Солнечный луч. Чего желают боги

– Таган? – спросила я себя, ощутив, что понимание уже где-то рядом. – Таган…

– Что, Ашити? – спросила меня Эчиль.

Я подняла на нее взгляд и моргнула, пытаясь понять, чего хочет от меня свояченица. После отрицательно покачала головой и вернулась к своим размышлениям. Объединенное войско двух таганов… Против племени мелко, а вот против…

– Елган! – воскликнула я и впилась взглядом в Эчиль, продолжая думать.

А что если и вправду? Два тагана нападают на третий, а после делят его… Нет, нет-нет, не так. Не так! А как? И мои глаза округлились от очередной догадки. Где быстрее всего гибнут люди? На войне! Это же такой восхитительный повод избавиться разом от всех и заполучить все три тагана в короткий срок! Налык сам ведет войско, и его сыновья с ним, кроме одного, который остается в Арангулы, чтобы управлять землями, пока нет отца. То есть можно было бы с помощью Налыка убрать Елгана и его наследников, а заодно и самого Налыка вместе с его наследниками. Даже последнего убрать уже несложно, если есть тот, кто поможет. И тогда Архам получает все земли разом!

Таган Елгана – как победитель, а таган Налыка – как муж старшей дочери, и вот уже у них с матерью огромные территории. Одним ударом всех! Война ведь всё спишет, как говорится. Если, конечно, рассчитывать на помощь илгизитов, то всё становится возможным. И три войска объединились бы под рукой Архама. А с такой армией можно начинать захват других земель…

– Ух, – выдохнула я.

Неужто таков был замысел? И я хохотнула. Ягиры! Как же лихо они сумели перечеркнуть все чаяния Селек одним только словом! Всего лишь не приняли предложенного им алдара и выбрали своего, и тут же весь карточный домик зашатался у основания.

Танияр не желал воевать с пагчи, не пошел бы и на Елгана. И убирать его было опасно, потому что теперь ягиры пристально наблюдали за родней своего алдара. И конечно, после того как Налык отказал в ответ в военной помощи, Эчиль была уже не нужна. До той минуты бедная женщина являлась гарантом союза, а потом толку в ней не стало. А вот дочь Елгана могла ее заменить и развернуть кровавые намерения Селек в обратную сторону.

Привести ее было можно, но! Нельзя воевать с одним тестем против другого, когда под одной крышей живут женщины, которые объединяют три тагана родственными узами. Всё же Селек и без илгизитов далеко не глупая женщина. Всё верно рассудила. Надо убрать одну невестку, чтобы расчистить место другой. А ведь могла еще и от Хасиль избавиться, если бы Эчиль замерзла насмерть. Тогда глупая вторая жена стала бы убийцей, и Архам освободился разом от двух навязанных жен, не сильно огорчившись.

– Великий Отец, – потрясенно протянула я, вновь взглянув на Эчиль. – А ведь Архам вольно или невольно, но спас тебя, когда привел в дом Мейлик. Даже после твоей смерти он уже не мог жениться, потому что полностью использовал данное ему право тройной женитьбы. А может, и брата спас, потому что после свадьбы с Мейлик Селек пришлось терпеть ненавистного алдара, чтобы уже его женить на дочери Елгана.

И пока вожделенная девушка дозревала, кто-то убирал наследников Елгана, меняя сценарий будущего захвата власти. Зачем? Да потому что Танияр не повел бы ягиров на Белый камень, и значит, должен был жениться, оставить наследника и погибнуть, как мы и думали прежде. И вот тогда уже можно было бы объединить два войска под ленгеном нового алдара и повести их на Налыка, чтобы захватить и его земли. Или же убить по-тихому, и тогда Эчиль еще могла отыграть свою роль как старшая дочь павшего каана. Ее муж принял бы власть над осиротевшим Белым камнем. И цель наконец была бы достигнута. Однако тут вновь всё разлетелось вдребезги, но уже из-за вмешательства самого Создателя, воля которого привела Танияра в дом шаманки, где он увидел меня.

– Да-а, – протянула я и усмехнулась. А затем опомнилась: – Прости, ты ведь к чему-то начала говорить о том случае?

Эчиль негромко рассмеялась и похлопала меня по тыльной стороне ладони, которую, оказывается, так и не выпустила. А после, улыбнувшись, кивнула:

– Я хотела рассказать тебе про Танияра. И я расскажу, только теперь я спокойна. Тебя ранили мои слова, я переживала. А теперь рада, что переживала зря, потому что ты веришь ему. И мне.

