Скиталочка 2. В погоне за ведьмой

– Частями чего? – недоуменно скрипнул пень.

– Не «чего», а «кого». Нашей ведьмы.

– Вашей? Которая Анна?

– Именно, – кивнула я, не зная, правильно ли поступила, что проговорилась. Но во-первых, Аня мне об этом не запрещала рассказывать, а во-вторых, пусть Литц теперь и пень, но он все равно маг – вдруг что-то посоветует. Хотя бы скажет, как пройти до королевского дворца. Собственно, это я у него тут же и спросила. На что пень ответил вопросом же:

– Зачем тебе дворец?

– Не бойся, не революцию устраивать. Просто хочу найти Анну.

– А она почему во дворце?

– Потому что ее туда злобные землики послали.

И я пересказала Юстеру Литцу всю нашу недолгую эпопею – с того момента, как он отправил нас домой. После этого пень молчал так долго, что я уже испугалась: не было ли новое заклятие Охохони более сильным, не превратило ли оно шнырятеля в реальный обрубок дерева. Но нет, он снова заскрипел:

– Даже не верится, что меня любит такая девушка… А еще – что землики такие коварные. Наверное, это потому, что вы не рассказывали им сказки. Я же говорил, что они их любят.

– Может, им еще колыбельную спеть надо было? Вот я бы их с удовольствием убаюкала!

– Интересно, зачем им потребовались портреты своих родственников? – задумчиво проговорил межмировой шнырятель. – Ведь я правильно понял назначение той штуки, что была с тобой в прошлой раз, и о которой они у тебя спрашивали?

– Понял правильно. Но лично мне это уже неинтересно. Мне куда интересней найти Аню и королевских магов, чтобы они помогли нам вернуться домой.

– А я чем плох? – обиженно скрипнул Юстер Литц. – Я ведь вас уже возвращал. К тому же, я хочу увидеться с той, кто меня любит.

– То есть ты хочешь, чтобы я привела сюда Анну?

– Нет. Давай лучше вместе ее искать!

– Не смешно, – буркнула я. – Зря я тебе все рассказала.

– Не зря! – истошно скрипнул пень. – Выкопай меня, и я помогу тебе переместиться во дворец! Вместе со мной. Потому что я боюсь за вас, с королевскими магами не шутят.

– Скорее за себя ты боишься. Что так и останешься здесь торчать, никому не нужный.

– Нужный! Меня Аня любит.

Глава четвертая

Ола

Я иногда поражаюсь, что творится в головах у людей! Не, в моей тоже порой творится такое, что хочется подать объявление: «Отдам мозг в хорошую голову. Знаниями не перегружен, почти не использовался. Любит Ваню, колбасу и нести чушь». Колбасы, кстати, сразу захотелось, но я все-таки продолжу мысль. Так вот, насчет того, что в головах у некоторых людей… Я сейчас об Юстере Литце. Как так можно вообще? Сначала у него любовь к ненормальной графине, что само по себе вызывает подозрения в адекватности Литца. Потом его графиня дважды в пень превращает, а он ее все равно любит. Зато когда узнает, что его любит ведьма Анна из чужого мира, он рвется встретиться и с ней. Правда, объясняет это тем, что боится за нас с Аней. Сорок лет… или сколько там ему, может все четыреста?.. не боялся – и вдруг испугался. Как раз, когда я мимо шла. Не, я такие повороты с завертышами не люблю. Мне нравится, когда все прямо и честно. Я так ему и сказала:

– Или говори, что на самом деле придумал, или я пошла дальше.

– Стой! – взволнованно скрипнул пень. – Хорошо. Только я на самом деле переживаю за Аню.

– Но это не главное, – завершила я его недосказанную мысль.

– Это как бы заодно, поэтому тоже главное.

– Ну давай тогда, говори, не заставляй тебя все время подталкивать!

– Я вот что подумал, – сказал Юстер Литц. – Если Аня меня любит и если она ведьма, то может, она меня расколдует?

Я не удержалась и в голос заржала. Да, некрасиво, но я ведь не специально! Само вырвалось. Шнырятеля это, понятно, насторожило.

