Анатолий Букреев. Биография величайшего советского альпиниста в воспоминаниях близких

После восхождения на Хан-Тенгри, задержавшись на спуске из-за снежной обстановки, в базовый лагерь пришел Букреев. Сбросив у «анаконды» рюкзак, он вошел в столовую. Загар на его лице оттеняли светлые, как солома, волосы. Остановившись на мгновение, чтобы глаза привыкли к освещению в палатке, он увидел Казбека, который махал ему рукой, приглашая к столу.

На другое утро Месснер и Букреев сидели посреди лагеря, подставив лица солнечным лучам и любуясь северной стеной пика Хан-Тенгри. Гость спросил, сколько у Анатолия восьмитысячников. Тот по-английски ответил, что сходил уже на одиннадцать и намерен выполнить программу «14 вершин», а на некоторых высочайших вершинах он побывал по нескольку раз. Райнхольд Месснер поинтересовался, что Анатолий будет делать после того, как взойдет на все горы-гиганты. Он был первым, кто сделал это, но ценности быстро меняются, и сегодня выполнение программы «14» уже не котируется как высокое спортивное достижение. Месснер посоветовал совершить что-то экстраординарное, например взойти на большую гору по новому маршруту, как это делала в свое время команда Казахстана, которая восходила на высокие горы по стенам, когда технические трудности преодолеваются на большой высоте. Месснер привел в пример восхождение Казбека Валиева, Юрия Моисеева и чеха Золтана Демьяна по западной стене Дхаулагири в 1988 году, которое было признано лучшим восхождением сезона в Гималаях.

Возможно, Анатолий задумался: еще кипели страсти вокруг его имени и экспедиции 1996 года на Эверест, в которой он работал помощником гида. В шторм на горе погибли люди. Ему удалось спасти своих клиентов, но с горы не вернулся руководитель экспедиции Скотт Фишер. Букреев подвергся критике и теперь мог предполагать, что спортивное восхождение на восьмитысячник перечеркнет все за и против, потому что победителей не судят. На самом деле никто не может знать, о чем думал Анатолий, и я только предполагаю. Но факт остается фактом – он сделал свой выбор и испытывал судьбу, оказавшись зимой в Гималаях и ожидая, когда их подпустит к себе Аннапурна.

Роковая экспедиция

Яработала на радио, добывала новости и вещала в эфире, никогда не упуская случая оповестить страну о новостях альпинизма. Декабрьское утро началось с привычной подготовки новостных блоков, и тут позвонил художник Андрей Старков, который на днях вернулся из Непала. Он сообщил ужасную новость: Букреев и Соболев попали в лавину. Андрей узнал об этом от продюсера Александра Севернюка, которому звонила американская подруга Анатолия Букреева Линда Уайли. Через час Старков приехал в редакцию, чтобы рассказать известные ему подробности.

Архитектор и художник Андрей Старков катается на горных лыжах, проектирует строения для горной местности, пишет горные пейзажи, и его картины украшают дома многих альпинистов. Он дружил с Дмитрием Соболевым, который долгое время тренировался в «Спартаке». А я в тот период как раз трудилась над книгой о восхождении сборной Казахстана на Эверест весной 1997 года под руководством начальника экспедиции генерал-майора П. М. Новикова и старшего тренера Е. Т. Ильинского. Накануне написала главу о выходе на вершину связок: Дмитрий Муравьев – Людмила Савина, Дмитрий Греков – Дмитрий Соболев. И вот теперь я слушала рассказ Старкова, с горечью думая о превратностях судьбы.

С Димой Соболевым мы постоянно пересекались на горно-спортивной базе «Чимбулак», где он работал в радиорубке, бывали в одних экспедициях. Вместе ходили в больницу, где после аварии, случившейся после возвращения сборной команды с Чо-Ойю, лежал Букреев. 27 октября 1996 года на трассе Ташкент – Алма-Ата погиб молодой альпинист Александр Баймаханов. Как сказал мне тогда Анатолий, его имя снова было связано с чьей-то гибелью, да только никто не спросил, отдыхал водитель или нет после дальней дороги. Он приехал за командой из Алма-Аты, а это неблизкий путь.