– Почему? – спросила я с любопытством. – Из чего ты сделала этот вывод?

– Потому что ты не стала ждать того, что я скажу о Танияре, а задумалась о том, что показалось тебе важней, – она снова улыбнулась и наконец отпустила мою руку. Затем обернулась к портрету моего мужа, одному из тех набросков, которые он когда-то забрал со стола перед отправкой на мои поиски. Вместо них каан попросил меня нарисовать себя. Я обещала, но как-нибудь потом… – Он хороший, – заговорила Эчиль, – очень добрый и веселый. Белый Дух всегда любил Танияра, я это точно знаю. – И, вновь обернувшись ко мне, продолжила: – Они очень похожи с Архамом, верь мне. И лицом, и статью, и норовом. Только Архам будто прячется от всех, даже от себя. Танияр как-то говорил, что брат стал другим… – Взгляд женщины стал рассеянным, будто она переживала какое-то свое воспоминание, и отчего-то я была уверена, что касается оно мужа, и вовсе не моего. И, словно в подтверждение моих слов, она едва слышно повторила: – Архам… – Но, вздохнув, повела плечами и возобновила свой рассказ: – После того, что сделала подлая Хасиль, меня принесли обратно в дом, Архам приказал звать Орсун, чтобы она лечила меня. Селек зашла и слушала, как муж спрашивает меня, зачем я ушла на улицу. Каан очень разозлился, когда узнал, что я оказалась раздетой среди метели из-за Хасиль. Он оставил меня с прислужницами и ушел ко второй жене, и его мать следом. Она даже не подошла ко мне. Поначалу я слышала, как Архам кричал на Хасиль, а потом Мрак позвал меня. Когда снова открыла глаза, рядом уже была Орсун. Муж тоже зашел, узнав, что я очнулась. Только он уже стал другим, опять спрятался. Погладил по плечу и велел обо всем забыть. Сказал, что Хасиль не может быть наказана, потому что носит его ребенка. А сам в глаза не взглянул ни разу. Потом и совсем ушел. Рядом остались только знахарка и прислужницы. Орсун говорила, что надо Вещую звать. Один раз и Архаму сказала, а он ответил, что она сама справится. Живая, говорит, и хорошо.

Я не сводила взгляда с несчастной женщины, пока она говорила, а там и вовсе не удержалась. Приблизилась к ней сзади и, обняв, уместила подбородок на плече.

– Танияра тогда не было. Когда он вернулся, я уже начала выздоравливать. Орсун знает свое дело, она меня на ноги подняла… – Эчиль развернулась и взяла меня за руки. – Алдар привез моим дочкам подарки, он часто баловал старшую дочь, а потом и младшую, всегда говорил, что они его любимые племянницы, и девочки дядю любят, всегда о нем спрашивают. Теперь еще и о тебе, – на ее губах появилась улыбка. Я улыбнулась в ответ, но ничего не сказала – ждала продолжения. – Танияр пришел к нам приветливый, как всегда, и, только когда велел принести мне шубу, я поняла, что алдар уже всё знает.

– Ягиры, – произнесла я.

– Да, – кивнула Эчиль. – Они ему всё рассказали. И пока я одевалась, пришел Архам, и Селек с ним. Она сына от себя почти не отпускала. Что бы ни делал, и она рядом. Свекровь в двери встала и сказала, чтобы Танияр уходил. Говорит, ты к жене брата пришел, как смеешь ее уводить, не спросивши мужа.

– А Танияр?

– А он ответил: «Муж о жене заботится, а раз заботы нет, то и спрашивать не у кого». Вот так и сказал, а потом Селек с дороги убрал и меня вывел.

– А что же Архам?

– Он ничего не сказал, только в сторону отошел, дал брату меня увести. А когда Селек за нами кинулась, ей дорогу заступил. О чем говорил, я не слышала. Танияр шел быстро, ну и я за ним. А на улице в сани посадил и к Вещей повез. Только уж поздно было… – Эчиль на миг замолчала, а после закончила с уже знакомой издевательской усмешкой: – Зато живая.

Я притянула к себе свояченицу, обняла ее, и мы затихли на некоторое время. Что я ощущала в этот момент? Мне было ее безумно жаль! Несчастная одинокая женщина, судьба которой могла быть совсем иной, если бы однажды Селек не нашла ей место в своих планах, а после, скомкав, будто испорченный лист бумаги, не выкинула за ненадобностью в корзину. И если бы Архам не шел на поводу своей матери, слепо исполняя ее повеления. Эчиль могла бы быть счастливой в браке и нарожать любящему ее мужу много детей, и была бы его единственной.

