Алая быль

Алексей Стопичев

Алая быль

Памяти моего брата Александра,

который всю свою жизнь сражался с духами…

Часть 1.

Глава 1.

Полуденное июньское солнце придавило жаром, опустошив улицы небольшого волостного села Узвар. Даже воробьи попрятались в тень, и только бродячий пёс Вислоух блаженно развалился в пыли дороги, лениво ворочаясь время от времени, да подставляя то один, то другой бок палящим лучам. Возле волостной избы, брёвна которой напитались летним жаром, сидели в тени акации двое служилых. По правилам они должны были патрулировать село, да в такую жару по солнцепёку ходить – на голову Лихо кликать, вот и сидели за деревянным столиком, попивая квас, да изредка кидая через стол грязные, замусоленные карты. Они и заметили первыми странного чужака, бредущего в село по просёлочной дороге.

Одет был незнакомец неброско: ботинки, довольно поношенные и разбитые от долгой ходьбы, штаны-шаровары, холщовая рубаха, тоже уже довольно затасканная, да белый плат, повязанный на голову на манер пиратских косынок. За плечом незнакомец нёс вещевой мешок, хоть и объёмный, но явно лёгкий. Но встревожило стражей не это, а широкий военный ремень, да меч-полуторник, висящий у парня на поясе. Сам юноша был среднего роста, но жилистый, крепкий. Безусый и белобрысый. С тренированными руками и широкими плечами. Когда незнакомец подошёл ещё ближе, стражи заметили на его вещмешке странного зверька, на хорька похожего, но покрупнее чуть. Чёрный, с отливом, он резко контрастировал с белобрысой, выгоревшей шевелюрой парня, выбивающейся из под косынки. Стражи вначале животное приняли за шкурку, но хорёк время от времени лениво поднимал остроносую мордочку и выглядывал из-за плеча парня, вертя головой в разные стороны.

Стражи не сказать, что всполошились, но встревожились. Оружных тут мало было, потому как село Узвар находилось на самом отшибе Медянской губернии, вдали от больших трактов и границ. Да и парень на военного не походил. А на дворянина, тем более, смахивал мало. Слишком уж неказист был одёжкой да скарбом. Но меч не каждому носить полагалось, и нацепить его на пояс не на службе – на штраф да на конфискацию нарваться можно! Вот и переглянулись Миха и Ставей, да встали со скамеек своих, ухватив покрепче алебарды.

– Уж не тать ли? – пробормотал Миха.

– Дурак тебе, что ли, тать один по сёлам шастать? – мотнул головой напарник, но алебарду наизготовку взял.

– А ты знаешь, кто за ним следом-то прётся? Может, целая шайка по полю подползает! – Миха вышел на дорогу под палящее солнце и остановился, угрюмо набычившись. Напарник его встал рядом, опустив вниз остриё алебарды. Так, в случае чего, удобнее всего снизу вверх пырнуть нападающего. Не подпустить, по крайней мере, пока напарник вторым оружием не поможет. Все десять стражей местной дружины жили хоть и спокойно, но про тренировки не забывали. Благо, десятник Михей гонял своих подчинённых с утра до вечера. Вот и стали грамотно: Миха слева, с алебардой вниз, а Ставей справа, схватив оружие за древко и отведя навершие за плечо, чтобы рубить сподручнее было.

Впрочем, парня их приготовления озаботили мало. Он шёл всё так же размеренно, пыля ботинками по деревенской дороге, расслабленный и чуть улыбающийся. Остановился шагов за пять и спросил хрипло:

– Старосту как отыскать, служивые?

– А ты кто будешь, мил человек? – растягивая слова, спросил Ставей.

– Стера я, – улыбнулся пошире белобрысый и вновь спросил: – Так как старосту-то найти? А то притомился я, да и жарко очень.

– Да тебе за какой надобностью? – вопросом на вопрос ответил Миха.

