Формула Смолянинова. Берег Афины

Александр Календо

Формула Смолянинова. Берег Афины

Книга I

Формула Смолянинова. Берег Афины

2011 год. Вступление. Верлибр

1.

Откуда мы знаем, что умрём? От других людей, которые прошли этот путь вместо нас. Но разве можно вместо меня пройти мой путь? Покажите мне хотя бы одного человека, который рассказывает о смерти – на собственном опыте.

Весть передана из-за Черты, откуда не доносятся голоса. Она прошелестела лёгким ветром, колыхнула тростник Стикса и устремилась в Мир. Разве был бы я уверен, что смертен, если бы не был носителем Общей Сути, загнанной в мою кровь – но её там нет, в мои лёгкие – но там только альвеолы и воздух, в мои гены – но там уникальная ДНК.

Где моя тождественность другим? Шепчущая: ты родился как другие и уйдёшь так же. Отчего такой приоритет старухе с косой, а не ангелу с крыльями?… Я знаю, что смертен, ибо я – Часть Целого, но разве часть вечности не жива вечно?!… Я вижу единственный выход из этого противоречия: та часть меня, что знает о моей смерти не умрёт никогда, а всё остальное – уж как получится…

Если мы промедлим ещё немного со своей безоговорочной верой в бытие и нежеланием философствовать, Дверь закроется, мы навсегда останемся теми, кто мы есть.

Мы слишком доверчивы хищной птице Реальности. Она смотрит на нас хитрым глазом и периодически расправляет свои чёрно-белые крылья. На самом деле ничего не возникает, покуда мы с человечеством себя не соотнесём. Сигнал бытия есть сигнал передаваемости, сигнал обретения универсальной формы. Начинает быть лишь то, что получает соответствующее качество – присутствия в разуме других людей. Место обитания души – другие души. Место обитания разума – другие разумы.

Господь проявляет себя в каждой конструкции, что мы строим в нашей голове, в каждом имени, что используем. Идя по следу их возникновения, мы обязательно придём к Нему.

Человек, который не верит в Бога может зайти далеко. При условии, что он (или она) не верит в Бога по-настоящему, а то ведь некоторые обманывают – в большинстве случаев самих себя – говоря, что Бога нет, неосознанно постигают Его истины с каждым вдохом. Только им кажется, что это воздух их совести, а не Он. Они руководствуются Его законами, но утверждают, что это законы родителей, мораль человеческой цивилизации, почерпнутая из книг, и тому подобное. Не подозревая, что и мораль и совесть – это не какие-нибудь логарифмы, и для их восприятия необходимое специальное устройство, какое именно и только Он, очень осторожно, чтобы не задеть митральный клапан, вкладывает в сердце каждого при рождении.

Как вы вообще думаете что-то может само себя построить? Вы – пишущие программы и потом их отлаживающие, добавляющие нечто в растворы и помешивающие, а потом выдерживающие при нужной температуре. Прикладывающие к своей жизни чужие правила, а если вырабатывающие свои, то для целей, что кто-то вам дал, а если и цели свои, то образованы они по чужим лекалам.

Давным-давно, когда динозаврам пришла пора вымирать, и гигантский астероид нёсся к Земле на полных парах, и в Небесном Центре сотрудники в белых халатах уже точно рассчитали момент столкновения, тогда Ведущего Специалиста По Динозаврам – Того, кто отвечал за них, составлял и реализовывал их Программу, вызвали "на ковёр" – на самый Верх. "Вот что, – сказал ему Главный, ответственный за Землю, – есть такое мнение: у вас две альтернативы, два дальнейших пути. Один: млекопитающие-приматы-разум: долгий и сложный, и не факт, что выйдет, сами понимаете: программа новая, для этого мира не опробованная, ничего заранее обещать не могу. Второй вариант – птицы: это я вам гарантирую. То есть, и там, и там будете летать, но по-разному". "Летать?" – удивился Ответственный За Динозавров. – Мы, такие большие и тяжелые – крылышками замахали, и земля внизу?" "Именно так, – подтвердил Главный. – Я вам даже больше скажу: вы будете летать, как никто и никогда. Вы освоите все фигуры и повороты – загляденье. О вас даже книгу напишут: "Чайка по имени Джонатан Ливингстон". Человек напишет, который, кстати – второй путь…" Но жест Его собеседника остановил Главного. Он всё понял – это вам любой палеонтолог подтвердит: птицы – прямые потомки динозавров. Вдумайтесь: птицы – динозавров. Бывает же такое (я всего лишь рассказал, как).

