой и курить кальян. Но не спеши хватать телефон, есть и другой ход развития событий: скорее всего через два дня после награды тебя поставят к стенке за то, что ты, такой-сякой, корыстный мерзавец, не помог государству безвозмездно. И все же, пусть риск – дело благородное, я бы не советовал тебе выдавать его. Он – единственный шанс у несчастного Сэтэрского созвездия когда-нибудь все изменить. А золотишко мы заработаем и другим способом, который более угоден Великому Псу.

– Согласен, – после некоторого молчания отозвался Марр-младший. – Я давно уже не думаю о награде. На самом деле, мы с тобой отвыкли от достойных людей, и у меня на него рука не поднимется. Но, похоже, по моей вине мы ввязались в смачную противозаконную акцию. Если соседи хоть мельком углядели…

– Внешность его, слава Хранителю, никому не знакома. Если думаешь, что его портретами пестрят все газеты, которых ты не читаешь – ошибаешься. По официальной версии Маркайт – чудовище жуткое, гибрид негуманоида и киборга, этакий кровожадный монстр. Но, как видишь, по нему такого не скажешь.

– По этому они его не показывают?

– И по этому, и потому, что сами до конца не знают, как он выглядит. Технайдер ведь способен подобрать любую внешность, даже СТК не думает, что этот неисправимый романтик оставит себе настоящее лицо.

– Постой… – вдруг опомнился Нартен. – Это, конечно, все здорово, никто ничего не знает, но ты-то откуда такой осведомленный?

Архмат хитро прищурился на левый глаз, взъерошил усы, но одновременно в облике йитта проскользнуло что-то, похожее на тревожную грусть. Он пошел за стеллажи и снял с полки коробку с кодовым замком, вздохнул еще раз, извлек из нее и бросил Нартену массивную черненую цепочку с U-образной подвеской. Она оказалась довольно тяжелой – темно-серый тусклый металл. На правой стороне посверкивал, будто капелька крови, красный кристалл, на левой – глубокий синий, посередине вилась иероглифическая, не знакомая Нартену надпись.

– Не хотел я тебе это рассказывать, щен, дабы неокрепший разум твой не смущать. Но Судьба-злодейка погнала нас по кругу и, видно, придется. Эта штука принадлежала Саргону Магнитору – авантюристу, преступнику, неуемному мятежнику, ночному кошмару правительств. Знаменитейшему Магнитору, объединителю технайдерских кланов, несколько лет единолично державшему туннель из Большой Галактики, единственному человеку, управлявшему киборгами со времен Первого Бунта и создавшему страшную заваруху, конец которой ты еще застал. Подвяжи челюсть платком, пока на пол не упала.

– Ты знал Эрика Саргона?!

– Я участвовал в его… как бы выразиться… захвате.

– Ты никогда не рассказывал… – пробормотал пораженный Нартен. – Говорил, что служил в армии, но…

– «Но!» – фыркнул йитт. – Когда ты еще стрелял тупыми стрелами, я работал в СТК, мой мальчик. Не долго, всего пару лет. Мне не легко это вспоминать. Тогда еще в Службе не началось повальной антропофилии, нередко брали йиттов. В армии я был хорошим разведчиком, снайпером, воевал с технайдерами и зарабатывал награды. И вот однажды мне предложили перейти в тайную полицию. Там мне и посчастливилось участвовать в операции против Эрика Саргона, отца нашего пленника.

Нартен крутил в пальцах цепочку, ошеломленно переводя взгляд с отца на лежащего технайдера.

– Значит, ты видел самого Магнитора? Знаменитого экстрасенса-мятежника? И молчал…

– Видел. Даже ближе, чем хотелось. Кстати, он не экстрасенс, а телекенетор, что, в общем-то, не лучше. Я хотел, щен, чтобы ты рос законопослушным гражданином, и не желал выбивать из тебя остатки уважения к властям, как это случилось со мной после столкновения с Саргоном Магнитором во всей его страшной силе, где-то начинавшей граничить со стихией. Правда, эта же сила, точнее – ее чувство, его и сгубило. Прилети он на те переговоры с хорошими военными силами… Нет же – он никого не боялся. Это была масштабная акция, стоившая уйму денег и жизней, когда целая армия штурмовала дом одного человека, а он убивал их, пока не свалился от ран и усталости. В те двадцать четыре часа я разуверился во всем и пообещал Великому Псу, если выживу, навсегда покинуть Службу.

Архмат отобрал у Нартена подвеску, пристально разглядывая ее в мерцающем свете ярко-белых ламп.

– Здесь написано: «Отныне предаю во власть тебе мир сей». Киргонская клинопись. Делали в Большой Галактике. Этот амулет висел на груди Саргона Магнитора и точно такой же красуется на нашем раненом, можешь подойти и посмотреть. У Магнитора только один сын – Маркайт, его разрушенная надежда, отличившийся редкой красотой и храбростью, но не унаследовавший сверхспособностей отца. По лицу и амулету я и узнал его, с первого дня обреченного на войну. Он для СТК – кошмарный призрак, вокруг которого вновь объединяются кланы технайдеров, а теперь еще и люди.

Архмат закрыл окна и продолжал, звякая цепочкой в такт своим словам:

– Штука эта стоила жизни йиттам ударного отряда, самого лучшего отряда полиции. Придурки из командования рвались взять Магнитора живым и отгородили нас с ним глухими силовыми полями. Любой из нас ударом валил быка, но все мы были без оружия – никакого железа, ничего, что он мог бы использовать для своего жуткого телекенеза. Все были уверены, что у него ничего уже нет. С нас даже жетоны с именами поснимали. Просчитались.

Когда в госпитале эту проклятую подкову вытаскивали у меня из-под ребер, сказали, что такое везение случается раз в жизни. Может быть в ней было что-то важное, крайне ценное для нашего командования, но я, молодой дурак и романтик, утаил и оставил на счастье. Подкова, она ведь всегда на счастье.