Эхо Антеора

То, что девчонке не по душе это высказывание, можно было легко догадаться по тому, как она переменила позу, защитно поджав ноги в кресле.

– Имелось в виду, что возможно вы бы не встретились, – поправилась Вивис. – Но может, и встретились бы – кто знает… Я лишь хочу сказать, что даже если мы часами напролет будем о строить всяческие теории о том, что «могло бы быть», мы с тобой обычные люди, Лу, и все равно не увидим всей картины – только Оракул видит ее. Он и правда должен был знать, какие последствия повлечет его пророчество, но это означает лишь, что все произошло именно так, как нужно. Что касается той, кому оно предназначалось… Не спорю, это тяжело – услышать, что любимый человек тебя погубит. Однако проблема была не только в пророчестве, а в отношении к нему Алексис. Больше всего на свете она боялась смерти, и потому пророчество стало для нее неким жутким символом, маяком, который вел ее к гибели; при этом она забыла, что на самом деле каждый из нас движется к своему маяку, ведь встреча со старушкой смертью неизбежна. Публично отрицая пророчество, мысленно Алексис возводила его на пьедестал. Пока Занис был жив, ее жизнь отравлял страх, который она так тщательно пыталась сокрыть, а когда он умер – вообразила себя бессмертной, перестала видеть вокруг другие опасности и в конечном счете поплатилась за это жизнью.

Хотя Вивис говорила хладнокровно, тем же спокойным тоном, что ранее излагала факты и данные, ее речь отозвалась в Лу горькой обреченностью. Девчонка долго раздумывала, подбирая слова, чтобы облачить в них свою тревогу.

– Вы считаете, что пророчества сбудутся в любом случае. Тогда зачем вы вообще разгадываете их?

– Потому, что люблю загадки.

– Но если вы сядете и ничего не станете делать, они тоже сбудутся?

– Разумеется. Ты не можешь понять, зачем мне рвать зад и пытаться разгадать загадку, если можно просто подождать и сразу узнать ответ?

Лу вспомнила Матиаса и яму, тощую Диаль, согнувшиеся под гнетом смертей спины целителей, раненые и изувеченные тела шаотов, изнуренное лицо Хартиса, опустошенный взгляд Нами… Глаза ее наполнились слезами, она воскликнула:

– Нет, я не могу понять, почему вы всерьез считаете, что Оракул желает всем добра! Вы говорите, что он видит все, значит он видит – но не говорит! – что нужно сделать, чтобы прекратить эту чертову войну! Ведь Хартис – ваш сын, и он тоже там!

– В нашем мире матери тоже беспокоятся за своих детей, Лу, – покачала головой Вивис, и, хотя в ее голосе не было и тени упрека, девчонка устыдилась и пробормотала:

– Простите, пожалуйста… Просто… Вы думали о том, что пророчество может сбыться, когда будет уже слишком поздно?..

Женщина мягко, успокаивающе дотронулась до ее руки, терпеливо дождалась, пока она промокнет глаза салфеткой. Лу с удивлением обнаружила, что штоф, прежде полный, опустел, когда ее собеседница склонилась разлить последнюю порцию.

– Неужели ты вообразила, будто приблизить победу в этой войне можно, лишь гадая над пророчествами и моля, чтобы они поскорее свершились? – сказала Вивис, и Лу отметила про себя, что теплая улыбка на лице шаотки делает их сходство с Хартисом куда более сильным, чем нахмуренные брови. – Должно быть, я вконец запутала тебя своей болтовней. Членство в ОРП – это только хобби. Моя основная работа куда более приземленная. Мы в Имперской исследовательской академии изучаем сведения и образцы, которые нам присылают с фронта, чтобы понять, что такое на самом деле химеры и как их можно остановить. Ты же не думала, что армия солдат – это все, что мы противопоставляем врагу? Там, под Кугом, торчит ничуть не меньшая армия исследователей, которые неустанно собирают данные и ищут способ остановить это нашествие.

– И что удалось узнать?

