Эликсиры Эллисона. От глупости и смерти

64. МЫ ВИДИМ ТО, ЧТО ПРОИСХОДИТ ЗА СПИНОЙ ФЛИНТА. А там «Крамден» воспаряет с улицы, влетает в окно, хватает тяжелую вазу и наносит Флинту удар по затылку. Флинт падает, как носорог, на которого налетел тяжеленный грузовик.

65. КОМНАТА – ГЛАЗАМИ ФЛИНТА. Когда он начинает терять сознание, комната расфокусируется, изображение размывается, туманится по краям, и мы СМЕШИВАЕМ изображение квартиры с интерьером лаборатории Оружейников. Потом веки Флинта начинают подрагивать, но он еще не потерял сознания, и потому изображение лаборатории становится более резким, и Флинт видит Двоих в Черном. Их костюмы задраны, словно вывернутые и перекрученные чулки, связаны вместе – и мы понимаем, что две «девушки» были ничем иным, как галлюциногенным вариантом Двоих в Черном, а их «волосы», которые он связал вместе, были капюшонами их костюмов. Бармайер пытается развязать узел.

Когда Флинт начинает терять сознание, на краю его исчезающего мира появляется Калиста. Она недовольно смотрит на него.

КАЛИСТА (словно издалека):

– Даже эта галлюцинация не сработала. (Пауза.) Похоже, нам придется прибегнуть к менее приятным процедурам.

И Флинт расплывается, а мы ВИДИМ его обмякшее тело, которое поднимают над головами развязавшие наконец свои узлы Двое в Черном, которые уносят Флинта, так, словно готовятся принести его в жертву богу Солнца.

ЗАТЕМНЕНИЕ и ВЫХОД ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ.

КОНЕЦ ВТОРОГО АКТА. ТРЕТИЙ АКТ. ПОЯВЛЯЕТСЯ ИЗОБРАЖЕНИЕ:

66. ИНТЕРЬЕР КОМНАТЫ – УДЛИНЕННЫЙ КАДР, СНЯТЫЙ ШИРОКОУГОЛЬНЫМ ОБЪЕКТИВОМ вдоль всей комнаты, которая не намного меньше Латвии, благодаря искажению картинки, которую дает наш объектив. Стены белые или серые, с черными линиями, которые сходятся на большом расстоянии от зрителя. В ровном, мягком ГОЛОСЕ ЗА КАДРОМ мы СЛЫШИМ английский акцент. Не карикатурный, но достаточно культурный, чтобы было ясно: говорит образованный англичанин из хорошего общества, примерно как тот тип, что озвучивает рекламу в стиле старика ШЕКСПИРА. Все это время ГОЛОС ЗВУЧИТ ЗА КАДРОМ, а КАМЕРА В РОВНОМ РИТМЕ ДВИЖЕТСЯ к тому месту, где сходятся черные линии, а в точке этой находится кресло в стиле Сааринена, с изогнутой спинкой, очень современное, очень уютное и манящее. (Если нужно, автор готов предоставить такое кресло для съемки.)

ШЕКСПИР (З.К.):

– Мистер Флинт, меня попросили немного побеседовать с вами. (Пауза, и далее, с самоироничной легкостью). Я полагаю, они хотят, чтобы я убедил вас спасти собственную жизнь или, по меньшей мере, сохранить рассудок. Может быть и то, и другое суть синонимы, впрочем, я никогда не был в этом уверен. Мне кажется, что малая толика креативного сумасшествия – это именно то, что не позволяет нам окончательно превратиться в сонных тюленей.

КАМЕРА ПРОДОЛЖАЕТ РОВНОЕ ДВИЖЕНИЕ в течение всего диалога, пока не останавливается – СРЕДНИЙ ПЛАН, кресло вращается, не позволяя увидеть, кто же в нем расположился – нам мешает спинка, но вот последнее движение, и мы видим Флинта, сидящего в кресле, спокойного и внимательно слушающего голос за кадром. Он одет точно так же, как и в начале фильма: элегантный смокинг, скрещенные ноги, выглядит он весьма щеголевато и собранно.