– Какая же дрянь! – отступив от жены бывшего каана, в сердцах воскликнула я. – Мерзкая лицемерная дрянь!

Эчиль ответила изумленным взглядом, и я пояснила:

– Я говорю о Селек.

– Отец всё видит и ничего не забывает, – улыбнулась Эчиль. – Не бранись, Ашити. Я не для того тебе это рассказала. Я хотела, чтобы ты знала, почему в твоем муже вижу своего брата, ставшего родней родного. Никто и никогда так не заступался за меня и не спорил. Дома меня любили, но продали. А алдар не любил, но пошел против брата, чтобы помочь. Я не просила его, не подговаривала – он всё сделал сам.

– Таков мой муж, – с гордостью ответила я. – Благородный и справедливый.

– Если однажды тебе станет тяжело видеть меня в своем доме, скажи. Танияр мне брат, а я ему сестра, потому не стану мешать миру между вами, – произнесла свояченица, и я честно ответила:

– Ты мне нравишься. И твои дочери нравятся. Приходите, мы вам рады.

– Спасибо, – улыбка Эчиль была открытой и искренней, я не могла ей не поверить.

Наверное, верила сразу. Она права, я ведь не ждала с жадностью и подозрением рассказа о том, что связывает их с Танияром. Не о них думала, но тень прошлого закрыла взор, помешав увидеть очевидное. А значит, в моей жизни был кто-то неверный, кого окружали соблазны, раз уж застарелая муть поднялась со дна и отравляла мне радость настоящего. Но тогда я вовсе не хочу вспоминать об этом человеке. Пусть остается в забвении, там ему место. Не дай Белый Дух терзать себя и своего супруга чужими грехами, примеряя их на него и наше окружение.

А потом послышались шаги, едва слышные и знакомые до сердечного трепета. Оторвавшись друг от друга, мы с Эчиль обернулись к двери. Тот, о ком мы говорили, появился на пороге и вопросительно приподнял брови.

– Пойду погляжу, как там мои девочки, – сказала наша гостья и направилась к выходу, но обернулась, подмигнула мне и вышла, едва Танияр посторонился, пропуская ее.

– О чем говорили? – спросил каан, как только мы остались одни.

– Готовим смуту, – ответила я. – Мы скоро захватим власть в тагане и объявим женщин венцом творения. Будем сидеть на подушках красивые и гордые, а мужчинам оставим мыть полы, стирать и готовить.

– Что будет с кааном? – полюбопытствовал мой супруг.

– А с кааном всё хорошо, он будет подносить нам сладости.

– Всем?

– Вот еще, – фыркнула я. – С чего это? Только мне.

– Ты сказала – нам, – справедливо заметил Танияр, и я ответила:

– Разумеется, нам. Нам, Ашити Великолепной, как иначе?

– Иначе никак, – деловито покивал каан. – Моя Ашити такая, великолепная. – И со смешком притянул меня к себе. – Ты – свет моей души.

– А ты моя сладость, – улыбнулась я.

– И я себя донес, – хмыкнул супруг. – Только лакомиться будешь ночью, а сейчас идем встречать гостей, они уже недалеко.

– Покоряюсь, – склонила я голову. – Гости важней сладостей.

– Об этом мы еще поспорим, – многообещающе заверил меня каан.

– Если, конечно, найдешь аргументы.

– Найду, – усмехнулся супруг и, поцеловав меня, развернул к двери. – Еще как найду.

– Но ночью? – уточнила я, и он кивнул:

– Да.

А вскоре мы покинули подворье и направились к воротам Иртэгена. Сегодня верные саулы скучали в ашрузе, никто и не думал выводить их для встречи дорогих гостей, потому что кийрамы были пешие. В этом племени верховую езду не воспринимали принципиально, как и любое ограничение животных и принуждение к действию, угодному человеку.

Зверя можно выследить и убить, если терзает голод. Но насилие над его волей недопустимо. Такова была философия, однако нам как дикарям с благородным снисхождением простили наши заблуждения. Тем более с саулом не поспоришь. Если уж он выбрал себе всадника, то отказать ему – настоящее преступление и истинное насилие над его чувствами.

Что до прочих домашних животных, то Улбах выразился так:

– Они давно променяли вольную жизнь на хозяйскую руку. Глупыми бывают даже звери.

