Сто вопросов как бы обо мне

К. недоверчиво смотрит мне в глаза, и, не найдя в них ни проблеска интеллекта, тут же расслабляется и отпускает свои несчастные волосы.

– А я думала, ты за ум взялся, – слегка улыбается К.

Я подмигиваю:

– Как я за него возьмусь? Он же в голове! – и снова по-дурацки смеюсь. Типа такой «Ха-ха-ха!»

Вот честно, если бы мог, такого пинка бы себе отвесил! Не знаю, почему, но я рядом с К. всегда начинаю вести себя так, словно только что из деревни на телеге приехал. Тпру-у-у, лошадка! Постоянно какие-то глупые шутки шучу, какие-то словечки странные использую. Сеструха… Кто вообще сейчас так говорит?

К. настолько высоко поднимает брови, что они почти теряются под челкой. И тянет тихое:

– Я-я-ясно.

Мне тоже ясно. Что я идиот!

– Ну, пока.

– Ага. Покедова.

К. разворачивается на пятках и быстро уходит. Взлетает по лестнице и даже не оборачивается, чтобы махнуть мне рукой на прощанье.

– Увидимся, – бормочу я себе под нос. И все-таки стукаю себя по башке кулаком, потому что должно же быть наказание у такого преступления.

В смысле, у моей преступной тупости!

Из коридора за раздевалками доносится такой грохот, будто там стадо буйволов вырвалось на свободу и теперь несется по ущелью, преследуя Симбу. Я невольно напрягаюсь, но из-за угла выскакивает всего-то семь младшеклашек, не больше. И все девчонки. Вот как, ну, как семь девчонок ростом, считай, вполовину меня могут производить столько шума?

Хотя нет, погодите, восемь. Аська выкатывается последней, крепко вцепившись пальцами в лямки своего блестящего рюкзака с каким-то жуком (ей бабушка нарисовала). И смотрит в пол. Она всегда так ходит. Как пушечное ядро! Выставит круглый лоб вперед и несется, не разбирая дороги.

– А мы сегодня с Настей вместе сидели! – хвастается она таким тоном, как будто я теперь должен упасть на колени и горько рыдать, что это не я сегодня с Настей сидел. – У нас свободная тема была, и я ей медведицу-нищенку нарисовала!

Я аж слюной поперхиваюсь.

– Кого?

Аська заливисто хохочет:

– Это бабочка! У нее такое тельце мохнатое, будто в шубке, и усики волосатые. Как у Насти!

– У Насти усики? – ужасаюсь я.

– Шубка!

Жалко. Я бы с большим удовольствием на усатую второклассницу посмотрел. Бг-г-г!

– Вон, смотри! – дергает Аська меня за рукав.

Девчонки, хихикая, гурьбой идут к турникету. Одна и правда в шубе – та самая, рыжая. Значит, все-таки Настя.

– Пока, Насть! Пока, Вик! Пока, София! Пока…

Но девчонки уже уходят. Не слышали что ли? Аська вздыхает и начинает, наконец, одеваться. Натягивает толстые балоневые штаны поверх школьных брюк, повязывает шарф…

– А ничего, что они тебя не подождали?

Аська ныряет руками в рукава куртки. Застегивает молнию. Возится с кнопками…

– У них… у них дела сегодня просто.

Я благоразумно молчу. Не мое это дело.

Мы, наконец, выходим на улицу. Аська опять начинает трещать про своих насекомых и Настю. Причем вообще без логических пауз, так что и не поймешь у кого из них новый пенал, а у кого хоботок и хитиновый панцирь!

Минут через пять я не выдерживаю и макаю Аську головой в сугроб, чтоб замолчала. Работает! В итоге домой мы оба вваливаемся мокрые и довольные. А там вместо привычного и родного беспорядка ровные ряды начищенной обуви на полочке. В центре коврика стоят, как два генерала, огромные черные сапоги, и пахнет куриным супом, а это значит, случилось самое страшное.

Бабушка пришла!

* * *

Бабушкин куриный суп надо запретить на законодательном уровне.

Не знаю, зачем она каждый раз его варит. И вдобавок называет «мой фирменный»! А он мало того, что с луком, так еще и жирный настолько, что по нему желтые круги плавают. Не суп, а нефтяное пятно какое-то…

Честное слово, она что, пачку масла в него кладет?