ФЛИНТ:

– Если я не ошибаюсь, вы еще одна галлюцинация.

ПЕРЕХОД НА:

67. ОБРАТНЫЙ РАКУРС НА ФЛИНТА – ЕГО ГЛАЗАМИ. Комната с противоположной точки зрения, сходящиеся в перспективе черные линии, и напротив Флинта такое же кресло в стиле Сааринена. В кресле, попивая эль из стакана «пол-ярда», в костюме елизаветинской эпохи, восседает УИЛЬЯМ ШЕКСПИР. Не Бармайер, не кто-то одетый в стиле Барда, но сам Шекспир. О Боже! Бард кивает, отвечая на вопрос Флинта, и поднимает бокал, словно собирается провозгласить тост за дружбу.

ПРИМЕЧАНИЕ: В течение всей сцены Бард ни в коем случае не должен выглядеть угрожающе. Он дружелюбен, воспитан – то, что мы и ожидали бы от Шекспира.

ШЕКСПИР:

– Увы. Боюсь, что так оно и есть.

ФЛИНТ:

– Так с какой стати мне вообще обращать на вас внимание?

ШЕКСПИР:

– Потому что я гораздо более интересный собеседник, чем вся эта шайка хулиганов, придурков и мелких воришек.

ФЛИНТ:

– Согласен. И фразы вы строите гораздо изящнее.

ШЕКСПИР (улыбаясь):

– Так давайте же побеседуем как… Как интеллигентные люди. Всего лишь пару минут.

ФЛИНТ:

– Выбирайте тему.

ШЕКСПИР (подмигивая):

– Вас не огорчит, если я стану говорить о геммологии? И уж тем более об алмазах?

ФЛИНТ:

– Ни в малейшей степени.

ШЕКСПИР:

– Давайте поговорим о патриотизме.

68–75. СРЕДНИЙ ПЛАН, ПООЧЕРЕДНО, ФЛИНТ, БАРД и КАМЕРА, ДВИЖУЩАЯСЯ МЕЖДУ НИМИ, не позволяя кадру стать визуально статичным. Но ПЕРСПЕКТИВА СОХРАНЯЕТСЯ так, чтобы мы воспринимали эту дискуссию в огромном отрыве.

Как физически, так и интеллектуально.

ШЕКСПИР:

– Как вы считаете, должен ли человек умирать за свою страну?

ФЛИНТ:

– Я считаю, что он должен жить ради своей страны.

ШЕКСПИР:

– А! Отличное начало. Значит, вы не считаете, что человек должен жертвовать жизнью за свои убеждения?

ФЛИНТ (осторожно и медленно, словно читая заклинание):

– Я считаю, что жизнь священна, и ее следует сохранять любой ценой. (Пауза.) Если уж человек готов умереть, то он делает это во имя идей, а не убеждений.

ШЕКСПИР:

– То есть, вы отрицаете смерть во имя лозунгов?

ФЛИНТ:

– Идею нельзя убить. Убить можно носителей идеи (Пауза.) Христианские мученики погибали сотнями, но это было время христианства, и ничто не могло его остановить. Во всяком случае, императорскому Риму это не удалось.

ШЕКСПИР:

– Получается, по-вашему, что им следовало выживать, даже ценой отречения?

ФЛИНТ:

– В случае Галилея это сработало, а идеи его живы. Да, я думаю, что именно это хотел сказать.

ШЕКСПИР:

– Но если это так, разве мы не побеждаем несправедливость и зло уже тем, что боремся с ними?

ФЛИНТ:

– О чем и речь. Оставаясь живыми, мы сохраняем способность продолжать борьбу. (Пауза.) Шесть миллионов евреев пошли на смерть в крематории и газовые камеры, многие из них без малейшего сопротивления. Их смерть ничем и никому не помогла, не смогла прекратить эту чудовищную бойню.