– Увы, не так много. Существует классификация химер, выявлен характер их атак, повадки, иногда удается спрогнозировать их наступление… На данный момент единственное, чем мы можем похвастаться – это наиболее оптимальной стратегией их сдерживания. Но самый главный вопрос – откуда они взялись и что они такое – все еще остается открытым. Ты слышала про эпицентр? Он у подножия горы Рока, самого высокого пика в мире. Может, именно там находится долина, о которой говорится в пророчестве; в любом случае, нашествие химер берет начало именно оттуда. К сожалению, об этом месте известно очень мало. Изучить его не представляется возможным: химер там слишком много, и они убивают любого, кто пытается приблизиться. Ты не представляешь, сколько людей, желавших найти ответы, сложило там головы… А ведь я и сама хотела туда лететь, но Руфус отговорил меня.

Вивис обреченно покачала головой.

– Так что об истинном происхождении химер мы лишь строим догадки. С уверенностью можно сказать только одно: они не рядовые чудища. За свою историю наш мир претерпел немало нашествий монстров, и некоторые были поистине масштабными, но химеры – это совсем другой разговор. Не похоже, что у них есть хоть какие-то чувства или потребности. Их агрессия – не эмоция и не инстинкт, а просто заложенное в них свойство. Они словно оружие, некий инструмент, предназначенный методично и целенаправленно уничтожать все разумное. Они безразличны к тому, что создано природой, но атакуют то, что создано людьми; не трогают диких животных, но нападают на прирученных; минуют естественные преграды, но при этом разоряют поселения и города. Все это выглядит так, будто их единственная цель – сравнять с землей нашу цивилизацию…

Она угрюмо затихла, опрокидывая в себя последнюю порцию выпивки, и встала, подводя черту этой беседе. Разочарованная, Лу тоже нетвердо поднялась на ноги. Ей хотелось продолжить разговор, но по лицу Вивис было заметно, что она очень утомлена. Девчонка, должно быть, выглядела не лучше, но одновременно с ужасной усталостью в теле ощущала необычайную активность в голове. Будто бы огненное пойло, выжигавшее ее нутро, генерировало тем самым топливо для разума, где теперь, как бешеные, крутились мысли: химеры, пророчества, демоны…

– Все, что могут делать солдаты – сдерживать натиск этих тварей, пока мы не отыщем ответы, – сказала Вивис напоследок, провожая Лу наверх по винтовой лесенке. – Я всегда гордилась, что нахожусь на передовой исследований, но истина заключается в том, что мы давно уже ходим по кругу без какого-либо намека на прорыв. Возможно, поэтому я так цепляюсь за пророчества, хотя мне, ученому, не дóлжно ставить их выше науки. Но… скажи, юный друг: разве это плохо, когда что-то – пусть даже слепая вера – вселяет в нас надежду?..

11 Миэ

– Жил-был мальчик, – рассказывал как-то Хартис, – который сходил с ума по медведям. Он мечтал и сам стать медведем, но не мог. Только фэнри имели дар Оборотня, чтобы превращаться в зверей, а этот мальчик был шаотом. Поэтому все, что ему оставалось – играть, воображая себя медведем. Интерьер его комнаты был выполнен так, что делал ее похожей на дремучий лес, и вся она сверху донизу была завалена игрушками и вещицами в виде медведей…

– А как его звали? – перебила тогда лежавшая на плече хозяина Лу. – Того мальчика?

После долгого и напряженного сопения Хартис выдал:

– Миэ.

– Его звали Миэ?

– Ну да. Так мне продолжать?

– Ага.

– В общем, тот мальчик был шаотом и не имел дара Оборотня, чтобы превратиться в медведя. Но, как и у всех в Реверсайде, у того мальчика…

– Ты сказал, – вставила Лу, – что его звали Миэ.

– Да, я так сказал.

– Но продолжаешь звать его «тем мальчиком».

– Ладно… О, Гармония. Ты будешь слушать или нет? Так вот, у того мальч… у Миэ, было шестое чувство, или исток, который позволял использовать волшебную силу…

– И с помощью нее он превратился в медведя?

– Нет, он не мог с помощью нее превратиться в медведя, Лу, – терпеливо объяснил хозяин. – Это так не работает. Ты не можешь с помощью эфира… то есть, волшебной силы, просто взять и поменять свой облик, как заблагорассудится.

– Скукотища.

– Хорошо, лучик мой, я не стану докучать тебе своими историями. Давай спать.

– Нет, рассказывай, господин. Я хочу знать. Про Миэ.

