Морское происхождение христианства

Илл. 6. Св. папа Сильвестр I (? – 31 декабря 335), Италия

Крест с двумя или тремя перекладинами, каждая следующая из которых длиннее предыдущей, очень напоминает древнейший навигационый прибор, именуемый якобштабом (посохом Якова), используемым для определения широты, на которой находится судно, путём измерения высоты Полярной звезды или солнца. Свое название он получил якобы в честь изобретшего его библейского патриарха. Якобштаб представляет собой длинный деревянный «посох» с квадратным сечением и нанесённой на нём шкалой, а также поперечных лопастей, которые передвигаются взад-вперёд по длине «посоха». На илл. 7 представлено изображение якобштаба из известного словаря [16], практически идентичное «посоху» в руках папы Сильвестра I (илл. 6), относительно которого, кстати, существует легенда, согласно которой он в 314 г. укротил морское чудовище [17].

Илл. 7. Якобштаб

Поскольку поперечины якобштаба были съёмными, встречаются изображения этого инструмента и с двумя перекладинами, идентично патриаршему (лотарингскому) кресту. На илл. 8 изображена женщина, символизирующая навигацию. Как поясняется на сайте Британского музея, где представлена эта картина [18], в левой руке женщины находится якобштаб с двумя перекладинами, в правой – астролябия. Обратим внимание, что астролябия по форме напоминает хризму, известный христианский символ.

Илл. 8. Винсент Лауренс ван дер Винне (1628–1702). «Навигация»

Что носили раньше христиане вместо нательного креста?

Раннехристианский крест представлял собой изображение якоря со штоком (такой тип креста называется в литературе «якорный крест»). Множество образцов таких крестов, в том числе и с надписью «Исус Христос» приведены в работе Г. И. Шаповалова (илл. 9) [14], который сообщает, что якорные кресты имели место в геральдике Киевской Руси X–XI вв., а также на свинцовых печатях Киева и Новгорода X–XII вв. «Якорь – символ надежды – был атрибутом морского бога этрусков, Нетуна», отмечает в свою очередь А. Б. Снисаренко [12, с. 169].

Илл. 9. Якорные кресты

Приведу далее некоторые выдержки из книги Шаповалова. «Известно, что с начала появления христианства и до IV в. основными символами христианства были голубь, рыба, якорь, корабль и монограмма Иисуса Христа. Именно их изображения найдены в раннехристианских римских катакомбах и в росписях первых храмов… Изучавший раннехристианскую символику А. С. Уваров обращал внимание на то, что якорь предшествовал кораблю в символике и характеризуется «как признак первых веков»» [14, с. 119].

«Одним из главных пунктов проникновения христианства на территорию Киевской Руси был византийский город-порт Херсон. В Херсоне в VIII–XII вв. крестом с рогами якоря у основания украшались мраморные капители христианских храмов… Здесь же археологи находят в большом количестве керамические изделия с клеймами в виде якоря или синтетического изображения якоря и креста…

В X–XII вв. якорь и крест постоянно изображались на монетах византийского Херсона, но не вместе, а на разных сторонах монет. Особенно интересны в этом отношении анонимные монеты с монограммой «ро» X–XII вв.

Многие исследователи видят в этих изображениях якорей на монетах только монограммы правителей» [14, с. 124].

«Среди монограмм Иисуса Христа первых веков нашей эры обращает на себя внимание монограмма с буквами «альфа» и «омега» по сторонам. Понятно, что первая и последняя буквы греческого алфавита символизируют здесь Начало и Конец всего сущего. Буквы эти начертаны в монограммах в соединении с крестом в верхней части. При этом «омега» поразительно напоминает якорь… Не означает ли это, что появлению здесь последней буквы греческого алфавита – «омега» – предшествовал культовый знак якоря, представляющий собой нижнюю часть якорного веретена с рогами в виде трезубца, подобного, собственно, «ω». Такой символ якоря, с учётом его культового значения, вполне мог быть символом конца пути морского или сухопутного путешествия, вообще земного пути…» [14, с. 120].