– Дело к нему, – пожал плечами белобрысый. Глянул на стол в тени и проговорил: – Кваском не угостите? В горле пересохло – жуть!

– Какое дело? – неуступчиво спросил Ставей, – И меч по какому праву нацепил? Из благородных? Али, может, скажешь, что дружинник какой?

– Да нет, – продолжил улыбаться парень, – Из братства видящих я, иеромонах Лука отправил в село ваше. Это ж Узвар?

Ставей тут же опустил алебарду и спросил:

– А без накидки почему? В вашем братстве же все в накидках алых ходют.

– Да по такой жаре в накидке сдохнуть можно, – простодушно ответил Стера, – Вот и засунул в мешок.

Миха, тоже закинул алебарду на плечо и кивнул понятливо:

– Староста на дальнем лугу, должен вернуться скоро. Пошли в тень, что ли. Квасок прохладный, только из погреба.

Ни у одного, ни у другого из стражей даже мысли не возникло проверить слова парня. Назваться служителем братства, но не быть им в Ивском княжестве даже деревенский дурачок бы не додумался. Да и в других княжествах тоже. Служителей почитали, и даже немного побаивались. А буде находился мошенник, выдающий себя за адепта видящих – ждала его незавидная участь. Такая, что даже самый распоследний тать язык бы себе скорее отрезал, чем ляпнул бы, что он видящий.

Паренёк кивнул, с облегчением зашёл в тень и благодарно взял протянутый Михой прохладный кувшин с квасом. Перекрестился степенно и мелкими глотками начал пить. Зверёк с мешка зафырчал что-то и Стера спросил чуть виновато у стражей:

– Я Уголька напою?

– Конечно, – кивнул Ставей, вновь усевшийся на скамейку, – Вон, плошку возьми! Она чистая.

Видящий плеснул в плошку квасу, поставил посудинку на стол, и бережно посадил зверька на столешницу. Тот рыскнул глазками-бусинками на стражей, фыркнул снова и принялся лакать жидкость, обнажая мелкие, но острые зубы. Миха тоже присел на скамеечку и спросил опасливо:

– Хорёк? Не укусит?

– Вроде хорёк, а может и куница, – пожал плечами Стера, – Я их не сильно отличаю. Пока никого не покусал из людей. Он только кошек да собак не любит.

– А Уголёк – кличка? – Ставей аккуратно потянулся к кувшину, взял посудину и сделал большой глоток. Поставил степенно кувшин, вытер усы и с интересом уставился на зверька.

– Ага, – кивнул Стера и тоже присел на скамеечку рядом со стражем. Перед этим снял с плеч лямки дорожного мешка и аккуратно положил мешок в траву. Уголёк напился, видимо, посмотрел на хозяина, прошёлся по столу, трубой задрав чёрный хвост, а потом улёгся с краю столешницы, свернулся клубочком, закрыв мордашку хвостом и затих.

– Эка, зверушка какая, – умилился Миха, – Понятно котов и собак не любит. Наверное, пытаются слопать кроху.

– Да эта кроха, – хохотнул парень, – Сама кого хочешь слопает. В Медяне чуть кобеля не загрызла на постоялом дворе. Еле оттащил.

– Ого, – протянул Ставей и уважительно посмотрел на зверька, беспечно посапывающего на столе.

Стражи помолчали чуть, и Миха спросил пришедшего:

– В картишки не желаешь перекинуться?

– Можно, – оживился парень, – Только я игрок так себе – в дурня ещё умею, а остальные игры и не знаю.

– Да мы в дурня и играем, – улыбнулся Ставей, и повернулся к напарнику: – Раздавай, что ли?