После длинной паузы, когда Лу уже казалось, что хозяин уснул, тот продолжил:

– Так вот, с помощью истока тот мальч… Миэ однажды смог сотворить духа из эфира. Он сидел на земле и играл, погрузившись в воображаемые приключения, и в какой-то момент представил мохнатого медвежонка… и вдруг тот возник перед ним, словно из ниоткуда. Хоть и выглядел юным, размерами он был в два раза крупнее Миэ, лучился красным светом, и был прозрачным, словно призрак, но отчетливым. Когда Миэ моргнул, медвежонок рассеялся и исчез. Но Миэ понял, что сам призвал его. Он захотел развить способность призывать его по своей воле и удерживать как можно дольше. Методом проб и ошибок научившись определенным образом концентрироваться, Миэ смог призвать духа на несколько секунд, а потом и минут. Время шло, медвежонок становился крупнее – он рос, как и Миэ; а тот учил его двигаться – ходить, прыгать, кататься по земле и открывать пасть, словно рычит. Это было очень здорово! Миэ бегал по саду за домом и по дикому парку неподалеку, а рядом бежал его большой красный медвежонок. Миэ играл и плавал, строил шалаши и мастерил рогатки, а медвежонок, хоть и не мог участвовать в этих забавах, потому что был бесплотным и безмолвным, всегда был рядом, и Миэ считал его своим другом.

Но пришел день, когда Миэ стал старше и пошел в школу. Там он познакомился с другими детьми. Среди них была одна девочка, назовем ее… Пэт. Она была очень веселая и умная. Они с Миэ подружились и вскоре стали не разлей вода, постоянно играли вместе и придумывали разные проказы. Однажды Миэ по секрету показал Пэт медвежонка. Миэ думал, что они смогут играть втроем – его новая подруга и дух-медвежонок…

– А у девочки не было своего духа?

– Нет, не было. Дело в том, что у детей обычно не было таких духов. Впрочем, и у взрослых они встречались нечасто. В повседневной жизни духи были бесполезны – они не могли влиять на материальный мир. При этом для их призыва и поддержания требовалось не только много энергии, но и умение определенным образом ее сосредотачивать и направлять…

– Значит, Миэ был особенным?

– Нет, не был, – отрезал Хартис, словно задетый таким предположением о герое своей истории. – Он был самым обычным. Просто… очень сильно любил медведей. А еще он был упрямым. Нет, не просто упрямым, а даже упертым. Пока другие дети веселились и играли вместе, он часами прозябал в одиночестве и учился концентрироваться, чтобы потом бегать по лесу в компании бесплотного миража, сотворенного его же фантазией. Когда Пэт узнала об этом, она посмеялась над Миэ и назвала его странным.

– Как жестоко.

– Они были просто детьми. К тому же, Пэт согласилась играть втроем. Но вскоре оказалось, что Миэ во время общения с подругой все время отвлекается, потому что концентрирует внимание на удержании духа-медвежонка. В конце концов Пэт это надоело. Она сказала, что Миэ следует играть только с кем-то одним – либо с ней, либо со своим медвежонком. Миэ не хотел быть странным. Он выбрал подругу, потому что играть с ней было интересней, чем с духом. С тех пор Миэ решил, что не станет больше призывать его.

– Дух грустил без него?

– Дух не мог грустить. Он не был живым. Ты ведь не думаешь, что, например, вот этот медведь грустит? – он указал на свою любимую деревянную статуэтку в углу комнаты.

– Как раз-таки думаю. Думаю, он грустит всякий раз, когда я закидываю его твоим грязным бельем.

– Нет, лучик мой, ты ошибаешься, – усмехнулся Хартис. – Кто при этом грустит, так это только я. Так было и с тем медвежонком. Он не мог грустить, но без него в глубине души грустил Миэ. Изредка, когда никто не видел, вопреки собственному решению он все еще призывал его. Порой во время игр, пусть и окруженный друзьями, он чувствовал себя одиноко, и притворялся больным, чтобы спрятаться в своей комнате и проводить время наедине с медвежонком. Но годы шли, Миэ взрослел, и у него появлялись другие заботы и увлечения. Детские фантазии со временем потеряли для него интерес – а ведь лишь они делали духа-медвежонка верным другом Миэ. Со временем он призывал духа все реже, а потом и вовсе перестал…

– Если у этой истории будет плохой конец, – предупредила Лу, – я тебя покусаю.

