Пожиратель душ. Об ангелах, демонах и потусторонних кошмарах

– Ла! Рин таранак… Ворвадосс из Бел-Ярнака! Возмутитель песков! Тот, кто ждет во Внешней Мгле, Возжигатель пламени… н’гха шугги’хаа…

Он произнес Слово. Слово силы, которое едва расслышали мои истерзанные уши. Но я услышал и почувствовал, как Слово сияет и гремит по всему межгалактическому пространству, за пределами человеческого сознания и понимания, доносясь до самых далеких бездн. Нечто в первобытном мраке и хаосе услышало его, проснулось и явилось на зов.

Ибо внезапно, как гром с ясного неба, на комнату опустилась тьма, скрыв из вида бросившуюся на нас чудовищную тварь. Я услышал резкий, леденящий душу крик – и наступила гробовая тишина, в которой не было слышно даже неустанно накатывавших на берег волн. От нестерпимого холода мое тело раз за разом пронизывала резкая боль.

Вдруг из мрака перед нами появился лик, прикрытый, как вуалью, серебристой дымкой. Он было совершенно нечеловеческим, едва заметные черты его имели совершенно иной, нежели у людей, рисунок, прихотливую неземную геометрию. Но он не пугал меня, а, наоборот, успокаивал.

За серебристой дымкой я различил причудливые пустоты, невероятные изгибы и плоскости. Отчетливо видны были только глаза – черные, как пустые межзвездные пространства, холодные, но полные неземной мудрости.

В них плясали крошечные огоньки; такие же огоньки играли на нечеловеческом лице. И пусть в бесстрастных, задумчивых глазах не читалось ни тени эмоций, я почувствовал прилив уверенности. Все страхи разом покинули меня.

– Ворвадосс! – зашептал где-то рядом невидимый Хейворд. – Возжигатель пламени!

Тьма быстро рассеялась, лицо потускнело, превратившись в тень. Теперь я видел перед собой не знакомые стены коттеджа, а совсем другой мир. Мы с Хейвордом провалились в глубины прошлого.

Я стоял посреди черного агатового амфитеатра. Вокруг меня, простираясь до небес, усыпанных мириадами холодных звезд, возвышался огромный, потрясавший воображение город с многогранными черными башнями и крепостями, каменными и металлическими громадами, арочными мостами и циклопическими укреплениями. Этот кошмарный город кишел омерзительными отпрысками потустороннего измерения, и ужас вновь охватил меня.

Сотни, тысячи, миллионы тварей неподвижно висели в темном чистом небе, тихо дремали на ступенях амфитеатра, носились над открытым пространством. Я замечал сверкающие глаза, холодные и немигающие; блестящие, полупрозрачные мясистые туши; чудовищные рептилоподобные конечности, извивавшиеся передо мной, когда отвратительные твари проплывали мимо. Я чувствовал себя оскверненным, обгаженным. Кажется, я вскрикнул, и мои руки сами собой метнулись к глазам, чтобы не созерцать невыносимого Абаддона – родного измерения захватчиков.

Потустороннее видение исчезло так же внезапно, как появилось.

Я мельком увидел божественный лик, почувствовал холодный взгляд его удивительных, всезнающих очей. Затем он исчез, и наша комната как будто зашаталась в цепкой хватке космических сил. Я покачнулся и едва не упал, и в этот миг передо мной вновь возникли стены коттеджа.

Вокруг больше не стоял нестерпимый холод, не раздавалось ни звука, кроме шума прибоя. Ветер по-прежнему гнал туман мимо окон, однако мрачное, гнетущее ощущение древнего зла исчезло. Я обратил внимание на разбитую дверь, но от ворвавшегося в дом ужаса не осталось и следа.

Хейворд слабо привалился к стене и тяжело дышал. Мы тупо уставились друг на друга. Затем в едином порыве заковыляли к разбитой дверной раме и вышли на песок.