Миха сгрёб колоду, перетасовал и зашлёпал старыми, потёртыми картами по столу. Уголёк сдвинул с глаз хвост, посмотрел на людей и вернул хвост на место…

Глава 2

После двух или трёх партий в дурня стражи оживились, да и солнце, понемногу опускающееся к горизонту, уже не жарило так яростно. По сельской улице проходили время от времени мужики да бабы. Они с интересом посматривали на незнакомца, играющего со стражами в карты, но не подходили. А вот стайка пацанов пыталась приблизиться, но Миха цыкнул на них, и ребятня убежала по улице, весело гогоча. Мимо ехала телега, и Ставей окликнул возницу:

– Дядька, а староста скоро вернётся?

– Да следом выезжал, ответил мужичок с торчащей вперёд бородкой, – Стал быть, будет тут с минуты на минуту!

Страж кивнул удовлетворённо и спросил Стеру:

– А вы правда духов видите?

– Видим, – парень взял кувшин и снова выпил квасу.

– А сейчас поблизости есть хоть один? – спросил осторожно Миха.

– Есть, – улыбнулся видящий, – И не один.

Стражники синхронно перекрестились, и Миха поинтересовался:

– И… кто же?

– Вон, в поле Полудница ходит, – ткнул рукой за крестьянскую избу Стера, и стражи синхронно повернули головы. Однако, кроме золотистой пшеницы, стелющейся сразу за низеньким тыном, не увидели ничего.

– Какая она? – враз осипшим голосом поинтересовался Ставей.

– Красивая, – наклонил голову к плечу белобрысый видящий, – И печальная.

– Почему печальная? – тоже шёпотом спросил Стеру Миха.

– Видать, Полевик завёлся в вашей пшенице. А нежить добрый дух повлиять не может. Вот и грустит Полудница. Урожая ей жалко и трудов людских, – пояснил Стера и полез в заплечный мешок. Вытащил оттуда тряпицу узорчатую, развернул и достал хлеба краюху, да шмат сала резанного: – Угоститесь со мною?

Миха кивнул заторможено, а Ставей подхватился, из-под акации достал торбу и начал вынимать на стол огурцы, редис, мясо вяленое да каравай белого душистого хлеба:

– Сейчас пополдничаем, – улыбнулся он видящему.

Стера принял благодарно огурцы да мясо, придвинул сало к стражам, и те с удовольствием взяли, зажевали весело. Теперь полгода вспоминать, да рассказывать, как с ними один из братства видящих трапезу разделил. Время от времени все трое прикладывались к кувшину с квасом. На чавканье проснулся и Уголёк. Подошёл к хозяину и ткнулся требовательно носом в руку Стеры. Тот аккуратно отломил кусочек мяса и протянул зверьку. Хорёк не зубами взял, а уцепил передними лапами и отошёл вновь к краю стола. Сел и начал грызть угощение.

– Ты смотри, – восхитился Миха, – Будто человек есть!

Стера кивнул согласно, прожевал и спросил стража:

– А ты женился недавно?

Миха от неожиданности аж закашлялся, подавился, покраснел весь. Кое-как квасом протолкнул застрявший в горле кусок и, вытирая слезящиеся глаза, проговорил:

– Как ты узнал?

– А сзади тебя Люб увивается, – ухмыльнулся Стера, и Ставей захохотал оглушительно. Наклонился через стол, хлопнул напарника по плечу и спросил:

– Ты долг-то супружеский выполнил, друже? Чего он за тобой по пятам-то ходит?

– Да иди ты, – отмахнулся Миха, а Стера пояснил улыбчиво:

– Любы счастьем подпитываются. Когда человек счастлив, и Люб на высоте. При силе. И силой любовной молодожёна напитывает, чтобы тот ночью с женой ещё счастливее стал, ещё сильнее Люба сделал.

Миха покраснел ещё больше и пробормотал:

– Нужна мне сила его… Сам будто не справлюсь!

– Ты хорошего-то духа не обижай, – покачал головой Стера, – Хороший дух не просто помогает, но и злых духов отгонит в случае чего.

Миха устыдился, помялся и проговорил, глядя вбок:

– Да я чего? Пусть подпитывается, коли нужно. Я ж не против.