– Нет-нет, постой, не кусай. Там будет хороший конец, обещаю…

– Но эта Пэт – она явно сделает какую-то подлянку, да? Нутром чую.

– Вовсе нет! Просто как-то так вышло, что в этой истории она предстала… Нет, кхм… Она хорошая. Они с Миэ были лучшими друзьями до самого конца школы…

– Но из-за нее Миэ забыл про своего медвежонка.

– Нет, послушай. История еще не закончилась. В том городе, где они жили, раз в шесть лет проводился грандиозный турнир, который назывался Битвой аватаров…

– Битвой чего?

– Аватаров. Так называли сотканных из эфира духов.

– Таких, как медвежонок Миэ?

– Да. Существовали люди, призыватели, которые специально обучались проецировать наружу свое внутреннее «я» – что, по сути, и было их аватаром, – чтобы потом сражаться с его помощью на дуэлях. Эфирные духи были бесплотны, но могли биться друг с другом. При этом сами дуэлянты никак не страдали, что делало данный вид состязаний безопасным и одновременно очень зрелищным и популярным. В год, когда Миэ исполнилось двадцать четыре, в городе полным ходом шла подготовка к очередной Битве аватаров. Однажды, проходя мимо площади, где проводился отборочный турнир, Миэ вспомнил про своего духа и решил поучаствовать. Он ни на что не рассчитывал – просто искал повод ненадолго окунуться в детство, снова встретиться лицом к лицу со старым другом. Однако когда после долгих лет Миэ вновь призвал его, то поразился – дух уже давно перестал быть растрепанным медвежонком… Увидев внушительного могучего медведя размером с хижину – а именно такими были примерные размеры аватаров у взрослых – Миэ ощутил гордость и небывалый душевный подъем. Неожиданно для самого себя он одержал верх над несколькими противниками, прошел этап отбора и стал одним из шестидесяти четырех счастливчиков, допущенных к состязаниям.

Тогда Миэ понял, что ему выдался шанс исполнить свою мечту. Дело в том, что он с малых лет обучался воинскому искусству и после окончания школы был принят в элитный отряд, однако втайне мечтал стать торговцем и открыть собственную лавку. На это нужны были деньги. Он мог взять их у родителей, но знал, что те будут разочарованы его сменой профессии: торговая карьера была куда менее почетной, чем военная. Поэтому Миэ не хотел просить их об одолжении, хотя и понимал, что они не откажут. А в Битве аватаров, смекнул он, можно выиграть денежный приз и самому вложиться в открытие нового дела.

Но даже успешно пройдя отборочный тур, Миэ понимал, что на самой Битве шансов у него крайне мало. Призыватели, которые выступали там, были настоящими профессионалами. Они специально учились искусству аватаров и долгие годы готовились к соревнованию, знали все трюки и приемы, которые можно применять на дуэли. Миэ же, учившийся контролировать свой аватар лишь в глубоком детстве, совершенно не умел использовать его, как оружие. На этапе отбора он действовал по наитию, но позже проанализировал свои битвы и понял, что висел на волоске множество раз. Лишь слабость противников, собственный кураж и небывалая удача позволили ему победить. Но считать, что эти подвиги удастся повторить на настоящей арене, было бы опрометчиво.

Родители и друзья не поверили своим ушам, узнав, что Миэ допущен к состязанию. И, когда он поделился с ними своими опасениями, они их подтвердили, единодушно сказав, что на Битве Миэ ждет незамедлительный провал. Но, как я уже говорил, Миэ был до чертиков упрям. Вопреки всем и вся он решил, что одержит победу – в одном туре, конечно же, на большее он не смел рассчитывать. Чтобы закалить себя, он начал тренироваться. До самого начала состязаний он велел себе держать духа призванным и ни на секунду не отпускать его. Несколько дней он не смыкал глаз и ни на что не отвлекался. Ему удалось – он ни разу не потерял концентрацию, и его медведь всегда был рядом, большой, светящийся и красный. Он придавал Миэ сил, пускай со временем удерживать его становилось все трудней и трудней.