Так что тут мы оказались и не виноваты вовсе. Мгизы, турымы и прочие одомашненные животные сами дураки, а потому пусть и живут как хотят. Кийрамам до них дела нет. К этому выводу мы пришли в день нашей первой встречи, пока каан и вожак беседовали, и преград на пути дружбы стало меньше.

Но в любом случае мы не могли унизить наших гостей, явившись верхом к пешим. Это вынудило бы их смотреть на нас снизу вверх, а это могло породить обиду. И потому, оставив саулов в ашрузе, мы вышли навстречу гостям, как только ягир, приставленный следить за кийрамами, примчался с докладом, что вожак и его сопровождение уже близко.

Близко! В этот день я узнала, насколько по-разному может толковаться это понятие. И если я поначалу бодро шагала рядом с мужем, обмениваясь с ним шутками и подначками, то спустя продолжительное время мое благодушие начало таять. Танияр был по-прежнему полон сил, как и пятеро ягиров, сопровождавших нас. Он продолжал шутить со мной, только я отвечала всё реже и всё более односложно, пока окончательно не замолчала и не покривилась, утирая со лба выступивший пот.

– Устала? – спросил каан.

– Немного, – соврала я, усталость была весьма ощутимой. – Когда мы должны встретиться с ними? Мне кажется, уже скоро будет граница.

– До границы далеко, – ответил Танияр. – А до кийрамов близко. Уже скоро.

– Почему надо встречать их на половине пути? – мое раздражение все-таки прорвалось наружу.

– Потому что мы оказываем им свое уважение, – сказал мой супруг, что я и так прекрасно знала. – Желанного гостя встречают далеко от дома, так мы показываем, как сильно его ждали и как мы его ценим.

– Если бы еще Улбах знал об этом, – проворчала я.

– Он узнает, – усмехнулся Танияр, – чтобы понял, как мы к нему относимся. – А после подхватил меня на руки: – Так уже легче?

– Мне – да, – не стала я скромничать. – А тебе тяжелей.

– Не-а, – улыбка каана стала шире. – Я несу венец творения. Он рук не оттягивает.

– Если с этой позиции… то, конечно, – согласилась я и потрепала его за щеку: – Медок ты мой сладенький. – Супруг весело рассмеялся.

А еще спустя немного времени, когда я почувствовала себя лучше, впереди показались десять человек. Восемь бритоголовых мужчин и две женщины – кийрамы. Рассудив, что на фоне кийрамок буду выглядеть слабой неженкой, я покинула руки каана и вернулась на земную твердь.

– Я бы нашел что сказать, – приобняв меня за талию, шепнул Танияр.

– Нет уж, – ответила я. – Сильная так сильная.

– Ты не сильная, ты упрямая, – поправил меня супруг с улыбкой.

– В упрямстве тоже есть сила, – отмахнулась я, и спор прекратился, потому что наши гости подошли совсем близко.

Глава 6

День постепенно клонился к вечеру. И хоть гости были давно уже сыты, стол по-прежнему ломился от угощений. Кийрамы, вновь подтвердив такую же склонность к любопытству, какая была характерна для всех народов, перепробовали всё, что увидели. Морщились, что-то фыркали, ворча о выдумках тагайни, но уплетали за обе щеки.

Впрочем, обо всем по порядку. Встреча двух народов вышла скупой и безэмоциональной. В ней не было ничего витиеватого и показательного. Никто не кланялся, руки друг другу не пожимали. Если первое было закономерно, так как дело мы имели с кийрамами и поклон толковался как признание превосходства, то второе было попросту не принято. Потому, обменявшись краткими словами приветствия, мы все вместе направились обратно к Иртэгену. И уже в дороге началась беседа, не несшая в себе никакого особого смысла или подтекста. Мужчины говорили о лесе, об охоте, о зверье. Вспоминали нашу первую встречу, посмеивались. Я, Дайкари, пришедшая с мужем, и третья женщина, оказавшаяся женой Кхыла – младшего брата вожака (он тоже пришел), так вот, мы поначалу молча слушали, но когда Танияр обратился ко мне, пригласив в беседу, заговорили и кийрамки.

Правда, часть обратной дороги я опять проделала на руках своего мужа. Он не спрашивал меня, нужна ли помощь, просто поднял на руки и понес, устав смотреть на то, как потихоньку кривлюсь из-за усталости. И самое забавное, что Улбах тут же поднял на руки Дайкари, пришедшую с ним.

– Твоя жена – пух, Танияр, – сказал кийрам. – Я бы мог донести свою женщину от нашего дома.