«В X – начале XI вв. в Киевской Руси при князьях Владимире, Святославе и Ярославе чеканятся знаменитые монеты с загадочными для исследователей «двузубцами» и «трезубцами»» [14, с. 124]. По мнению Шаповалова, разделяющего догадку, высказанную в 1861 г. И. А. Бартоломеем, этот символ, именуемый также «знаком Рюриковичей», представляет собой изображение деревянного якоря, окованного металлом, что подтверждается наличием кольца для продевания каната. Обратим внимание на то, что над якорем имеется маленький крест, а с обратной стороны таких монет присутствует изображение Христа или св. Георгия (илл. 10).

Илл. 10. «Знак Рюриковичей» на монетах X–XI вв.

«По-видимому, в VIII–X вв. у христиан появляются нательные обереги в виде якорей-крестов, которые со временем трансформируются в нательные кресты. Подобный бронзовый якорь-крест X в. найден в Румынии неподалеку от порта Констанца… Традиция ношения подобных нательных амулетов была известна и славянам времен Киевской Руси. Это подтверждается находками бронзовых нательных оберегов в виде самых настоящих якорей» [14, с. 128].

«В XIV–XV вв. символ креста-якоря украшал гербы многих польских, литовских, украинских и русских феодалов» [14, с. 133].

О причине того, почему православный крест утратил своё подобие якорю, Г. И. Шаповалов пишет: «В XIV-XV вв., как свидетельствуют те же многочисленные находки свинцовых печатей, рога якоря трансформируются в его подставку. Вначале она еще сохраняет форму рогов и изогнута вверх… а затем получает вид прямоугольной подставки, в которой трудно угадать бывшие рога якоря… Полагаем, это связано с тем, что Русь перестает быть могучим морским государством» [14, с. 209].

Тем не менее, в районах более близких к морю якорный крест продолжает своё существование в XVII и даже в XVIII в. «В гербах Войска Запорожского Б. Хмельницкого и И. Мазепы главным геральдическим символом был якорь-крест… Этот символ украшал и гербы запорожской старшины [14].

«Начиная с XI века, можно проследить традицию устанавливать кресты, с рогами якоря у основания, на куполах христианских храмов. Изображения более ранних храмов с такими крестами на куполах сохранились на гравюрах византийского «Месяцеслова» XI века… В XI–XII вв. крестами в виде якорей украшались храмы Киевской Руси. Такой крест, судя по гравюре А. Кальнофойского, выполненной в XVII веке, венчал главный купол Успенского собора, построенного в 1073–1078 гг. в Киеве… О том, как выглядели кресты с элементами якоря в XII–XIV вв., дают представление сохранившиеся кресты церкви Спаса на Нередице близ Новгорода, Дмитриевского собора во Владимире на Клязьме и церкви Василия во Владимире-Волынском» [14, с. 132–133].

В XIX в. христианский символ «якорь-крест» получает ложное истолкование в связи с политической конъюнктурой. «В XIX веке во время кампаний России на Балканах против Турции за освобождение христианских народов от мусульманского ига этот символ получает официальное толкование как «крест на поверженном полумесяце». Так трактуется этот значительно более древний символ, изображенный на русской медали «За турецкую войну в 1828–1829 гг.», а также на медалях «За освобождение Болгарии» и «В память русско-турецкой войны 1877–1878», учрежденных в 1878 году» [14, с. 137].

Честно сказать, читая эти строки, я ожидала, что вот-вот Г. И. Шаповалов сделает предположение о том, что христианство как-то связано с мореплаванием. Тем не менее, этого не произошло.

Архитектура христианского храма имитирует корабль?