Туман рассеивался, разрываемый в клочья прохладным свежим ветром. В ночном небе над коттеджем блестела звездная дорожка.

– Их прогнали, – прошептал Хейворд. – Как и прежде, прогнали в их измерение и закрыли врата. Но они успели поживиться… отнять жизнь у нашего друга… да простят меня за это Небеса…

Он резко повернулся и, сотрясаясь от рыданий, пошел обратно в дом.

Мои щеки тоже были мокрыми от слез.

Затем он вышел. Я стоял рядом, пока он бросал в море наркотические капсулы времени. Никогда больше он не отправлялся в прошлое, живя настоящим и немного будущим – как подобает обычному добропорядочному человеку…

Колокола ужаса

Здесь тишь не нарушаютНи вопль, ни зов, ни стон,Заря не пробуждаетТяжелый небосклон,Здесь нет весны беспечной,Нет радости сердечной —Здесь царство ночи вечной,Где длится вечный сон.Алджернон Ч. Суинберн. Сад Прозерпины. Перевод Г. Бена

Загадочная история потерянных колоколов миссии Сан-Хавьер вызвала большое любопытство. Многие задавались вопросом, почему найденные спустя сто пятьдесят лет колокола сразу же разбили, а их части тайно захоронили. Наслышанные о качестве колоколов и удивительной чистоте их звука, многие музыканты писали гневные письма, спрашивая, почему в колокола хотя бы не позвонили перед уничтожением и не записали их звучание для потомков.

На самом деле в колокола все-таки позвонили, и случившаяся за этим катастрофа стала непосредственным поводом для их уничтожения. И когда эти зловещие колокола безумно взывали к небывалой темноте, окутавшей Сан-Хавьер, лишь решительные действия одного человека спасли мир от – не побоюсь этих слов – хаоса и гибели.

Я, секретарь Калифорнийского исторического общества, был свидетелем этих событий почти с самого начала. Конечно, я не присутствовал при извлечении колоколов, но Артур Тодд, президент нашего общества, вскоре позвонил мне домой в Лос-Анджелес, чтобы сообщить о злополучной находке. Он был так взволнован, что не мог связно говорить.

– Мы нашли их! – кричал он в трубку. – Колокола, Росс! Вчера вечером у горы Пинос. Это величайшая археологическая находка со времен розеттского камня!

– Скажите еще раз, о чем вообще речь? – спросил я, плохо соображая спросонья. Звонок вытащил меня из теплой постели.

– О колоколах Сан-Хавьера, о чем же еще? – торжествующе объяснил он. – Видел их своими глазами. На том же месте, где Хуниперо Серра закопал их в тысяча семьсот семьдесят пятом. Один турист обнаружил в горе неизвестную ранее пещеру и нашел внутри гнилой деревянный крест с надписью. Я сразу собрал…

– О чем говорит надпись? – перебил его я.

– Что? А… секунду, сейчас достану расшифровку. Слушайте: «Пусть никто больше не звонит в захороненные здесь зловещие колокола муцунов, иначе ужасы ночи вновь восстанут над Новой Калифорнией». Муцуны, как вам наверняка известно, участвовали в изготовлении колоколов.

– Да, я знаю, – ответил я в трубку. – Предполагают, что муцунские шаманы зачаровали их своими заклинаниями.

– В этом я сомневаюсь, – сказал Тодд. – Но тут творится нечто странное. Пока я вынес из пещеры только два колокола. Всего их три, но мексиканские рабочие отказываются возвращаться за третьим. Говорят… ну, они чего-то боятся. Но я достану третий колокол, даже если придется выкапывать его в одиночку.

– Хотите, чтобы я приехал?

– Буду признателен, – с жаром ответил Тодд. – Я звоню из хижины в каньоне Койота. Дентон, мой ассистент, присматривает за местом раскопок. Послать мальчика в Сан-Хавьер, чтобы он проводил вас до пещеры?

– Годится, – согласился я. – Пошлите его в гостиницу «Хавьер». Буду там через несколько часов.

