Дорога во тьме ч.2

– Ты же так хотел обладать этим, так плати и не ной о дорогой цене. Пора выполнить свою часть сделки.

Крышка легко откинулась. Что делать дальше, Отшельник не имел ни малейшего понятия; его выручало только внутреннее чутье, говорившее ему, что сейчас стоит просто скользить по глади событий. Однако это же чутьё подсказывало ему, что его проблемы только начинаются.

Воздух завибрировал от выплеснувшейся в него энергии, тело Отшельника окуналось то в жар, то в холод, шкатулка в руках начала резко нагреваться… И вскоре он, чтобы сберечь в целости свои руки, был вынужден положить её на траву. Снег вокруг неё моментально растаял и испарился, а трава под ней начала тлеть, через миг превратившись в пепел. Тут же Отшельник понял, что этот загадочный амулет начинает вытягивать из него силу. Его сопротивление попросту не было замечено. Всё верно: чем сильнее волшебство, тем больше на него требуется сил, а силы у странного амулета при его огромных возможностях всё-таки конечны, он уже успел их подрастратить во время своих скачков по Пустошам. Воздух перед ним пошёл волнами, как в сильную жару. Огонь колдовства сжирал его, словно вязанку хвороста, всё тело пульсировало, как больной зуб, все полученные раны открылись и начали кровоточить. Отшельник сам не заметил, как оказался на земле не в состоянии пошевелить даже пальцем. В неверной пелене начало что-то проступать, но Отшельник уже не мог это разглядеть. Глаза застилал кровавый туман, не дающий что-либо увидеть. Голова на удивление оставалась лёгкой и ясной. Мысли текли не спеша, не смущаемые эмоциями: «Так вот, значит, почему Клут выбрал меня! Ему был необходим мой запас силы, моя искра, если что-то пойдёт не так. Один нюанс: я сейчас начисто лишён дополнительной подпитки Пустошей и могу рассчитывать только на себя, а собственных сил у меня осталось не так уж и много… Завладев шкатулкой, я попал в ловушку без возможности отступить. Дело будет сделано, кто-то нужный Клуту окажется в этом мире. От меня остаётся лишь пустая оболочка, и проклятый карлик сможет преспокойно при помощи того, кого он, Отшельник, извлечёт, забрать свой драгоценный амулет. В письме была просьба позаботиться об извлечённом, но тут уж дудки! Пускай выкручивается как знает, мне будет уже всё равно». Перед тем как сознание покинуло его, он ещё успел подумать: «Хороший план, недомерок. Никому нельзя верить…»

…Видимо, он недолго пробыл в обмороке и почти с радостью увидел перед глазами измятую траву, а не чёрные плиты из его персонального кошмара. Тут только он понял, что пытка закончена и он каким-то чудом остался жив. Всё, на что у него хватило сил, чтобы выразить свою радость, это рассмеяться тихим смехом, перешедшим в кашель.

После бесплодных попыток подняться (тело было словно тёплый воск, не способное удержать даже собственный вес) он, отдышавшись, попробовал ползти. Это получилось немного лучше, и он через какое-то время добрался до остатков шалаша. Там он непослушными пальцами принялся рыться в рассыпанных травах. Он искал веточку с неприметными зелёными ягодами, растение называлось «подарок Марты» или «дар Марты», кому как нравилось. Говорили, что эта любвеобильная Марта этими ягодами кормила своих любовников и те были неутомимы, ублажая её всю ночь без отдыха. Правда редко кто из них доживал до следующего полудня. Тело человека проявляло чудеса выносливости и силы, но буквально пожирало само себя. Отшельник пару раз пользовался ими как крайним средством. Смерть ему хоть и не грозила, но последствия были крайне тяжёлыми. Ему приходилось потом отлёживаться недели две, лечась только травами, поскольку весь внутренний запас сил был исчерпан. И это при том, что тогда у него была мощная подпитка Пустошей, а сейчас всё могло кончиться гораздо плачевнее.

Тонкий стебель с нанизанными на него ниточками зелёных бусин имел специфический запах, который Отшельник не чуял из-за сломанного носа, но помнил очень хорошо. Покрутив стебель перед лицом, он осторожно оторвал три ягоды и отправил в рот. Если карлик так надеялся заполучить того, ради которого он, как ни крути, пошёл на большой риск, то следует как можно больше узнать об этом человеке или не человеке. В сложившихся условиях любое преимущество он должен был использовать, если хотел ещё немного оставаться на плаву.