– А что не так? – спросил он. – По-моему это вполне естественное желание нормального здорового мужчины. То есть, как раз нездорового. Который хочет снова стать здоровым.

– И нормальным? – уточнила я, прервав все же смех.

– Ну… да. Желательно.

– И мужчиной?

– Да, Ола, да! Что в этом такого смешного?

– Просто ты не знаешь Анну. В смысле, хорошо не знаешь. Тем более… э-э… с профессиональной стороны. Видишь ли, после ее колдовства может так получиться, что ты будешь с тоской вспоминать дни, когда был всего лишь пнем.

– Всего лишь?! – закипятился Литц. – Посмотрел бы я на тебя в таком состоянии! Разумеется, я буду вспоминать эти дни не только с тоской, но и с ужасом!

– Ты меня не понял. Ты будешь вспоминать их с ностальгической тоской. Ведь пень – это куда лучше, скажем, крысы.

– Могу, конечно, поспорить, крыса все-таки может двигаться, есть-пить, даже, извиняюсь, любить в физиологическом смысле… Но почему Анна должна захотеть превратить меня в крысу? Она же меня любит.

– Ее любовь к колдовству никакого отношения не имеет. И Аня, конечно, не захочет тебя превращать в крысу. Она захочет вернуть тебе прежний образ – ее любимого мужчины.

– Вот видишь! Выкапывай меня скорей! – истошно заскрипел пень.

– Ты не дослушал, – сочувственно вздохнула я. – Захотеть-то она захочет, но получится у нее крыса. Или таракан. Лично я бы выбрала пень.

Но межмировой шнырятель не унимался. Он вбил себе в голову… точнее, в ту часть, которая ее заменяла, будто Анина любовь поможет ведьмочке не накосячить и сделать его таким, каким он был до превращения в пень. Или даже чуточку лучше, ведь любовь, как известно, имеет свойство приукрашать предмет обожания.

В конце концов мне надоело спорить. Подумала еще и о том, что если Юстер Литц на самом деле станет прежнем, то он поможет нам с Аней вернуться – на королевских магов я почему-то не сильно надеялась. И сказала:

– Ну хорошо, согласна. Только чем я тебя выкопаю?

Пень молчал минут пять. Я опять стала думать, не превратился ли он окончательно в деревяшку, когда Литц заговорил снова:

– Я скажу тебе заклинание. Ты должна будешь повторить его добуквенно, без ошибок, иначе может случиться беда. При этом станешь держаться за меня обеими руками. А еще… возможно, это не обязательно, но лучше подстраховаться: соскреби с меня ногтем немножко древесной трухи и проглоти.

– Не буду я тебя глотать! – возмутилась я. – Что я, людоед, по-твоему?

– Сейчас я пень. Ты проглотишь лишь немного древесины. Совершенно безопасной и чистой.

Мне это реально было поперек сердца, но раз уж я сразу не сказала «нет» и «до свидания», коли согласилась помочь мировому шнырятелю, то все же сделала, как он велел: соскребла с пня немного трухи и, зажмурившись, съела.

Потом началось самое сложное. Заклинание Литца было полной белибердой.

– Давай ты мне будешь подсказывать? – предложила я. – Как суфлер в театре. Или… слушай! А сам-то все и скажи!

– Нельзя. Заклинание должен произносить только человек, это незыблемое правило магии. Иначе развелось бы потомственных сов-предсказательниц, магических ежиков…

– …и дубов-колдунов, – закончила я его мысль, вспомнив песню из старой кинокомедии.

– Вот именно, – сказал волшебный пень. – А подсказывать тебе… Не уверен, что это разрешено. А проверять экспериментальным путем как-то не хочется. Вдруг ты тоже превратишься во что-то безрукое и не сможешь меня откопать.

– Какой ты все-таки эгоист, – сказала я. – Все о себе да о себе.

– О каком же себе, если я за твои руки волнуюсь? – прикинулся пень шлангом.

– Вот давай не будем делать из меня олениху!

– У оленей как раз рук нет, – сказал Юстер Литц. – Так что давай и правда не будем. Или это была метафора?

