Отщепенец

– Жаль, что не могу сказать того же, – гигант нахмурил брови. – Поймите меня правильно: лично против вас я ничего не имею. Но хотелось бы видеться при менее удручающих обстоятельствах.

Бреслау развёл руками:

– Увы, специфика работы. Полагаю, между нашими встречами вас тоже не зовут к здоровым и счастливым людям?

– Всё относительно, – гигант пожал плечами. Казалось, сейсмический толчок качнул гору. – Кстати, насчёт счастья! Умеет ваша контора удивить. Впервые с таким сталкиваюсь…

– С чем именно?

Доктор Йохансон тяжко вздохнул:

– Я переслал вам отчет.

– Я…

– Знаю. Отвратительная привычка: вам всё надо услышать при личной встрече, из первых уст. Впечатления, нюансы…

– Прогуляемся?

– А у меня есть выбор? Всё лучше, чем в кабинете.

Они двинулись мимо стриженых кустов лавровишни, за которыми в тщательно организованном беспорядке росли знаменитые сеченские ели, глянцево-зелёная инверса, чьи пушистые лапы свисали до земли, нежно-голубые сякконские лиственницы и древовидный можжевельник. Сквозь царство хвои местами прорывались вспышки багрянца и охры – ларгитасские клёны и тилонские березы.

– Красиво, – басовой тубой прогудел Йохансон.

И умолк, собираясь с мыслями.

– Я не зря упомянул о счастье, – заговорил телепат позже. – Если не вдаваться в подробности, капитан Шпрее не желает выходить из комы.

– Почему?

– Потому что счастлив.

– Ничего себе счастье!

– Он пребывает в мире сбывшейся мечты. Зачем же ему покидать рай?

– Это результат воздействия флуктуации?

– И да, и нет. Да, поскольку воздействие имело место. Нет – по двум причинам. Во-первых, капитан Шпрее сам этого хотел и всячески содействовал – на уровне подсознательных стремлений, разумеется. Во-вторых, я никогда не сталкивался с подобным результатом флуктуативного воздействия на психику. А опыт в этой области у меня имеется, и немалый, благодаря вам.

Тиран отметил, что Йохансон старается не злоупотреблять терминологией. Похоже, великан держал в уме, что общается с неспециалистом, и изъяснялся как можно понятнее. Бреслау был ему за это признателен.

– Для себя я выделяю три основных типа флуктуативных воздействий на людей. Первый – грубое выкачивание психической энергии. Результат – стремительное нервное истощение, и как правило, летальный исход. Второй тип – «возгонка психики» с целью её копирования и исследования. Встречается крайне редко. С подобным я столкнулся лишь однажды, при нашей первой встрече…

Бреслау кивнул:

– «Цаган-Сара». Продолжайте, доктор. Сейчас, как я понимаю, иной случай? Третий, по вашей классификации?

Яхта «Цаган-Сара» подверглась нападению нетипичной флуктуации, получившей имя «Корабля-призрака». Сходная ситуация? Нет, в тот раз всё было по-другому. Тем не менее, призраки прошлого не отпускали. Консилиум врачей-телепатов. Молодая женщина-психир с дипломом Сякко: Регина ван Фрассен. Бреслау увидел её словно наяву: скептический прищур, медно-каштановый локон – ван Фрассен время от времени отбрасывала его со лба досадливым жестом. Характер – не сахар, колючая как ёрш. Специалист экстра-класса – такие наперечёт. Двадцать лет назад Регина ван Фрассен вместе с ларгитасской миссией осталась на варварской планете Шадруван, под закрывшимся наглухо Саркофагом. Перед феноменом спасовала мощь науки. Чёрт побери все аномалии Вселенной! Выполни несуществующий чёрт пожелание адъюнкт-генерала, Тиран остался бы без работы, но это он бы как-нибудь пережил.

Мечты, мечты…

По одной из версий, Саркофаг закрыла сама госпожа ван Фрассен, чудом – не иначе! – сумев спасти людей от термоядерной бомбардировки с орбиты. Так ли это, и если да, как удался Регине подобный фокус, оставалось только гадать. Все эти годы саркофаг медленно рос, но открываться и не думал. Через пять лет после трагического события доктор ван Фрассен была как минимум жива. Тиран узнал это от случайного мальчишки, вышедшего с Региной на пси-контакт – и, честно говоря, не обрадовался.

Это я её туда отправил, напомнил Бреслау себе. Я пожизненно запер её в тюрьме. В напоминании не было нужды. Он помнил это всегда.