Когда Господу задают вопросы об устройстве мироздания, в частности, о природе Времени, Он говорит, что и Сам не слишком много понимает. По крайней мере, не понимал до сегодняшнего утра. Но когда солнце, Его солнце, оказалось в районе Арктура, кажется, что-то начало проясняться.

Однажды Его талантливому ученику (говорят, что самому талантливому) надоело выслушивать эту шутку – он вежливо ответил, что рад грядущим успехам Учителя и через некоторое время придёт к Нему, чтобы сравнить результаты исследований. Творец выпрямился и посмотрел Своему собеседнику прямо в его холодные серые глаза, на дне которых полыхало дерзкое пламя. И в одно неуловимое мгновение Он прочёл в них распад миллионов миров, крики отчаявшихся человеческих существ блеск и звон мечей ангелов и демонов.

Потом Он отвернулся. "Ты уверен? – задал Он риторический вопрос, —Дверь всегда открыта…" "Я благодарю Тебя – ответил Люцифер – но зайду в неё только тогда, когда мне будет что Тебе показать".

Максимум, на что может рассчитывать человек, ставший поклонником Сатаны – это должность мелкого беса, разжигающего огонь под сковородами грешников, и без устали напоминающего им, что мучения прекратятся в любой момент, но, разумеется, в этом случае ни о каком искуплении не может быть и речи.

Если бесу удаётся уговорить кого-либо, он поднимается по служебной лестнице. А тот, кого он уговорил, оказывается у него в подчинении – так можно дорасти и до больших чинов. Но это долгий путь: люди бесконечны упрямы, особенно, когда обнаруживают, что им стоит лишь испытать страдания своих жертв, ВСЕХ жертв (включая, порой, членов их семей) – и Ангелы примут их: омоют раны и проведут сквозь заветные Врата.

Эта перспектива столь вдохновляет души, что они забывают о своих слабостях. Впрочем, бесы-искусители весьма изобретательны: количество соблазнённых – их единственный рейтинг.

Ад может принять как своих лишь равных, тех, кто приходит из параллельного Мира – Света, а не снизу – с Земли (не с какого-нибудь из физических миров).

Служителей Доктора Лю интересует обитатель Рая, тот, кто прошёл когда-то путь Земной Юдоли с высоко поднятой – к Небесам и воле Творца – головой, найдя в себе достаточно сил исполнить Закон, отчётливо различая голос совести, не заглушая его бытующим и преходящим соблазном.

И вот когда такая: чистая как слеза и крепкая как металл душа оказывается на Небесах, она знакомится с историей Противостояния, с бесконечно абстрактной и лишённой ограничений программой Противника.

Чей, весьма спорный, базисный аргумент: для исследования Времени необходимо разломать, рассыпать до мельчайших составляющих элементов максимально возможные – мы бы сказали: максимально прекрасные – конструкции.

И если кто-то, один на… тысячу, чисто теоретически, соглашается с этой идеей и решается её испробовать (путь Творца кажется ему неэффективным), то он (или она) должен сделать это добровольно, когда ничто не будет подталкивать в спину: история человеческого рождения и детства и другие обстоятельства его бренного бытия. Лишь выбор абсолютной свободы желанен Зазеркалью, ибо на этом языке говорил его создатель.

***

2.

Есть слова без женского рода.

И к ним относится слово "рейнджер".

Между прочим, совершенно зря.

Я встретил Одинокого Рейнджера с Той стороны.

Для неё не имело значения почти ничего,

что имело значение для меня.

Разве что красота образов – и я забросал её стихами.

Иногда мне приходит в голову, что моя способность их писать

была дана мне исключительно для этой военной операции.

