Гонка за смертью

– Темса сказал «слуга», но на самом деле я работал с дверями, – добавил я, надеясь получить более высокую должность.

Вдова наклонила голову набок.

– Ты охранял их или ломал?

Лопаточка отлично причиняла боль – но извлекать правду у нее получалось плохо. Это был не первый мой допрос.

– Ни то ни другое. Я придумывал и делал их. Создавал сокровищницы.

Хорошая ложь танцует совсем рядом с истиной.

Вдова бросила взгляд на Темсу, который в сопровождении Ани Джезебел залезал в свою повозку.

– Ох уж этот Темса… – зацокала языком она.

Я ухватился за подвернувшуюся возможность. Слова, которые нужно сказать, вертелись у меня на языке с тех самых пор, когда меня вывели на помост. Кроме того, мне казалось, что лучше всего – действовать в открытую. Зачем находиться в рабстве дольше, чем нужно?

– Он не просто лжец, тал Хорикс, а еще и убийца, душекрад. Я прибыл сюда по делам и шел на встречу с моим работодателем, но люди Темсы напали на меня и убили!

Вдова Хорикс снова занесла жуткий инструмент, но не пустила его в ход, а посмотрела мне в глаза. В ее взгляде было не больше тепла, чем на продуваемом всеми ветрами горном склоне. Я умоляюще посмотрел на нее, стараясь не дрожать от страха.

Она хладнокровно раздавила мою искру надежды, повернувшись к пучеглазому юнцу. Я опустил голову.

– А ты, мальчик? Мамун, да?

Мальчик задвигал губами, словно научился говорить совсем недавно.

– Мм.

– Более свежий, чем остальные, да? Ты похож на аркийца.

– Мм-фл.

– Ясно. Конюх?

– Грхмр.

Вдова отступила на шаг, чтобы еще раз осмотреть нас, и кивнула: очевидно, ее испытание мы прошли. Она поманила кого-то; человек, похожий на книжный шкаф, вышел из толпы и вразвалочку направился к нам. Он, в кольчуге поверх черной кожаной одежды, выглядел бы грозно даже без пиратской бороды, ряда медалей на мускулистой груди и ножей, висевших на поясе. Он был из тех людей, при виде которых мне хотелось втянуть живот, встать прямее и выставить подбородок вперед в напрасной попытке смягчить удар, нанесенный по моей мужественности. Я знал, что это примитивная, инстинктивная реакция, но до тех пор, пока животное начало не выведут из нас с помощью направленного отбора или обучения, последнее слово всегда будет за ним.

– Этот человек – полковник Хорат Калид. Раньше он служил в армии императора, а теперь командует моей охраной, моим домом и, следовательно, вами. Поклонитесь ему.

Я слегка поклонился.

Полковник, почти такой высокий, как и Джезебел, оглядел нас, презрительно вздернув губу.

– Качество товара падает, – сказал он.

Его голос был похож на стук сталкивающихся камней.

– Для нашего дела они сгодятся, – ответила вдова.

– Вероятно.

Она шлепнула его лопаточкой, но он даже не пошевелился. Медь не действовала на живую кожу, не говоря уже о твердых мускулах и кольчуге.

– Грузите их, полковник. Покажите их Ямаку и Вексу. Они их разместят.

Звеня нашими монетами, она пошла прямо сквозь толпу. На нас она посмотрела всего один раз, и ее взгляд, холодный и пустой, предназначался мне. Я хотел крикнуть ей вслед, заставить ее обернуться. Я был готов вытерпеть еще один удар – лишь бы знать, что меня услышали и поняли.

Полковник связал нас жесткой, колючей веревкой и отвел к телеге. Нам приказали сесть в нее и молчать. Телега, подпрыгивая на ухабах, покатила прочь. Я смотрел, как мимо проплывают шпили, и думал, сколько призраков понадобилось, чтобы их построить. Я думал о том, есть ли такая же высокая башня у вдовы и открывается ли из ее окон прекрасный вид. Я старался любым способом облегчить бремя вечного рабства.