– Ладно. Это не так важно, – отмахнулась я. – Давай повторять заклинание.

Долго ли коротко ли, но я эту зубодробительную бессмыслицу выучила. Вам даже ее пересказывать не буду. Скажу лишь, что начиналось заклятие следующим набором звуков: «Улипа́ка-сиуси́у-дыдыды́-буркы́х-х-хх!..» Ну как, круто? А там таких строчек было с десяток. Вот только не надо говорить, что при хорошей памяти выучить десять строк любой мути – как нефиг делать. Я бы посмотрела, как бы вы это сделали, особенно если учесть, что ошибка в одной букве могла стоить… да чего угодно! Может быть, я сама превратилась бы в ту лопату, которая в результате колдовства получилась.

Я взяла в руки творение своего искусства и, честно говоря, немножко собой загордилась. Ну да, мне помог Юстер Литц, но все равно это сделала я, пусть и с его помощью. Лопата вышла что надо: штыковая, черная, с блестящей заостренной кромкой. Черенок лежал в руках удобно, был гладким, длиной как раз под меня. Супер!

Правда, один вопрос у меня в голове все-таки зародился.

– Юстер, – сказала я, – а почему мы намагичили именно лопату?

– Потому что пилой неудобно копать, – сказал деревянный шутник.

Я даже не стала на это реагировать. И все же пояснила мысль:

– Почему мы не намагичили так, чтобы ты сам откопался, чтобы земля просто – бэм-с! – и слетела с твоих корней?

– Ну-у… – протянул шнырятель. – Наверное потому, что я опасался. Нет-нет, ты не подумай дурного, но согласись, если бы ошиблась хотя бы в одном слове, я мог бы, например, не откопаться, а закопаться глубоко-глубоко. Или не земля бы с корней слетела, а я сам улетел – неведомо куда.

– Ну да, – вздохнула я. – Опять: я, я, я. А Ола копай.

– Это нетрудно, правда! У меня короткие корни. Так мне кажется.

Корни у пня оказались и правда не особенно длинными. Но их было много, они переплетались друг с другом и с другими корнями-корешками, так что мне пришлось повозиться. Иногда хотелось просто разрубить лопатой какое-нибудь сплетение, но стоило представить Литца в облике человека с обрубленными пальцами, носом, ушами, еще с чем-нибудь не менее важным, как желание тут же пропадало, и я кропотливо разбирала голыми руками проблемные места.

Но все когда-нибудь кончается, откопала и я этот пень. Он, кстати, когда я его переносила на травку, оказался совсем не тяжелым, что вселило в меня радость, ведь тащить его на себе дальше предстояло тоже мне.

Однако и Юстер Литц меня обрадовал, сказал, что особо далеко этого делать не придется.

– А что, королевский дворец где-то рядом? – спросила я.

– Да, недалеко. Километров двадцать. Может, чуть больше. Но это если по прямой…

– Погоди, – остановила его я. – Крутилово-закрутилово! Топать двадцать, а то и больше кэмэ по лесам-перелескам с корягой в руках? Я думала километра два – и то переживала, но двадцать! Ничего себе, недалеко!

– Но ведь сто, например, было бы гораздо дальше, – решил поспорить Литц. – Или тысяча.

– Или стопицот миллионов, – сказала я. – Какая радость, что подохнет наша Олушка всего на двадцати.

– А потом, – проскрипел пень, – зачем тебе топать все эти километры? Мы просто перенесемся туда – и все дела.

– Не-не-не! – закрутила я головой. – Наслышана, как перемещается великий межмировой шнырятель Юстер Литц. Никогда не знает, где в следующий раз окажется. Сейчас мы хотя бы в двадцати километрах от цели, а ты переместишь как раз на стопицот. Пусть даже не миллионов. Крутилово-закрутилово, вот радость-то будет!

– Не знаю, где ты берешь свои сведения, – обиженно скрипнул шнырятель, – но я попадаю в случайные места, лишь когда перемещаюсь между мирами. И то, в изначальную точку, откуда начал перемещения, я могу вообще вернуться в любое мгновение. А в пределах одного мира попадаю в цель всегда, ошибок еще не было.