Над искусственным ручьём выгибался дугой крошечный мостик. Тиран любил это место: журчание успокаивало. На текущую под ногами воду, студёную даже на вид, он мог смотреть часами. Увы, часов покоя у него никогда не было, разве что минуты.

– Третий тип воздействия – «поиск лакомых кусочков». Так гурман выбирает блюдо. Для этого ему нужно ознакомиться со всем ассортиментом.

– То есть, флуктуация проникает в психику человека и выискивает там самые вкусные воспоминания? Переживания? Эмоции?

На слове «вкусные» Тиран скрипнул зубами.

– Вы отлично ухватили суть. В случае с капитаном Шпрее имело место тонкое проникающее взаимодействие.

– Взаимо?

Бреслау развернулся к Йохансону, и великан чуть не налетел на него.

– К этому я и веду! Иногда флуктуации континуума в поисках лакомых кусочков входят в ментальный контакт с психикой жертвы. Если человек выживает, у него сохраняются воспоминания о контакте. Куцые обрывки флуктуативного восприятия.

– И у Шпрее…

– …они сохранились в большем объёме, чем у кого бы то ни было. Более того, этот момент оказался столь ярок, что полностью заместил собой нормальное человеческое восприятие. Ряд участков правого полушария вошёл в кси-резонанс с положительной обратной связью… – Йохансон осёкся, нетерпеливо пощёлкал пальцами в поисках подходящих слов. – Короче, сознание капитана зациклилось.

– На чём?

– На моменте взаимодействия с флуктуацией. Встало на «бесконечный повтор».

– Вы видели этот момент?

– Видел? Слишком простое определение. Но да, я видел.

– И что же там?

– Боюсь, мне не хватит слов.

– А вы покажите. Вы ведь сохранили энграмму?

Увидев, что телепат колеблется, Бреслау усилил напор:

– Я даю вам официальное разрешение на трансляцию энграммы в мой уникальный мозг. Устного разрешения достаточно? Или вам необходимо письменное?

«Письменный приказ?» – явственно звучало в подтексте.

– Я бы не рекомендовал вам этого делать.

– Я настаиваю.

– В таком случае, – тон Йохансона сделался официальным, – я предупреждаю вас о возможных негативных последствиях для вашей психики. Расстройства сна, неврозы. Эмоциональная неустойчивость. Депрессия, реактивный психоз, вплоть до возникновения навязчивых идей.

– У меня уже есть навязчивая идея. Вряд ли её сумеет перешибить другая.

Доктор Йохансон хотел поинтересоваться, какая именно идея овладела сознанием собеседника, но вовремя понял, что Бреслау шутит, и с раздражением фыркнул.

– Я настаиваю, – повторил Тиран.

– Здесь?

– Да, здесь.

– Что ж, как вам будет угодно. Присядьте.

Они вошли в беседку, объятую тёмным пламенем осеннего плюща. Несмотря на солнечный день, внутри царил багровый сумрак. Гладкая скамейка из хиззацского ротанга пружинила. Тиран устроился поудобнее – словно перед показом фильма, пришло ему в голову. Удо Йохансон остался стоять, грозно нависнув над Бреслау. Солнце светило телепату в спину, и Бреслау видел лишь громадную тёмную фигуру – антропоморфный идол времен мегалита. От идола веяло первобытной жутью.

– Готовы?

– Готов.

Идол поднял каменную ручищу и стряхнул с пальцев каплю-невидимку. Бледная морозная молния ударила Тирану в лоб, точно между глаз.

Голова взорвалась.

IV

Голова? Он взорвался целиком.

Взрыв разнёс его на атомы, на элементарные частицы, фотоны, кварки, разметал по всей Ойкумене. Тем не менее, он продолжал мыслить и чувствовать. Кажется, у него даже было тело, но это больше не имело значения.

Выйдя за пределы трёх – четырёх? – жалких измерений, он блаженно впитывал бесконечность. Его пронизывали потоки света – энергии? излучения? вибраций? – даря ощущение единения с Мирозданием. Часть Вселенной, он в то же время продолжал существовать внутри неё подобно ребёнку в утробе матери. Он? Кто – «он»? Местоимение утратило смысл. Нет имени, нет пола, нет возраста…

Нет разницы между «сейчас» и «всегда».