ШЕКСПИР:

– Вы осуждаете их смерть как соучастие из-за бездействия? Мне это кажется слишком жестоким, мистер Флинт.

ФЛИНТ:

– Я, конечно же, не осуждаю их. Я просто считаю, что, если бы они сражались, яростно цепляясь за жизнь, их убийцам было бы не так легко все это провернуть.

ШЕКСПИР:

– Развивая эту мысль, не думаете ли вы, что вам следовало бы сохранить вашу жизнь в этой безнадежной ситуации?

ФЛИНТ:

– Я думал, что мы не будем обсуждать проблему черных алмазов.

ШЕКСПИР (пожимая плечами):

– Я просто привожу ваш аргумент к логическому завершению.

ФЛИНТ:

– Это гораздо лучше, чем все, что я когда-либо делал.

ШЕКСПИР:

– Какая чудесная мысль! Можно мне ею воспользоваться?

ФЛИНТ:

– Ее уже использовали.

ШЕКСПИР:

– О! И кто же?

ФЛИНТ:

– Чарльз Диккенс.

ШЕКСПИР (задумчиво):

– Не думаю, что слышал о таком человеке.

ФЛИНТ:

– Да, был такой смекалистый паренек. Быстро пробился в высшую лигу. Говорят, у него большой талант.

ШЕКСПИР:

– А что вы скажете о Марло?

ФЛИНТ (осклабившись):

– Что вы думаете о Марло?

ШЕКСПИР:

– Он забавный тип.

ФЛИНТ:

– А как вам нравится предположение о том, что Марло написал ваши пьесы?

ШЕКСПИР:

– Давайте не опускаться до бестактности, мистер Флинт. (Пауза.) Но продолжим. Теперь… Фома Аквинский о мужестве и вере.

ПЕРЕХОД НА:

76–80. СВЯЗАННЫЕ друг с другом СЕРИИ НАПЛЫВОВ – ТОТ ЖЕ РАКУРС, ЧТО И В СЦЕНАХ 68–75. Собеседники сидят в разных позах, иногда один из них встает, чтобы размять ноги, но они безостановочно дискутируют, продолжая свой спор в самом высоком стиле. Мы словно ПОДСЛУШИВАЕМ фрагменты и кусочки диалога, но НАПЛЫВЫ снимаются мягко и гладко, что указывает на то, что прошло довольно много времени.

ПРИМЕЧАНИЕ: Эти фрагменты диалога не должны быть синхронизированы с действием.

ШЕКСПИР:

– Но вы не можете использовать Ницше для подкрепления своих аргументов!

ФЛИНТ:

– Тейяр де Шарден настаивает на том, что…

ШЕКСПИР:

– Региональный шовинизм может лежать у истоков всех экспансионистских войн…

ФЛИНТ:

– Аквинат сказал: «Закон человеческий не обязателен для человека совестливого. И если он противоречит высшему закону, закону человеческому не должно подчиняться».

И наконец, НАПЛЫВ НА:

81. СРЕДНИЙ ПЛАН – КАДР РАЗДЕЛЕН НАДВОЕ – ФЛИНТ И ШЕКСПИР.

Бард выглядит усталым. Но и Флинт тоже. Шекспир вздыхает и поднимает руки, словно сдаваясь.

ШЕКСПИР:

– Как долго мы уже беседуем? Дни, месяцы, годы? Время для нас превращается в прах, Дерек.

ФЛИНТ:

– Я не мог бы себе представить более приятного разговора, Билл.

ШЕКСПИР:

– К несчастью для нас обоих, я испробовал все мыслимые интеллектуальные подходы, но ничто не в состоянии опровергнуть твою безупречную логику.

ФЛИНТ:

– Я польщен.