Я этот суп с детства ненавижу. Бабушка мне всегда наливала три половника в тарелку с петушком на дне. Он был в красных сапогах со шпорами и балалайкой. Так что я давился, но ел, чтоб спасти петушка. А то ему там, под таким жирным супом, тоже небось несладко…

Вот интересно, где сейчас эта тарелка? При переезде потерялась, наверное. Мы же сначала в старом домике возле школы жили. А когда папа… В общем, сюда переехали, в эту квартиру.

Бабушкину.

И это тоже ужасно, потому что мы здесь живем уже лет шесть, а бабушка все равно не разрешает ничего выбрасывать. Вообще никакой хлам, даже старинные телефоны с диском вместо кнопок и трубкой на пружинке!

И еще бабушка, кажется, вообще не думает о том, что это мы теперь здесь живем. Приходит без приглашения, открывает дверь своим ключом и начинает все переставлять, передвигать, перекладывать. Банки в кухонных шкафах, продукты в холодильнике, мамины вещи в комоде… Даже Аськины ноты! А один раз мой диван зачем-то к окну передвинула, хотя там солнце утром прям в лицо фигачит.

Вот зачем, а? И не лень же человеку!

Я потом пытался вернуть диван на место, но даже на сантиметр сдвинуть не смог. Так что бабушка у нас – не бабушка, а какой-то жук-геркулес!

– Пришли? – говорит она, выглядывая из кухни. Железный половник у нее в руке сверкает в свете закатного солнца, будто топор палача перед казнью. – Мойте руки и за стол.

Мы с Аськой переглядываемся. Выпутываемся из уличной одежды. Моем в траурном молчании руки и плетемся на кухню, как на казнь.

А там он.

Суп.

– Я не голодный, ба, – мямлю я без всякой надежды.

Но бабушка только отмахивается:

– Не выдумывай!

И спорить с ней бесполезно. Тем более сейчас, когда она переставляет посуду в шкафу с таким воинственным видом, будто поднимает с колен российскую экономику. Приходится есть. Я протискиваю ложку в рот, и внутри мгновенно становится горячо и скользко. Фу, гадость какая!

Рядом Аська гипнотизирует тарелку. Наверное, представляет, как та опустошается, словно по волшебству. Вжух! Я подталкиваю к ней миску с хлебом и сам откусываю сразу чуть ли не пол куска. Так-то я хлеб не очень люблю. Но он как губка во рту: впитывает суп, и можно его глотать, почти не чувствуя вкуса.

– Ну и где ваша мать? – спрашивает бабушка, захлопывая шкаф. Интересно, где теперь у нас чашки? А банка с кофе? А мед? Мы после прошлой перестановки салфетки так и не нашли.

– Опять на своих педсоветах?

Бабушка всегда так говорит, как будто все вокруг что-то ей обещали, но опять не сдержали слово. Мама перед ней виновата, что работает учителем математики. Я виноват – что не учусь на одни пятерки. А Аська вообще больше всех виновата, потому что…

– Совсем на Костика не похожа, – поджимает бабушка губы.

Аська втягивает голову в плечи, а с потолка (точнее, из квартиры над нами) доносятся какие-то крики и топот. Мы молча смотрим, как люстра начинает раскачиваться туда-сюда, звеня стеклянными висюльками.

Бабушка перевешивает полотенце и всплескивает руками.

– Ну, начало-о-ось. Выгнать на улицу этих Тарасовых, и дело с концом.

А потом поворачивается к нам и придирчиво инспектирует тарелки.

– Ну-ка, ешьте давайте! Кому добавки надо будет, я налью.

Добавки?!

Мы с Аськой смотрим друга на друга, и в глазах у нас плещется ужас.

А в тарелке зловеще плещется суп…

* * *

«Не выдумывай», – это бабушкина коронная фраза. Прямо девиз по жизни! Она бы, наверное, с удовольствием плакат с этой фразой нарисовала и повсюду с ним за мной ходила.

Что значит, не будешь стричься? Не выдумывай!

То есть как ничего не задали? Не выдумывай!

В смысле, опять кружок бросил? Не выдумывай!

А я вообще не выдумываю. Я всегда говорю, как есть! Вот сейчас, например, говорю, что устал и хочу отдохнуть.

– Не выдумывай! – пыхтит бабушка, подцепляя штору на очередной крючок. – Устал… Ты вагоны что ли в школе разгружал?

А над плакатом у нее был бы герб с изображением тарелки с супом. Для устрашения врагов!