Продолжим цитировать Г. И. Шаповалова. «Важное значение образа корабля для духовной жизни христиан ярко проявилось в том, что в их храмовой архитектуре получил распространение тип церкви, сооружаемой в виде «корабля». Такой тип церковного здания, в отличие от крестово-купольного, имеет в основе удлиненный прямоугольник. В архитектуре такого корабельного храма выделяются три основных компонента: собственно храм с алтарем, трапезная и колокольня. Если на такой храм посмотреть с южной или северной стороны, то он действительно напоминает корабль, где колокольня – носовая мачта, трапезная – корпус судна, а сам храм – возвышенная кормовая надстройка…

Храмы-корабли широко распространены как у католиков, так и у православных. Истоки традиций их сооружения, по-видимому, следует искать в прямоугольных в плане раннехристианских церквях Рима и Византии» [14, с. 107].

«Об отождествлении христианами своих церквей с духовным образом корабля спасения говорит и то, что названия их отдельных архитектурных частей в разных языках до сих пор сохраняют корневую связь со словом «корабль». Они называются по-итальянски – navata, по-французски – nef, по-немецки – kirchenschiff, в славянских языках – неф-судно» [14, с. 109]. На илл. 11 представлен неф православного храма [14, там же].

Илл. 11. Однонефный храм

«Известно также, что уже первые христианские храмы украшались моделями кораблей, фресками и мозаиками с изображением судов. Примером этому является мозаика XIII в. с изображениями кораблей в храме Св. Марка в Венеции» [14, с. 109].

Почему из всех благовоний использовался именно ладан?

«Отдельные культовые предметы христиан также связаны с образом корабля. Например, кадило, сосуд для курения ладана, изготавливался в форме ладьи и до сих пор называется по-итальянски naveta, а по-немецки – weihrauchschiffche – кораблик для ладана… Как выглядели такие ладанки – модели судов – дает представление бронзовое кадило VI в. из Флоренции в виде миниатюрного корабля со Св. Павлом на носу и Св. Петром у кормы» [14, с. 109].

Что касается архитектуры христианских храмов и их убранства, их отношение к корабельной тематике несомненно. Остаётся лишь непонятным, почему из всего разнообразия благовоний в храме используется именно ладан. Он-то какое отношение имеет к морскому делу? Оказывается, самое прямое. «Автор IV века до н. э. уроженец города Стимфала Эней Тактик в своем «Руководстве по осаде городов» упоминает состав смеси, использовавшейся в его время для зажигания неприятельских кораблей: ладан, пакля, опилки хвойных деревьев, сера и смола» [12, с. 100].

Мы, конечно, не будем утверждать, что при воскурении ладана в храме воспроизводилась атмосфера морского боя, но, возможно, этот аромат символизировал безопасность, торжество над злом или, возможно, ассоциировался с кораблями вообще.

Почему христианство тесно связано с погребальной тематикой?

Чтобы проверить, насколько характерно было наличие захоронений в ранних православных храмах на Руси, я взяла каталог П. А. Раппопорта «Русская архитектура X–XIII вв.» [19]. Выяснилось, что из 161 храма, обнаруженного до 1982 г. на территории СССР, в развалинах 48 памятников обнаружены саркофаги, аркосольные ниши (т. е. углубления в стенах для установки саркофагов) и прочие типы захоронений. Также в одном из объектов была обнаружена глубокая яма под алтарём, возможно, крипта, т. е. подземное помещение для хранения мощей.

Таким образом, захоронения были обнаружены почти в трети храмов, а возможно их было гораздо больше, поскольку в случае обветшания памятника останки могли перенести в другое место, а пригодные стройматериалы разобрать на хозяйственные нужды, в результате чего признаки захоронений не были обнаружены археологами.

Явная связь христианства с погребальной культурой на первый взгляд кажется странной, но, если обратить внимание на его связь с мореплаванием, причина этого становится очевидной. В античности, садясь на корабль, человек серьёзно рисковал. Собственно говоря, это было самое рискованное дело, которое ему доводилось совершать! В случае гибели от него вообще ничего не оставалось, и никто не знал, что с ним произошло и где. Даже участие в войнах считалось менее опасным делом. Как пишет А. Б. Снисаренко [12], если нанять солдат в те времена было несложно, то набрать команду на корабль являлось очень трудной задачей. Использовать же рабов означало отдать себя в их руки. Между тем мореплавание приносило огромные доходы, от которых невозможно было отказаться.

