Загадка угрюмой земли

Кинув мимолетный взгляд на табличку с готическим шрифтом «Институт военных исследований», обер-лейтенант поднялся по ступеням, и двери тотчас распахнулись. Референт исполнительного директора ответил на приветствие вежливым поклоном и по длинному узкому коридору проводил обер-лейтенанта к металлической двери, за которой скрывалась довольно просторная приемная, и передал его на попечение рослым охранникам в черной форме войск СС.

Штандартенфюрер СС Вольфрам Зиверс стоял посреди огромного кабинета. Сияющий взор исполнительного директора был обращен к громко вещающему радиоприемнику. И он, и сидевшие перед ним сотрудники института с жадностью ловили каждое слово диктора. Одобрительные восклицания и дружные рукоплескания следовали после каждой патетической тирады диктора.

Не привлекая к себе внимания, обер-лейтенант присел на свободное место с краю. Эйфория витала в воздухе, и ведь было от чего! – доктор Геббельс перечислял крупные города Англии, со вчерашнего дня подвергавшиеся массированным бомбардировкам с воздуха. Количество боевых вылетов прославленных асов воздушного флота Геринга и количество бомб, сброшенных за неполные сутки на головы англичан, поражали воображение. Наконец задыхающимся от патетики голосом доктор Геббельс сообщил, что в ближайшее время из Ставки фюрера будет сделано сообщение чрезвычайной важности, и из приемника полились бравурные звуки военного марша.

Когда наступила тишина, Зиверс подошел к задрапированной тяжелыми шторами стене:

– Господа! Мы все воодушевлены победами нашей армии! Польша, Норвегия, Голландия, Бельгия! Фюрер своей волей уверенно ведет нас к грядущим победам! А теперь, когда повержена Франция, а дни британской короны сочтены, взоры всей германской нации обращены на Восток. Пора и нам внимательно посмотреть на карту будущих сражений с тем, чтобы быть готовыми к выполнению своей миссии.

Штандартенфюрер потянул за шнур, и взорам присутствующих открылась распластавшаяся во всю стену карта европейской части России:

– Никаких пометок! Информация строго конфиденциальная. – Штандартенфюрер очертил указкой круг в центре Кольского полуострова. – По имеющимся у нас сведениям, здесь, посередине Лапландии между Ловозером и Умбозером, где возвышается горный массив Луяврурт, предположительно и находится интересующий нас объект. Но перед тем как перейти к сути вопроса, позвольте представить вам тех, без кого планируемая операция будет невозможна.

Он нажал на кнопку, и в кабинет вошли двое. Их появление все без исключения встретили с нескрываемым интересом, но не только потому, что вошедший первым офицер в черной форме штурмбаннфюрера СС[13] сильно отличался от своего спутника. Некая гипнотическая сила, исходящая от него, неуловимо изменила и саму атмосферу кабинета. Штурмбаннфюреру было едва ли более тридцати, а в усах и аккуратно подстриженной бороде, скрывающей большую часть обветренного лица, уже серебрились первые вкрапления седины.

– Встречайте, господа – штурмбаннфюрер Эрнст Шеффер!

– Эрнст Шеффер?!

– Да, господа! Это он, тот самый Эрнст Шеффер, который неоднократно покорял Тибет. Он доставил в рейх множество бесценных экспонатов и древних тибетских рукописей, а также и дружественное письмо нашему фюреру от тибетского регента. Господин штурмбаннфюрер отныне – наш новый руководитель тибетского отдела.

Некоторое время внимание присутствующих было целиком сосредоточено на Шеффере, хотя нужно отметить, что не менее примечательным был и его спутник, внешний вид которого, несмотря на известную специфику института, мог бы сильно удивить не только берлинцев. Он был укутан в яркие оранжевые одеяния, а его лицо при известных обстоятельствах вполне можно было принять за колдовскую маску. Смугло-желтое и совершенно плоское, оно хранило полную невозмутимость, а там, где у европейцев по обыкновению располагаются глаза, на этом странном лице были лишь длинные щелочки, больше похожие на устричные створки. Все это время тибетский монах стоял изваянием у входа, плотно сомкнув свои глаза в едва различимые линии, и не понять было, то ли бодрствует он, то ли уже уснул.

Эти линии едва шелохнулись, лишь когда Зиверс объявил:

– Наш друг из далекой Лхасы расскажет нам об Агартхи.