Я, наконец, пропихиваю в пищевод последнюю ложку масляной жижи и тут же мою тарелку, пока бабушка добавки не налила. Хотя ей сейчас не до меня – она в зале другие занавески вешает, потому что ей не нравятся, как эти вместе с тюлем смотрятся.

–Ты поел? – кричит она так громко, словно я на другом конце света, а не в соседней комнате.

– Да.

– А тарелку помыл за собой?

– Да.

– Иди сестре с уроками помоги.

Пф-ф-ф… Будто ей нужна моя помощь! Аська вообще-то гений. Не то, что я. Я в первом классе рыдал от натуги, пока все эти палочки-крючочки рисовал и буквы в слоги складывал. А она читать научилась по вывескам на улице. Доставала меня просто жесть, пока мы гуляли: Макар, что тут написано, а там, а это какая буква? Я скрипел зубами, но все равно отвечал: гастроном, бульвар Космонавтов, это не буква, а цифра, балбесина. Ну и научилась как-то сама.

Наверное, я педагог от Бога. Похоже на то.

Я отпихиваю с дороги Ниндзю, который задрых прямо в дверном проеме, и проскальзываю в Аськину комнату. Точнее, Аськину и мамину. У нас как в восточном гареме: есть женская половина квартиры и мужская. Комнаты-то только две! Поэтому Аська с мамой спят вместе на большой двуспальной кровати, а я в зале на маленьком диванчике. Нормально вообще? Там даже ноги толком не вытянуть!

С другой стороны, никто ко мне не пристает по ночам, когда мне не спится. Я иногда до трех-четырех ночи торчу в телефоне. Или смотрю на прямоугольник на обоях – туда, где раньше папин портрет висел. Смотрю, смотрю… И наконец проваливаюсь в сон, как ложка в тарелку с бабушкиным супом.

Плюх! И сразу на дно.

В безнадегу.

* * *

Аська нашлась под столом.

Обложилась карандашами, как частоколом, и сидит раскрашивает что-то. Опять, наверное, про насекомых. Она их обожает. Всех! Даже комаров никогда не убивает. Смотрит, как они пьют у нее кровь, корчится вся от желания почесать и терпит, терпит… Я вот своих прихлопываю без разговоров. Шмяк! И в смятку.

Я закрываю дверь и ложусь прямо на пол. Просто лежу, даже, кажется, не думаю ни о чем. Ну, может, немножко о К. О том, как бы я ей ответил, если бы был нормальным человеком, а не самим собой. Достаю телефон и пишу в заметках:

Земля тихо-тихо вертится.

Волосы К. будто светятся…

Сердце споткнулось и сбилось со счета,

Когда К. тра-та-та-та вполоборота.

Конец потом, конечно, другой придумаю. Или не придумаю, это же просто так. Да и рифма на ум не идет. Со счета… Суббота? Рвота? Зевота? Запах пота? Вообще не в ту степь! И, кроме того, невозможно же что-то придумывать, когда Аська рядом дышит, как паровоз. И смотрит в упор, будто ружье мне в висок нацелила!

– Ну, чего тебе? – спрашиваю я, не поворачивая голову.

 Аська дергает пальцами нитки в ковре. Сопит и дышит, дышит и сопит… Я не выдерживаю:

– Ну?!

– А как так вышло, что ты на папу похож, а я нет?

Я раздраженно пожимаю плечами.

– Я-то откуда знаю?

Это все из-за бабушки. Вот зачем она каждый раз говорит, что Аська «на Костика не похожа»? И иногда еще добавляет тоном вселенского разочарования – «вся в мать». Аська после этих слов всегда как пыльным мешком пришибленная. Мне, конечно, все равно. Точнее, мне должно быть все равно, но внутри неприятно все чешется. Может, меня изнутри комары покусали? Просто Аська же не виновата, что на папу не похожа.

А я не виноват, что похож.

Но мама с бабушкой, по-моему, вообще об этом не задумываются.

– Что у тебя там? – спрашиваю я, чтобы отвлечь Аську от грустных мыслей. А то весь ковер выщипает.

– Ничего.

– Показывай давай.

– Ничего!

Я перекатываюсь на живот и выдергиваю у нее из рук тетрадку.

– Отдай! – вопит Аська.

Я, конечно, поступаю по-взрослому – просто ее игнорирую. Тетрадка толстая, сорок восемь страниц, а обложка сиреневая, вся в цветочках. Я кошусь на Аську.

– Не про насекомых что ли?