От Лос-Анджелеса до Сан-Хавьера около ста миль. Я промчался вдоль побережья и спустя два часа оказался в сонном миссионерском городке, примостившемся у горной гряды Пинос на берегу Тихого океана. В гостинице меня уже ждал проводник, который, впрочем, не горел большим желанием возвращаться в лагерь Тодда.

– Сеньор, я объясню, как идти. Не заблудитесь. – Смуглое лицо мальчугана было неестественно бледным, а в карих глазах читалось беспокойство. – Я не хочу туда возвращаться…

– Что там такого плохого? – спросил я, звякнув монетами. – Боишься темноты?

– Sí[5], сеньор, – мальчик вздрогнул, – тем… темноты. В пещере очень темно.

В конце концов мне пришлось идти одному, доверившись его указаниям и собственному умению ориентироваться на местности.

Когда я вышел на горную тропу, уже светало, но рассвет был каким-то тусклым. Безоблачное небо было причудливо сумрачным. Во время песчаных бурь гнетущие, мрачные дни не редкость, но в тот день было ясно. И непривычно холодно, хотя с высоты над океаном не было видно ни намека на туман.

Я продолжил восхождение. Наконец я добрался до хмурых прохладных ущелий каньона Койота, невольно поеживаясь от холода. Небо приобрело унылый свинцовый оттенок, стало тяжело дышать. Я был в хорошей форме, но подъем все равно измотал меня.

Не скажу, что я устал физически, – скорее впал в какую-то гнетущую летаргию. Глаза слезились, приходилось то и дело закрывать их, чтобы снять напряжение. Я многое бы отдал за то, чтобы из-за гор выглянуло солнце.

Затем я увидел нечто невероятное – и ужасное. Это была жаба, серая, жирная, уродливая. Она сидела на краю тропы и терлась о шероховатый камень, повернувшись ко мне одним глазом – точнее, тем местом, где обычно бывает глаз. Вместо него была лишь покрытая слизью дырка.

Жаба двигала своим отвратительным телом туда-сюда, стирая голову о камень. Я слышал резкое болезненное кваканье. Вдруг она отцепилась от камня и поползла по тропе в мою сторону.

Я посмотрел на камень, и меня едва не стошнило. Его серая поверхность была покрыта вонючими белесыми подтеками и кусочками жабьего глаза. Судя по всему жаба намеренно стерла свои лупастые глаза о камень.

Наконец она скрылась под кустом, оставив в пыли влажный след. Я невольно зажмурился и протер глаза – и резко отнял руки, с удивлением почувствовав, что костяшки пальцев чересчур сильно вжались в глазницы. Виски пронзила острая боль. Я вздрогнул, подумав об обжигающем зуде в глазах. Неужели эти же мучительные ощущения заставили жабу ослепить себя? Господи!

Я побежал вверх по тропе. Вскоре я оказался у хижины – вероятно, той, откуда звонил Тодд, потому что от крыши к высокой сосне тянулись провода. Постучал. Не дождавшись ответа, продолжил подъем.

Вдруг раздался крик мучительной боли, резкий и пронзительный, а за ним – быстрые шаги. Я остановился, прислушавшись. Кто-то бежал в мою сторону по тропе, за ним с криками гнались другие. Вскоре из-за поворота появился мужчина.

Он был мексиканцем. Заросшее черной щетиной лицо скривилось от боли и ужаса, рот перекосился, из глотки вырывались безумные вопли. Но не это стало причиной того, что я отскочил с его пути и покрылся холодным потом.

У него были вырваны глаза, из пустых черных глазниц стекали ручейки крови.

Вышло так, что мне не пришлось останавливать слепого беглеца. Сразу за поворотом он с разгона врезался в дерево и на миг приник к стволу. Затем медленно осел на землю и растянулся без чувств. На грубой коре осталось большое кровавое пятно. Я быстро подскочил к мексиканцу.