ШЕКСПИР:

– Должен признать, Дерек, ты просто чудо. Полагаю, ты сумел бы перехитрить самого дьявола в аду. Великолепно! Грандиозно! И ведь ты ни разу не прибег к reductio ab absurdum[12] или deus ex machina[13]. (Пауза.) К сожалению, этот раунд ты выиграл. Я вскоре снова растворюсь в тумане, и тебе… или, точнее, вам придется выступать без меня. Мисс Гриффен просила меня помочь ей в следующей фазе твоего, кгм, лечения, и я надеюсь, что разработанная мною тема тебя позабавит.

ФЛИНТ:

– Вы не устаете меня удивлять, сэр.

ШЕКСПИР:

– Ты джентльмен, Дерек. До последнего вздоха. (Пауза.) Я считаю, что у каждого грандиозного и творческого промывания мозгов должна быть своя тема. Я выбрал Великие Литературные Моменты для работы с тобой.

ФЛИНТ:

– Более чем уместно.

ШЕКСПИР:

– Прощай, Дерек. Все было очень, очень приятно. (Пауза.) Что ж, в добрый путь.

И Бард начинает размываться, подрагивать, исчезать, а СПЕЦЭФФЕКТЫ накладываются на изображение. В кадре перспектива комнаты, с двумя креслами и сходящимися черными линиями. НАЛОЖЕНИЕ – из комнаты в лабораторию, и мы РАСТВОРЯЕМСЯ В:

82. СКЛЕЙКА С СОВМЕЩЕНИЕМ – ФЛИНТ – КРУПНЫЙ ПЛАН. Мы видим его, и нам кажется, что он сидит все на том же кресле в стиле Сааринена. Потом КАМЕРА ОТЪЕЗЖАЕТ, и мы обнаруживаем, что он сидит на какой-то машине, похожей на кресло. Поговорим немного об этой машине. Это машина ужаса, ребята. А это значит, что она не должна напоминать нечто из сериала 1942 года «Убийца шпионов против Скорпиона» или дурацкие игрушки из фильмов с Джеймсом Бондом. Это должно быть нечто простое, но пугающее, нечто вроде тех машин, которые нам знакомы и любимы нами, что-то вроде машин смерти, таких как электрический стул, гильотина, виселица – словом, нечто столь же простое, как нож или бомба. Эта машина несложна и не создана для комфорта. Если сможете вызвать в себе это чувство, вы поймете, о чем речь. Если человека пристегнуть к такой машине, инфаркт будет гарантирован. Представьте себе камеру для электрошоковой терапии, с резиновым покрывалом и электродами. Содрогнитесь! Машиной управляет Бармайер, которого мы видим, когда КАМЕРА ОТЪЕЗЖАЕТ от Флинта. Мы также видим Калисту и 1-го Вице-Президента. Калиста наклоняется – и целует Флинта в губы.

КАЛИСТА:

– Ты еще в сознании?

ФЛИНТ:

– Какой иннинг[14] в игре?

КАЛИСТА:

– Подходит к концу девятый, Дерек.

Бармайер становится рядом с Калистой. Похоже, ему не терпится рассказать Флинту, что с ним вот-вот произойдет.

ДОКТОР БАРМАЙЕР:

– Вы знакомы с романом Оруэлла «1984»? (Флинт не реагирует, и герр Доктор продолжает.) В книге этой просвещенное правительство старается сломать Уинстона Смита, заставить его поделиться информацией, которая им нужна…

Калиста поглаживает лицо Флинта кончиками пальцев.

ДОКТОР БАРМАЙЕР:

– Они знают, что каждым человеком владеет глубоко скрытый страх, нечто особенное и мощное, то, что прячется обычно в самых потаенных уголках мозга. Они находят этот страх Смита, они помещают это нечто в Комнату 101 (как они ее называют), потом туда же приводят Уинстона Смита, и он ломается, потому что он в состоянии вынести любую пытку, которую они могут изобрести… любую, кроме того, что он боится более всего. Ему говорят, что у правительства множество таких Комнат 101, в каждой скрыт иной немыслимый ужас, каждая разновидность которого подобрана для конкретного человека.

КАЛИСТА:

– Эта машина позволит нам заглянуть в твой таламус[15], Дерек.