Я попытался решить проблему лучшим способом, который был в моем распоряжении. Замочный мастер работает по принципу заранее выбранного пути: замок может состоять из множества рычажков, шестеренок, пружин и ловушек, но у каждого замка есть только одно решение.

Хороший взломщик – нет, лучший взломщик в Дальних Краях – обладает способностью найти это решение. Если рабство – запертая дверь, за которой находятся правосудие и свобода, значит, мне нужно только одно – взломать замок. В данный момент я чувствовал себя как новичок, который смотрит в замочную скважину и потеет от страха, видя огромное число тяжелых сувальд.

Оказалось, что город еще более капризный и бессердечный, чем мне казалось, и все надежды на то, что мой новый хозяин обеспокоится судьбой украденной души, рухнули. Свобода и возмездие, похоже, ускользали от меня. Но чего я ожидал от аристократов с плотно сжатыми губами и невидящими глазами? Может, сама Хорикс в доле с Темсой? И если это так, то какое ей дело до моего убийства?

– Да пошло оно все, – сказал я.

Нет, я не выкрикнул эти слова, но мне нужно было их услышать, чтобы выплеснуть свою злость. Другие призраки недоуменно посмотрели на меня.

В чем-то они были правы, и именно это подтвердил Калид, ударив кулаком по борту телеги.

– А ну тихо там!

Если жители этого города так презирают живых, то упрямого призрака уничтожат без каких-либо колебаний. На мне они просто потеряют двадцать восемь монет.

Чтобы обрести свободу, я должен быть тихим и умным – как любой настоящий вор. И еще терпеливым. Эта мысль слегка меня утешила. Уж если мы, замочные мастера, чем и славимся, так это терпением.

Я положил холодную голову на трясущуюся деревяшку и стал ждать.

Глава 6. Ее время

Чужеродное порабощение появилось уже после того, как люди научились накладывать чары на призраков и мертвецов. Для него требовалось медленное погружение, многодневное одиночное заключение, в течение которого объект успокаивался и начинал чувствовать себя уютно в теле хозяина. Маги всегда предпочитали домашних животных диким, поскольку душа обычно отчасти перенимала природные качества тела, в котором оказалась. Гончие, кошки, большие птицы. Ни одна душа в теле рыбы не выжила. По сравнению с заколдованными мертвецами, такими как души-клинки, существа, подвергшиеся чужеродному порабощению, были значительно менее безумными, но народ все равно отвергал их.

Никсит Шамас «Волшебный свет»

Она шла размеренно, но самозабвенно – так, как кузнец бьет своим молотом. Эхо ее шагов разносилось по просторному коридору, из-за чего казалось, что идет не один человек, а дюжина. Впереди находились большие двери из лакированного заморского дерева, окованные медью и золотом. У дверей по стойке «смирно» стояли два королевских гвардейца, держа на вытянутых руках жуткого вида копья с крюками. Не останавливаясь, она внимательно следила за ними, мечтала, чтобы они сдвинулись с места – пошевелились, скорчили гримасу за золотыми щитками шлемов, привели в движение свои бирюзовые плащи. Все что угодно, лишь бы они нарушили свою идеальную позу. Но они стояли, словно статуи, и это ее раздражало. В любой другой день она бы долго гуляла взад-вперед по залитому солнцем коридору и смотрела на то, как они дрожат от напряжения. Но в такой день, как сегодня, у будущей императрицы Сизин Талин-Реналы Тридцать Седьмой не было времени заниматься подобными пытками.

– С дороги! – крикнула она, подойдя поближе.

Гвардейцы быстро отошли в стороны, наклонив головы.

– Открывайте двери, проклятые твари!

– Да, ваше величество!

Блестящие рукавицы дернули за канаты, и двери приоткрылись, чтобы она могла пройти.

После роскошного коридора приемная казалась бедной. В центре круглой комнаты стояла всего одна скамья из сандалового дерева с серебряными завитками. От покрытых металлом канделябров, вставленных в простой мрамор, тек золотистый свет. Сизин оказалась перед еще одной дверью, гораздо более величественной и роскошной, чем предыдущая. Она не была высокой или прямоугольной, но округлой и массивной, словно дверь хранилища, в котором лежат половины монет. И неудивительно, ведь за дверью находилось убежище императора; именно здесь отец Сизин укрылся от кровожадных родственников и подданных. Неплохое решение, но крайне неудобное для всех, кто снаружи.