Когда пришло время отправляться на Битву, внешний вид Миэ выдавал крайнюю степень бессилия, в которой он пребывал. И тем не менее Миэ явился на дуэль с гордо поднятой головой в сопровождении своего аватара. Ловя на себе пораженные и восхищенные взгляды – еще бы, обычно участники не призывали аватаров заранее, разумно экономя силы перед сражением – он ощутил прилив лихорадочного воодушевления и в этом состоянии вышел на арену.

А она была воистину колоссальная. Город, про который я рассказываю, раскинулся на склонах спящего вулкана. На самой верхушке, вокруг жерла, располагался каменный амфитеатр, невероятно огромный и невероятно красивый, вмещавший столько зрителей, сколько жителей в Кауре, а то и больше… Представляешь? На Битве аватаров, самом грандиозном состязании в империи, все трибуны были забиты до отказа. И вот, под бой барабанов, сопровождаемый тысячами взоров, Миэ вышел на арену… Он бы ужасно разволновался, но у него не оставалось на это сил. Как призыватель, он занял свое место на специальном постаменте у края арены, направив медведя в ее центр, на исходную позицию. И тут он столкнулся с главной проблемой, настолько очевидной, что неспособность разглядеть ее раньше заставила Миэ истерически засмеяться.

Арена была большой, действительно большой. Но Миэ умел удерживать свой аватар лишь на короткой дистанции. Чем больше отдалялся медведь, направляясь к нужной позиции в центре арены, тем ближе он был к тому, чтобы рассеяться, хотя битва еще даже не началась.

– Ох…

– Да уж! Тяжелый был момент… для Миэ, разумеется. Кое-как он смог вернуть самообладание, хотя ему все еще казалось, что даже на дальних рядах зрители видят, как дрожат его плечи то ли от смеха, то ли от страха. Но он сказал себе: все и так знают, что я провалюсь с треском – не все ли равно, сколь громким будет этот треск? С этой мыслью он кое-как довел медведя до нужной черты и наконец взглянул на своего противника.

Вражеским аватаром был вепрь. Он был слегка меньше, чем медведь Миэ, но обладал внушительными бивнями и двигался естественно и уверенно, направляясь к своей позиции. Когда, как предписывалось правилами, оба призывателя подтвердили свою готовность, по оглушительному удару гонга битва началась…

– Что-то я волнуюсь за Миэ…

– Что ж. Как все и предполагали, он действительно оказался не чета своему противнику, мастеру в сражении на аватарах. Это стало очевидно с самого начала. Любая битва начиналась с того, что аватары снимались с места и бежали друг на друга, чтобы схлестнуться… Но медведь побежал совсем не на вепря, а назад, к своему призывателю. Это выглядело настолько трусливо, что зрители на трибунах расхохотались. Их оглушительный смех звенел в ушах Миэ. Но он отрешился от всего, убедив себя, что поступил правильно, ведь этим спас свой аватар от преждевременного рассеяния.

Конечно же, вепрь настиг медведя, и тому пришлось уйти в глухую оборону, уворачиваясь от жутких копыт и бивней. Поначалу избегать ударов кое-как удавалось – о том, чтобы наносить их, речи не шло, – и Миэ тратил все силы на то, чтобы дух не рассеялся, стараясь держать его ближе к своему краю. Но аватар противника, оказавшийся на редкость прытким для своей неповоротливой формы, безжалостно гонял медведя по всей арене. Очень скоро Миэ выбился из сил, а его медведь был окончательно затравлен. От полного уничтожения его отделяла лишь одна решительная атака… но по какой-то причине вепрь в нее не пускался, лишь мечась вокруг и нанося легкие, не разрушительные удары. Обведя беспомощным и озадаченным взглядом трибуны, Миэ вдруг догадался.

Его противник, профессиональный призыватель, учившийся искусству аватаров долгие годы, не мог просто закончить битву на первых минутах, если оппонент был слаб. Это было бы… не зрелищно, понимаешь? Многие шаоты, с их театральностью в крови, готовы были пойти на все ради зрелищности. Вот и противник Миэ тянул время, играя с его медведем, как кошка с мышкой, превращая сражение в цирковой номер и рассчитывая тем самым хоть немного потешить публику.