– А злых, злых духов нету поблизости? – вновь шёпотом спросил Ставей.

Стера замешкался на мгновение и проговорил:

– Рядом нету. Они нас… видящих опасаются. Стараются подальше держаться.

– А добрые? – тут же живо поинтересовался Миха.

– А добрые никого не опасаются, – Стера хлебнул квасу, почти опрокинув кувшин дном вверх и посмотрел виновато на стражей: – Ну вот, весь квас допил.

– Да есть ещё, – отмахнулся Миха, – Ты лучше скажи, а Полевик в поле – ты его не можешь убить? Загубит же урожай!

– Я? – удивился Стера, – Так Полевик не дух, а нежить. Мы с нежитью не сражаемся. Зато вы и сами сможете Полевика убить.

– Это как? – удивился Ставей.

– Нежить серебра боится и осины. Выманите его, да убейте.

– Да у нас серебра на целый меч во всём селе не наберётся, – крякнул Миха, а видящий тут же ответил:

– А зачем меч? В Медяне вон из двух гривенников серебряных наконечник для стрелы делают. И лучший стрелок бьёт нежить, как куропатку!

– А это идея, – загорелся Ставей, – Сильно не разоримся, если с пяток наконечников серебряных сделаем. Потратим десять гривенников, зато пользы сколько?

– Целую куну за пять наконечников, – покачал головой Миха, но потом посопел немного и решил, что не такая это большая цена: – Хотя ежели на нежить людей из братства волка звать… Дороже получится! Я слыхал, что волкодавы менее пяти кун за вызов не берут!

– Ха, пять кун, – проговорил Ставей, и начал запихивать оставшуюся снедь в торбу: – В деревне Глузды приходили люди из братства волка на Ауку охотиться. В итоге воевода им пятнадцать кун отстегнул, и ещё кормили их всей деревней две седмицы, пока они Ауку по лесу искали-шастали.

– Нашли? – живо поинтересовался видящий, и Ставей кивнул живо.

– Нашли. Приволокли потом в деревню. Мерзкое, волосатое какое-то и зелёное. Будто мхом поросшее.

– Мимикрирует, наверное, – Стера тоже ловко убрал в заплечный мешок остатки еды, завязал тесёмки и поставил мешок в траву.

– Что делает? – осторожно переспросил Миха.

– Приспосабливается к окружающей среде. К лесу, – охотно пояснил видящий, – Цвет меняет. Привычки. Пристрастия в еде.

– Ага, – глубокомысленно кивнул Миха и постарался запомнить чуднóе слово. Потом повернулся к Ставею и спросил: – А почему этих… из братства волка волкодавами кличут?

– А ты их не видал ни разу? – Ставей поудобнее сел на лавочку и взял в руки колоду карт. – Перекинемся?

– Не видал, – мотнул головой Миха, и добавил: – Перекинемся!

– Так они шкуры волка на себе таскают всегда. Как одежду. Кто просто хвост воротником, а кто шкуру целиком, заместо плаща!

Стера тоже подсел ближе, собираясь поиграть в карты, но не успел. В конце села заскрипела телега, Миха повернулся туда и сказал весело:

– А вот и староста вернулся! Дядька Богомил!

Стера тут же упруго встал со скамеечки, закинул на плечо мешок, коротко поклонился стражам и пошагал навстречу телеге, в которую впряжена была пегая немолодая кобыла с грустными глазами и слепившейся нечёсаной гривой. На телеге восседал здоровенный мужик с бочкообразной грудью и немаленьким животом. На лице – окладистая борода, в которую будто влип мясистый с прожилками нос.

Глава 3

Староста зафыркал, умываясь из огромной кадушки, стоящей во дворе его дома. Пригоршнями черпал воду, плеская на голову, плечи, руки. Потом вытерся рушником и осоловело глянул на видящего:

– Прости, Бога ради, упрел с жары совсем!