Букреев получил серьезные травмы, однако в больничной палате мы его не застали. Соседи по койкам сообщили, что Толя ушел домой, потому что ему должны были звонить по очень важному делу. Он ждал приглашения на работу в качестве тренера-консультанта индонезийской военной экспедиции на Эверест и не мог пропустить важный звонок, назначенный на определенное время, а в те годы вариантов голосовой связи, кроме городского телефона или похода в переговорный пункт, не было. Он заработал достаточно денег, чтобы выбраться из холодного сельского барака, в котором прожил несколько лет. Анатолий купил маленькую квартиру в центре города, как раз через дорогу от Центрального стадиона, где было удобно тренироваться и где теперь закреплена памятная табличка с его именем. Можно множить силу молодецкую, нарезая круги на открытом поле, а можно передвигаться трусцой вдоль речки, которая устремляется с гор в долину. Во время подъема нагрузка увеличивается, а во время спуска можно бежать, отдыхая. Алмаатинцы, живущие у подножия гор, пользуются такими понятиями, как верх-низ, и это вполне устраивало никогда не знавшего диванной жизни Букреева.

Анатолий наладил контакт с бабушкой-соседкой, которая в его отсутствие доставала из почтового ящика счета и оплачивала их. У нее был ключ от квартиры Анатолия, деньги на оплату коммунальных услуг он оставлял на холодильнике – единственном приличном агрегате в его полупустой холостяцкой берлоге. Завидев соседа с рюкзаком за плечами, старушка часто журила его за то, что он никак не соберется сделать в доме ремонт и не заведет семью, а ведь ему было уже под сорок. На это Толя резонно отвечал – а вдруг он погибнет в горах, и стоит ли привязывать к себе кого-то, чтобы сделать потом несчастным?

В конце 1997 года Анатолий Букреев и его напарник по нескольким гималайским экспедициям Симоне Моро из Италии решили предпринять попытку зимнего восхождения на Аннапурну по южной стене. В случае удачи это был бы громкий результат, ведь восхождение на восьмитысячник в зимний период дорогого стоит. Перед отъездом в Непал Анатолий обещал соседке, что это будет его последняя экспедиция, а вернувшись, он займется домом. Это и была его последняя экспедиция. А кабы вернулся, так вряд ли сдержал бы обещание, потому что для выполнения программы «14 вершин» ему оставалось одолеть еще два восьмитысячника – Нанга-Парбат и Хидден-пик. К тому же он был востребованным гидом, и работа по нескольку месяцев в году держала его в Гималаях. Он выбрал свой путь и шел по нему, никуда не сворачивая. Пока не уперся в тупик, где его короткую жизнь перечеркнула лавина. Тот снежно-ледовый обвал проглотил троих, но одного выпустил.

Я записала интервью Симоне Моро, когда в 1999 году они с Марио Корнисом приехали в Алма-Ату, чтобы вместе с молодыми альпинистами Денисом Урубко и Андреем Молотовым за один сезон выполнить программу на звание «Снежных барсов», для чего надо взойти на все пять семитысячников СНГ. Итальянец сказал тогда много теплых слов об Анатолии Букрееве и признался, что эта дружба изменила его. «Возможно, Месснер был прав, сказав, что русские восходители на самом деле – самые сильные альпинисты мира. Я видел за свою жизнь более техничных спортсменов, но ваши ребята сильны своим духом. Только за один год сотрудничества с Анатолием я получил от общения с ним больше, чем получил за все предыдущие годы в горах. Он был сначала великим человеком, а потом великим восходителем. Его гибель для меня – несчастье. Моя мама никогда не видела меня плачущим, но в мои 30 лет, когда случилась эта трагедия с Анатолием, у меня из глаз текли слезы. Теперь я приехал в вашу страну, чтобы лучше понять Анатолия, и встретил здесь друзей».