Она гладит его лоб, ерошит волосы.

КАЛИСТА:

– Там мы обнаружим то, что лежит за дверями твоей Комнаты 101. Это очень страшный способ ломки человека, дорогой мой, поэтому я придерживала его на крайний случай… Но ты не оставил нам никаких альтернатив. (Пауза, и затем с дрожью в голосе) Мы должны взломать тебя, Дерек.

Она кивает Бармайеру, и тот, вернувшись к пульту управления, щелкает выключателем. Контакты искрят… и тело Флинта начинает дергаться, когда по нему проходит ток.

Боль! Бармайер наблюдает за Флинтом, и усиливает напряжение. Флинт дергается еще сильнее, и сейчас в КАДРЕ ЕГО ЗРАЧКИ, СУЗИВШИЕСЯ ДО ТОЧЕК.

РАСКРЫВАЮЩАЯСЯ РАМКА КАДРА, ПО МЕРЕ ТОГО, КАК МЫ ПЕРЕХОДИМ К СЦЕНАМ:

83–90. НАЕЗДЫ (И ОТЪЕЗДЫ) НА ЗРАЧОК. Точка света в центре зрачка расширяется и охватывает фигуру Флинта, который растянут как жертва на поддоне из палок и прутьев. Он снова обнажен, хотя тени Чистилища могут скрывать определенные части его тела, одновременно оставляя лицо освещенным. Внезапно прутья начинают воспламеняться, сначала в одном месте, потом в другом, и еще, и еще… КАМЕРА СКВОЗЬ ПЛАМЯ НАЕЗЖАЕТ на испуганное лицо Флинта. Он кричит, и одновременно мы слышим голос ПРЕЗИДЕНТА, металлический и зловещий.

ПРЕЗИДЕНТ (З.К.):

– Главный страх Флинта это гибель в огне.

Снова НАЕЗДЫ (И ОТЪЕЗДЫ) НА ЗРАЧОК. Флинт, уже в новом Чистилище, прислоняется спиной к кирпичной стене. Слева и справа от него стены, впереди – вход во Тьму.

НАЕЗД КАМЕРЫ НА ЕГО ГЛАЗА, и ШУМ КРЫСИНОЙ ВОЗНИ становится громче и громче. В темноте Чистилища – тысячи горящих демонических глаз, и поток крыс рвется к Флинту. Их когти СКРЕБУТ по кирпичным стенам. КАМЕРА ОТЪЕЗЖАЕТ, и мы видим Флинта, съежившегося у стены. Он вопит, когда крыса падает со стены ему на плечо.

ПРЕЗИДЕНТ (З.К.):

– Флинт боится нападения крыс.

ЗРАЧОК СУЖАЕТСЯ И РАСШИРЯЕТСЯ. Флинт в очередном Чистилище растянут на чем-то, что напоминает гигантскую паутину. КАМЕРА НАЕЗЖАЕТ НА ЕГО ЛИЦО и дает КРУПНЫЙ ПЛАН на пауков, на сотни мохнатых существ, воплощенного ужаса, они ползают по паутине, взбираются по его голой ноге, и мы слышим ЗА КАДРОМ ВОПЛИ ФЛИНТА, а голос Президента звучит снова, и звучит торжествующе:

– Пауки!

ЗРАЧОК СУЖАЕТСЯ И РАСШИРЯЕТСЯ. Флинт, в новом Чистилище, лежит в могиле, края которой начинают обрушиваться. Он дергается, не в силах спастись, и мы СЛЫШИМ голос Президента:

– Страх быть похороненным заживо!

Снова ЗРАЧОК СУЖАЕТСЯ И РАСШИРЯЕТСЯ. Теперь Флинт на краю отвесной пропасти, которая, похоже, не имеет дна. Внезапный рывок вперед – и он летит, летит и летит вниз.

ПРЕЗИДЕНТ (З.К.):

– Страх высоты!