Ягоды подействовали довольно быстро, убирая боль и усталость, вернув Отшельнику то состояние, в котором он был до разговора с Эрго Ваером, исключая, конечно, его связь с Пустошами. Пружинисто вскочив на ноги, он на несколько секунд замер в изумлении. Такого ему видеть не приходилось. Перед ним стояла дверь. Обычная деревянная дверь с облупившейся синей краской и железными петлями, прикреплёнными к косяку. Отшельник, пригнувшись, попробовал просунуть ладонь между землёй и дверью. Безрезультатно, та как бы вырастала из земли. Простая ручка с притаившейся под ней замочной скважиной, сквозь которую ничего не удалось рассмотреть. Хмыкнув, Отшельник обошёл её по кругу. Обнаружилось, что с боков её совсем не видно, а с обратной стороны она была точной своей копией. Не найдя ничего интересного, он вернулся к тому месту, откуда начал осмотр.

Внутренний голос кричал, чтобы он не прикасался к двери, забыл про проклятую шкатулку Клута и, плюнув на всё, остался бы жить на Пустошах в надежде когда-нибудь восстановить утраченную связь. Но позади всех этих мыслей мрачным призраком маячил чёрный тюльпан пламени, в котором сгорает его сердце. Дрожащими пальцами он провёл по груди, липкой от крови, неосознанно ожидая наткнуться на неровность шрама. Ничего не обнаружив, Отшельник не сдержал облегчённый выдох. Пути назад у него не было. Не давая себе больше времени на раздумья, он толкнул дверь. Его мозг в этот миг рисовал ему ужасающие картины реальности с той стороны. Но ничего не произошло. Ладонь, наткнувшись на крашеное дерево, не продвинулась дальше ни на миллиметр. Не ожидавший такого, Отшельник озадаченно уставился на свою руку. Не особо обольщаясь, он толкнул дверь плечом. Результат был предсказуем. Пальцы, сжав дверную ручку в тщетной попытке её повернуть, бессильно соскользнули, оставив на выгнутой поверхности кровавые мазки. Ту же процедуру и с тем же успехом Отшельник проделал с обратной стороны.

– И что мне прикажете делать?

Отшельник в раздражении бросил вопрос в сторону двери, но ответить ему было некому. Его взгляд заскользил по помятой траве, припорошенной уже начавшим таять снегом. Шкатулка лежала там, где он её и оставил, в ореоле выжженной травы. Вся её поверхность раскалилась, отливая красным, но при этом золото и не думало плавиться. На её поверхности мифические звери сходились в смертельной схватке, чтобы переплестись в причудливые узоры, которые, в свою очередь, становились фигурами людей. От этих картин у Отшельника закружилась голова, и он отвернулся, вновь уставившись на дверь. Сам не зная зачем, он подошёл к двери и приложил к ней ухо. Ничего не произошло в первые секунды. Он уже желал отстраниться, когда его мозг прошило острое как игла видение…

…Глыбы льда, плавно скользящие вниз, сквозь бесконечность тьмы. За прозрачными гранями заключённые в хрустальный плен застыли пленники. Некоторые падали в одиночку, другие же сотнями и тысячами замерли в недрах гигантских айсбергов. Люди, демоны, ангелы, ни на что не похожие существа… Все они, застигнутые безжалостной Тьмой, замерли в последний миг своего существования. И все они были живы, вернее, в них теплилось подобие жизни. Он почувствовал это, как если на морозе провести недалеко от лица горящей свечой. И ещё он почувствовал всю бездну их отчаяния и страха. И в самом конце он увидел тонкие пальцы, покрытые кристаллами инея, сомкнувшиеся на ключе.

…Видение померкло так же быстро, как и возникло, а он ещё несколько секунд ошеломлённо стоял, прижавшись щекой к шершавому дереву, тяжело дыша. Он вновь попытался открыть дверь, уже налегая изо всех сил. Но с таким же успехом он мог бы пытаться открыть монолитную гранитную стену. «Наверное, эта дверь открывается только оттуда, из ледяной бездны, – подумал Отшельник. – Вот уж где мне не хотелось бы побывать». Постояв ещё немного, он отошёл к костру, гадая, дождётся ли он, когда откроется дверь, прежде чем закончится эффект от действия ягод и он превратится в бесполезный овощ. Сделав шаг, он наступил на сухую ветку, громко хрустнувшую под его ногой. За этим хрустом воровато спрятался незамеченный им другой звук – робкий щелчок ключа в замке. Нагнувшись, Отшельник подобрал сломанную ветку и, присев на корточки, бросил её в огонь. Глядя на пламя, он приготовился ждать…