К нам подбежали четверо мужчин. Я узнал Артура Тодда и его ассистента Дентона. Еще двое, очевидно, были рабочими. Тодд резко остановился:

– Росс! Боже всемогущий, он мертв?

Он быстро наклонился, чтобы осмотреть потерявшего сознание рабочего. Мы с Дентоном уставились друг на друга. Дентон был высоким, крепким мужчиной с густыми темными волосами и большим улыбчивым ртом. Но сейчас на его лице читались удивление и испуг.

– Господи, Росс… он устроил это у всех на виду, – прошептал Дентон бледными губами. – Завопил, вскинул руки и вырвал себе глаза.

Вспомнив, как все было, Дентон зажмурился.

Тодд медленно поднялся. Он был полной противоположностью Дентона: низкорослый, жилистый, со смуглым лицом и внимательным взглядом.

– Мертв, – констатировал он.

– Что случилось? – спросил я, стараясь говорить твердо. – Тодд, в чем дело? Он сошел с ума?

Все это время меня не покидал образ жирной жабы, стирающей глаза о камень.

– Не знаю. – Тодд покачал головой и хмуро свел брови. – Росс, у тебя глаза не чешутся?

По телу пробежали мурашки.

– Еще как, черт побери! Зудят и горят. Я всю дорогу их протираю.

– Все как у рабочих, – сказал Дентон. – И у нас. Видишь?

Он показал на свои глаза, которые покраснели и воспалились.

Двое рабочих – тоже мексиканцы – подошли к нам. Один что-то сказал на испанском. Тодд резко возразил, и они, помешкав, отошли, затем без лишних слов побежали вниз по тропе. Дентон с гневным криком бросился в погоню, но Тодд поймал его за руку.

– Пускай, – торопливо бросил он. – Сами достанем колокола.

– Вы нашли последний? – спросил я, когда он отвернулся.

– Нашли все три, – мрачно ответил Тодд. – Мы с Дентоном вдвоем откопали последний. А еще вот это.

Он достал из кармана грязный зеленоватый металлический тубус и протянул мне. Внутри оказался листок пергамента, на удивление хорошо сохранившийся. Я не смог разобрать старинный испанский текст.

– Давайте я попробую, – сказал Тодд, осторожно беря пергамент. Он знал испанский блестяще. – «С Божьей помощью, двадцать первого июня нападение язычников-муцунов удалось отбить, и три колокола, отлитые месяц назад, были захоронены в этой тайной пещере, а вход завален…» После недавнего камнепада он, очевидно, открылся, – пояснил Тодд. – «Индейцы занимались нечистым колдовством; и когда колокола были повешены, от их звона под горой проснулся злой демон, которого муцуны зовут Зу-ше-куон, и посеял среди нас тьму, холод и смерть. Большой крест был повален, и многие из нас стали одержимы злым демоном, а единицам, что сохранили рассудок, пришлось сражаться с ними и снять колокола. Затем, вознеся Господу хвалу за спасение, мы помогли раненым. Души погибших отправились к Богу, и мы молились, чтобы святой Антоний как можно скорее освободил нас из жестокого плена одиночества. Если, волею Господа, я не смогу довершить начатое, пусть тот, кто найдет эти колокола, отправит их в Рим во имя его величества короля, нашего повелителя. Да хранит его Господь».

Тодд остановился и осторожно убрал пергамент в тубус.

– Подписано самим Хуниперо Серрой, – тихо сказал он.

– Господи, вот это находка! – воскликнул я. – Но… вы же не думаете, что здесь что-то…

– Кто сказал, что думаю? – рявкнул Тодд, не в силах скрыть нервное напряжение. – Всему есть логическое объяснение. Нельзя предаваться суевериям и самовнушению. Я…

– А где Сарто? – вдруг с опаской спросил Дентон.

Мы стояли на краю небольшой голой каменистой равнины.

– Какой еще Сарто? – поинтересовался я.

– Хозяин той хижины у тропы, – объяснил Тодд. – Вы должны были ее миновать. Я оставил его охранять колокола, когда у Хосе случился припадок.