Снова ЗРАЧОК СУЖАЕТСЯ И РАСШИРЯЕТСЯ. Флинт связан, его голова поддерживается кожаным воротником, все это в круге света из Чистилища. ГЛАЗАМИ ФЛИНТА мы видим две невероятно острых иглы, направленных в его глаза. На иглах играют световые блики, а Флинт вопит, одновременно СЛЫШЕН голос Президента:

– Он боится этих игл… Достаточно. А теперь… (Пауза.) Вколоть ему психоделики, и прогнать его через все выявленные страхи… И он заговорит…

Иглы опускаются все ближе к глазам Флинта, на одной из них играют отблески света, ЗРАЧОК ВСЕ БЛИЖЕ – и ЗАТЕМНЕНИЕ…

91. ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ – СРЕДНИЙ ПЛАН – ЛАБОРАТОРИЯ. Черная рамка кадра проецируется на спину 1-го В.П. и становится отчетливее по мере того, как он отходит от КАМЕРЫ, и мы видим лабораторию Оружейников. Флинт по-прежнему сидит в демоническом кресле. По периметру комнаты стоят Бармайер, Калиста и Двое в Черном. Они явно в отчаянии.

1-й В.П. (яростно):

– Ваше отношение к этому делу, Гриффен, станет предметом расследования, уж будьте уверены! У нас акционеры, перед которыми нужно отчитываться!

ДОКТОР БАРМЕЙЕР (устало):

– Я заставил его пройти через все ужасы, которых, согласно его подсознанию, он боялся более всего. Все, с максимальной интенсивностью. И все равно он не хочет говорить.

КАЛИСТА

– Я ничего не понимаю. Ведь его сознание подсказало нам, чего он боится!

Флинт поднимает голову. Он еще слаб, кое-как выходит из-под действия наркотиков, но постепенно приходит в себя.

ФЛИНТ:

– В духе Великих Литературных Моментов… Есть, знаете ли, такая сказка старого дедушки Римуса, где Братец Кролик говорит Братцу Лису, что он может делать с ним что угодно, но только не бросать его в заросли вереска. Тут-то Братец Лис бросает его именно туда – и Кролик удирает.

Из громкоговорителя на стене несутся ШУМЫ И ТРЕСК, сквозь которые прорывается сердитый голос Президента.

ПРЕЗИДЕНТ:

– Мистер Флинт, думаю, пришло время вас немножко пощекотать. (Пауза.) Вам знаком рассказ Чехова «Пари»?

ФЛИНТ:

– Я хотел бы немного размять ноги, если вы не против.

ПРЕЗИДЕНТ:

– Развяжите его, но следите за каждым его движением.

ДОКТОР БАРМАЙЕР:

– Он слишком слаб от наркотиков. Нам не о чем беспокоиться.

ПРЕЗИДЕНТ:

– Я сказал: следить за ним!

Один из Пары в Черном подходит к Флинту и отвязывает его от кресла ужаса. Флинт встает на ноги, а все присутствующие невольно напрягаются. Флинт прохаживается, разминается, восстанавливает самообладание.

92. В КАДРЕ ФЛИНТ, он идет к стене, на которой укреплен громкоговоритель. Флинт подходит к нему, задирает голову.

ФЛИНТ:

– Что-нибудь почитывали в последнее время, Президент?

ПРЕЗИДЕНТ:

– Чехова, мистер Флинт. «Пари». Вам знаком этот рассказ?

ФЛИНТ:

– Два человека заключают пари. Один спорит с другим, что тот не сможет оставаться в одиночестве, в закрытой комнате в течение двадцати пяти лет, ни с кем не разговаривая. Если он все-таки сможет, то выиграет крупную сумму денег.

ПРЕЗИДЕНТ:

– Одиночество проделывает с ним интересные фокусы, мистер Флинт. Он задыхается в заточении, затем у него начинаются галлюцинации, он практически сходит с ума.