– Ничего, – улыбнулся Стера, удобно примостившийся на дощатой скамеечке, в тени бревенчатого дома старосты. Мешок свой парень вновь положил рядом, а хорёк, обнюхав скамейку, угол дома да ведро, валяющееся у крыльца, скользнул в густую траву и зашелестел по направлению к саду.

– Маланья! – заорал Богомил так, что порскнули, взметая пыль, по двору куры. Закудахтали растревожено. И заорала, перекрикивая кудахтанье, из избы Маланья:

– Чего разорался, окаянный?

– На стол вечерять ставь! Гость у нас долгожданный!

Маланья – дородная темноволосая баба забурчала под нос, но беспрекословно вернулась в хату, вынесла на улицу чугунок с окрошкой. Следом вышли две девки, уже не дети, но ещё и не взрослые. Вытащили каравай, рыбу какую-то и кувшин с молоком. Стали ловко расставлять снедь на широченном столе, стоящем под яблоней. Ставили глиняные миски, чашки. Маланья ловко налила окрошку, на отдельную тарелку положила рыбу. Одна из дочек стала резать каравай большими, толстыми ломтями. Вторая из кувшина разливала по кружкам молоко. Староста натянул рубаху и потопал к столу, пригласил кивком и видящего, указал на почётное место во главе стола. Но Стера, зная обычаи Ивского княжества, поблагодарил и отказался. Тогда Богомил кивнул благодарно, сел во главу и указал на скамейку по правую руку от себя. Стера примостился и застыл. Когда расселись за столом Маланья и дочки старосты, Богомил перекрестился широко, бормотнул молитву и начал есть. Тут же застучали ложками и домочадцы. Начал есть и Стера. В бок ему ткнулся хорёк, видящий глянул на хозяев, отломил кусочек рыбки и протянул зверьку.

Когда повечеряли, староста улыбнулся счастливо и проговорил семье:

– Идите, погуляйте, мне с гостем погуторить нужно!

Жена с дочками быстро собрали посуду и ушли в избу, а Богомил смахнул со стола крошки и заговорил медленно:

– Беда у нас приключилась, Стера.

– Без причин и не приглашают нас, дядька Богомил, – видящий достал кисет и начал аккуратно набивать трубку. Раскурил её и замолчал, глядя на старосту. Тот тоже ждал, пока закурит Стера, и только после продолжил:

– Три года назад у нас бабонька мёртвого младенца родила.

– Такое случается, – осторожно сказал Стера.

– И мы так подумали, – кивнул староста, а через месяц вторая родила – и тоже мёртвого.

Стера выдохнул клуб дыма и смотрел на старосту, ожидая продолжения.

– В общем, за год из девяти родившихся младенцев трое родились живые, но все умерли до года. Четыре роженицы тоже умерли, – староста стиснул могучие кулаки, отчего аж костяшки побелели, и продолжил: – Батюшка и молебны проводил. И крёстный ход делали с иконой, из Медяна привезённой – всё зря. В следующий год ещё четверо младенцев мёртвыми родились. И все роженицы померли. А сейчас у нас рожать боятся. Год уже в селе свадеб не было. Священник из Медян так и сказал, что мол надо из братства видящих звать. Дух энто. Сможешь помочь?

Староста впился глазами в лицо Стеры требовательно и одновременно просяще, с такой надеждой, что парень даже неуютно себя почувствовал. Потому постарался говорить максимально твёрдо:

– Сделаю всё, что в моих силах. Затянули вы очень, – видящий вздохнул: – Сразу надо было к нам в монастырь обратиться. Но теперь уж чего. В общем, надо будет соли побольше, и несколько человек помощников. Вас иеромонах должен был предупредить!

– Четыре мешка соли купили, – закивал быстро староста. – А помощников сколько угодно берите! Но, может, отдохнёте вначале с дороги?