…Щёлк. Звук, с которым ключ повернулся в замке, прозвучал очень одиноко и потерянно в ледяном вакууме. Ключ, торчащий из двери с облупившейся синей краской, являлся соломинкой, удерживавшей Лизу от соскальзывания в бесконечное падение. Она не была мертва в полном смысле слова. Когда тьма сомкнулась над ней, Лиза на какое-то время отключилась. А затем пришло чувство лютого холода и голос, зовущий за собой. Она ощущала, как холод прозрачными кристаллами проникает в её тело, превращая его в кусок льда. Она была частью множества таких же льдинок, слушающих голос бездны (с одним исключением: она ещё не начала свой полёт). Лиза попыталась нащупать Настю, но у неё ничего не получилось. Сами мысли, хотя и медленнее, чем тело, но всё же застывали, образуя в голове театр прозрачных теней. Память сковало оцепенением, с каждой секундой откалывая от неё по небольшому кусочку. Только холод и зов, тянущий её вниз.

В первые мгновения её захлестнула волна животного страха. Тоскливый вой кочевал у неё глубоко внутри, там, куда ещё не добрались ледяные щупальца окружающей Тьмы. Но Тьма не спешила, смакуя горячую молодую жизнь. Она никогда нее спешила, в её распоряжении была вечность.

Когда ключ заскользил у неё из пальцев, она даже испытала подобие облегчения – не нужно больше противиться зову. Наконец и она скоро сможет отправиться в полёт. Щёлкнув последний раз, механизм замка замер, ожидая, когда кто-нибудь откроет дверь. Но сделать это было некому, рука, которая мгновение назад вращала ключ, сейчас была просто холодным его продолжением.

Тело Лизы, зависшее в черноте, всё покрылось толстым слоем инея, волосы застыли за спиной бессильными белыми крыльями. Мимо, покрытые льдом, проплывали осколки потухших жизней. В этом ледяном аду не было врагов, всех примирило монотонное падение в бездну, у которой не было дна. Мимо Лизы проплывала фигура, как и все, закутанная в ледяной плащ, сквозь морозную прозрачность которого проступали очертания человеческой фигуры. Одна из раскинутых крестом рук походя задела плечо Лизы, сбив с него искрящиеся кристаллы инея. Соприкоснувшись, две фигуры тут же с печальным шорохом разминулись, одна из них продолжила свой полёт. Раскинутые руки словно приглашали Лизу поскорее присоединяться к общему танцу, чтобы стать ещё одним листком в этом листопаде замёрзших жизней. Измученное тело вняло этому приглашению. Пальцы, потревоженные нечаянным прикосновением, начали своё скольжение по тёмному металлу ключа. Лиза ничего не чувствовала, лишь отстранённо наблюдала своё падение. Вот поверхность синей двери поплыла вверх, застывший взгляд отметил ускользающий вслед за дверью ключ. Она, наконец, начала свой танец. Голос бездны полностью овладел её разумом. Волчий вой резко оборвался, оставив её совсем одну, парящую во Тьме…

…Отшельник глядел на пламя не мигая, вспоминая свою жизнь. Очень долгую, по человечьим меркам, жизнь. «Как странно, – думал он, – когда я вообще последний раз предавался воспоминаниям?» Он честно напряг память, но так и не смог вспомнить. Отца у него не было, это было просто; насчёт матери получалось сложнее. Всё, что он помнил из раннего детства, было покрыто слоем грязи и пронизано чувством не проходящего голода. Образ матери давно стёрся, оставив о себе след в памяти лишь из цвета волос и глаз. Они были одинаковыми, рыжие волосы и такие же глаза. Таких глаз Отшельник больше ни у кого не встречал. Поэтому, видимо, и запомнил. Добра ли она была с ним? Видимо, да. Потом у него детство резко закончилось и началось ученичество. Матери не стало, и некий человек (его лицо и имя начисто стёрлись из памяти) подобрал его и продал в бродячий цирк, где он учился владеть своим телом и воровать. Затем, в отрочестве, он убежал и попал в услужение к какому-то захудалому рыцарю, где научился читать и писать, который в итоге спровадил его в рекруты за строптивый нрав. В солдатах он научился убивать, но проливать за кого-то свою и чужую кровь ему быстро надоело. Дальше было много чего, и он всегда старался учиться. Однако жизнь его коренным образом изменилась в тридцать лет, после того как на тесной лесной дороге его повстречали добрые люди и он остался лежать голый с пробитой головой. Его обнаружил старый отшельник, который выходил умирающего и оставил у себя. Как он потом признался, «потому что разглядел в том тридцатилетнем оболтусе своего преемника, которому он смог бы передать свои знания». Так начался его путь познания своей искры и всего того, как она будет взаимодействовать с силой вокруг.