А это была именно она – военная операция.

На инструктаже я получил информацию о моей роли.

Мне полагалось сделать явными, заметными её ценности,

точнее, отсутствие для неё тех ценностей,

что так важны для нас с вами.

Рейнджеры всегда маскируются – их этому учат.

Мне следовало сорвать маскировку и закричать:

"Я тебя нашёл! Смотри: все делают так и так,

а ты делаешь совершенно иначе,

и у этого нет никаких оправданий,

кроме того, что ты – рейнджер с Той стороны".

Я полагаю, что разоблаченный рейнджер

теряет свою ценность. А вы как считаете?

Да: если его разоблачат все, но и в таком виде —

для нас двоих – это было большое достижение.

Надеюсь, мне дадут медаль, но об этом потом.

Главной моей задачей была совсем не демаскировка,

хотя ещё раз подчеркиваю: она ни разу не проигрывала

рейнджеру Света, кстати, это именно я —

забыл представиться.

И, думаю, воспоминания об этом проигрыше

уже кое-что – в плане перманентного ослабления противника.

Вы не думайте: мог проиграть и я. Ничего не было предопределено.

У меня даже мороз по коже, когда я понимаю насколько.

Если бы я проиграл, то не писал бы эти строки.

Это Мы выигрываем культурно,

а максимум, на что мог бы рассчитывать я —

это троекратный залп в воздух на кладбище душ.

Да… Это было абсолютно реально —

настолько, что лучше об этом не думать.

Что ж, этим и отличаются Они от Нас.

Как я уже сказал, главной была не эта локальная схватка,

которая, тем не менее, могла стоить жизни моей душе,

а совсем другое. И мне трудно будет донести до вас истину,

пока вы не представите себе ту, о ком я говорю.

То, что всё при ней, пожалуй, само собой разумеется:

идеальное сложение, пропорции, физические кондиции,

здоровье, кожа, черты лица – других в рейнджеры не берут.

Однако главное – её способность видеть людей.

Она различала все эмоции человека так,

словно просвечивала его рентгеном.

Если можно так выразиться, она была экстрасенсом,

но видела не органы, а души: все их участки, изгибы,

тайные уголки и, разумеется, локальные тёмные области —

болезненность, закрытость, омертвление.

То, что лишает душу потенциала, гибкости,

от чего тускнеет взгляд

(кстати у неё он был как прожектор —

мужчина мог не выдержать – глаза в глаза – и упасть,

я знал такой случай).

И самое главное: тускнеет жизнь – теряет радость.

Она врачевала такие зоны, сделала это своей профессией.

Ей платили большие деньги – и совершенно заслуженно.

Она творили чудеса.

Правда, идеология её работы была весьма конкретной —

в полном соответствии с Теми правилами, своеобразный анти-Новый Завет.

Она не лечила, а удаляла больной участок,

не восстанавливала связи, а отрезала их,

меняя при этом всю систему ценностей человека,

"выдёргивая" его из поля обязательств перед кем бы то ни было,

так что прошедшие её школу женщины приобретали весьма специфическое восприятие мужчин в целом и себя в их мире

(я как-то попытался решить один вопрос с её подругой,

ожидая исполнения ею негласных правил —

это был кошмар) —

преследования исключительно собственной выгоды.

Когда я задумываюсь, почему на неё обратили внимание —

а мало ли их таких – Тёмных Рейнджеров —

то понимаю, что дело в двух обстоятельствах.

Во-первых: мало, таких – мало.

У меня даже возникает подозрение, что таких – такого класса – больше нет.

И во-вторых – весьма нетривиальная вещь:

современная российская ситуация такова,

что никто лучше неё не справился бы с врачеванием теперешних душевных недугов.

Иными словами, она выбирала тот путь,

который только и мог привести к успеху —

уж такие наши болезни, граждане-товарищи,

настолько запущены и страшны:

врач-Хирург Тьмы для них самое то —

а другой и не подойдёт, не изобрели пока мы своих консервативных методик.

Но если так: можно ли её однозначно отнести к Той стороне?