– Нельзя, – покачал головой Стера, – Если это дух Гелло, то он достаточно умён и осторожен. Да и к месту не сильно привязан. Может улететь на пару вёрст от деревни и ищи его потом месяцами. А если он увидит… меня, то улетит вовсе. Потому надо солью просыпать дорожку вокруг деревни. Навроде святого круга сделать. И чем быстрее, тем лучше. Вы мне покажите, дядька, хотя б отсюда, где последняя роженица умерла…

Уже начинало вечереть, когда десяток молодых парней, рассыпав по котомкам соль, рванули бегом вокруг дворов, указанных видящим, и стали быстро просыпать соляные дорожки. Буквально за полчаса дело было сделано, и Стера кивнул старосте:

– Выводите людей!

Богомил кивнул чуточку испуганно и заорал парубкам:

– Давай всех геть из домов! Пусть у родни ночуют сегодня! И быстрее, пока дух на них не набросился!

Жители шести обсыпанных солью избушек быстренько выбежали из домов и вместе с детьми поспешили подальше от жилья, затравленно озираясь. Сначала подбежали к дому старосты, и видящий заговорил спокойно:

– Не переживайте, люди добрые. Вам только до утра потерпеть! Обычно Гелло только младенцев да рожениц атакует, но лучше поостеречься.

Селяне, уже предупреждённые, только закивали, и один мужичишка произнёс:

– Сколько надобно, столько и потерпим, твоё сиятельство! У меня жинка померла. Делай, что надо, но накажи зло!

Стера кивнул, подождал, когда люди разойдутся по родственникам и подтащил к себе свой холщовый мешок. Вздохнул тяжело и начал перебирать травы. Достал пучок шалфея, навесил на пояс, перекрестился и твёрдым шагом пошёл к еле виднеющимся во мраке избушкам. Староста всхлипнул вдруг и перекрестил спину видящего, пробормотав:

– Господи благослови!

Стера осторожно приблизился к первой избушке и замер, пристально вглядываясь во мрак. Приоткрыл скрипучую дверь и шагнул внутрь. Осмотрел всю избу, затем вышел и по лестнице полез на чердак. Расчихался от пыли, вновь осмотрел всё и спустился вниз. Потом так же тщательно обследовал подвал и сараи. Дорожкой из соли огородил проверенное место и шагнул дальше.

Видящий проверил уже четыре избы, когда уловил взглядом движение слева от себя. Развернулся осторожно и увидел дух Гелло. Тот висел в паре аршинов над землёй и переливался всеми цветами радуги. Стера вдохнул глубоко, развёл широко руки и резко схлопнул их перед духом. Волна попала прямо в духа и тот завопил, искорёжившись весь. Задёргался, будто рыба в путах. Дух явно хотел вырваться, но Стера держал сомкнутые ладони крепко. Лишь на висках проступили капельки пота от тяжелейшего напряжения. Дух извивался, дрожал, и когда начал истончаться перестал вопить и застонал вдруг:

– Отпусти меня, видящщщщий! Отпусти, за жжжелание!

Стера молчал, стиснул зубы и напрягался весь до вздувшихся вен на висках и шее. Лишь пот катился градом по его лицу. А Гелло стонал всё тише:

– Сссмилуйся! Жжжжелание! Исссполню!

Потом истончился весь, взвизгнул тоненько и пропал вовсе, вспыхнув напоследок розовым, будто кровью выпитых им младенцев и рожениц. И как только пропал, Стера разомкнул ладони и выдохнул разом. Схватил с пояса фляжку и начал пить колодезную воду, лязгая зубами о металлическое горлышко. Влага текла по шее, стекала на грудь, смешиваясь с пóтом, насквозь пропитавшим рубаху видящего. Парень допил, развернулся и пошёл, пошатываясь, назад к дому старосты. Каждый шаг давался с трудом. Стера будто через густую жижу пробирался, потеряв все силы. Но он упрямо двигался. С трудом переставлял правую ногу, сдвигая её на пару вершков. Затем переносил на неё вес своего жилистого тела и двигал вперёд левую конечность. Перед глазами мутилось всё, плыло, но Стера упрямо шёл. И только когда увидел, как бегут ему навстречу староста с односельчанами, расслабился и позволил себе опуститься на землю…