Отшельник, усмехнувшись, сплюнул в сторону. «Да, много воды утекло». Взглянув на дверь, он подумал о том, что неплохо бы тому, кто находится за дверью, поторопиться. А с другой стороны, после того, что он видел, будет ли он рад той встрече? Кинув взгляд на лежавшую на земле шкатулку, он отметил, что та стала как будто остывать. По краям раскалённый багрянец сменился золотым ободком. Что бы это значило? Устав гадать, он, подойдя к двери без всякой надежды, а больше от желания сделать хоть что-то, сильно её толкнул.

Распахнувшаяся перед ним бездна дохнула на него неимоверным холодом, мгновенно покрыв его тело изморозью и заморозив в лёгких воздух, превратив его в жидкий огонь. Он еле успел ухватиться правой рукой за косяк, чтобы полностью не улететь в ледяную мглу. На уровне колена он заметил опускающуюся руку. Его взгляд был прикован к ладони с хрупкими пальцами. Именно их он видел в конце видения. Ещё миг – и они совсем исчезнут.

Ему пришлось перегнуться через порог, чтобы ухватиться за ускользающую руку. Отшельнику показалось, что он схватил кусок льда. Он пробыл на той стороне не больше двух секунд, нужных для того, чтобы поймать падающее тело и выпрямиться. Но этих мгновений ему хватило, чтобы почувствовать себя мёртвым. Окоченели не только его тело, но даже мысли, и он услышал зов, который звал его в бесконечный полёт. Когда он разогнулся, лёд, тонким слоем покрывший его тело, треснул и осыпался розовыми лепестками, испачкавшись в крови. Если бы он промедлил всего несколько мгновений, то вниз отправились бы уже две фигуры, закованные в инистые доспехи.

Первая мысль испуганной искоркой мелькнула у него, когда он, выпрямившись, вперил безумный взгляд в тёмный дверной проём, за которым его ждала голодная бездна. «Живой!» За первой последовали другие, но все они сводились к одному: «Прочь, прочь!» Ухватившись за ледяное запястье, он что было сил рванул свою ношу на себя, благо она была не тяжела. От рывка он завалился на спину, сильно ударившись лопаткой. Не обращая на это никакого внимания, он, отталкиваясь пятками, отполз как можно дальше от чёрного провала двери. Он не успокоился, пока не оказался от него в двадцати шагах. Только после этого он позволил себе откинуть голову и протолкнул ставший жёстким воздух по замёрзшему горлу. Рядом раздался громкий грохот захлопнувшейся двери. Приподняв голову, Отшельник посмотрел на то место, где только что стояла дверь. Сейчас об этом напоминала лишь слегка примятая трава.

Дыхание его постепенно приходило в норму, хотя всё тело ещё ломило, словно его под завязку набили колотым льдом, а в голове ещё звучали отголоски ужасного зова. Всё тело била сильная дрожь, из-за которой Отшельник едва смог встать на четвереньки и подползти к горевшему костру с одним желанием – забраться в самую середину пламени. На полпути он, чертыхнувшись, вернулся и потянул за собой замороженное тело, хотя особой нужды в этом не видел: «Кто сможет выжить после такого?»

…Интересно сколько я падаю – секунду, год, столетие? Мысли неохотно перекатывались в голове, как цветные стекляшки в калейдоскопе. Зеркало её памяти, разбитое на тысячи осколков, раскинулось перед ней странной мозаикой. Лиза с едва теплившейся надеждой, будто хотела увидеть что-то важное, заглядывала то в один осколок, то в другой. Но они были мутные, и она ничего не могла в них разобрать. Где-то вдалеке завыл волк, и она всем существом потянулась на этот тоскливый зов. Это было частью её, той частью, которую она жаждала вновь обрести. Чем ближе становился вой, тем яснее становились её мысли, она даже что-то начала вспоминать. Вой заполнил её целиком, как молоко кувшин, проникая в каждую клетку её организма, заставляя ту вибрировать, оживать. «Оживать? Но разве она не падает?..» Затем притяжение зова, так манившего её в полёт, пропало, как и чувство падения. Вой в её голове приобрёл оттенки торжества, а через миг она осознала, что волчий вой проходит через её горло. Но радость была недолгой. Боль яростно набросилась на неё разъярённым зверем. Закричав, Лиза снова погрузилась во Тьму…