Денис Урубко и Андрей Молотов рассказывали тогда, что из-за большого количества снега на маршрутах у них были сложности, но они избежали лавин и свое рекордное достижение посвятили памяти Букреева. А Симоне Моро можно назвать потомственным альпинистом, одним из династии, так как его дед, отец, мать и братья были больны горами. Он учился премудростям скалолазания и горовосхождений в Доломитовых Альпах, побывал в лапах лавины, падал в пустоту, когда над ним вылетел крюк, выжил, когда оборвался снежный карниз. Судьба была милостива к нему, Симоне Моро выходил целым из всех непогод и передряг.

С Букреевым он познакомился на склоне Шиша Пангмы – самого «маленького» восьмитысячника. Итальянец шел по следам русского осенью 1996-го. На высоте 6900 двое мужчин впервые пожали друг другу руки – так зародилась их дружба, длившаяся немногим более года. Той осенью Букреев сделал одиночное скоростное восхождение на Шиша Пангму первым в сезоне, хотя на его плечах был тяжелый рюкзак. Экспедиция, членом которой был Симоне, уже паковалась, люди не верили, что в непогоду можно пробиться к вершине, но там уже побывал Анатолий, что психологически облегчало задачу, и итальянцам тоже удалось сделать гору. Как утверждает психолог Чалдини, людям необходимо «социальное доказательство» со стороны других людей, то есть подтверждение того, что кто-то уже сделал это до тебя. В таком случае задача уже не представляется невыполнимой.

Пути альпинистов снова пересеклись на высоте 7000, а из-под горы уходили вместе, и у них было время пообщаться. Они договорились предпринять попытку беспрецедентного траверса двух соседних восьмитысячников – Лхоцзе и Эвереста. Так Симоне нашел надежного партнера – ведь его напарник Лоренцо Маззолене к тому времени погиб на К2.

Весной 1997 года Букреев собирался работать с военной экспедицией Индонезии, которая готовилась к восхождению на Эверест, после чего у него был шанс предпринять попытку траверса Лхоцзе – Эверест. Любопытный момент описал Моро в своей книге «Комета над Аннапурной». Он приехал в Америку и несколько дней провел с Толей в доме его американской подруги Линды Уайли. Он как-то проснулся от стука топора и увидел за окном босого Анатолия. Тот колол дрова, а потом опрокинул на себя емкость с ледяной водой и растерся снегом. Европейцу этих русских заморочек было не понять. А весной 1997 года Симоне и Анатолий встретились в Намче-Базаре – этой каменной шерпской столице, что раскинулась на тропе, ведущей под высочайшую вершину мира. Симоне шел вверх, Анатолий – вниз. Он сообщил, что после работы на Эвересте с индонезийцами тренеры-консультанты отправляются в Катманду на встречу с их лидерами. А через несколько дней Букреев вернулся в Гималаи, и альпинисты достигли вершины Лхоцзе по классике с Южного седла. От траверса Лхоцзе – Эверест пришлось отказаться из-за непогоды. На Лхоцзе работала российская команда под руководством Владимира Башкирова, чье сердце перестало биться на высоте 8100.

В 1991 году, во время казахстанской гималайской экспедиции на Дхаулагири, Анатолий подобрал в Гималаях камень-бочонок. По-нашему такой окатыш называется «куриный бог». Подняв с земли камушек, Толя наделил его функцией амулета. Непальцы верят, что эти камни-бомбочки защищают от стихии в гималайских снегах, укрывают от камнепадов, спасают от козней злых духов и приносят удачу. Удача какое-то время была с Букреевым. То ли камень помог, то ли шел своей дорогой, слушая сердце, а на этом пути помогают высшие силы и в спину дуют попутные ветры. Он многого достиг в альпинизме, став профессионалом высокого класса.