Методики и идеология лечения – оттуда,

но если другие не помогают?

Качество и результат её действий было настолько впечатляющими,

что Наши умники – а уж я-то знаю, как работают мозги у этих ребят —

решили – ни за что не догадаетесь – пригласить её на нашу сторону.

Конечно, губа не дура. Кроме того, иметь такого противника —… уж лучше иметь его союзником.

По мере того, как я всё это рассказываю,

я начинаю все больше гордиться собой,

потому что приглашение они решили передать через меня.

Сыграло свою роль и то, что она сама начала терять определённость ощущения:

к какой стороне она принадлежит.

Нарастающая благодарность, тепло, любовь спасённых людей

заставляли её переживать такие сильные эмоции,

что иногда она понимала, каково быть на стороне Света,

какие это дает дивиденды.

Хотя еще раз подчеркну – возможно вы забыли – она изначально была рейнджером Тьмы,

и все её ухватки, приемчики были оттуда:

она безжалостно ставила людей в полную зависимость от себя,

не давая и не терпя малейшей свободы

(а как еще может поступать хирург),

а потом разрывала эту зависимость – по своей прихоти.

Сколько раз я благодарил своих строгих наставников,

гонявших меня до седьмого пота по бездорожью чувств,

в болотах терпения, по горам страстей.

Теперь я понимаю, что мой значок что-нибудь да значит.

Ладно, слегка приоткрою занавес:

следует быть максимально искренним.

Нельзя стесняться любить и признавать честно достоинства предмета своей любви – что бы ни было.

Есть и ещё кой-какие вещи – но это уж извините

(особо дотошных могу отослать к моим стихам —

там всё подробно расписано.

Хотя я знаю, что никто не любит читать инструкции —

предпочитает все осваивать "методом тыка". Ну-ну, в добрый час).

Итак, моя роль была очень простой:

дать ей, находящейся на перепутье, очевидный пример

того, что её власть не безгранична,

что альтернативная система ценностей работает

и не поддаётся разрушению ни в какую.

В сочетании с упомянутым выше её личным опытом

это и должно было заставить её задуматься:

а не лучше ли окончательно перейти на ту сторону,

на которую де-факто она вкалывает уже приличное время

(не принимая в расчёт небольшую горку изувеченных мужских душ,

но – вы же понимаете, как водится в таких случаях —

когда речь идет об агенте такого уровня —

на это решили закрыть глаза).

Вам интересно, чем всё закончится?

А уж мне-то как. Обещаю держать вас в курсе.

***

Он так давно мечтал написать Книгу,

главную книгу своей жизни, и принимался уже несколько раз.

Но это была настолько нестандартная теория,

в ней было сплетено столько всего из разных областей,

она развенчивала, уничтожала столько мифов, догм, стереотипов,

что он никак не мог найти форму: достаточно аргументированную,

чтобы выдержать яростные атаки специалистов

и в то же время занимательную —

для привлечения дилетантов, способных защитить его от этих атак.

Он встретил её – свою давнюю любовь,

приехавшую из-за границы через пятнадцать лет.

Он всегда восхищался ей:

фантастической и точной грацией,

подобной грации красивого, сильного животного.

Она была самой удивительной женщиной,

что он когда-либо видел в жизни —

именно из-за этой скрытой сущности пантеры,

породы хищного зверя, осторожного,

не делающего лишних движений и в то же время опасного.

Он вновь влюбился в неё без памяти.

Он не ожидал, что такие чувства могут подчинить его сердце.

Он полагал, что не отдаст его больше никому в столь безраздельное владение.

Но в её очаровании он зафиксировал принципиально новые нотки,

которые ему не встречались до сих пор,

в том числе и давно, когда они были погружены в свой роман.

Хотя она уверяла, что нисколько не изменилась.

Это были не просто ноты победы, фанфары жизненного успеха —

он всегда относителен, и материальный достаток в чистом виде им не является.

Он уловил мелодии высшего порядка, Божественного:

она перешла на иной уровень сознания, а не только бытия.

Испанский и английский, которыми она овладела в совершенстве,

контакт с иными культурами и жизнь в них сообщили её душе новое измерение,

открыли новые дали и направления роста.