Окружающий Космос не был пустым. Он пуст лишь для ущербных белковых медуз с их куцым восприятием. Лучи и волны, формы и содержания, отпечатки всего, что существовало, существует, будет существовать – Космос полнился бытием. Стада звёзд паслись на чёрных пажитях. Звёздные сосцы текли молоком и мёдом. Купайся в ласковых ручьях, пей сытное тепло, утоляющее жажду и голод.

Вокруг роились родичи. Стая. Семья…

Плоское. Серое.

Ненастоящее!

Картон декораций. Краска выцвела, облупилась…

Бреслау обнаружил себя лежащим на скамейке. Багровый сумрак сгустился, потемнел, поглощая те жалкие крохи красок, что ещё оставались в ущербном, выхолощенном мире. Бреслау моргнул: раз, другой. Сел, отчаянно замотал головой, пытаясь вырваться из липких лап кошмара.

– Я вас предупреждал…

Голос Йохансона с трудом пробился сквозь слой сырой ваты. В голосе звучало сочувствие. Это помогло: Тиран терпеть не мог, когда ему сочувствовали. Раздражение сыграло роль путеводной нити – или, скорее, страховочного троса. С беззвучными ругательствами Тиран принялся выбираться из пропасти искаженного восприятия. Сморщенный воздушный шарик реальности наполнился воздухом, обретая привычный объём. Вернулись звуки, краски, запахи.

– Спасибо, – хрипло выдохнул Бреслау.

И закашлялся.

– За что?!

Судя по выражению лица склонившегося над ним Йохансона, телепат был всерьёз обеспокоен. Это доставило Тирану толику злорадного удовольствия.

– Теперь я понимаю, почему капитан Шпрее не желает возвращаться. Так воспринимают мир флуктуации?

Сомнения отразились на лице великана. Брови насуплены, губа закушена, складки на лбу, пальцы теребят завитки бороды – Бреслау едва не зааплодировал. В том, что доктор Йохансон намеренно позволяет читать себя, как открытую книгу, Тиран не усомнился ни на мгновение. «Вот он я, весь на ладони!» Метод работал безотказно. Пациенты, небось, сразу проникаются доверием и симпатией к телепату, чьи мысли и чувства написаны на лице. Никаких ментальных способностей не нужно! В присутствии Йохансона пациенты чувствовали себя комфортно, что важно для врача.

– Не совсем так…

Казалось, диагност ступает по тонкому льду, готовому треснуть в любой момент.

– Поясните.

– Ощущения, которые вы только что пережили, были преломлены через психику капитана. Это восприятие восприятия, а не то, как действительно воспринимает мир… э-э… некое создание.

От Бреслау не укрылось, что Йохансон избегает слова «флуктуация».

– Продолжайте, доктор.

– Я уже исследовал ранее психику жертв флуктуаций. Включая тех, кто подвергся проникающему взаимодействию третьего типа. Совершенно иная картина: полное отторжение чужого восприятия на уровне подсознания. Ближайший аналог: отторжение донорских тканей при ранних попытках трансплантации в древности. Отталкивание одноименных зарядов. В результате психика пострадавшего сохраняла лишь невнятные обрывки. А здесь картина впечатляет, да? Вы сами имели возможность убедиться.

Мы стоим на одном льду, отметил Бреслау. Лёд логики и здравого смысла. Ещё шаг, и под нами разверзнется обжигающая бездна неведомого. Невероятного. Невозможного.

В первый раз, что ли?

– Какой из этого, по-вашему, следует вывод?

Тиран уже знал, какой, но хотел услышать ответ телепата.

– Психика капитана Шпрее не отторгла чуждое восприятие. Она вошла с ним в резонанс. У меня создалось впечатление, что перед атакой Шпрее находился в специфическом состоянии, сходном с медитацией. Один из его кси-ритмов совпал с аналогичным ритмом агрессора, что и привлекло это создание к капитану. В результате – проникающее взаимодействие…

– Вы повторяетесь, доктор. Хватит ходить вокруг да около.

– Вы решите, что я несу вздор.

– Не беспокойтесь. Я ни на миг не поставлю под сомнение вашу профессиональную компетентность.

– Кто из нас телепат? – улыбка Йохансона получилась вымученной. – Ну хорошо, это была не флуктуация. Психика капитана могла войти в резонанс лишь с психикой другого человека.

– Антиса? – уточнил Бреслау.

– Или коллантария. Я понимаю, что это бред, но иного объяснения у меня нет.

– Бред – моя стихия, Йохансон. Благодарю вас, вы нам очень помогли. Думаю, напоминать вам про подписку о неразглашении излишне? И последний вопрос. По вашему мнению, капитан Шпрее выйдет из комы?