– Может, лучше отнести тело Хосе в город? – спросил я.

Тодд нахмурился.

– Не сочтите меня беспринципным, – сказал он, – но эти колокола нельзя оставлять. Хосе мертв. Ему уже не поможешь. А чтобы отнести колокола в город, понадобится три пары рук. Жаль, что у бедняги было не так хорошо с ориентацией, как у Дентона, – мрачно усмехнулся он. – Тогда бы он не врезался в дерево.

Он был прав. Я готов был поспорить, что Дентон, однажды пройдя по тропе, смог бы потом прошагать по ней обратно с завязанными глазами. Память и умение ориентироваться были у него превосходными, почти как у индейцев, находящих дорогу к своему вигваму через сотни миль прерии. Позже выяснилось, что эта способность Дентона жизненно важна для нас, но тогда мы об этом не оказалась подозревали.

Мы поднялись по скалистому склону над равниной и оказались на маленькой полянке среди сосен. Рядом зияла яма, вокруг которой виднелись следы недавнего камнепада.

– Какого черта?! – воскликнул Тодд, озираясь. – Куда…

– Он смылся, – удивился Дентон. – И колокола унес…

Тут мы услышали слабый, музыкальный звук – удар колокола о дерево. Он донесся сверху, и мы, подняв глаза, увидели нечто невероятное. Худой бородатый мужчина с огненно-рыжими волосами тянул веревку, перекинутую через толстый сосновый сук. А на другом конце веревки…

Потерянные колокола Сан-Хавьера медленно поднялись, выстроившись в ряд на фоне неба. Изящные по форме, они отливали бронзой, даже несмотря на грязные потеки и патину. Но языков не было, и поэтому они молчали. Пару раз, ударившись о сосновый ствол, они издали глухой скорбный звук. Уму непостижимо, как один человек смог поднять такую тяжесть. Я видел, что узловатые мышцы его голых рук натянуты и напряжены. Глаза вылезли из орбит, зубы были стиснуты в ухмылке.

– Сарто! – крикнул Дентон, карабкаясь по склону. – Что ты вытворяешь?

Удивленный нашим внезапным появлением, Сарто покрутил головой и уставился на нас. Веревка выскользнула из его пальцев, и колокола полетели вниз. Сделав отчаянный рывок, он успел схватить конец веревки и на миг задержать падение колоколов, но потерял равновесие. Пошатнувшись, он упал и полетел вниз по склону, а за ним, обгоняя его и подпрыгивая, покатились колокола, гулко звеня при ударах о камни.

– Господи! – прошептал Тодд. – Сумасшедший чудак!

Наверху закружился вихрь из пыли и гальки. Раздался тошнотворный хруст, и Дентон резко бросился в сторону. Сквозь пыльное облако я увидел, что один колокол упал на скользящее тело Сарто, – и отшатнулся, неистово потирая глаза, ослепленные летящей грязью. Я прижался к дереву, дожидаясь, пока грохот и звон не прекратятся, затем поморгал и осмотрелся.

Один колокол лежал почти у моих ног. На нем было огромное кровяное пятно. Тело Сарто застряло в кустах чуть выше.

А под кустами, прижатая к ребристой скале, вертикально стояла его окровавленная, изувеченная голова!

На этом закончился первый акт драмы, которую мне довелось созерцать.

Колокола должны были повесить через две недели. Об этом писали газеты, среди историков случился настоящий ажиотаж. В Сан-Хавьере собрались члены исторических обществ со всего света.

Если рассуждать логически, то, за исключением зловещей атмосферы на горе Пинос, все необычные происшествия, случившиеся после откапывания колоколов, выглядели легко объяснимыми. Раздражение глаз и помешательство Сарто и мексиканца были вызваны острым отравлением – например, иприткой или каким-то грибком, выросшим в пещере, где схоронили реликвии. Мы с Тоддом и Дентоном не стали отрицать этих доводов, но часто обсуждали произошедшее в беседах друг с другом.