Быстро переглянувшись с кааном, мы спрятали усмешки – вожак решил, что это ответное испытание, и принял «вызов», который ему никто не бросал.

– Я бы пронес мою Ашити отсюда и до высоких гор, – легко включился в бахвальство Танияр.

– А я бы с Дайкари прошел через горы, – ответил Улбах, и каан уважительно покачал головой, не забыв польстить кийраму:

– В тебе сила племени.

– Верно, – самодовольно кивнул кийрам, и я больше не спорила с мужем. Теперь нести меня было делом чести.

А когда мы вошли в ворота, иртэгенцы застыли там, где их застал момент нашего появления, с открытыми ртами. Нет, они знали, что каан ездил к кийрамам и что разрешил охотиться на наших землях. Кто-то воспринимал эту новость как сплетню, кто-то плевался, а кто-то просто пожимал плечами. Все мы дети Белого Духа, а каан знает, что делает. В общем, однозначного мнения не было.

И вот десять чужаков вошли в самое сердце Зеленых земель. Нет, гневных выкриков не было, никто не потрясал кулаками и не посылал в спины вчерашних недругов проклятия. Было молчаливое изумление и любопытство. Люди еще не пришли к окончательному выводу, как относиться к данному визиту, а вот рассмотреть кийрамов, о которых знали все, но видели единицы, хотелось. И рассматривали.

Вот тут стоит отметить разницу между двумя народами, жившими бок о бок, но, по большому счету, в изоляции друг от друга. Если кийрамы смотрели на нас в мрачноватом молчании и взгляды их были пристальными и суровыми, то тагайни, несмотря на оторопь, не забывали кланяться каану. А вскоре начали перешептываться, и, глядя на них, я могла бы в точности воспроизвести диалог, даже не прислушиваясь. Хватало просто выражения лиц.

– Кто это?

– Кийрамы вроде.

– Да ну-у… И вправду кийрамы?

– Выходит, так.

А потом и вовсе кто-то крикнул:

– Милости Отца, каан, никак гостей ведешь?

– И тебе Его милости, – ответил Танияр. – Друзей веду.

– А чего кааншу несешь? – спросил другой иртэгенец. – Здорова ль наша Ашити?

– Здорова, – ответила я. – Милости Белого Духа тебе.

– И тебе, каанша, – склонил голову мужчина и тут же вновь обратился к Танияру: – А чего несешь жену, каан?

– Чтоб поговорить было о чем, – усмехнулся мой муж. – Не взял бы жену на руки, тебе спросить было бы не о чем.

– А-а, – протянул иртэгенец. – А я думал, может, случилось чего.

– Ничего не случилось, всё хорошо, – ответил ему Танияр и закончил расспросы кратким: – Потом говорить станем.

После этого вопросов уже не было, слова каана означали одно – он будет говорить с людьми. И вот за что я безмерно уважала любимых детей Белого Духа, так это за то, что умели ждать. Теперь, когда они знали, что их соберут на поляне и Танияр будет держать речь, уже никому не придет в голову громко возмущаться и спорить, пока не выслушают всё, что им хотят сказать. И тогда начнут задавать вопросы, но до той поры каждый займется своим делом, не терзая себя домыслами и надуманными пересудами.

Так что до подворья мы дошли хоть и под прицелом любопытных взглядов, но уже никто не кричал и не искал ответов на вопросы, полнившие головы. А на подворье нас встречали наши женщины. Выстелив дорогу от ворот до двери дома вытканными узором половиками, они склонили головы перед кааном и его гостями – им этот жест не возбранялся, а после Эчиль завела приветственную песню. И я, как хозяйка, повела гостей осматривать дом, а заодно знакомила их с нашими законами гостеприимства.

Наблюдать за кийрамами было интересно. Они впервые оказались в доме тагайни, да еще и не в простом доме, а на большом подворье. Впрочем, им бы и в сарае было на что посмотреть, потому что устройство было иным во всем, хоть и имело общую основу – стены и крышу. Хотя даже крыши у наших домов были иными, а потому вожаку и его людям было на что посмотреть.

И они смотрели, трогали, принюхивались, а что-то даже попробовали на зуб. Я не мешала: желание гостя – закон. Кийрамы качали головами, усмехались, иногда с пренебрежением, и говорили:

– Что только не выдумают тагайни?