Незадолго до трагедии на Аннапурне продюсер и альпинист Александр Севернюк, работавший в студии M art Production, вместе с известным режиссером-документалистом Владимиром Тюлькиным задумали снять о Букрееве фильм. В экспедицию попросился художник Андрей Старков, и Анатолий дал свое согласие. Спустя четверть века Андрей показал мне свой дневник, который вел в Гималаях. Он писал: «Дмитрий Соболев летит в эту экспедицию как кинооператор, будет снимать фильм о Букрееве. Ну а я – за гималайскими пейзажами. Букрееву понравилась идея включить в состав экспедиции художника».

Дневник художника

«26. XI.97, среда

Вечером вылетали из Алма-Аты в Карачи. При прохождении пограничного контроля в аэропорту возникла проблема. Пограничник говорит:

– Не пропущу, у вас нет транзитной пакистанской визы.

Дмитрий начинает объяснять ему, что она не нужна, мол, мы всегда так летаем. Тот – ни в какую. И что, возвращаемся? Нет, говорит Дима, сейчас разберемся. Предлагает звонить куда-то, но служивый стоит на своем. На шум вышел капитан, повертел наши паспорта и билеты. Дима ему – мол, мы в Непал, экспедиция, альпинизм, какие-то фотографии стал показывать.

– А, – говорит капитан, – альпинисты, знаю. Вашу команду тут с оркестром недавно встречали.

И говорит солдатику:

– Этих можно, пропускай!

Вышли в зал ожидания, Дима вздохнул и сказал:

– Ну вот, капитан нашу судьбу и решил.

(Дима всегда был фаталистом, и Андрей мог предположить, что его приятеля терзают дурные предчувствия. – Прим. авт.)

27. XI.97, четверг

Как обещал Дима, никто никаких транзитных виз не спрашивал. Настроение приподнятое, в окно самолета наблюдаю огромные равнины с реками и полями. Дмитрий с камерой тоже прилип к окошку – показались снежные горы. Я делаю несколько снимков и первый раз в жизни смотрю на Гималаи. Выходим из самолета – яркое солнце, теплый воздух, предвкушение незабываемых впечатлений. В галерее, ведущей к зданию аэропорта, Дмитрий, показывая на мраморные плиты пола, говорит:

– Ты смотри, где ты идешь! По этим плитам шагал Месснер с братом Гюнтером и Быком! Представь себе, шаги скольких великих альпинистов они помнят!

Прозвище Бык мне знакомо по книжке Месснера «Хрустальный горизонт». Дима называет еще несколько имен, и я действительно переживаю торжественность момента. Дима бывал здесь и все уже знает: как и что, куда ехать, сколько платить. Наша задача – остановиться в гостинице и разыскать Букреева, он уже несколько дней в Катманду и ждет нас. Садимся в такси, едем в Тамил – это туристский район в Катманду с лавками, ресторанчиками и гостиницами. За окном мелькают сначала какие-то поля, заборы, лавки, разваливающиеся ступы с деревьями, выросшими прямо на их куполах. В городе, на узких улочках, безумное столпотворение разношерстного народа, в глазах рябит от бесконечных лавок с невообразимым набором экзотических товаров: бусы, миски, маски, цветные тряпки, груды фруктов. Ощущение непрерывного праздника.

Въезжаем во двор отеля Star, Дима останавливался здесь раньше. У нашей развалюхи-авто не открывается багажник, не можем достать свои рюкзаки и баулы. Водитель говорит, что здесь никак не открыть, придется ехать в мастерскую. Мы с Димой переглядываемся, что это – развод или подстава? Дима говорит:

– Поезжай с ним, а я тут пока оформляться буду!