Она помогала людям, разбиралась в сложнейших жизненных ситуациях,

вытаскивала из безвыходности и безнадежности.

Формально это дело называлось "психолог",

но в её исполнении было чем-то более значительным.

"Я делаю из своей жизни сказку" – говорила она,

даже не подозревая, что это её жизнь делает сказку из неё.

Её теперешняя жизнь, яркая и увлекательная,

уводила её от него – отдаляла, как паром,

отходящий от берега в прекрасные дали – на иные берега.

Что ей был старый знакомый? Пусть порой воспоминания об их любви сжимали сердце.

Из-за них она фактически с ним и общалась.

Но не слишком ли много на это стало уходить сил и времени?

Она уплывала в свой мир, и он бросился за ней в погоню.

Его творчество, с которым она знакомилась с удовольствием,

оставалось последней связующей ниточкой —

все остальные она оборвала – к его неизбывной печали.

Но по мере обретения стиля его самоощущение менялось, оно начало светлеть.

Все, с кем она общалась, обладали одним общим свойством —

кроме лежащей на их лицах, просматривающейся в их глазах печати избранности, вхождения в особый круг,

ни один из них не был наделен Гласом,

и ни один из них не открыл в себе его – с её помощью.

Он – только он один – должен был определить для Грядущего её удивительную красоту и талант.

Ему предназначено было пронести её сквозь время

и опустить на цветущую поляну Вечности.

Но это еще не всё. Овладев своим стилем, ступив на свою дорогу и пройдя по ней небольшой путь,

он решился на эксперимент, почти кощунственный —

уж не знаю "кощунственный" со стороны искусства или науки —

он попытался описать свою теорию на новом языке.

И случилось чудо: она – его Работа неожиданно заиграла,

заблестела всеми гранями, раскрыла уходящие за горизонт пути.

Он увидел принципиально иные переплетения причинно-следственных связей,

резко упрощающие суть и наконец достигающие того, о чём он так мечтал,

проникновения в разум читателя сквозь заслоны и нагромождения всех предрассудков.

Оказалось, что красота концепции, обнаружившая себя в новой форме —

сама по себе доказательство и не нужно тратить столько слов, сколько он планировал.

Тогда, наконец, он осознал всё.

Смысл их встречи, происшедшей в точности тогда,

когда ему уже нельзя было больше тянуть – буквально на грани Небытия,

смысл огромной, захлестнувшей его любви,

настолько мощно и безжалостно преобразовавшей его,

буквально сметавшей старые ненужные конструкции —

а временами ему бывало безумно больно —

чтобы освободить место для новых.

"За что мне это?" – написал он ей.

"Не за что, а для чего, – ответила она, – для самопознания".

И, смотря на свой блестящий труд,

он одновременно и восхищался предусмотрительности,

жёсткости и точности действий Высших Сил

и испытывал всё ту же бездонную грусть.

Вам интересно чем закончится эта история?

А уж мне-то как. Обещаю держать вас в курсе.

***

ПИСЬМО.

Представь себе долгую тёмную зиму в Антарктике.

Страшные холода, когда небольшая группа мужественных людей

выходит из тёплого помещения в насквозь продуваемое ледяное пространство,

чтобы сменить фотопластинки, измерить температуру и ветер —

хотя всё это могут делать и роботы —

впрочем, нет! – их ведь засыпет —

в общем, сделать что-то очень нужное и героическое —

ибо делать этого страсть как не хочется.

Задай себе простой вопрос: чем они заняты

в оставшееся – от подвигов – время?

Читают нашу с тобой историю —

потому что остальные книжки пошли на растопку водонагревателя,

когда чилийский геофизик – Пабло,

случайно оставил открытой дверь дольше допустимого —

высматривая в кромешной тьме в инфракрасный бинокль

обещавшую заглянуть Светлану с соседней русской станции.

Надеюсь, ты достаточно наглядно всё это представила,

потому что я хочу обратиться к твоему доброму и чуткому сердцу.

Можем ли мы оставить их без хорошего окончания нашей истории?