…Отшельник сидел возле костра и дрожал от пронзавшего его холода из бездны. Он уже успел изучить хрупкую, покрытую изморосью девичью фигурку, лежавшую рядом. Постепенно иней сошёл с её тела холодными ручьями, обнажая синюшную кожу. Она застыла в согнутой позе с вытянутой вперёд рукой. Длинные волосы, оттаяв у огня, мягко опустились, раскинувшись вокруг девушки светлым веером. Но скрюченную позу тело так и не поменяло. Отшельник не находил ответа на свой вопрос, что, собственно, ему делать с этой ледышкой и на кой она сдалась Клуту? Зябко передёрнув плечами, он ожесточённо почесал слипшуюся от крови и грязи бороду. Прикинув, что действия ягод осталось максимум часов на восемь, он решил, что неплохо бы привести себя в порядок, пока он это ещё может сделать. Погревшись ещё немного, он, растираясь, направился к журчащему рядом фонтану.

После обжигающего холода бездны ледяная вода фонтана казалась даже тёплой. Ухая и ругаясь на нескольких языках, Отшельник соскоблил с себя кровь, грязь и пот. Согреть себя внутренней силой он не решался, организм и так находился на грани. Вместо этого он стал подбирать большие камни, валявшиеся кругом в изобилии, и метать их. Вскоре его дыхание участилось, а разогретая кровь вытеснила стылую немощь из мышц. Когда он, кряхтя, взвалил на плечо особо крупный камень, совсем рядом раздался волчий вой. Резко развернувшись, он выронил камень, чудом не попавший ему по ноге. Его настороженный взгляд рыскал по высокой траве, в которой при желании можно было свободно разместить целую стаю. Но дело было в том, что волки редко заходили на Пустоши, и никогда так далеко – в их глубь. Если только это не его сегодняшний спаситель – каменный волк, в чём Отшельник сильно сомневался. Тут его взгляд зацепился за лежащую возле костра фигуру. Брови удивлённо поползли вверх по высокому лбу… Девушка, которую он считал окончательно мёртвой, изменила положение своего тела, вытянувшись на земле. С её кожи исчез пугающий синюшный оттенок и та стала просто белой. Она была почти голой, если не считать каких-то истлевших рваных тряпок, и неимоверно худа. Он удивлялся, как кости не протыкают натянутую кожу. Длинные волосы, наверное, были когда-то гордостью хозяйки, а сейчас представляли собой жалкое зрелище. Спутанные и грязные, все в колтунах, они больше походили на высохшие водоросли. Но удивило его другое. Каменный волк сменил своё место. К этому он-то привык. Но волк теперь сидел в ногах у девушки и пристально смотрел на ту, чуть нагнув свою лобастую голову. Вроде ничего такого не случилось, но Отшельнику казалось, что каменный волк пришёл именно к ней. Возможно, он все эти века ждал её? Но для чего? Подойдя к девушке с волком, он положил ладонь на звериную голову и потрепал каменную шерсть меж каменных ушей.

– Ты ничего не хочешь мне сказать, приятель?

Волк никак не отреагировал, продолжая притворяться всего лишь статуей.

– Ну нет так нет.

Отшельник собрал побольше травы и укрыл ею измождённое тело девушки. Дотронувшись до её шеи, он ощутил еле ощутимые толчки…

…Лиза сидела на вершине холма, поросшего вереском, с жадностью ловя своим чутким носом запахи влажной земли, хвои, белки, забившейся в дупло, тумана, оплётшего подножия холмов, – всего того, чего она была так долго лишена. Это был её мир, её последнее убежище. Подняв морду к ночному небу с огромной белой луной в окружении ярких звёзд, она протянула вибрирующую струну своей тоски к этим небесным огням. Она надеялась, что её мёртвая сестра отзовётся на эту песню и придёт к ней. Лиза не могла нащупать её присутствие, был лишь очень слабый отпечаток… даже не запах, а нечто эфемерное, намёк на мысль. Может быть, это было лишь надеждой, но у неё не проходила уверенность: если бы Настя погибла, то она сразу бы почувствовала это. Казалось, она знала её всю жизнь. По сути, это так и было, они вместе прожили эту жизнь в Доме, где они могли рассчитывать только друг на друга. Вне Дома за это время могла пройти не одна человеческая жизнь или секунда – для неё это роли не играло. Если это и был всего лишь миг, миг ужаса, то она его пережила только благодаря Насте.