Глава 4

Летнее солнце окатило комнату светом и теплом сквозь кружевные занавески. За окном о чём-то своём кудахтали куры и орали петухи. Где-то блеяла овца. А Стера лежал на деревенской кровати, укутанный пуховым одеялом. Парень пошевелился, распахнул глаза и тут же сощурил от яркого света. Зевнул и опустил босые ноги на тёплый деревянный пол. Тут же, радостно пофыркивая, соскочил с кровати Уголёк, который спал, свернувшись калачиком, на краешке постели. Ткнул мокрым носом в ногу Стеры, и выпорхнул из комнаты. Стера тоже пошлёпал из комнаты на кухню и увидел там Маланью – жену старосты.

– Можно водицы испить? – попросил сиплым голосом, и баба взвилась тут же, запричитала.

– Очнулся, голубчик! Слава тебе Господи! Третий дён лежишь без сознания! – повернулась к раскрытой двери и заорала во всю мощь лёгких: – Лукерья! Отца клич! Видящий проснулся!

Стера растерялся немного и повторил:

– Водицы бы мне…

– Конечно-конечно, – захлопотала Маланья, – А может, кваску? Молочка? Пиво есть, холодненькое, прям из погреба! А?

– Спасибо, – покачал головой парень, – Просто водички!

Стера прошлёпал босыми ногами к столу, присел на краешек скамейки и стал жадно пить из ковшика, протянутого Маланьей. Пил видящий жадно, мощно. Кадык его дёргался вверх-вниз, как рогулька на прялке. Маланья с жалостью посмотрела на белобрысого парня и спросила:

– Откушаешь чего? Курочка варёная стоит в печи. Колбаса есть, сало. Пирогов я напекла вечор с картошкой и капустой.

Стера опустил ковшик и улыбнулся немного виновато:

– Пирожок я бы съел… с капустой.

Маланья засуетилась, забегала, взметнув свои цветные юбки. Минуты не прошло, и на столе уже стояли тарелка с пирожками, колбаса, огурцы да редиска. Стера принялся есть, вначале сторожко, будто прислушиваясь к себе, а после уже увереннее. Проснулся аппетит, и парень налегал на пирожки, откусывал колбасу, огурец, редиску, и запивал всё квасом. А Маланья села напротив, подпёрла голову ладошкой и проговорила:

– Кушай, голубчик, кушай! Вся деревня тебе благодарная! Дух энтот сколько душ у нас загубил! Не скоро оправимся, да забудем!

В это время, затмив на мгновение свет в дверном проёме, ввалился в избу староста Богомил и с порога пророкотал:

– Спасибо тебе, Стера! Век благодарны будем!

– Уймись, окаянный, – шикнула на него жена, – Пущай малец покушает вначале!

Староста аккуратно присел на стульчик и затих. Стера смущённо дожевал пирожок, запил квасом и откинулся на спинку скамьи:

– Спаси Бог, хозяева! Накормили от пуза! Так сколько я спал?

– Третий день сегодня, – почтительно сказал староста. – Мы священника звали, но тот сказал вас не трогать, мол, проснётесь в нужный час.

Видящий благодарно кивнул и спросил:

– Я переночую ещё ночь, хорошо? А завтра уже в путь.

– Да хоть сколько живи! – загрохотал староста. – У нас на первые выходные сразу пять свадеб назначено! Народ ожил!

– Слушайте, – спросил вдруг Стера, – Я тут со стражами познакомился. И один из них – Миха, недавно женат…

– Так он не в Глуздах живёт с женой, а в Узваре! – сокрушённо сказал староста, – У нас за это время стока народу уехало.