– Не твое дело!

Аська нападает на меня со спины и, наконец, вырывает тетрадку. Я и не сопротивляюсь. Во-первых, не так уж мне интересно, что там внутри, а, во-вторых, она все равно не удержится и сама все расскажет. Да и вставать лень. Я какое-то место на полу нашел удобное. О, и носок мой под креслом! Наверное, из тазика с чистым бельем упал.

– Это анкета, – выпаливает Аська. И добавляет таким тоном, словно речь про элитный секретный клуб. —Только для девочек.

– Как скажешь, – фыркаю я.

– Надо давать ее подружкам, чтобы заполнили.

– А твои заполнили?

Аська опять начинает выщипывать ворсинки из ковра.

– Они сказали… Они потом заполнят.

– Ясно.

– У меня еще не готово просто.

Ага, как же…

Из коридора доносится шум: явно мама пришла. Аська обычно несется к ней как угорелая, но сегодня даже не двигается с места. И хмурится так, что брови превращаются в галку на переносице.

Бабушка за дверью громогласно хвастается, что мы у нее и суп съели, и по пять кусков хлеба, и посуду помыли. Еще бы! Я подползаю к креслу и прячу носок в карман толстовки, пока мама не вошла. Потом сажусь по-турецки, откидываю голову назад и закрываю глаза.

Спорим, когда мама войдет, первым делом про школу спросит? Или про домашнее задание, что, в общем-то, тоже про школу.

Рядом опять начинается какая-то возня. Аська берет мою голову руками и поворачивает к себе. Я морщусь и выдергиваю голову, а щеки по очереди вытираю об левое и правое плечо. Ладони у Аськи какие-то потные, фу.

– Мака-а-ар…

Я сразу все понимаю, без лишних слов. Тон у нее такой, как будто она меня сиропом поливает.

– Не-а.

– Ну, Макар! Ну, пожалуйста!

– Она же только для девочек?

Аська громко сопит.

– Значит, у меня будет не только.

– Ноу, – говорю я по-английски. – Невер.

– Я буду за тебя две недели Ниндзины какашки убирать.

– Ноу.

– Ну, месяц!

– Пусть подружки твои заполнят.

Удар, конечно, ниже пояса. Аська замолкает и отворачивается. Сначала просто шумно дышит своим длинным носом, а затем опять принимается рисовать. Я вижу только сгорбленную спину и локти. Вот высунулась рука, схватила карандаш, исчезла. Высунулась, схватила другой, исчезла. Высунулась. Опять схватила. Исчезла.

– Ну, ты же мой брат, – бормочет обиженно Аська. – И ты же в восьмом классе. Может, если они увидят, что заполнил тот, кто в восьмом…

Бормотание становится совсем уж невнятным. Как будто она слова там жует! Дверь распахивается, и в комнату, стряхивая воду с рук, заходит мама. Нормально, да? Меня вот ругают, когда я полотенцем не пользуюсь!

Мама, наверное, читает мои мысли, потому что говорит:

– Бабушка все полотенца постирала, – и спрашивает. – Уроки сделал уже?

Ха, один-ноль в мою пользу! Точнее, тысяча – ноль в мою пользу, потому что я никогда вообще не ошибаюсь. Первым делом – всегда про школу. Я киваю, хотя даже не заглядывал в сумку еще. Не до того как-то было.

– Ась, а ты прописи сделала?

Аська мотает головой.

– Убирай тогда все и садись, полвосьмого уже.

Аська молча начинает собирать карандаши, а бабушкин голос зовет маму есть суп. Так громко, что к нам, наверное, все соседи сейчас сбегутся. Хорошо бы… А то там этого супа не кастрюля, а целый таз.

Мама вздрагивает. Наверное, тоже думает о том, как бы ей избежать испытания супом. А потом со вздохом плетется на кухню. Я смотрю на то место, где она стояла секунду назад. На капли воды на полу… И говорю внезапно для себя самого:

– Давай сюда.

Сгорбленная спина выпрямляется. Аська поворачивается и бросается ко мне, но я останавливаю ее рукой. Упираюсь ладонью ей в лоб, будто мы в боевике! Это, конечно, случайно так получилось, но все равно очень круто. День прожит не зря.

– Только без щенячьих нежностей!

Аськина голова у меня под рукой быстро-быстро кивает, а сама Аська роняет мне на колени свою тетрадку вместе с пеналом, полным цветных карандашей.