Однако я не ощущала обиды, потому что видела – это показное. Наши гости не могли уронить своего достоинства, вдруг начав нахваливать то, что их заинтересовало или просто им понравилось. Как так? Они почитали тагайни дикарями, изнеженными и слабыми, и вдруг признают, что у соседей есть занимательные вещицы, которые могут прийтись по душе и подопечным Хайнудара? Нет, невозможно! Не так быстро. Сначала нужно было выдержать характер, а уж потом…

И я оказалась права. Поначалу скупо и как одолжение, а после и более уверенно кийрамы признавали некоторое удобство нашего быта, пользу каких-то вещей и вкусную еду, но это было позже. А пока они продолжали держать лицо и с интересом исследовали место, куда и не думали однажды попасть, тем более как желанные гости и друзья.

Закончив осмотр дома и пристроек, куда можно было войти, не покидая жилища, мы наконец вновь вышли на улицу. И первое, что услышали, так это грозное:

– Р-р-р, – коим удостоил Мейтт самого Улбаха.

– Рырх?! – изумился вожак. – Это же детеныш рырха!

Присев на корточки, я потрепала своего любимца и защитника, а после улыбнулась:

– Его зовут Мейтт. А там Бойл, – указала я на второго рырха, с подозрением наблюдавшего за гостями. – А где-то бродит Торн. Скорей всего, мы увидим ее рядом с Танияром. Она единственная предпочитает каана, а мальчики больше дружны со мной. Вот так вот разделились симпатии… Я хотела сказать, малыши сделали такой выбор.

– Зачем вы принесли рырхов? – посуровел Улбах.

Если «глупые» домашние животные его не интересовали, а против саула не пойдешь – не загрызет, так затопчет за своего всадника, то рырхи были уже иным делом. Хищники, обитавшие на воле, не могли оказаться в доме человека.

– Их мать, раненная в схватке с другим зверем, вышла ко мне и попросила позаботиться о своих детях, – пояснила я. – Вскоре после этого она умерла, а я исполняю данное самке обещание. Оставить малышей в лесу мы не могли, иначе они могли погибнуть, и потому привезли сюда.

– Хм… – Улбах почесал макушку. – Рырха сама пришла?

– Сама, – кивнула я в ответ. – Сильно испугала, я даже не сразу заметила, что она ранена. Взяла меня зубами за руку и к детенышам потянула. А когда я попыталась ей сказать, что не могу привести их в Иртэген, она завыла, чтобы услышали другие люди, и убежала. А вскоре умерла. А мне вот они остались, – вновь улыбнувшись, я приподняла Мейтта и прижала его к груди. – Славные малыши.

– Видать, приглянулась ей Ашити, – произнес Кхыл. – Редко такое бывает, чтобы рырхи детенышей человеку доверяли. А может, сам Хайнудар надоумил?

Я с интересом посмотрела на него и, выпустив из рук млеющего Мейтта, распрямилась.

– Что это может значить? – спросила я.

– Да кто ж помыслы духов знает? – пожал плечами Кхыл. – Но раз самка сама отдала, а ты приняла, значит, таково желание Хайнудара.

– Если не станешь им матерью, подрастут, покажут, кто сильней, – сказал Улбах. – Против матери не пойдут. Рырхи к ней привязаны. Кто обидит, на того всем выводком кинутся. С вожаком спорить могут, с матерью никогда, пока она рядом. Сначала мать за детей рвать станет, потом дети за мать.

– Расскажи, – попросила я.

– Расскажу, – кивнул вожак.

– Всему свое время, – послышался голос Танияра, и мы перевели на него взгляды. Торн, как я и думала, семенила за кааном, время от времени задирая голову вверх, чтобы взглянуть на приглянувшегося ей человека. – Сначала гостей угостить надо, а там и говорить станем. Дорога была долгой, время отдохнуть. Идемте.

Так мы и оказались за столом. Стол, накрытый на улице, был роскошен. Даже я еще не видела некоторые блюда, стоявшие на нем. Кухня тагайни была поистине изысканной и вкусной. Даже простые блюда, приправленные их соусами, превращались в кулинарный шедевр восхитительного вкуса. И как когда-то на празднике лета, Танияр негромко подсказывал мне, что и с чем лучше есть. Разумеется, гостям мы тоже подсказывали.

За стол с нами сели Эчиль и Ихсэн, а еще несколько ягиров, включая моих телохранителей. Признаться, я уже больше воспринимала их как своих друзей, которые оберегают меня, чем как свою охрану. Но кроме яств, гостей и приглашенных земляков, демонстрировавших кийрамам наши обычаи, присутствовало тут и еще одно новшество – палочки. Их начала вводить в обиход я.