– Шанс есть… Я не гематр, но дал бы пятьдесят на пятьдесят. У капитана Шпрее практически нет привязанностей, с помощью которых я бы его тащил наружу. Ни семьи, ни любимой женщины, ни близких друзей. Из увлечений – те же полёты. Он болен Космосом, потому и застрял. Похоже, он всю жизнь мечтал о чём-то подобном…

Йохансон замолчал, переминаясь с ноги на ногу. Хрустнул сплетёнными пальцами.

– Но я провёл лишь предварительную диагностику. Возможно, детальное зондирование выявит «рычаги возврата». Мне нужна квалифицированная бригада врачей-менталов. Один эмпат как минимум. Не могу дать никаких гарантий, но попытаться стоит.

– Ещё раз спасибо за помощь. Мы сделаем всё возможное, чтобы вернуть капитана. Не смею более вас задерживать.

Предположения, думал Тиран, возвращаясь в Управление. Гипотезы. Версии. Спектральные линии. Волновые слепки. Особенности поведения. «Психика капитана могла войти в резонанс лишь с психикой другого человека». Время гипотез закончилось.

Это антис. Это антис, чтоб его черти съели! Это антис, и он, чертяка, ел капитана Шпрее, как распоследняя флуктуация, год просидевшая на голодном пайке. Антис-людоед? Даже думать о таком не хочется.

А придётся.

V

– Счастлив видеть вас, гуру-махараджа.

– Не называйте меня так, – попросил Вьяса Горакша-натх.

– Присаживайтесь, умоляю. Очень тяжело человеку, подобному мне, – генерал Бхимасена встал на колени и сложил ладони перед грудью, – который связан тенетами материальной природы, достойным образом прославить ваши замечательные качества. Вы океан всех благоприятств. Ваша преданность, гуру-махараджа, вдохновляет меня…

– Не называйте меня так, генерал, – повторил гуру. – Вы не мой ученик, между нами нет отношений наставника и последователя.

Генерал понял, что шутки кончились. Руководитель антического центра на Чайтре, в прошлом – боевой офицер, Рама Бхимасена с иронией относился к йоге, с равнодушием – к ордену натхов, и с колоссальным уважением – к явившемуся в его кабинет гуру. О йогине генерал слышал достаточно, чтобы по достоинству оценить организаторские таланты этого человека. С такими людьми надо знать границы, какие опасно переступать.

Генерал встал. Отряхнул брюки, хотя на ковре, закрывавшем пол кабинета, не было ни пылинки. Посмотрел в глаза гостю:

– Как мне называть вас?

– Вьяса-джи. Этого будет достаточно.

– Тогда и вы зовите меня Рама-джи. Иначе я обижусь.

– Хорошо.

– Вьяса-джи, вы не из тех людей, кто ходит по официальным организациям. Давайте не будем впустую тратить время друг друга. Чего вы хотите?

– Покажите мне волновой слепок антиса, о котором спрашивал Ларгитас.

Не спеша отвечать, генерал прошёлся по кабинету. Натянул поглубже форменный ярко-алый тюрбан, одернул китель, сунул большие пальцы рук за пояс. Самый придирчивый наблюдатель не нашёл бы в одежде Бхимасены ни малейшего изъяна. Гуру знал, что генерал просто тянет время, размышляя, и генерал знал, что гуру это знает.

– Время, – наконец произнёс Бхимасена. – Я обещал не тратить его впустую и сдержу слово.

– Это значит, – в голосе Горакша-натха не было и намёка на улыбку, – что вы не спросите меня, откуда мне известно про запрос?

– Да.

– Не спросите, где я услышал про волновой слепок?

– Да.

– Вы покажете мне его?

– Нет.

– Ответ окончательный?

– Нет. Я не покажу его вам до тех пор, пока вы не объясните мне, зачем вам это надо. Вряд ли практика йоги требует от вас изучения антических слепков. Итак, зачем?

– Я хочу знать, точно ли этот антис – брамайн.

– И вы определите это на глазок?

– Если не определю, вы ничего не теряете. Если ошибусь, вы тоже ничего не теряете.

– Кроме головомойки за демонстрацию секретных материалов постороннему.

– Присланный слепок засекречен?

– Да.

– Лжёте.

– Лгу. Как вы определили?