Массовое исчезновение людей, уплывших на кораблях и не вернувшихся, породило представление о том, что корабль – это проводник на тот свет. «Изображения кораблей на погребальных сосудах – один из самых распространенных сюжетов вазовой живописи в переходное и архаическое время на территории Греции… древние верили, что судно – это транспортное средство, на котором умершие попадают из реального мира в загробный. Согласно их верованиям, само солнце ночью переплывало воды смерти в судне» [14, с. 56].

Как пишет Шаповалов, в Причерноморье со времён античности существовал обычай класть в могилу «обол Харона». «Тени умерших могли попасть в загробный мир только переправившись через Стикс в лодке Харона. Умершие должны были платить Харону за перевоз, для чего, как повествует Павсаний, им клали под язык медную монету» [14, с. 59]. «Традиция изображать суда на погребальных стелах сохранялась в Северном Причерноморье на протяжении многих веков» [14, с. 62].

«Согласно некоторым архаичным представлениям греков, царство мертвых, или острова блаженных, находилось где-то в Океане. Океан эллины помещали на севере, там, где находится Черное море. Известно, что Гомер помещал вход в Аид, в царство мертвых, в стране киммерийцев, на берегах Понта Эвксинского [Чёрного моря, – В. П.]. Ряд исследователей, анализирующих эпитеты Аида, предполагают, что эпитет «эвксинос» так же относится к подземному царству и означает море «гостеприимное, встречающее мертвых» [14, с. 63]. На небольшом, менее 1 км. кв., острове Левке (др. – греч. Λευκή «белый», «светлый», «светлосияющий»), ныне о-ве Змеином (если смотреть на карту, то левее Крыма недалеко от побережья Украины) находился храм, посвящённый богам, покровительствущим мореходам. Остров Левке имел общеэллинскую известность. Считалось, что это остров, где обитали души мёртвых. «В источнике IV в. н. э. пишется об этом острове: «… Ибо говорят, что там вечно обитают после смерти безгрешные души…»… Расположенный на оживленном морском пути, храм действовал с VI в. до н. э. до IV в. н. э. Согласно многим древним письменным источникам, здесь существовало святилище обожествленного героя, покровителя мореходов Ахилла» [14, с. 63]. Как пишет Шаповалов, в античности было много подобных храмов и иных культовых мест, посвящённых божествам-покровителям мореходов, которые украшались изображениями кораблей и в которые жертвовали модели судов или амулеты с их изображениями [14, с. 63].

Иначе говоря, даже в христианское время (IV в н. э.!) в Чёрном море существовал известный во всём Причерноморье культовый центр, где молили богов спасти мореходов от гибели, а тем, кто уже погиб, дать покой на том свете. Из этого следует однозначный вывод, что данный культ являлся одним из вариантов христианства, но позднее, по мере укрепления гегемонии Византии, он видоизменился до неузнаваемости, став монотеистическим, как это и бывает, когда множество центров власти заменяется одним.

Храмы служили ориентирами для мореходов?

Я предполагаю, что православные храмы являлись опорными пунктами для морской, а затем и речной торговли, служа подобием маяков. Подобная идея имеется у А. Б. Снисаренко, который, рассказывая о первых мореплавателях Египта, замечает: «Примерно в это же время в Египте возникает новый вид храма – храм Солнца. Он воздвигался на холме и представлял собой прямоугольную или П-образную крытую колоннаду наподобие древнегреческой стои. В центре возвышался каменный обелиск с позолоченной верхушкой, символизировавший Солнце, и перед ним – жертвенник. Только ли священный смысл имели эти храмы? А для чего золотились верхушки некоторых пирамид, например пирамиды царицы Уэбтен? И почему усыпальницы великих фараонов облицовывались плитами, отполированными до нестерпимого блеска?