Монах, чье морщинистое лицо свидетельствовало о его почтенных годах, гортанным голосом принялся вещать:

– Согласно «Книге Дзян», в мире существуют два источника силы. Источник левой руки – это средоточие материальной мощи. Он струится из города, расположенного на земной поверхности высоко в горах Тибета. Это город силы Шамбала, над которым властвует Царь Страха. Тот, кто заключит с ним союз, станет владыкой мира. Источник правой руки – это источник силы, проистекающий из подземного святилища далеко на Севере. Это Агартхи. Русские странники называют это место Гипербореем. В Агартхи хранятся знания тех, кто жил на Земле до нас.

Плоское лицо тибетца вновь обрело полную неподвижность, а Зиверс продолжил:

– Господа! После того как нами получены неопровержимые доказательства, что Агартхи находится на территории русских, – Зиверс ткнул указкой в сторону Кольского полуострова, – полагаю, мне нет более необходимости разъяснять, насколько важно для рейха овладеть этим районом до того, как русские попытаются сделать эту задачу невыполнимой?

Монах едва заметно шевельнул губами:

– Агартхи недоступна для непросветленных.

Но Зиверс даже не оглянулся на вновь застывшее лицо тибетца.

– Господа, перед каждым из вас лежит план операции под кодовым названием ««Проект “Лапландия”». Всем нам предстоит большая работа по ее подготовке. Мы предполагаем выслать в Финляндию нашу группу. Под Рованиеми устроен лагерь, где группа будет проходить необходимую адаптацию к местным условиям и всестороннюю подготовку. И когда доблестные войска фюрера начнут свой победный марш на Восток, наша группа одним броском проникнет в указанный район и овладеет тем, что по праву должно принадлежать нам, потомкам древних арийцев. Уверяю вас, чекистам в то время будет не до нас. В состав группы мы включили нашего тибетского друга, а возглавит экспедицию штурмбаннфюрер Шеффер.

После совещания в кабинете Зиверса остались лишь Шеффер и обер-лейтенант. Он оставался там, где и просидел неприметно все время.

– Вилли, вы еще здесь?

– Так точно!

Обер-лейтенант с уверенностью бывалого фронтовика прошел к столу:

– Вам привет от Персея, господин штандартенфюрер!

Некое подобие улыбки на мгновение осветило лицо Зиверса.

– Благодарю вас, Вилли! Я рад вашему благополучному возвращению. Но об этом потом. Познакомьтесь, господа, отныне у вас один путь.

Обер-лейтенант щелкнул каблуками:

– Обер-лейтенант Вильгельм Шорнборн.

Шеффер в ответ лишь вежливо склонил голову. Зиверс шевельнул бровью:

– Эрнст, разве ты не удивлен присутствию здесь армейского офицера?

Шеффер осклабился:

– Что вы, экселенц! Я могу даже предположить, что это не совсем обычный офицер и его часть дислоцируется э-э… в районе Рованиеми. Полагаю, полк «Бранденбург-800»?

Бровь Зиверса вернулась на привычное место.

– От тебя ничего не утаить. Да, обер-лейтенант действительно один из лучших специалистов адмирала Канариса. Лишь позавчера он вернулся после выполнения задания, результаты которого и легли в основу проекта «Лапландия». Перед войной с Советами мы решили направить его на должность в армейскую полковую разведку, чтобы он со своими парнями протоптал тропки по Лапландии, не афишируя наш истинный интерес к этому району. И теперь вам вместе на основе добытых данных необходимо тщательно проработать план подготовки операции. Вопросы?

– Кто еще будет в составе моей группы?

– Вилли будет твоим помощником в экспедиции, Эрнст. А его егеря составят костяк группы. И прошу вас, господа, в этом деле во всем должна быть строжайшая тайна! Даже если русские что-то и пронюхают, то они должны быть уверены, что перед ними имеет место обычная вылазка войсковой разведки.

Зиверс откинулся в кресле и потер виски. События последних дней с бессонными ночами и непомерным напряжением начинали сказываться. Все то, чем занимался и Зиверс лично, и полсотни подведомственных ему институтов, подходило к своему логическому завершению, и мысли об отдыхе были на втором плане.

Выйдя из кабинета шефа, офицеры направились вниз, где в прохладном полуподвальном помещении находилось уютное кафе для сотрудников «Аненербе».