Но для Миэ, которого воспитывали воином, такое поведение было оскорбительным, и он ощутил прилив злости. Наверное, в любом другом случае злость сыграла бы ему на руку, но тогда было уже поздно – энергия Миэ подходила к концу. Он вел борьбу не только с соперником – неуклюже заставляя медведя уклоняться от издевательских атак вепря, Миэ из последних сил вел борьбу с самим собой. Он понял, что совершил ошибку со своей тренировкой, и проклял все бессонные ночи, которые за ней провел. В конце концов он почувствовал слабость и головокружение, какие ощущаешь обычно перед тем, как потерять сознание…

Но так уж устроен человеческий организм, что в момент крайнего отчаяния в нем отыскиваются скрытые резервы. Это еще называют «вторым дыханием». Так случилось и с Миэ. Головокружение вдруг прошло, и он осознал, что у него еще есть энергия – пусть лишь самая малость, но она была. Однако времени оставалось в обрез… И тогда у Миэ возникла идея – в сущности, дурацкая, как и все идеи, которые приходят в голову в таком состоянии.

Словно поддавшись внезапному приступу слабости, он тяжело осел на своем постаменте и склонил голову. Это лишало его возможности следить за происходящим на арене, но его связь с аватаром была настолько крепка, что он вдруг осознал: он может видеть глазами медведя… Миэ опустил плечи и сделал вид, что совсем обессилен. Он хотел заставить соперника думать, что вот-вот лишится чувств. Если бы он действительно их лишился, аватар-медведь рассеялся бы сам по себе. И пускай при этом противнику бы засчитали победу, это была бы крайне некрасивая победа для него – ведь вепрь имел множество шансов добить медведя, но так ими не воспользовался. Потому Миэ решил, что его уловка спровоцирует оппонента на финальную атаку, с которой тот тянул…

Так и вышло. При этом, уверенный, что победа у него в кармане, противник ослабил бдительность. Как и прежде, во имя пущей зрелищности, он заставил вепря отдалиться и затем с разгону побежать на недвижимого медведя Миэ…

И тогда Миэ показал, что у его аватара есть зубы.

В самый последний момент медведь ожил и увернулся. Воспользовавшись прорехой в бдительности противника, он впился клыками вепрю в холку. Тот попятился, попытался сбросить врага, чтобы занять позицию для контратаки, но хватка, которой медведь вцепился в него, была мертвецкой. Вепрь закружил по арене, пытаясь вывернуться и поддеть его бивнями, но ему не удавалось, потому что медведь находился в бешеном движении, ни на секунду не останавливаясь… Но он не оборонялся и не юлил, как прежде, а атаковал, еще и еще, молотил всеми четырьмя когтистыми лапами, как полоумный. В тот момент это был самый безжалостный, самый лютый медведь на земле… Миэ вдруг понял, что это он сам. Он буквально ощутил, как сжимает челюсть на теле врага, наносит удар за ударом, орудует смертоносными когтями…

Когда аватар соперника рассеялся, Миэ понял, что победил. Но он не успел насладиться моментом триумфа, услышать, как ведущий выкрикивает его имя и как его подхватывают трибуны, потому что тут же потерял сознание.

Провалившись во тьму, он увидел сон. К нему пришел красный медведь и сказал: «Даже когда ты меня не видишь, я здесь. Потому что я – это ты».

Когда он очнулся, осмотревший его целитель сообщил, что обморок был всего лишь последствием переутомления. Вся родня и близкие, которые переживали за Миэ, тут же бросились его поздравлять. Они накрыли роскошный ужин, весь вечер пировали и наперебой вспоминали моменты из битвы, чрезмерно их приукрашивая и дополняя красочными деталями, которые не имели ничего общего с действительностью. Все это смущало Миэ, но одновременно заставляло испытывать гордость. Он веселился и наслаждался пиршеством вместе с остальными, и был совершенно безмятежен… пока его не начали расспрашивать, как он планирует распорядиться деньгами.

Да – при выбывании из Битвы полагался небольшой денежный приз, размер которого зависел от того, как далеко игроку удалось продвинуться в турнирной таблице. Для всех было очевидным, что Миэ ждет поражение в следующем туре, потому что его победа в первом была лишь удачным стечением обстоятельств. Миэ и сам так считал, и это ничуть его не удручало: заработанной суммы уже хватало, чтобы сделать первый взнос за лавку. Правда там, во время застолья, он так и не набрался храбрости рассказать о своей мечте и поэтому соврал, что еще не решил, куда пристроить деньги.