Нечто подобное мы видим в Греции и Аравии. На афинском Акрополе в V веке до н. э. была установлена на высоком пьедестале десятиметровая статуя Афины Промахос (Воительницы), отлитая Фидием из трофейного персидского оружия, захваченного при Марафоне. Позолоченный наконечник её копья, сверкавший в лучах южного солнца, был виден далеко с моря и в ясные дни служил ориентиром для мореходов. В Египте солнечных дней несравненно больше, чем в Греции. Вывод напрашивается сам собой: все эти сооружения, кроме священной и эстетической функций, несли ещё одну – утилитарную. Они служили маяками для мореходов и сухопутных караванов, основанными на принципе отражения солнечного света. Позднее и арабы роль маяков возложили на свои длинные и стройные «обелиски» – прибрежные мечети. В арабском языке «маяк» и «минарет» – одно и то же слово, восходящее к понятию «огонь». На минаретах они разжигали по ночам костры или выставляли огромные пылающие факелы, как это делали и другие народы, те же греки…» [12, с. 28–29]. «За четыре года до смерти пророк Мухаммед отрядил по хорошо уже накатанному пути в Гуанчжоу своего дядю Ваххаба ибн Аби Кабшаха, и тот заложил там первую в Китае мечеть, чей минарет служил маяком» [20, с. 56].

Действительно, этимологические словари, например, М. Фасмера [21] или Н. М. Шанского [22] единодушны в том, что слово «минарет» означает именно «маяк». Если очевидно, что мусульманские культовые объекты использовались в качестве маяков (при том, что мусульмане не являлись лидерами в мореплавании), то почему бы не предположить, что православные храмы строились в качестве путевых ориентиров, тем более что первоначальным центром христианства было приморское государство Византия, имевшее самый сильный флот того времени. Златоглавый купол православного храма, стилизованный под горящую свечу, возможно, символизировал путеводный огонь на маяке, который должен вывести на правильный путь.

Идея золотить купола храмов и, видимо, использовать их в качестве путевых ориениров, присутствует не только в христианской архитектуре. «Гензерих, – скорбит византийский писатель Прокопий Кесарийский, – нагрузив свои корабли золотом, серебром и другими вещами из императорского имущества, вернулся в Карфаген. Он не оставил во дворце ни меди, ни какого-либо другого металла. Ограбил он и храм Юпитера Капитолийского, сняв с него половину крыши. Это была замечательная и великолепная крыша, из лучшей меди и вся густо вызолоченная» [20, с. 28].

Логично, что храмы, посвящённые судоходству, должны стоять на берегах морей и рек. «О том, как выглядели подобные храмы и святилища, позволяют судить исследования, которые в последние годы ведутся на берегу Керченского пролива. Здесь, при раскопках боспорского города Нимфея, открыт культовый архитектурный ансамбль внушительного вида, сооруженный в первой половине III в. до н. э. на прибрежном склоне. Воздвигнутый на высоком цоколе, этот ансамбль был рассчитан на восприятие его как с судов, подходящих с моря, так и с нимфейской гавани. В 1982 г. при раскопках одного из помещений святилища найдена полихромная фреска с изображением более тридцати судов. Здесь же найдено множество надписей: обращения к богам, сообщения о выходе кораблей в море, памятные записи о приношениях в святилище, пожелания, стихи и т. д. Главное место на фреске с кораблями занимает изображение боевого судна – триеры длиной 120 см» [14, с. 65].

Если судить по картам, приведённым в каталоге памятников русской архитектуры X–XIII вв. [19], подавляющее большинство храмов этого периода построено на берегах рек, и это подтверждает догадку о том, что православные храмы поначалу выполняли роль путевых ориентиров.

Например, храм Покрова-на-Нерли расположен при впадении Нерли в Клязьму, обозначая въезд в пределы Владимиро-Суздальского княжества и одновременно один из самых оживлённых торговых путей того времени. С точки зрения зодчества более неудачного места трудно найти: храм построен на равнине, открытой весеннему половодью, хотя не так далеко находится Боголюбово. Чтобы возвести этот храм, пришлось сначала соорудить насыпной холм квадратной формы. При этом проведение богослужений не могло быть основным назначением храма, так как здание вмещает в себя не более 20 человек.