– Ну хорошо, а как мы будем перемещаться? Опять придется отгрызать от тебя куски и учить непроизносимые тексты?

– Отгрызать не придется, – все еще обиженно произнес Литц. – Нужно будет наскрести с меня немного трухи и посыпать себе голову.

– Прикалываешься?

– Ничуть. Это будет нужно для того, чтобы я вернул тебе право Литца.

– А-а-а! – дошло до меня. – А потом мы просто провалимся!

– Лично я называю это другими терминами, но суть ты уловила верно.

Вот зря я сказала про «отгрызать», потому что от этого копания реально захотелось что-нибудь погрызть. Но не пень, а например, колбаски. Тут я хлопнула по лбу: Олена, у тебя же пакет как раз с колбасой! Ну да, он так и стоял возле кустика, куда я его поставила. И колбаса показалась мне такой вкусной, что я чуть было не съела ее всю. Еще и уронила один кружок, прямо на разрытую землю. Ладно, зверушки съедят. А пенек между тем начал нетерпеливо поскрипывать.

– Да все, все, – сказала я, поставив пакет. – Просто слегка подкрепилась, я ведь не деревянная.

Дальше было так. Я наскребла трухи, посыпала голову, хотя мне и было стремно, так и порывалась поржать. Потом пень сказал, чтобы я подняла его и покрутила над головой. Это было не так легко, как я думала. Одно дело поднять его на руки и просто куда-то нести; совсем другое – поднять над головой, да еще и крутить. Я все-таки не силачка, по фитнес-клубам не ходок, обычная, можно даже сказать, хрупкая девушка. Но я все-таки подняла этот пень и пару раз его вокруг головы крутанула. А он при этом скрипнул:

– Возвращаю тебе право Литца!

По правде говоря, я ничего не почувствовала. О чем и сказала пню.

– Поставь меня, – буркнул тот.

Я поставила. Благодаря ветвистым корням он встал надежно, устойчиво, как будто так и было задумано. Мелькнула мысль: а нельзя ли наколдовать, чтобы он мог передвигать корнями? Тогда бы и носить его не пришлось. Это я ему тоже сказала. Пень запыхтел. То есть, он на самом деле поскрипывал, но казалось, будто реально пыхтел. Как выразился бы умный Ванечка: по контексту.

– Во-первых, – начал возмущенный Литц, – если ты ничего не почувствовала, значит, я лгу?

– В мыслях не было, – приложила я к сердцу руки.

– Во-вторых, если я буду перемещаться сам, как, думаешь, отреагируют на это жители столицы?

– Нормально отреагируют. Они же в магическом королевстве живут, а не в Антарктиде.

– Что это за страна? Там запрещены пни?

– Там их в принципе нет.

– Я и говорю: запрещены. Их уничтожили, выкорчевали! Безобразие. Пеньевой геноцид! Отвратительная страна.

– Уймись, Юстер, – нахмурилась я. – В Антарктиде нет пней, потому что там нет деревьев. Там один только снег. И лед.

– Что это такое? А-а! Замороженная вода! Но ее ведь не может быть в таком количестве, зачем ты надо мной издеваешься?

– Крутилово-закрутилово! – заорала я. – Это ты надо мной издеваешься! Зачем я тебя вообще выкапывала? Значит так, давай расстанемся по-хорошему. Скажи мне, в какой стороне королевский дворец, и я пошла.

– Погоди! – испугался Литц. – Нет-нет-нет, не сердись. Если я чего лишнего и наговорил, то войди в мое положение – не очень приятно торчать пнем. Только и ты признайся, что наврала с Антарктидой.

– Я не наврала! Хочешь, переместимся туда? Потом, когда спасем Аню.

– Не хочу. Хотя… Если это правда… Очень любопытно! Я еще никогда не видел сразу много замороженной воды.

– Ну, много замороженной воды ты и у нас наглядишься.

– У вас? – качнулся пень. – А почему я у вас вообще буду что-то глядеть?