Дверь убежища была окована золотом и медью, и на безупречной поверхности металла были выгравированы сцены древних битв и орды подданных, павших ниц перед пирамидами. Над ними возвышалась королевская печать – корона с шипами и половина монеты, окруженная пустынными цветами, выкованными из стали. В центре двери располагался круг из пяти отверстий. В них не было ни одного драгоценного камня, и их никогда не будет, ведь боги умерли, а это были замочные скважины для ключей, завладеть которыми мечтали все. Дверь украшал только один драгоценный камень – находившийся между замочными скважинами алмаз шириной с ладонь Сизин. В свете ламп от него исходил золотистый блеск. Его называли «замок смерти», ведь он вырвет душу у каждого, кто попытается проникнуть в убежище. Сизин провела пальцами по его похожей на стекло поверхности.

Тот, кто посмотрел бы на дверь внимательно, возможно, заметил бы щели, свидетельствующие о наличии скрытых люков. Один такой люк находился в нижней части двери и по размерам идеально подходил для свитков.

Сизин поспешно провела знакомый ритуал – встала на колени, поклонилась и произнесла приветствие. «Да будет твое правление долгим и успешным, мой император, сильный телом и разумом, повелитель всего, к чему прикасается солнце. Пусть и живые, и мертвые вечно помнят твое имя».

Кто-то дважды постучал в дверь. Маленький люк открылся, и из него вытолкнули короткий свиток. Как только Сизин взяла его, люк с лязгом захлопнулся. Она дважды постучала в дверь и стала ждать.

– Отец? Ты меня слышишь? – негромко спросила она.

Вместо ответа кто-то мощно ударил по двери с другой стороны.

– Как хочешь, – проворчала Сизин. – Меня ждет Облачный двор.

Сжав свиток обеими руками, она выбежала из комнаты; ее волосы цвета воронова крыла летели за ней, словно знамя.

Несколькими этажами ниже отряд королевских гвардейцев ждал, чтобы сопроводить ее в тронный зал; лязг доспехов наложился на стаккато ее марша, но не сумел заглушить перебранки придворных. Сизин услышала ее задолго до того, как вошла в просторный зал. Солдаты двинулись влево и вправо от нее, а она, шурша юбками по мрамору, заняла свое место между четырьмя высокими колоннами, которые поддерживали потолок.

Сизин посмотрела вверх: там, на высоких балконах стояли роскошные кресла, в которых удобно устроились сто сереков Облачного двора. Полоса из разноцветных шелков, бархата и золота протянулась почти на половину зала. Солнечные лучи лились через наклоненные окна, благодаря чему одна половина сияла, а вторая, находившаяся за ней, была погружена в тень. За окнами раскинулась безоблачная и пустая синева: ни одна башня в городе не была достаточно высокой, чтобы ее обитатели могли заглянуть в тронный зал Небесной Иглы.

Она прижала свиток к груди и замерла. Тишина воцарилась не сразу, но как только разговоры и споры увяли, Сизин поклонилась трону в южной части зала – так, словно на троне сидел ее отец. Величественное сооружение, сделанное из бирюзового кварца, пустовало. Пять лет прошло с того дня, как император в последний раз соблаговолил опустить свой зад на трон. С тех пор император правил через проклятый люк, и его решения сначала доставляла его жена, а теперь – дочь. Его отсутствие делало придворных все более амбициозными, а в этом городе «амбициозный» значило то же самое, что и «замышляющий убийство».

– Сереки! Я принесла очередные указы нашего славного императора! – Сизин подняла свиток повыше. – Возможно, они положат конец вашей болтовне. Неужели придворные вели себя так же невежливо, когда слова императора доставляла императрица?

Разглядывая обиженные лица придворных, Сизин заметила, что пустых мест на балконах больше, чем обычно. Основная причина состояла в том, что сереки боялись покидать свои дома. Даже главные улицы города не были абсолютно безопасными, и чем больше богател аркиец, тем пугливее он становился, и не зря, ведь серек – идеальная добыча для душекрада.