Дентон даже съездил в Хантингтонскую библиотеку, чтобы взглянуть на запрещенный перевод «Книги Иода» Иоганна Негуса – жуткий, отвратительный сборник древних эзотерических формул, о которых все еще ходили любопытные легенды. Утверждают, что сохранился лишь один экземпляр оригинального издания, написанного на дочеловеческом древнем языке. Даже о вычищенном переводе Иоганна Негуса знают немногие, но Дентон узнал от кого-то, что в книге могут быть тексты, связанные с легендами о колоколах Сан-Хавьера.

Он вернулся в Лос-Анджелес с листом писчей бумаги, исчерканным его корявым почерком. Переписанный им отрывок из «Книги Иода» гласил:

Глубоко под землей на берегу Западного океана живет Темный Безмолвный. Он не родич могущественным Древним из тайных миров и с далеких звезд, ибо он всегда жил в подземном мраке. Имени у него нет, ибо он – роковой конец, вечная пустота и безмолвие Древней Ночи.

Когда Земля станет безжизненной, а звезды погаснут, он восстанет вновь и подчинит всех своей власти. Ибо он не жалует жизнь и солнечный свет, но любит темноту и вечное безмолвие бездны. Однако он может быть призван на Землю до назначенного часа, и коричневые люди, живущие на берегу Западного океана, знают древние заклинания и определенные низкие звуки, которые способны достичь его подземной обители.

Призыв грозит большой опасностью, ибо Темный Безмолвный может принести смерть и тьму до назначенного часа. Даже день он может сделать ночью, а свет – тьмой; все живое, все дышащее, все движущееся умирает при его приближении. Затмение – его вестник; и хотя у него нет имени, коричневые люди называют его Зушаконом.

– Следующий фрагмент был вырезан, – сказал Дентон, когда я оторвался от бумаги. – Книга подверглась серьезной цензуре.

– Весьма странно, – произнес Тодд, беря листок и пробегая по нему глазами. – Но это наверняка простое совпадение. Безусловно, фольклор вдохновлен природными явлениями, и современный читатель легко может понять, что с чем связано. Например, обычные молнии и солнечные лучи когда-то принимали за стрелы Зевса и Аполлона.

– «Никогда не являет оку людей там лица лучезарного Гелиос, – процитировал Дентон. – Ночь безотрадная там искони окружает живущих»[6]. Помните путешествие Одиссея в страну мертвых?

– Помню, и что? – криво усмехнулся Тодд. – Может, вы еще скажете, что сам Аид восстанет из Тартара, когда колокола повесят? Вздор! Двадцатый век на дворе, такое невозможно… да и никогда не было возможно.

– Уверены? – спросил Дентон. – Не говорите, что вас ничуть не смущает здешняя аномально холодная погода.

Я насторожился. Было самое время вспомнить про неестественно холодный воздух.

– Здесь и раньше бывали холода, – возразил Тодд с тоном человека, который сам очень хочет поверить в свои слова. – И тучи. Нельзя позволять воображению так разыгрываться из-за какой-то там погоды. Это… господи!

Мы едва не попадали на пол от толчка.

– Землетрясение! – воскликнул Дентон, и мы бросились к выходу, но не побежали на лестницу, а остались в дверном проеме. Конструкция любых зданий такова, что при землетрясениях это самое безопасное место.

Новых толчков не последовало. Дентон вернулся в комнату и выглянул в окно.

– Смотрите, – выдохнул он, подзывая нас. – Колокола вешают.

Мы подошли к окну. Из него была видна миссия Сан-Хавьер, в двух кварталах от дома. В арочных проемах колокольни мы заметили людей, подвешивающих три колокола.

– Говорят, что при отливке колоколов индейцы бросили в жидкий металл живую девушку, – как бы невзначай заметил Дентон.

– Слышал, – довольно резко парировал Тодд. – А шаманы зачаровали колокола с помощью магии. Хватит нести чушь!