– Вы – честный человек, Рама-джи. Ложь для вас – страдание, а значит, накопление. Ваш энергетический ресурс только что увеличился. Сказать, насколько? Могу отдельно рассчитать накопление от лжи, и отдельно – от сквозняка при вашем ревматизме.

– Это лишнее.

– Тогда начнём с начала: присланный слепок засекречен?

– Ещё не успели. С другой стороны, Вьяса-джи, вы объяснились, и теперь я, как честный человек… Ваше счастье.

Генерал опустил руку на сенсорную панель стола. Всплыла гроздь эллипсоидных голосфер, в них завертелся цветной калейдоскоп: линии, пятна, вспышки.

– Ещё раз, – попросил гуру. – С начала.

Калейдоскоп повторился.

– Это брамайн, – сказал гуру. – Это антис. Это наш антис.

– Доказательства?

– Вам нужны доказательства?

– Разумеется. Антический центр – учреждение цивильное, но я всё-таки военный, то есть солдафон, упрямый чурбан. Без доказательств я не поверю и собственной матери. Если у вас нет фактов, сотворите чудо, дабы я уверовал. Говорят, йогины стирают одежду в ледяной проруби, а потом сушат её жаром своего тела. Вы умеете сушить одежду, Вьяса-джи?

Гуру сел на пол, скрестил ноги и сосредоточился. Ряса шафранового цвета делала его похожим на сугроб, залитый апельсиновым соком. С минуту ничего не происходило, только серьги-кольца в ушах гуру начали раскачиваться без видимой причины. Затем сферы схлопнулись, как если бы их отключили с панели. Световое панно на стене – орёл-гигант распростер крылья над созвездием Хобота – задрожало, брызнуло снопами искр и превратилось в чёрную пустыню. Мяукнул аварийный зуммер, сообщая о внеплановом отключении компьютера.

– Вы могли бы взорвать мой кабинет? – с интересом осведомился генерал.

Впору было поверить, что он просит о взрыве.

– Не только кабинет, Рама-джи. Моей ауры хватит на всё здание.

– Вы бомба?

– В какой-то степени. Я не умею сушить одежду, но я – находка для террористов и подарок для циркачей. Я также вижу чужие ауры, вижу и анализирую. Назовите ауру волновым слепком, и ничего не изменится. Этот антис – брамайн. С отклонениями от нормы, но я тоже, извините, с отклонениями.

– Допустим. И что это значит?

– Вы уже отправили корабли на его поиски?

– Нет.

– Связались с другими антисами расы Брамайн?

– Нет.

– Ребёнок-антис, дитя брамайнов, потерялся в космосе, а вы и пальцем не пошевелили, чтобы его найти? Рама-джи, вы казались мне более благоразумным…

Жестом генерал велел гуру замолчать. Гуру подчинился. Он уже сказал всё, что требовалось.

– Ребёнок? – после долгого молчания произнёс Рама Бхимасена. С лица генерала потихоньку сползала краска. Минутой раньше щёки руководителя антического центра цветом напоминали его же багряный тюрбан. – Я готов поверить, что вы увидели в слепке антиса. Нашего антиса? Хорошо, поверю и в это. Но почему ребёнок? Не слишком ли много для визуального анализа ауры?

Гуру пожал плечами. Он продолжал сидеть на полу, позволяя генералу возвышаться над собой. Горакша-натх знал, что генерала это успокаивало. Нависая над собеседником, легче принять чужую точку зрения – если не из чувства сострадания, то из чувства превосходства.

– Ребёнок, – генерал вновь зашагал по кабинету от стены к стене. Зуммер отключился, засветилось панно. В дверь сунулся взволнованный секретарь, но генерал взмахом руки велел ему убраться вон. – Это всё меняет. Я не придерживаюсь вашей доктрины, Вьяса-джи. Я не верю, что наши антисы – аватары тех или иных божеств…

– Многие верят, – скучно заметил гуру.

– И что?

– Многие не поймут, почему антический центр не ищет священное дитя с первой же минуты, как о нём стало известно. А когда многие чего-то не понимают, они делаются опасны. Особенно если в их хоре звучит слово «священное».

– Вы мне угрожаете?

– Ни в коем случае. Я просто взвешиваю причины и следствия.

– О да, конечно! Впрочем, вы правы: если это ребёнок, если он гарантированно брамайн…

– Вы начнёте поиски?