Не понял? Это еще зачем?

– Ася, иди сюда, – зовет мама.

Аська с чпокающим звуком отлепляется от моей ладони и скачет на материнский зов. Только пятки об пол стучат – таб, таб, таб.

Я со вздохом открываю тетрадь. Надо же посмотреть, на что хоть я подписался. Листаю раз, листаю два, листаю три… Хватаюсь за голову и ору на всю квартиру:

– Ты издеваешься? Тут же сто вопросов!

Глава 3. Нормальные люди

Нормальные люди что в субботу делают? Правильно, ничего. Ну, то есть как… Сначала спят до обеда, а потом просыпаются, вспоминают, что сегодня суббота и, рыдая от счастья, никуда не идут.

А ненормальные? Ненормальные укрепляют семейные отношения.

Не знаю только, почему для этого обязательно нужно в парк тащиться. В феврале! По-моему, на диване дома тоже можно отлично укреплять отношения. Особенно если каждый будет в своей комнате заниматься своими делами и другим не мешать.

Я подскальзываюсь и нелепо взмахиваю руками. Вот уж и правда «Макар-кар-кар»! Не дай Бог, меня видел кто-то из класса… Но вокруг никого. Оно и понятно, еще десяти даже нет!

А из дома вообще в девять двадцать вышли..

– Почему обязательно в парк-то идти? – не удержавшись, ною я.

А мама отвечает:

– Потому что я так сказала.

Ну, ясно-понятно.

Аська скачет впереди, захлебываясь от восторга. Мама ей купила розовый пуховик «на вырост», так что она в этом оверсайзе стала окончательно и бесповоротно шарообразной. Реально как колобок.

– Поворачивай! – кричит ей мама и машет рукой направо – в ту сторону, где летом пруд и утки, а сейчас каток и прокат коньков за конские деньги. Аська сворачивает, а я перехватываю поудобнее свои баулы. Вообще, есть у меня подозрение, что я маме с Аськой нужен тут только как вьючный ослик. Должен же кто-то тащить три пары коньков, ледянку и надувную «ватрушку».

Иа-а-а!

В парке тихо, даже птицы не поют. И пусто. То ли мне в детстве казалось, что тут гораздо больше каруселек, то ли их на зиму куда-то убирают. Точно помню, что в кустах, мимо которых мы чешем, раньше был паровоз с мигалкой. Хотя он тогда уже так натужно скрипел на поворотах, как будто вот-вот сдохнет. Наверное, все-таки сдох. Аминь. В смысле, чух-чух.

Пока Аська не родилась, мы стандартно дважды в год сюда приходили. На первое сентября и на мой день рождения восемнадцатого августа. Можно было выбрать две любые карусельки и либо мороженое, либо сладкую вату. Так что я часа три страдал от мук выбора, потому что мне одинаково нравились «Орбита», «Веселые горки» и цепочная карусель. А мама с папой всегда на колесо обозрения ходили, чего я решительно понять не мог и до сих пор не понимаю.

Что такого хорошего в том, чтобы ме-е-едленно двигаться по кругу в стеклянном пузыре?

Очереди тогда, кстати, жесткие были. К «Веселым горкам» вообще минут по сорок стояли, и я прямо чувствовал, как у меня волосы от старости начинают седеть. И, главное, даже к фонтанчику нельзя было отбежать воды попить, потому что все в очереди потом делали вид, что знать не знают, стоял ты тут или не стоял.

Эх, ностальгия!

К катку мы приходим за семь минут до открытия. Топчемся у дверей, хлопаем себя руками по бокам, как какие-то пингвины. Аське в ее «на вырост», может, и не холодно, а у меня коленки в джинсах уже заледенели.

– А я говорила, гамаши надень, – комментирует мама. Наверное, заметила, как бугрится джинсовая ткань из-за мурашек размером с куриное яйцо. Я усилием воли перестаю трястись. Гамаши! Она бы мне еще рейтузы или панталоны предложила…

Какой-то дядька в телогрейке отпирает калитку на каток и снимает цепочку.

– На четыре минуты задержали, – строго выговаривает мама. – Уже одиннадцатый час.

Дядька прячется от нее в теплой будке с надписью «Касса. Прокат коньков». Может, пустит, если туда к нему попроситься?

Я, наконец, сваливаю свои баулы на деревянную лавку. Меняю кроссовки на коньки, туго затягиваю шнурки и кое-как ковыляю по ступенькам вниз, на каток.