– Разве особые колебания вроде звука колоколов не могут создавать необычных эффектов? – разгорячившись, спросил Дентон, и я различил в его голосе испуганные нотки. – Тодд, мы еще не изучили жизнь досконально. Мало ли что бывает… например, даже…

Дзы-ы-ынь!

Раздался гулкий зловещий звон. Удивительно глубокий, проникавший сквозь барабанные перепонки, он посылал причудливые вибрации прямо по нервам. У Дентона перехватило дух.

Дзы-ы-ынь!

Следующая нота была еще ниже, и я почувствовал необычную боль в голове. Назойливую, призывную!

Дзы-ы-ынь… Дзы-ы-ынь…

Громкая, фантастическая мелодия, словно сорвавшаяся с уст Бога или вылетевшая из трубы ангела Исрафила…

Мне показалось, или стемнело, или над Сан-Хавьером повисла тень? А Тихий океан из сверкающего синего вдруг стал свинцово-серым, а затем непроницаемо-черным.

Дзы-ы-ынь!

Я почувствовал, как задрожал пол перед толчком. Зазвенело стекло в раме. Комната пошатнулась, вызвав у меня приступ тошноты, горизонт начал безумно качаться вверх-вниз, как детская качель. Внизу раздался грохот, со стены на пол упала картина.

Мы с Тоддом и Дентоном раскачивались и спотыкались, будто пьяные. Я понял, что дом скоро не выдержит. Становилось все темнее. Комнату затянуло сумрачной пеленой. Кто-то пронзительно взвизгнул. Кругом билось стекло. От стены отвалился кусок штукатурки, подняв облако пыли.

И вдруг я ослеп!

Рядом со мной резко вскрикнул Дентон, и я почувствовал, как меня схватили за руку.

– Росс, это вы? – спросил Тодд, как всегда, спокойно и уверенно. – В доме темно?

– Темно, – ответил откуда-то из сумрака Дентон. – Значит, я не ослеп! Где вы? Где выход?

Резкий толчок заставил Тодда выпустить мою руку, и меня отбросило к стене.

– Здесь! – ответил я, пытаясь перекричать грохот и гул. – Идите на мой голос!

Вскоре кто-то тронул меня за плечо. Это был Дентон. Вскоре приполз и Тодд.

– Господи, что происходит?! – воскликнул я.

– Это все проклятые колокола! – проорал мне в ухо Дентон. – В «Книге Иода» правильно говорится. Он превращает день в ночь…

– Да вы спятили! – резко закричал Тодд, но его слова потонули в яростном, разрывавшем уши звоне колоколов, исступленно качавшихся во тьме.

– Почему они не прекращают звонить? – задумался Дентон и ответил сам себе: – Это землетрясение! Началось землетрясение, вот колокола и звонят!

Дзы-ы-ынь! Дзы-ы-ынь!

Что-то чиркнуло по моей щеке. Я поднял руку и нащупал теплую липкую кровь. Рядом снова обвалилась штукатурка. Подземные толчки не прекращались. Дентон что-то неразборчиво закричал.

– Что? – в унисон, не разобрав, спросили мы с Тоддом.

– Колокола… нужно их остановить! Это они вызвали тьму, а может, и землетрясение. Их звон – чувствуете? Они резонируют и колеблются таким образом, что блокируют солнечные лучи. Ведь свет – это электромагнитное колебание. Если заставить их замолчать…

– Гиблое дело! – крикнул в ответ Тодд. – Вы несете вздор…

– Тогда оставайтесь. Я найду дорогу. Росс, вы со мной?

Я ответил не сразу. В голове смешались все зловещие пророчества, обнаруженные нами в ходе изучения колоколов: древний бог Зу-ше-куон, которого муцуны будто бы призывали с помощью «определенных низких звуков». «Затмение – его вестник». «Все живое умирает при его приближении». «Он может быть призван на Землю до назначенного часа»…