ФЛИНТ:

– Да, но какова концовка!.. Он начинает читать, и все эти годы тратит свое время на изучение всего, чему его могут научить книги. За пять минут до того, как истекут двадцать пять лет, и он победит, он выходит из комнаты, зная, что выиграл, став более мудрым и знающим человеком, что он не мог бы провести эти годы лучше.

ПРЕЗИДЕНТ:

– Превосходно, мистер Флинт. Именно такой щекотке я вас собираюсь подвергнуть.

ФЛИНТ:

– Однако двадцать пять лет – не слишком ли долго ждать, пока я заговорю? К тому времени и лазерный триггер устареет. К тому времени у нас будут звездолеты на бурундучковой тяге, или что-то типа этого…

ДОКТОР БАРМАЙЕР (З.К.):

– О, нам не придется ждать так долго…

93. КАМЕРА ПЕРЕМЕЩАЕТСЯ С ФЛИНТА НА БАРМАЙЕРА, который хищно улыбается, поглядывая на громкоговоритель.

ДОКТОР БАРМАЙЕР:

– Великолепно, господин Президент. Наши галлюциногены обладают изумительным свойством растягивать субъективное ощущение времени. Три недели одиночества в комнате покажутся ему пятьюдесятью годами… Сотней лет!

Двое в Черном хватают Флинта после того, как Калиста дает им знак. Флинт пытается вырваться. Ему удается обратиться к Президенту.

ФЛИНТ:

– Господин Президент! К слову о Великих Литературных Моментах: будут ли у меня книги, чтение которых сделает меня мудрее и лучше?

Двое в Черном пытаются заставить его замолчать, но Президент останавливает их.

ПРЕЗИДЕНТ:

– Прекратите! Мистер Флинт возбудил мое любопытство. Старая задача о человеке на необитаемом острове… И только одна книга. Какую же книгу он возьмет с собой? В данном случае комната, запечатанная на пятьдесят лет. (Пауза.) Какую книгу вы выберете, мистер Флинт? «Войну и мир»? Библию? «Записки Пиквикского Клуба»? Или «Наука и здравомыслие» Коржибского?

Флинт на минуту задумывается. Все выжидательно смотрят на него.

ФЛИНТ:

– Пожалуй, «Дон Кихота».

ПРЕЗИДЕНТ:

– Прекрасный выбор. Позаботьтесь, чтобы ему дали издание в мягком переплете. Мы не станем рисковать тем, что мистер Флинт сделает отмычки из картонной обложки.

ФЛИНТ:

– Могу ли я надеяться на ваше великодушие, и смею ли просить вас присовокупить пачку сигарет и коробку спичек?

ПРЕЗИДЕНТ:

– Ну мы же не варвары! Конечно, вы получите требуемое, мистер Флинт, но должен вас предупредить, что, если вы затеете пожар в закрытой комнате, это автоматически включит разбрызгиватели, которые сделают побег невозможным. Кроме того, вы можете простудиться. (Пауза.) А провести полвека с простудой не слишком приятная перспектива.

В КАДРЕ ЛИЦО ФЛИНТА КРУПНЫМ ПЛАНОМ, и затем КАМЕРА ОТЪЕЗЖАЕТ, и мы видим уже новую сцену в тот момент, когда дверь тюремной камеры открывается. В камере небольшой столик, коврик на полу и ничего больше. Флинту вручают книгу, сигареты и спички, и он входит внутрь. Дверь захлопывается, запирается на засов, и через маленькое окошко в двери Калиста обращается к Флинту.

КАЛИСТА:

– Счастливых тебе пятидесяти лет. Инъекции доктора Бармайера скоро начнут работать. (Пауза.) Теперь у тебя времени с избытком…

Она захлопывает окошко, и следует РЕЗКИЙ ПЕРЕХОД НА:

95. ИНТЕРЬЕР КАМЕРЫ и НАЕЗД НА Флинта, который остается в одиночестве на полвека.

КОНЕЦ ТРЕТЬЕГО АКТА. ЧЕТВЕРТЫЙ АКТ, ЗАТЕМНЕНИЕ.