– Скажите, штурмбаннфюрер, что за письмо вы доставили фюреру из Тибета? О нем столько разговоров сейчас в рейхе.

Они сели за столик, сделали заказ, и штурмбаннфюрер разговорился:

– Это было уже в третьей моей экспедиции тридцать восьмого – тридцать девятого годов. Наши мудрецы из «Аненербе» поставили перед нами задачу: найти мифическую Шамбалу и только вдумайтесь в это! – изыскать возможность установления контактов с древнейшими цивилизациями. Вот так в Лхасе я и познакомился с регентом Тибета Квотухту. Он немало помог мне, ну я и заручился его письмом к фюреру на случай неудачи. Но все обошлось.

– Простите меня, господин штурмбаннфюрер…

– Эрнст. Просто Эрнст, мой дорогой Вилли! Отныне мы с вами одной веры, а у нас принято жить в непоколебимом братстве, иначе трудно будет одолеть костлявую.

– Пусть будет так, Эрнст. Однако… Вы упомянули о «мифической» Шамбале. Значит ли это, что вы не верите в ее существование?

– Шамбала…

Глаза Шеффера подернулись дымкой.

– Да, тогда я не верил во всю ту мистику, с чем, как одержимые, носились наши мечтатели из Тибетского отдела. Но рейхсфюрер лично попросил меня. Лично! Понимаешь? Так что когда в тысяча девятьсот тридцать восьмом году мы прибыли в Лхасу, то я уже знал, что нужно делать, чтобы не огорчать моего патрона. Но я и тысячной доли представить себе не мог из того, что мне откроется.

Шеффер взял принесенный официантом бокал с коньяком и с блаженством развалился в кресле.

– Есть на Тибете особая каста – монахи, исповедующие религию Бон. Эта религия, Вилли, существовала еще до появления буддизма. Вот я и подумал, уж если потусторонние силы действительно могут быть доступны для сношений с нами, то основной упор нужно было делать на работу именно с монахами Бон. Мне не пришлось потратить много времени, чтобы вникнуть в особенности тамошней иерархии. И первым делом я добился расположения к себе со стороны тибетских лам. Ну а пользуясь известным покровительством, мне было несложно сконцентрироваться на магических ритуалах и практиках этих совершенно отдаленных от внешнего мира монахов. Среди них особенно много колдунов и магов. Ах, если бы вы видели их ритуальные танцы! Невозможно даже вообразить, что творится при пении мантр. – Шеффер вновь пригубил коньяк и продолжил: – А вы знаете, Вилли, что сокровенный эффект мантр, произносимых в трансе, достигается акустическим резонансом? Именно звуки определенных частот способны настроить на лад, нужный для общения с тем или иным духом.

– Из бесед с лопарями, которые составляют коренное население русской Лапландии, я уже слышал о подобном. Они утверждают, что их шаманы таким же образом общаются с духами.

– Вот как? Значит, выполняя задание Зиверса к «Проекту “Лапландия”», вы уже побывали в тех самых горах? Кажется, я начинаю догадываться, о каком Персее шла речь!

– Вы мне льстите, Эрнст, да и какие там горы в Лапландии? Уж если кому говорить о горах, то только вам, Эрнст! Кстати, верно ли то, что вы поднимались на один из восьмитысячников Тибета, для того чтобы выйти на связь с рейхом?

– Верно, но лишь наполовину, Вилли. Мы с парнями действительно поднимались на Канченджангу, но вовсе не для выхода в эфир. Вам я могу открыться – мы поставили там радиоретранслятор для постоянно действующего радиомоста с рейхом.

– Для радиомоста?!

Вместо ответа Шеффер взял бокал, обхватил его ладонями, передавая коньяку свое тепло. На некоторое время воцарилось молчание.

Шорнборн уже начал сожалеть о вторжении в запретную для разговоров область, но вот Шеффер пригубил солнечный напиток и посмотрел в глаза Шорнборну:

– Видите ли, Вилли… Я, Эрнст Шеффер, кажется, нашел Шамбалу.

Глава 4

СССР. Июнь 1941 года

Из оперативных документов Разведывательного управления Генерального штаба РККА:

«Начальнику Разведывательного управления Красной армии, тов. Голикову.