В прошлом месяце исчезли два мелких аристократа, тал Аскеу и тор Йира – и не одни, а со всеми своими призраками. По мнению Сизин, они получили по заслугам. Вот что бывает, когда хранишь половины монет в своих башнях, а не в крупных банках Аракса. Если сидишь на своих богатствах и всецело полагаешься на замки с ключами, добра не жди.

Сизин жалела о том, что ее отец не может понять эту истину. Ее род построил башню, которая достала до неба, но император все равно прятался в сокровищнице со своими половинами монет.

Подобные события не были редкостью: повседневная жизнь верхних эшелонов власти Аракса вращалась вокруг неожиданных исчезновений, несчастных случаев и преждевременных смертей. Обычно вскоре после такого происшествия на определенного члена общества внезапно сваливалось богатство – возможно, в результате «удачной сделки» или «смерти родственника». Задурить голову людям можно было самыми разными способами. Если половины монет физически находились в чьем-то распоряжении и была возможность провести их Взвешивание, если банки могли получить достаточно убедительные доказательства того, что передача проведена по закону, наследник получал возможность подняться по общественной лестнице. О том, что произошло на самом деле, рассказывали только шепотом, за закрытыми дверями. Такой была великая игра Аракса, но теперь, похоже, кто-то решил сыграть не по правилам.

Половины монет пропавших аристократов никто не тронул. Это было крайне необычно. Зачем участвовать в игре, если не для того, чтобы получить вес в обществе? Судя по числу пустых мест в зале, последние события сделали сереков еще более осторожными, чем обычно.

Сизин развернула свиток и проглядела его, прежде чем зачитать его содержимое вслух. Она подавила вздох: она уже месяц заменяла при Облачном дворе свою мать-императрицу, и за это время указы ее отца стали еще более причудливыми. В них говорилось только о дорогих его сердцу войнах за тени против принцев Разбросанных Островов.

– Указы императора таковы! Десять фаланг Мертвых Крыс перевести в Харрас для защиты наших портов. Прекратить оказывать поддержку принцу Филару и приготовиться к осаде его форта на Корфине. Кроме того, мы должны увеличить наши запасы стали, чтобы повысить ее цену на рынке. – Она помедлила, задержав взгляд на последнем символе. – И это все. Так сказал его величество император.

Повисло молчание. На лицах придворных отразилось недовольство, и наконец один из них – седеющий серек с тонкой бородкой, заплетенной в косицы с помощью золотых нитей, набрался храбрости и заговорил:

– А как же нехватка воды в Никсе, будущая императрица? Наверняка…

Сизин направила свиток на серека, заставляя его умолкнуть.

– Серек, я не понимаю. Ты обвиняешь моего отца в невежестве или в глупости?

– Ни в том, ни в другом, ваше высочество.

– Надеюсь, что нет. Моему отцу прекрасно известно, какие слухи ходят о Никсе. Если он решит, что с этим делом необходимо разобраться, то непременно примет меры.

– Там действительно больше ничего нет? – спросил другой голос.

Она сразу его узнала. Это был серек Бун. Призрак развалился в своем кресле, ярко светясь в полумраке западного балкона. На его груди – там, где у живого человека сердце, – белыми самоцветами было выложено поблескивающее перо. Синяя дымка за пределами пышных рукавов была темнее, чем у других призраков – из-за пожара, который поглотил его тело пятьдесят лет. Очень мало свободных призраков поднялось до такого высокого звания, как «серек» – если не считать тех, кто умер сереком и не попал в рабство после смерти. Бун принадлежал именно к первой, весьма немногочисленной группе.

Сизин посмотрела на призрака, надеясь, что он видит ее притворную улыбку.

Титул «серек» означал «правитель района», но Сизин давно поняла, что сереки, в основном, занимаются не городскими делами, а подачей жалоб императору. Поскольку император по-прежнему владел наибольшим числом призраков, сереки никак не могли повлиять на его решения, но в соответствии с традицией они считались голосами города и поэтому были не только самым богатым, но и самым гордым сословием. Игнорировать или оскорблять их было опасно.