– Макар, подожди меня! – кричит Аська.

Я громко хмыкаю. Вот еще! Сейчас доковыляю и запущу себя в центр катка, точно торпеду! Изо рта у меня будет вырываться пар. И ветер будет вычесывать мысли из головы, будто сухую траву граблями. И…

БАМ!

Это я лбом вписываюсь прямо в табличку с надписью «Осторожно, пригнитесь!» Аська, хихикая, протискивается мимо и первой спрыгивает на каток, а я прямо вижу, как искры из моих глаз плавят лед и превращают его в лужу.

– Мгновенная карма, – хихикает мама, спрыгивая на каток вслед за Аськой.

А я сажусь на ступеньку и тру лоб.

Супер.

Нормально так укрепили семейный отношения.

* * *

1. Как тебя зовут?

Я пишу: «Макар».

2.     Какая у тебя фамилия?

Я пишу: «Чудаков».

3.     Сколько тебе лет?

Я пишу: «13».

4.     В каком ты классе?

Я пишу: «8 «А».

5.     Из какого ты города?

Я пишу: «Долгоречный»

6.     Кто ты по знаку зодиака?

Я пишу: «Лев»

И так еще девяносто четыре раза?!

Я бьюсь головой о парту, а Тамара Максимовна громко кашляет и смотрит на меня, сдвинув брови. «Чудаков! – говорит ее ястребиный взор. – Пиши тест по Чехову!»

Я делаю такое лицо типа «Вас понял, кэп» и утыкаюсь взглядом в бумажку с вопросами. А там…

1. Укажите годы жизни А.П.Чехова:

а) 1824 – 1890 б) 1860 – 1904             в) 1854 – 1902             г) 1814 -1841

2. Какие рассказы А. П. Чехова составляют «маленькую трилогию»?

а) «Ионыч», «Душечка», «Попрыгунья»

б) «Толстый и тонкий», «Смерть чиновника», «Тоска»

в) «Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви»

г) «Ионыч», «Крыжовник», «Дама с собачкой»

3. Как звали жену Лугановича?

а) Елизавета Власьевна

б) Дарья Петровна

в) Анна Алексеевна

г) Серафима Андреевна

4. Как относился Алехин к сельскохозяйственным работам?

а) С отвращением

б) С энтузиазмом

в) Равнодушно

г) С иронией

Жесть какая… Понятия, если честно, не имею! Потому что какая вообще разница, как там чью-то жену звали и кто как к сельскохозяйственным работам относился? Разве автор для этого писал? Ну, уж точно не для того, чтобы мы его потом ненавидили из-за троек за эти тесты.

Он, наверное, какую-то мысль важную вкладывал.

И потом, вот где мне эта информация пригодится, а? Так и вижу, как я устраиваюсь на работу, а директор качает головой и с сожалением говорит: «Извините, вы нам не подходите, вы не читали «маленькую трилогию» Чехова!»

Я широко улыбаюсь. Смешно же! Потом обвожу ответы наугад и складываю руки на парте, как хороший мальчик. К., конечно, сосредоточенно решает тест. Кот у Космоса списывает (интересно, как, у них же разные варианты), а Полинка с отсутствующим видом смотрит в окно. Того и гляди слюна изо рта потечет! Я швыряю в нее ручкой, чтоб вернулась в наше измерение, но промахиваюсь, и ручка врезается в стену.

– Чудаков! – рычит Тамара Максимовна, воинственно потрясая седыми кудряшками. – Ты написал?

Я смиренно киваю.

– Ну, так не мешай писать другим! Сиди тихонько, делай свои дела.

Я опять киваю и раскрываю какую-то тетрадку наугад, чтобы создать имитацию бурной деятельности. А это Аськина анкета!

7.     Какой у тебя любимый урок?

Я хмыкаю и пишу: «Уж точно не литература»

* * *

Мне от школы до дома – пять-семь минут. Но я сегодня не иду, а ноги волоку.

Во-первых, солнце. В феврале! Бьет меня прямо в левую щеку (нокаут!), и от этого хочется снять вместе с шапкой всю кожу. Идти с голым черепом и кайфовать.

Пусть проветрится.

А во-вторых, я опять про слова эти думаю. Только теперь о том, как так вышло, что они в разных странах разные. Вот существует какая-то вещь. Скажем, стол. И на одном конце света он стол, а на другом какой-нибудь тейбл! Или вообще шпыркымфуфу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.