…на территорию Финляндии, в районе Рованиеми (близ воинского аэродрома) тремя транспортными самолетами «Юнкерс» прибыли из Германии и разворачиваются для постоянной дислокации части немецкого диверсионного полка «Бранденбург-800». Цели и конкретные задачи этого подразделения не ясны. В случае нападения гитлеровской Германии их использование на оперативном пространстве Кольского полуострова вдоль Кировской железной дороги более чем вероятно…

Начальник внешней разведки ГУГБ НКВД СССР Фитин».

Из «Истории Великой Отечественной войны»:

«…22 июня 1941 года в 4 часа утра без объявления войны фашистская Германия и ее союзники напали на Советский Союз. Бомбардировкам подверглись Рига, Виндава, Либава, Шауляй, Каунас, Вильнюс, Гродно, Лида, Волковыск, Брест, Кобрин, Слоним, Барановичи, Бобруйск, Житомир, Киев, Севастополь и многие другие города, железнодорожные узлы, аэродромы, военно-морские базы СССР, осуществлялся артиллерийский обстрел пограничных укреплений и районов дислокации советских войск вблизи границы от Балтийского моря до Карпат. В 5 часов немецко-фашистские войска перешли государственную границу СССР и повели наступление в глубь советской территории…»

СССР, Москва, Кунцево. Дача И.В. Сталина. 1 июля 1941 года, 4 часа утра

Иосиф Виссарионович спал. Усталое лицо с землистого цвета кожей, изрытой оспинками, невысокий лоб со следами от подушки. Пожалуй, только густые усы с изрядной проседью соответствовали тому хрестоматийному образу, который взирал на граждан необъятной державы со стен домов, с плакатов на трамвайных и автобусных остановках, с портретов в заводских цехах и школьных классах.

Дыхание его было тяжелым, прерывистым. Так дышат, засыпая после тяжкого дня либо перед ранним пробуждением, когда сознание, ухватив одно из последних сновидений, начинает проецировать его на явь. Вся эмоциональная борьба в подкорке, происходящая в эти долгие мгновения перед пробуждением, отражается на лице сложной гаммой работы мимикрических мышц. Вот и сейчас вначале дернулся уголок рта, затем тиком ответила одутловатая щека. Дрогнули губы, Иосиф Виссарионович протяжно выдохнул и замер. Но уже спустя мгновение дрогнули и веки.

Вероятно, вождь что-то почувствовал, так как он повернулся на спину, не размыкая глаз. С полминуты Сталин буквально не дышал, а затем медленно открыл глаза и так же медленно повернул голову. Рядом с ним, опершись на суковатый посох и возложив белую бороду на скрещенные руки, сидел старец. Глухое клокотание сердца отдалось у Сталина в ушах. Он замер, но его тигровые с поволокой глаза надолго вперились в старца, затем пробежали по комнате. На двери, ведущей в комнату охраны, взгляд замер.

– Не тревожься, Иосиф! Они спят. Их вины в том нет, это я повелел им почивать.

– Кто… вы? – сильный акцент в глуховатом голосе выдавал чрезмерное волнение вождя.

– Я Странник, божья букашка. Хожу, на мир смотрю, вот и к тебе заглянул, али осерчаешь?

Он сидел в сереньком застиранном пиджачке, в разношенных яловых сапогах. Обычный с виду старичок, коих немало доживало свой век, сидя на завалинках по деревням русской глубинки. Но во взгляде этого старичка сквозила огромная внутренняя сила, а в лице читалась непоколебимая уверенность. Ровно этого в последние дни недоставало вождю, а если быть искренним перед самим собой, уверенность и вовсе покинула его…

Сталин сокрушенно вздохнул. Странник исподволь взглянул на него, а затем наклонился и коснулся ладонью лба.

– Да ты совсем хворый… – Он сунул руку в котомку, пошарил там и вынул длинную домотканую рубаху: – Возьми-ко, приоденься.

Колебание было сиюминутным, и Сталин покорно опустил босые ноги на ковер. Сменив свою нательную сорочку на льняную рубаху Странника, он ощутил, как нервный озноб, не отпускавший его ни днем ни ночью, тотчас отступил, а по телу стало разливаться благодатное тепло.