– Да! И вовсе не потому, что вы меня к этому принудили. Это мой долг. Учтите, наши эксперты триста раз проверят слепок. Я пошлю запрос Злюке Кешабу: пусть брамайнские антисы подключатся к делу. И если всё подтвердится, если мы разыщем беглеца и вернём на родину, я первый рассыплюсь перед вами в благодарностях. А может, вам не надо благодарностей? Может, вы хотите чего-то конкретного? Если это в моей компетенции…

Гуру кивнул:

– Да. Я хочу конкретного.

– Чего же?

Генерал улыбнулся. Все люди – люди, даже йогины.

– Вы будете держать меня в курсе поисков, – теперь настал черёд улыбаться Горакша-натху. Улыбка мелькнула и сгинула без следа. – Самым подробным образом. Будете выслушивать мои соображения, если таковые появятся. Я не требую, чтобы вы непременно им следовали, но выслушать – это не так уж сложно. Когда же священное дитя вернётся на родину…

Вьяса Горакша-натх наклонился вперёд:

– Вы включите меня в состав коллектива, который будет заниматься социальной адаптацией юного антиса.

– Зачем? – изумился генерал.

– Я буду учить его йоге. Я буду учить его, а он – меня. И поверьте, это пойдет на пользу нам всем.

– Почему бы вам не обратиться ко взрослым антисам? Это проще, а главное, быстрее…

– Обращался, – бесстрастно сказал гуру. – Они не хотят.

– Не хотят учиться у вас?

– Да. И учить меня – тоже.

VI

Временами Бреслау жалел, что не родился гематром. Вот, например, сейчас, в третий раз перечитывая ответ Рахили Коэн:

«У Совета антисов нет сведений как об антисах, отсутствующих в реестре Шмеера-Полански, так и о других подобных сущностях.»

Ответ, исчерпывающий в своей оскорбительной лаконичности. Пассаж о «других подобных сущностях» пресекал все дальнейшие вопросы, закрывая тему. Как будто допустить между делом, что в Ойкумене обитают и другие подобные антисам сущности – в порядке вещей! Родись Тиран гематром, воспринял бы это как должное. Вселенная для гематра – набор вероятностей. Вероятность события или явления может быть сколь угодно малой, но никогда не равняется нулю. А значит, невозможное – фикция; есть только маловероятное. С таким подходом возглавлять «Аномалию» – праздник, а не каторга. Опять же, Бреслау-гематр уже просчитал бы вероятности по трем вариантам:

1. Совет антисов действительно ничего не знает об Отщепенце.

2. Информация по Отщепенцу у Совета есть, но не вполне достоверная, они не спешат ею делиться.

3. Совет покрывает Отщепенца. Не желает выносить сор из избы, как говаривали пращуры. Если Отщепенец – антис-психопат, Совет сделает всё, что в его силах, чтобы избежать огласки и решить проблему по-тихому.

Сиди теперь, гадай…

Терминал булькнул – кто-то из сотрудников справился с порученным заданием. Пришли результаты. И булькнул снова. И ещё раз. Сговорились? Соревнование устроили? Не мудрствуя лукаво, Тиран открыл пришедший первым файл.

Нападения стайных фагов. Выборка отчётов о конкретных случаях. Статистика утверждала: число нападений стай растёт год от года. С двух случаев, произошедших десять лет назад, до одиннадцати в этом году. Тенденция? Причины? Нет, не сейчас. Ага, девять случаев с особой пометкой. Самый ранний – три года назад. Старший лейтенант Мунс постарался на совесть: моменты, указывающие на сходство со случаем Отщепенца, выделены красным. Сводная таблица данных: время, координаты, название, тип и порт приписки корабля, количество атаковавших флуктуаций, их классы, ссылки на архивы… Везде фигурировали криптиды: от четырнадцати до двадцати девяти особей. И ничего (никого?) похожего на антиса. Два случая значились как неподтверждённые: выживших не осталось, аппаратура и базы данных повреждены.

Бреслау вывел в голосферу секторальную карту и принялся наносить пометки, сверяясь с координатами из таблицы Мунса. Пять минут спустя он, хмуря брови, смотрел, как в космическом пространстве вращается кривой эллипсоид – десяток рдеющих угольков. Сто семьдесят три на сто девятнадцать на восемьдесят четыре парсека.

Охотничьи угодья стаи?

Бреслау добавил ещё две отметки: точку нападения на «Веронику» и засечку стаи со сканеров «Разящего». Два новых уголька затеплились внутри эллипсоида: один на краю, другой – ближе к центру. Почему никто не заметил в стае Отщепенца? Не забил тревогу раньше? Либо он гуляет с фагами недавно, либо…