Я лично не решился, и это, пожалуй, достаточное основание моим текстам, приведенным выше.

Нечего и говорить, что в твоих силах сделать для наших героев: Пабло и Светланы, значительно больше.

***

Диалоги в 2011 году

Кому: l_tomes

Привет тебе от Пабло со Светланой, Стишинка. Помнишь их? Они подумывают отправиться куда-нибудь вместе. Пабло хочет в Россию – представляешь? Он просто-таки в неё влюблён заочно. Не понимает, что Россия – это совсем не Светлана. А она, естественно, хочет в Чили. Из практических соображений. Или ещё из каких. Мне что-то боязно за Чили. Маловата она как-то – для нашей девушки. Я по карте посмотрел – совсем маловата.

Они – довольно энергичные и продвинутые читатели. И то сказать – кто ещё завербовался бы на край земли? Здесь нужен особый менталитет – вроде моего. Я имею в виду любовь к философии и, соответственно, располагающей к оной обстановке. А безжизненные ледяные просторы – самое то. Пабло рассказывал мне (Светлана переводит, но он и сам может – сбиваясь с русского на английский), что наиболее сильное впечатление бывает не от пустого пространства, а от признаков жизни. Смотришь с возвышенности – станции стараются строить на холме, чтобы ветер ловить, – и вдруг в торосах что-то взлетело или зашевелилось. "Очень производит", – как выразился Пабло.

***

Так кто же ты в моей судьбе?

Скажи, скажи.

Я всё тоскую по тебе:

Не жить, не жить.

И что мне безусловный слух —

Рука легка?

Коль полночь на часах, без двух,

Наверняка.

Все эти дни, о, Боже мой! —

Вперёд летят.

Я открываю дверь домой,

Где нет тебя.

Зачем и кто устроил так —

Пустой вопрос.

Он – лишь рассеянный чудак,

Наш старый Босс.

Ах, у Него по горло дел,

Далекий путь …

А у меня уже предел,

Осталось чуть.

Я всё смотрю, смотрю туда,

За горизонт.

Где в море чистая вода,

И где везёт.

Где эта музыка имён

Из "Дон-Кихота".

И где сейчас твой сладкий сон

Вполоборота.

***

"Честь имею, – обращается Сила к Нравственности, —

книжонку не забудьте, Ваша книжонка?

Очень на вас похожа. Точно так же идеями переполнена".

"А чем идеи-то плохи?" – спрашивает Нравственность.

"А тем, что они идеи, – отвечает Сила. —

Вот вы гвоздь идеей можете в доску забить?"

"Это в крест что ли? – реагирует Нравственность. —

Для распятия? Сами и забивайте.

Потом в аду будете гореть. А мне неохота".

"Вы мне голову-то не морочьте, – хмурится Сила. —

Это вы остальным морочьте.

А мне не морочьте.

В моем жизненном опыте ни ада, ни рая не наблюдается.

Одна только сила.

И слабость".

"А вы расширьте опыт до размеров человечества, —

вздыхает Нравственность, —

и до времени его существования".

"Зачем? – улыбается Сила. – Мне моего хватает.

Вот вы и расширяйте,

если вам так приспичило".

"Придётся", – спокойно так говорит Нравственность,

практически не повышая голоса,

даже чуть тише обычного.

А вот Сила, наоборот, повышает

и интонации у нее в голосе специфические —

мороз по коже: "Да неужто.

Может, ты меня заставишь,

соплячка тонконогая.

Ты ножками-то перебирай,

книжечку почитывай,

а все равно пойдёшь, куда я скажу".

"Ну, это я пока иду, – говорит Нравственность, —

потому что нам по дороге,

а чуть будет не по дороге,

один только шаг маленький в сторону сделаешь… "

"И чего?" – спрашивает Сила всё с теми же интонациями.

"Да очень просто, – отвечает Нравственность. —

Я возьму на себя командование".

"Ишь ты, – смеётся Сила, – ты не только сама пойдешь,

ты еще и командование примешь.

А я значит тебе отдам.

Это с какого перепуга-то?"