Истуканы острова Пасхи – псевдорелигиозные морские путевые знаки?

Косвенным подтверждением предположения о навигационном характере христианских храмов может служить такое явление как «поморский приметный крест». Чтобы кормщики могли установить своё местонахождение, кресты делались разными по форме, причём их ставили в ряд в разном количестве. Кресты устанавливались с помощью компасов таким образом, чтобы их перекладина была ориентирована по линии север–юг (поднятая часть нижней перекладины направлена на север). Также кресты указывали, где находится вход в безопасную гавань. Благодаря западноевропейским мореплавателям сохранились сведения не менее чем о 30 таких крестах XVI века. С 1619 г. поморские приметные кресты начали разрушать в связи с запретом иностранцам торговать с Сибирью [23].

Предполагаю, что роль путевых ориентиров выполняли и загадочные истуканы с острова Пасхи, которых считают артефактами какого-то непонятного культа. Особой таинственности добавляет то, что истуканов этих, как выясняется, гоняли по всему острову, переставляя с места на место.

Если рассмотреть карту расположения этих объектов, то несложно заметить, что стоят они, за редким исключением, на побережье. Обращают на себя внимание и особенности мест, где их нет. Приведённая на илл. 12 карта является физической, и видно, что истуканов нет на возвышенностях, где скалы, по-видимому, не дают пристать кораблям.

Илл. 12. Расположение истуканов на физической карте о-ва Пасхи

Когда норвежский исследователь Тур Хейердал в 1956 г. расспрашивал аборигенов, кто поставил эти фигуры, те сказали, что их делали местные жители, но с момента, когда изготовление истуканов прекратилось, уже прошло несколько поколений. Тем не менее, их отцы объясняли им, как они делаются. Статуи изготавливались из лёгких базальтовых пород, и их несложно было перемещать по острову [24].

Видимо, фигуры делали с целью облегчить прибытие кораблей, которые нечасто посещали остров Пасхи – самый удалённый от большой земли населённый остров в мире. Выполнение ориентиров именно в виде человеческих лиц было обусловлено, по-видимому, тем, что такой знак невозможно было спутать с каким-то случайным камнем, имевшем симметричные формы (см. илл. 13).

Илл. 13. Статуя среднего периода в «шляпе» и с реконструированными глазами

Кто были «святые столпники», стоявшие на столбах?

В истории христианства существует феномен, именуемый столпничеством: некоторые святые прославились тем, что долгие годы стояли на верху неких башен, именуемых столпами. В рамках доказываемой гипотезы о «морском» происхождении христианства можно предположить, что эти люди попросту были дозорными на столпах-маяках и смотровых вышках с целью сообщать о приближающейся опасности, а потом, после того, как контроль над торговыми путями ушёл из рук церкви, деятельность их была истолкована как сугубо религиозная, продиктованная сложными, непостижимыми мотивами.

Как пишет архиепископ Алексий (Кузнецов), «говорят, что психологических оснований к столпостоянию не имеется… и мы не можем знать того, почему некоторые св. подвижники спасались на столпах…» [25, с. 277].

Илл. 14. Лука Столпник. 985 г. Миниатюра. Минология Василия II. Константинополь. Ватиканская библиотека

Илл. 15. Симеон Столпник. X в. Византия. Апостольская библиотека в Ватикане

Рассмотрим доводы в пользу этого предположения. Прежде всего это изображения столпников (илл. 14, 15), которые показывают столпы в качестве богато украшенных архитектурных сооружений, где стоящий на них человек, по-видимому, ведёт наблюдение в горах или на море. Изображённый здесь Лука Столпник (илл. 14) был воином при греческом царе Романе (919–944) и при Константине Порфирородном (912–959). Он обосновался в Халкидоне, где провёл на столпе 45 лет. Напомним, что Халкидон – это ныне район Стамбула Кадыкёй, расположенный на берегу Мраморного моря при входе в Босфор.