Ни фига себе! Я по-английски – ни бум-бум, ничего здесь не знаю, ни входов, ни выходов. Но еду с водителем. Машина у него еще та. Раздолбанная, ржавая, помятая, на скрутках проволочных еле держится. И вот везет он меня по безумному лабиринту улочек черт знает куда, приехали в какой-то двор на окраине города. Встречают человек пять, давай меня по плечу хлопать, говорят что-то, улыбаются. Повозились, машину вскрыли, поехали назад. Вернулись, и я Диме говорю:

– Как ты мог меня одного, в незнакомом городе, без знания языка, отправить куда-то? Я уже подумал, что грохнут или ограбят!

Он смеется:

– А я специально, чтобы ты быстрее адаптировался. Знаешь, как плавать учат: или выплывет, или утонет. Возвращаться тебе в одиночку придется. И не волнуйся, здесь преступность нулевая – они же все буддисты.

Ну, спасибо за урок. Отправились искать Букреева. Он еще в Алма-Ате сообщил Дмитрию по телефону, что остановился в гостинице «Skala». Довольно быстро нашли отель, заходим во внутренний дворик и сразу видим Анатолия на балконе второго этажа, с ботинком в руке.

– Прибыли? – и он машет ботинком. – Поднимайтесь сюда!

Букреев стоит в одних трусах возле входа в номер и чем-то мажет ботинок. В дверной проем видны две синие экспедиционные бочки и пол, заваленный вещами: веревки, куртки, штаны, железо и прочий альпинистский инвентарь. Обмениваемся приветствиями. Руки его заняты – на левой ботинок, а указательным пальцем правой он продолжает втирать в швы ботинка пропитку. Поболтали, обсудили план действий, договорились вечером встретиться.

Отправились с Дмитрием гулять по Тамилу. Зашли в какую-то контору, оплатили пермит на вход в национальный парк «Аннапурна». Ходили по бесчисленным лавочкам, подобрали мне ботинки пластиковые, палки трекинговые, еще что-то…

Вечером, как договаривались, идем в гостиницу «Skala» за Анатолием, чтобы вместе поужинать. Он знакомит нас с Симоне Моро, его итальянским партнером в экспедиции на Аннапурну. В компании с ними еще один знакомый Букреева, американский альпинист – в сланцах, ступни ног забинтованы, он недавно прибыл откуда-то сверху, и у него обморожения. Впятером направляемся в какой-то ресторанчик неподалеку. Букреев, видимо, часто здесь бывает, и персонал его знает. Нас встречают улыбками, размещают.

Садимся, я выкатываю припасенную на этот случай бутылку. Ужинаем, разговариваем, в какой-то момент я пытаюсь произнести тост, как я рад оказаться в Непале, да еще в компании таких знаменитых альпинистов, но Анатолий прерывает меня:

– Кончай про каких-то знаменитых, давайте просто за встречу, и чтобы хорошо закончилось то, что хорошо начинается.

28. XI.97, пятница

Утро. Дима что-то записывает в блокнот, – где, что и сколько стоит. У него есть планы возить в Непал из Алма-Аты тургруппы, поэтому он фиксирует все детали. Он еще в Алма-Ате предупредил меня, чтобы я взял блокнот, и я тоже веду дневник. В обед встретились с Анатолием и Симоне. Толя предложил поехать в ресторан, который отличается от тех, что в Тамиле. Сад, столики меж деревьев, водоем и павлины. Сидим, обедаем, беседуем, никуда не торопимся. Букреев интересуется у Соболева, как у него с акклиматизацией и как он готовился. Дима что-то отвечает.

– А я по утрам здесь кроссы бегаю, – говорит Толик, – в шесть встаю и на Сваямбунатх бегом.

Сваямбунатх – это гора с обезьянами и большой ступой. Букреев рассказал, что как-то в Катманду концерт БГ посетил. Скептически достаточно отозвался:

– Кому-то, наверное, нравится, но мне очень глубоким не показалось.