Сталин вновь прилег, и блаженное тепло, разлившееся по телу, вытеснило все тревоги. Ему вдруг вспомнились юные годы из духовной семинарии. Странник был удивительно похож на того самого почтенного батюшку, преподавателя их курса. В памяти почему-то всплыли его слова: «Только исповедь способна душу пробудить к благому! Не бойтесь исповеди, но бойтесь гордыни, ее отвергающей».

Исповедь… Перед ним чередой побежали картинки страшных событий последних дней, и он горько скривился. Уж ему-то было в чем исповедаться! Нет, с того злополучного вечера 21 июня 1941 года он почти безвылазно находился в Кремле, но гитлеровская агрессия явилась для него тяжелым, непереносимым ударом. И вовсе не потому, что он уповал на двусторонний договор о ненападении между СССР и Германией. Так может считать только глупец, не знающий истинного положения дел. В тяжелейшей борьбе он вырвал страну из рук интернационального сброда и политических авантюристов. Ведь так называемая «ленинская гвардия» сплошь из них и состояла, кто бы что ни говорил. А кто убил Ленина? Эта самая «гвардия». Она и с преисподней готова была заключить союз, чтобы только навсегда похоронить ненавистную им Россию. Вот ведь что вопил на весь мир Лейба Троцкий:

«Если мы выиграем революцию, раздавим Россию, то на погребальных обломках ее укрепим власть и станем такой силой, перед которой весь мир опустится на колени. Мы покажем, что такое настоящая власть. Путем террора, кровавых бань мы доведем до животного состояния… А пока наши юноши в кожаных куртках – сыновья часовых дел мастеров из Одессы и Орши, Гомеля и Винницы, – о, как великолепно, как восхитительно умеют они ненавидеть! С каким наслаждением они физически уничтожают русскую интеллигенцию – офицеров, инженеров, учителей, священников, генералов, агрономов, академиков, писателей!»

А чем был лучше его дружок, этот недомерок Яшка Свердлов, лютой ненавистью ненавидевший русских казаков? Как жестоко он взялся за дело! В результате развязанного Свердловым и его подручными «красного террора» было истреблено более 70 % казачьего населения Дона и Кубани. Были почти поголовно уничтожены казаки Терека, Урала, Сибири, Семиречья, Уссурийска и других казачьих Войсковых областей. Жуткая оторопь берет, когда вспоминаешь все это.

Страна, которую он, Сталин, мечтал видеть могучей и процветающей, была не просто разорена дотла. К 1921 году бывшая Российская империя лежала в руинах. От огромной страны осталось населения менее 140 миллионов человек. Кроме отошедших от растерзанной империи Польши и Финляндии Россия потеряла Эстонию, Латвию, Литву, западные районы Украины и Белоруссии, а также земли Армении и Бессарабии. Каких трудов стоило ему, Сталину, сохранить единство самой России. Ведь «ленинская гвардия» и ее раскроила было на лоскутки всяких «дальневосточных» и прочих «республик», рассчитывая навсегда расчленить исконную Русь, что удивительным образом полностью совпадало с интересами англосаксов, исторически заклятых друзей России. Сколько крови было пролито сообщниками Троцкого, прежде чем их удалось повыкорчевывать из районных, губернских и республиканских органов!

А какая тяжелейшая ситуация сложилась с Красной армией? Маршал Тухачевский, командующие округами Корк, Якир, Уборевич, начальник Главного политического управления РККА Гамарник, начальник Административного управления РККА Фельдман и их сообщники сделали все, чтобы лишить государство кадровой армии. Репрессировав тысячи высококлассных военных специалистов, доставшихся от царской армии, они уволили из армии тысячи командиров с пометкой «особые условия», на основании которой уволенные из Красной армии командиры арестовывались НКВД по месту жительства. И не кто иной, как Тухачевский, всячески препятствовал перевооружению Красной армии. Именно Тухачевский выступал противником минометов, нарезной ствольной артиллерии и автоматов, ценность которых подтвердила в сороковом году Финская кампания, а сейчас преимущество автоматов над винтовкой с блеском доказывает немецкий вермахт!

А разве он, Сталин, не пытался изо всех сил успеть с индустриализацией страны и перевооружением армии? Острейший кадровый голод – вот что было одной из причин, по которой тормозились реформы. А основным тормозом и главной опасностью являлись чрезвычайно влиятельные на местах и смертельно боявшиеся потерять власть секретари республиканских, краевых и областных комитетов партии, руководители местных органов НКВД и заговорщики из числа высшего военного командования Красной армии, планировавших физическое устранение его, Сталина.