– Вы недовольны, Бун? – спросила она.

– Неужели там нет ничего о насущных делах? О безудержном похищении душ? Может, что-нибудь об исчезновении императрицы? Или, как уже сказал достопочтенный серек Вараст, про слухи о пересыхании Никса? Насчет этого там ничего нет?

– Верно, верно! – одобрительно вскричали другие.

Услышав про императрицу, Сизин с трудом сохранила невозмутимое выражение лица. Об исчезновении ее матери ходило много слухов и домыслов, но Сизин знала правду: ее мать, забыв о своем долге и о семье, бросила свое имущество и исчезла, оставив лишь кусок папируса, с коротким сообщением: «Ушла на восток».

У холодной и немногословной матери Сизин своего убежища не было, но за последние годы она стала столь же недоступной и отстраненной, как и сам император. Сизин была рада, что эта сука наконец-то сдалась. Вместо того чтобы затеять собственную игру, ставкой в которой был трон, императрица сбежала, и теперь Сизин стала единственным голосом короля в Небесной Башне.

Пытаясь выиграть время, Сизин поискала в свитке слова, которых там не было. Сегодня ее отец был странным образом краток и едва заполнил половину свитка. Она развернула свиток еще больше, но увидела лишь девственно чистый папирус. Искушение, которое зародилось в ней уже несколько недель назад, вновь напомнило о себе. Она прикусила губу. Что еще ей остается? Сизин подозревала, что ее отец начинает сходить с ума. Он был безмерно увлечен своим убежищем и отказывался покидать его, опасаясь интриг и покушений. И немудрено, ведь, для того чтобы взойти на трон, ему самому пришлось зарезать собственного отца. Правда, несмотря на все меры защиты, власть медленно, но верно ускользала из его рук, и сереки это чувствовали. Сизин решила, что сожжет Небесную Иглу дотла, но не подпустит этих диких псов к своему трону.

– Тишина! – завопила Сизин, и, когда сереки перестали бормотать, ткнула пальцем в пустой кусок в нижней части папируса. – Теперь я вижу, что император добавил примечание. Его императорское величество повелел повысить цену на бочки с водой из Никса, чтобы ограничить ее расход. Похоже, что твои страхи оказались необоснованными, серек Бун. Теперь ты доволен?

Призрак кивнул.

– Отчасти.

Сизин обвела взглядом собравшихся на балконе.

– А все остальные?

Собравшиеся забормотали, неохотно выражая согласие; одобрительный шепот появился и исчез, словно ветер, гоняющийся за листьями. Сизин вздернула подбородок. Кодекс гласил, что подделка указов императора – это в лучшем случае измена. Если придворные почуют обман, то получат отличный повод осудить ее и завладеть ее половинами монет.

Сизин, выросшая в самом центре паутины кровавых политических интриг, понимала, что такое власть. Власть – это не только половинки монет: они обычно приводили к твоим дверям толпу. Нет, власть – это управление толпой. Сизин знала, что лучший инструмент – не стальные рукавицы, и не лучезарные улыбки, и не благотворительность. Задача правителя – выяснить, что нужно толпе, а затем повесить это перед ней, словно кусочки овощей – перед жуком. Сейчас сереки мечтали о действии.

Сизин протянула руки к собравшимся и заставила себя улыбнуться.

– Если это будет угодно серекам Облачного двора, я вызову командира Основной стражи и прикажу ему усилить охрану складов и колодцев с водой Никса. Император, в своей вечной мудрости, непременно увидит, что это разумно. Что же касается ее императорского величества, – добавила Сизин, выдавив из себя еще одну улыбку, – то она занимается семейными делами на востоке, и беспокоиться о ней незачем. Я уверена, что она вернется, и притом скоро.

– Будем на это надеяться, будущая императрица, – отозвался Бун, потирая острый подбородок.

Сизин поспешно вышла, оставив сереков болтать о воде из Никса, дополнительных охранниках и более прочных замках. В сопровождении стражи она поднялась в свои покои.