Вдруг выясняется, что надо срочно оформить какую-то бумагу, что-то связанное с разрешением на восхождение. Вскакиваем, ловим такси. Букреев говорит водителю, что надо ехать в Министерство туризма. Тот – да, знаю, садитесь! Колесили-колесили по городу, даже я уже вижу, что по третьему разу проезжаем мимо одних и тех же зданий. Букреев ругает таксиста, а Симоне кричит, что видит знакомые крыши! Выскочили из машины у какого-то пустыря – и бегом. До закрытия министерства остается полчаса, а завтра выходной. Перелезая через заборы и канавы, мимо коров и помоек, мы добрались наконец до следующего забора, перелезли, и за ним оказалось нужное учреждение – скромное небольшое здание. Толик и Симоне вошли внутрь, мы с Дмитрием ждем снаружи. Выходят. Успели оформить за пять минут до закрытия конторы. Букреев говорит Соболеву:

– Тебя в пермите нет, но ты неофициально идешь куда сможешь.

Дмитрий поясняет мне, что речь идет уже непосредственно о восхождении на Аннапурну. По плану на завтра намечен выезд в город Покхара. Не спеша прогуливаемся, но вдруг выясняется, что опять надо бежать, на этот раз – звонить. Ну, бежать-то приходится нам, Букреев просто стремительно шагает на своих ходулях, умудряясь двигаться в толпе, никого не задевая и не толкая. Оказывается, звонить из гостиницы дорого, а Букреев знает какой-то переговорный пункт, где дешевле. Как говорится, бешеной собаке сто верст не крюк, и мы, чуть ли уже не час, прем в дальний конец города, потому что первая точка оказалась закрытой, а он знает еще одну.

Вернулись в свою гостиницу. Перед сном болтаем. Дмитрий не просто очень уважительно отзывается о Букрееве, а восхищается им. Я отмечаю, что у Букреева специфические пропорции фигуры, руки длинные, почти до колен. В научных книжках пишут, что это признак маниакальных наклонностей. На это Соболев резонно заявляет, что в горы только маньяки и ходят. Потом посмотрел на свои руки и спрашивает меня:

– А ты откуда знаешь, что его в команде Белым гиббоном зовут?

Ржем.

29. XI.97, суббота

Сегодня выезжаем в Покхару. Неожиданно заходит Букреев. Они с Симоне договорились сделать вертолетом заброску в базовый лагерь:

– Вам все равно портерам пришлось бы платить, так что с вас – по пятьдесят долларов.

Ушел. Дмитрий его опять гиббоном обозвал.

После обеда собираемся с рюкзаками и баулами во дворе гостиницы, где живет Симоне. Уже три часа ждем автобус, на котором поедем в Покхару. Тут прибегает Симоне и говорит, что автобус ждет нас в трех кварталах отсюда. Бегом! Заметались по прилегающей улочке в поисках велорикш, наняли несколько экипажей, погрузили на них бочки, тюки, баулы, коробки, тазики и рюкзаки, со свистом, улюлюканьем и криками несемся куда-то под уклон, подбирая падающие коробки. Как будто на тачанках в атаку кинулись или цыганский табор гуляет. Нашли автобус, часть грузов на крышу привязали, часть в салон погрузили. Тронулись. Водитель, с ним еще один сопровождающий и нас четверо. Сопровождающий выдал путевой лист, записались в него все по очереди: фамилия, имя, отчество, дата рождения, гражданство.

– Смотри, как серьезно, прямо как полетный лист в вертолете, – отмечает Букреев.

Где-то на трассе остановились у придорожной харчевни. Водители поужинали, мы выпили чаю. Дмитрий толкает меня в бок:

– Смотри!

Водитель и сопровождающий щедро добавляют в свой чай местный сорокаградусный напиток, кажется, «Челленджер» называется. Букреев тоже головой качает:

– Да, с такими доехать бы без приключений.

Под утро, часа в четыре, прибыли в Покхару.

30. XI.97, воскресенье

Утром выглядываю из номера и вижу наши экспедиционные грузы. Как их ночью посреди внутреннего гостиничного дворика побросали, так они и лежат. Вышли погулять, к нам присоединился Симоне. Сфотографировал их с Дмитрием на фоне горной панорамы, в центре которой виден пик грандиозный. Симоне говорит:

– Это Мачапучаре[3].