Эхо её зова заполнило небольшую долину, окружённую лесом, и, отражаясь от холмов, затерялось где-то среди высоких сосен. Настя не отвечала. Белый волк, с трудом поднявшись на лапы, побрёл с холма, низко опустив голову. Он часто останавливался, тяжело дыша, высунув язык, с которого капала слюна. Она почувствовала это прежде, чем услышала. Навострив уши, она замерла, превратившись в изваяние, обёрнутое белыми лентами тумана. Откуда-то издалека донёсся едва слышимый вой. Лиза вначале подумала, что это эхо играет с ней в игры, но вой повторился снова. Вскинув морду, Лиза на него ответила. Это не мог быть враг, это был кто-то, как и она, – два существа, слитых в одно. Её звал другой оборотень. Это так сильно её взволновало, что на мгновение она забыла обо всём на свете. «Кто он? Откуда? Что ей ждать от этой встречи?» Вопросы в её голове вспыхивали и гасли искрами на ветру. Снова поднявшись на холм, Лиза беспокойно оглядела утопающий в тумане ночной пейзаж, посеребренный лунным светом. Это был её мир, и она должна была почувствовать, если бы в него кто-нибудь проник. По крайней мере, она до сих пор так считала. Или зов прилетел извне?

Тут другое обстоятельство затмило всё остальное, заставив желудок сердито зарычать, а пасть наполниться слюной. Запах. Восхитительный запах жареного мяса. Белый волк, издав утробный рык, жадно втянул в себя воздух…

…Сидя у костра, Отшельник смастерил себе травяную юбку, прикрывавшую его мужское естество, и успел сноровисто сплести из той же травы верёвку. Поразмыслив, что было бы неплохо подкрепиться чем-то более существенным, чем пара кореньев, он отправился на охоту. Оставлять девушку одну он не опасался. Отшельник был уверен, что каменный волк взял её под свою защиту и той ничего не угрожает.

Со стороны его охота могла выглядеть несколько странной. Он был совершенно безоружен, не считая верёвки, не крался и не таился, поджидая добычу. Тем не менее его охота была крайне опасной. При других обстоятельствах Отшельник бы не пошёл на такую авантюру, но меньше чем через пять часов ему понадобятся все силы, которые он сможет скопить. Ему требовалось мясо.

– Ну где же вы? Не могли же вы испариться?

Искомое оказалось колючим кустарником с толстыми длинными стеблями, скрученными в кольца. Это была ещё не «роща», а только несколько кустов, но они обладали всем набором опасных повадок, что и большие «рощи». Внимательно рассмотрев тёмно-серые спирали, Отшельник, не приближаясь к ним ближе, отошёл назад. Колючие силки были крайне опасными. Зазевавшегося зверя или человека мгновенно оплетали серые путы, и через шипы в кровь жертве впрыскивался яд, который вызывал паралич.

Отшельник, безрезультатно обследовав три куста, довольно далеко отошёл от стоянки и уже подумывал о том, что печёный корень достаточно питательная вещь, когда услышал позади себя пронзительный визг. Приблизившись к первому обследованному кусту, он увидел крота, бьющегося в колючих объятиях. Зверюга называлась «кротом» лишь по причине её обитания под землёй. Размером со среднюю собаку, с мощными челюстями и передними лапами с огромными когтями, больше похожими на кинжалы, она мало чем напоминала крохотного подземного жителя. Дальше было самое опасное – отнять у силков добычу. Благо интеллектом они наделены не были. Притащив большой камень, Отшельник кинул его в середину куста. Стебли серо-зелёными молниями метнулись к камню, обвив новую добычу. Крот, брошенный на землю, слабо дёргал задней лапой, обездвиженный действием яда. С третьего раза Отшельнику удалось накинуть петлю на лапу зверю и подтащить к себе. Как результат – большие куски мяса на деревянных палочках жарились над углями, издавая дивный аромат. При жарке яд практически полностью терял свои губительные свойства, вдобавок Отшельник густо приправил мясо растёртыми луковицами змееглаза, являющегося прекрасным противоядием. Не утерпев, Отшельник снял полусырой кусок и, обжигаясь и пачкаясь соком и кровью, с наслаждением его проглотил. Вокруг костра сгрудились сумерки, быстро перешедшие в полную темноту.