С грохотом распахнув бронированную дверь, Сизин увидела, что ее слуги-призраки по-прежнему полируют зал. Полирование было одной из тех работ, с которыми тени справлялись идеально: мертвые не оставляли на поверхности сальных отпечатков. Но это не означало, что они работали проворно.

– Вон! – взвизгнула Сизин. – Все вон!

Пока тени собирали свои тряпки и бежали к выходу, из боковой комнаты, сцепив руки за спиной, появился еще один призрак, который явно никуда не спешил. На правой части его лысой головы виднелся V-образный шрам. Сегодня он был одет в мешковатый угольно-черный костюм. К его лицу пятнами прилип порошок, игравший роль грима, но при любом, даже самом незначительном, движении этот порошок отваливался.

Сизин мрачно посмотрела на него.

– Итейн, почему ты постоянно одеваешься как свободная тень? Ты выглядишь нелепо.

Призрак нахмурился, и на лацканы его костюма снова посыпался порошок.

– Когда ты мертв уже десять лет, приятно чем-то себя занять.

– Разве я не загружаю тебя работой? Разве ты не учишься владеть мечом?

– Ну, значит, назовем это «индивидуальностью».

Сизин фыркнула.

– Носи балахон, как все мои тени-слуги. Если нужно, я отдам такой приказ. Ты не забыл, что уже не принадлежишь императрице? Теперь ты – моя собственность.

– Балахон – это для полужизни. Слишком… отдает сектой, ваше высочество, – вздохнул Итейн. – Кажется, мне нужен другой портной. Если серек Бун может красиво одеваться, я тоже…

– Тьфу! Этот долбаный призрак!

Сизин подошла к окну, чтобы посмотреть на стоящие внизу дома и башни. Ее взгляд бегал по морю из белого и коричневого камня, в котором выделялись яркие пятна – навесы лавок на базарах. Улицы тесно переплетались, здания тянулись вверх, районы накладывались друг на друга. Ни пяди земли не было потрачено зря, и там, где город сталкивался с бирюзовым морем, он расползался по берегу на сотню миль как на восток, так и на запад. Даже сейчас, в этот солнечный день, Аракс скрывался в клубах заводского дыма и пыли, принесенной из пустыни. За всю свою жизнь Сизин ни разу не видела окраины города – Просторы.

– Новости есть, Итейн?

– Новостей в этом городе, ваша возвышенность, всегда хватает. Какие именно вас интересуют?

Сизин зацокала языком.

– О твоем крассе-взломщике!

– О нем – никаких, если не считать того, что он по-прежнему опаздывает. Весьма необычно для человека с его репутацией.

– Ты совершил ошибку, выбрав красса, – раздраженно сказала она и распахнула окно, чтобы услышать рев Аракса, – голоса и звуки шагов, ржание лошадей, крики птиц и лязг инструментов. – Нужно было пригласить не его, а ту госпожу Эверасс.

Итейн поднял глаза к небу.

– Вы сказали, что она слишком известна, и вряд ли захочет ввязаться в это дело.

Сизин мрачно посмотрела на него.

– Я снова должна напоминать тебе о твоем положении, тень?

Он пожал плечами.

– Вероятно, его судно застиг шторм. Летняя жара заставляет море волноваться, делает его таким – поэтому оно и получило свое название. Бьюсь об заклад, что через несколько дней он прибудет в порт, и тогда вы сможете заняться вашими… – он пошевелил пальцами, – …делами.

Будь на его месте другой призрак, Сизин достала бы медную кочергу и устроила бы ему взбучку. Но Итейн Талин – не обычный раб. Да, он мог раздражать, но он – член семьи, дальний пра-пра-пра-кто-то. Его поработили более ста лет назад, когда чья-то стрела вонзилась в его череп в ходе дворцового переворота, и с тех пор он служил роду Талин-Ренала. До недавних пор Итейн принадлежал матери Сизин и был ее личной тенью и телохранителем, и поэтому в Небесной Игле к нему проявляли чуть больше почтения, чем ко всем остальным призракам-слугам. Он, к тому же, практически вырастил Сизин, ведь императрица была слишком занята. Данный факт не заставил Сизин испытывать чувство благодарности к Итейну, а лишь усиливал ее ненависть к матери.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.