Дмитрий уточняет:

– Дом Будды. Непальцы верят, что там материализуется Будда. Гора священная, и экспедиции на нее запрещены.

Дождались Букреева, он с утра уже куда-то бегал. Говорит, что нашел место, где можно нарубить бамбуковых вешек, чтобы ими маркировать тропу. Пошли всей командой завтракать. Мы с Дмитрием заказываем по бутылке «Туборга», как и в предыдущий раз, а Толян неодобрительно замечает:

– Что-то вы пива много пьете.

Сам он, кстати, даже в первую встречу в ресторане лишь пригубил алкоголь. Букреев и Симоне пошли решать вопросы с вертолетом (стало известно, что тропа под Аннапурну на метр завалена снегом, шерпам с грузами не пройти, и Букреев взял на себя переговоры с русским летчиком, который работал в непальских авиалиниях. Они были знакомы ранее. – Прим. авт.). Мы с Димой вышли то ли к реке, то ли к вытянутому озеру. Двинулись дальше к какому-то мосту. Пока разглядывали дамбу, подошли две дамы в цветных одеяниях, с мешками за спиной. Дима сразу определил:

– Это торговки из Тибета, у них сувениры бывают очень интересные, посмотри обязательно!

Они выкладывают из мешков на землю всякую всячину: бусы, амулеты, фигурки будд, бодхисатв, животных из кости и металла. Все очень интересно, но, помня совет Дмитрия, я намерен купить сувениры на обратном пути и ничего не беру. Обе в крик – мол, смотрел-смотрел и ничего не купил, да так агрессивно! Я ухожу, а они вслед продолжают махать руками и кричать. Дмитрий обреченно так заметил, что одна ругается и обещает, что удачи нам на горе не будет. Я разворачиваюсь, подхожу к ведьмам, и, не торгуясь, покупаю фигурку слона.

Вечером был потрясающий закат, и мы снова пошли к дамбе. В воде отражаются горы – массив Аннапурны, а прямо по центру – вершина Мачапучаре, острый, устремленный в небо пик, одновременно похожий на Маттерхорн и Хан-Тенгри. Небо серое, краски приглушенные, но справа проглядывает теплая полоска солнца. Мы пофотографировали. Я уговорил Дмитрия перебраться по мосту на другую сторону и подняться на холм. Дима утверждает, что он буддист, а я сказал, что если мы поднимемся на холм, Будда подарит нам луч солнца. Действительно, как только мы стали приближаться к вершине холма, горы ярко осветились оранжево-золотым светом. Распугивая обезьян, мы заметались в поисках открытой площадки, чтобы увидеть всю панораму. Я успел сделать несколько снимков, а Дима, устанавливая на штатив видеокамеру, потерял время. Солнце садилось, краски гасли, и он обвинил не судьбу, а меня, что не остался у озера, откуда мог увидеть больше. А еще буддист…

01. XII.97, понедельник

Мы с Димой сидим в аэропорту Покхары. Анатолий и Симона, как произносит имя итальянца Дмитрий, ушли оформлять разрешение на въезд в национальный парк. У нас такие уже есть, нам их выдали в Катманду вместе с пермитом (это разрешение на трекинг). Идет дождь, и полет откладывается. Пилот – русский летчик Данилов, – рассказал про местный авиационный бизнес. Толя и Симоне вернулись. Явился наш повар – шерпа Пурба. За то время, пока сидели в аэропорту, он куда-то сбегал и принес в пакете здоровенный кусок мяса. Кок проявил инициативу и тут же получил от Букреева нагоняй – ты чем думал, холодильника нет, если не будет полетов еще несколько дней, мясо пропадет. Лицо у шерпы виноватое, но счет за мясо существует, и Букреев говорит, что Пурба, видимо, решил помочь кому-то из своих.