Конечно, обывателю со стороны казалось, что у Сталина безграничная власть в стране, а он, Сталин, до недавнего времени практически ходил по лезвию бритвы. Приходилось тщательно вымерять не только каждый свой шаг, но и каждое слово. Ощущая мощнейшее и смертельно опасное противодействие, иной раз он только и мог в глухой ярости грызть мундштук трубки. Да, в 1937 году Сталину едва удалось предотвратить заговор, который был организован частью высшего командного состава Красной армии, но это было лишь начало решающей битвы за государство. Политическая ситуация в стране к тому времени сложилась тяжелейшая.

С одной стороны – обюрократившийся партийный аппарат на местах как черт ладана боялся планируемых Сталиным преобразований, в результате которых на руководящие посты в партийные и советские органы страны должны были открыто избираться, но не на основе былых заслуг, а на основе массового выдвижения снизу, наиболее сильные и одаренные специалисты из числа производственников, хозяйственников и деятелей науки. Здесь Сталин ясно обозначил свою линию – время агитаторов и пламенных трибунов революции ушло, и страной должны управлять профессионалы.

С другой стороны – созданный Дзержинским «карающий меч Революции» за долгие годы реального противодействия внешним и внутренним угрозам разросся, заматерел и превратился в огромный, чудовищной силы репрессивный аппарат, в котором также находилось немало затаившихся врагов советской власти и разного рода авантюристов. Именно районные, областные и республиканские органы НКВД, подстрекаемые, как выяснилось, наркомом НКВД Ежовым на перехват власти у партийных и советских органов, пользуясь благоприятным моментом в процессе выявления и разоблачения участников военного заговора, именно они и запустили по стране страшную волну репрессий. Обвинения фабриковались незатейливо просто – либо связь с заговорщиками, либо с разгромленным накануне троцкистским блоком. А добавляли масла в огонь те вырожденцы из партийной номенклатуры, кто увидел шанс расправиться с конкурентами или просто неугодными им лицами и возвыситься через «очистительный огонь контрреволюционной борьбы».

И только назначение Берии в 1938 году на пост наркома НКВД его поистине уникальные организаторские способности и невероятная от природы работоспособность позволили перехватить «карающий меч» и остановить этот кровавый каток. Тяжелейшее внутриполитическое напряжение в стране спало лишь в 1939 году. Но времени уже ни на что критически недоставало. Он, Сталин, очень опаздывал. Наркоматы, конструкторские бюро, заводы – все работали денно и нощно, но многие образцы нового оружия, особенно реактивной артиллерии, танков и самолетов, к началу сорок первого находились еще в стадии испытания и доводки. Налаживание серийного производства тоже требовало определенного времени. Поэтому он вынужден был жестко бороться за каждый мирный день.

Но война, неизбежность которой он понимал, как никто другой, все же грянула. И грянула внезапно. Все последующие дни, с того самого совещания политбюро (оно началось 22 июня в 5 часов 45 минут утра), когда Жуков доложил, что немцы бомбят города от Балтики до Черного моря, запомнились Сталину непрестанной работой. Он принимал у себя всех, кто был причастен к высшему военному и политическому руководству страны, а помимо них еще и работников наркоматов, ученых и директоров заводов[14]. Общаясь с ними, он искал выход из надвигающейся катастрофы. Но день шел за днем, истекающие кровью войска оставляли город за городом, а ясности все не прибавлялось. Тяжелые вести с фронтов, трещавших под натиском стремительно наступающего врага, денно и нощно довлели над сознанием. А тут еще и эти задержки с демонтажем и перемещением за Урал десятков заводов с территорий, которые могут оказаться в оккупации. Приходилось резать по живому, безжалостно отстраняя от руководства тех, кто оказался не на своем месте или проявлял нерадивость. Привыкший прежде управлять событиями, Сталин почувствовал себя полностью зависимым от этих страшных событий. Войска дрались храбро, в иных случаях, можно сказать – самоотверженно. Но подавляющее преимущество немцев в танках и самолетах, их умение создавать и поддерживать это преимущество на основных направлениях – все это обеспечивало им такие темпы продвижения, что принимаемые Ставкой решения просто не поспевали, и очень трудно было сохранять оптимизм при таком развитии событий.