ЗАТЕМНЕНИЕ и после этого ВЫХОД ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ – В КАДРЕ ФЛИНТ. Он сидит на полу в позе лотоса. Мы слышим ШЕПЧУЩИЕ ГОЛОСА. Сначала ничего не удается понять, голоса звучат словно ниоткуда и одновременно отовсюду. В КАДРЕ ОЧЕНЬ КРУПНЫЙ ПЛАН левого глаза Флинта, и в глубине глаза мы видим, когда камера переходит на:

97. СЦЕНА ВНУТРИ ГЛАЗНОГО ЯБЛОКА – Калиста шепчет ЗАМОГИЛЬНЫМ голосом. Голос звучит все более и более отчетливо:

– Препарат доктора Бармайера скоро начнет работать… Наркотик, меняющий ощущение времени, уже бежит по всем твоим сосудам…

КАМЕРА ОТЪЕЗЖАЕТ ВСЕ ДАЛЬШЕ И ДАЛЬШЕ В:

98. ТОТ ЖЕ КАДР, ЧТО И 96. КАМЕРА НА ФЛИНТА, в то время как демонический шепот Калисты рассыпается в набор бессмысленных звуков.

КАМЕРА ПЕРЕНАЦЕЛИВАЕТСЯ на правый глаз Флинта – на:

99. То же, что и в 97, но с другим глазом. Сцена в глазном яблоке – Флинт, сидящий в позе лотоса, напротив ДРЕВНЕГО, гротескно высохшего старого гуру, от которого исходит шепот, становящийся все более различимым. Он говорит с Флинтом, находясь в глазном яблоке Флинта.

ДРЕВНИЙ (надтреснутым голосом):

– Сын мой, когда ты накопишь хорошую карму, то обретешь полное знание и полный контроль над своим мышлением и телом. Силой мысли ты избавишься от вредоносных испарений и жидкостей; яды в твоем организме могут быть изгнаны легко, как дурные помыслы.

ФЛИНТ:

– Я понял, о Древний. (Пауза.) Болезнь может быть психосоматической. Контролируя свои телесные функции, я смогу изолировать фракции яда в своей крови и выводить их через поры кожи.

ДРЕВНИЙ:

– Разве тебе не говорили, сын мой, чтобы ты исключил любую магию из своих медитаций?

ФЛИНТ:

– Моя вина.

ДРЕВНИЙ:

– Умолкни и медитируй, ну и потей, если хочешь.

КАМЕРА ОТЪЕЗЖАЕТ от глаза, следует к ПЕРЕХОДУ НАПЛЫВОМ:

100. ТОТ ЖЕ КАДР, ЧТО И 96. ФЛИНТ ЗАПОЛНЯЕТ ВЕСЬ КАДР, он внезапно покрывается обильным потом. КАМЕРА УДЕРЖИВАЕТ КАДР и МЕДЛЕННЫЙ ПЕРЕХОД НА:

101. КАЛИСТА, ее ЛИЦО в таком же КРУПНОМ ПЛАНЕ, КАК И ЛИЦО ФЛИНТА в предыдущей сцене. Когда лицо Флинта РАСПЛЫВАЕТСЯ, лицо Калисты оказывается в фокусе.

КАМЕРА ОТЪЕЗЖАЕТ, показывая Калисту на кровати, в полупрозрачной сорочке, но она не спит, она думает о чем-то, КАМЕРА ДВИЖЕТСЯ НА ее левый глаз, и мы видим:

102. ПЕРЕХОД НАПЛЫВОМ на глаз Калисты – это точная копия сцены 7 на веранде, где Флинт впервые с ней познакомился.

Они стоят там, и Калиста ждет, когда же Флинт зажжет ее сигарету. И снова МЫ СЛЫШИМ ШЕПЧУЩИЕ ГОЛОСА.

КАЛИСТА:

– Закурите?

ФЛИНТ (щелкая зажиглкой):

– Я думал, мы оставили тему Смерти с Косой?