– Да, – смутилась я. – Это я и правда поспешила. Может, она у тебя захочет остаться. Хотя у тебя же ни кола, ни двора, так что…

– Не понимаю, о чем ты вообще бормочешь? – засуетился пень. – Кто у кого захочет остаться? И почему это у меня ничего нет? У меня, между прочим, замок у моря. В провинции, правда. И не такой шикарный, как у Атевсии, но все-таки. Красивый, на краю высокой скалы, о которую разбиваются волны.

– Круто, – сказала я. – Ласточкино гнездо практически.

– Это мое гнездо. Вот зачем ты вспомнила? У меня ностальгия, я домой захотел.

– Никаких «домой»! – испугалась я. Ничего себе заявочки… – Сначала спасем Анну. Ишь!..

– Так это само собой разумеется. Как я домой в таком виде? Мною тут же слуги камин растопят.

– Слуги? – нахмурилась я. – Так ты еще и буржуй? Ну ничего, Аня разберется.

– Вот именно! Давай переместимся к ней, пусть скорей разберется и сделает меня человеком.

– На это у нее, похоже, уйдет не один год, – шепнула я под нос. Литц вроде бы не услышал.

Потом ставший очень серьезным пень снова велел взять его на руки. Я взяла сначала пакет с едой, а потом уже пень.

– Крепче держи! – строго сказал он.

Я прижала его к себе, как родного и даже пару раз инстинктивно покачала. Подумала, что если бы кто-то видел это со стороны, поржал бы изрядно: стоит в лесу девчонка в цветастом платье и баюкает пенек. У меня даже слова песенки в голове зазвучали:

– Копала я пенечек,

Корней уж много очень,

Но все-таки сумела

Я Литца откопать.

Его теперь качаю я

И всей душой мечтаю я,

Что Анечку пропавшую

Мы сможем отыскать!

Оказывается, я промурлыкала песенку вслух.

– Это что, заклинание? – недоуменно спросил пень.

– Типа того, – сказала я. – Будешь сильно вредничать, станешь опять лялечкой. Я отдам тебя Ане, пусть нянчится, пока не вырастешь. Может, что-то дельное воспитает. Как раз и сделает тебя человеком, как ты хотел.

– Ты этого не умеешь, – сказал Литц, но уверенности в его тоне я не услышала.

– А ты проверь, – хмыкнула я. Но сама на себя разозлилась: – Ладно, хватит лирики! Говори, что нужно делать. Или ты сам все сделаешь?

– Я же сказал, – нудно заскрипел пень, – что заклинания должен говорить человек…

– Ну так учи своему заклинанию, – тяжело вздохнула я, вспомнив, как только что зубрила бессмысленные строки, и приготовившись к новой зубрежке.

– Ты и так его знаешь. Вы же благодаря ему в прошлый раз сюда попали.

– Ты имеешь в виду «чтоб мне прова…», – начала я, но Юстер выкрикнул:

– Погоди! Я должен представить место, куда нам нужно попасть. И тебе не обязательно говорить все эти «чтоб мне» и все такое. Просто скажи про мое право.

– Нет уж, – покачала я головой. – Скажу то, что проверено и точно работает. Ты готов?

Пенек какое-то время молчал, потом скрипнул:

– Готов.

Я набрала в грудь воздуха и провозгласила:

– Чтоб мне провалиться!

Что я могу сказать? Мы провалились! Честное слово – бэм-с! – были здесь, а стали там. Или наоборот, теперь уже здесь стали, а там – только что были. Не суть. Мы очутились в другом месте! Ну, разумеется, сначала было темно и трудно дышать, все уже знакомое и привычное. А вот то самое другое место было как раз незнакомым.

Сначала я слегка испугалась: а вдруг Юстер Литц не смог переместиться, куда хотел, и мы теперь невесть где, откуда неизвестно как выбраться, но пенек в моих руках скрипнул:

– Видишь там башенки с флагами? Это и есть королевский дворец.

Я осмотрелась. Мы стояли среди редких деревьев, а чуть дальше простирался город. Не обманно сверкающий, как тот, что мы с Анной видели в Сизелоне, и не он же, грязный и обшарпанный изнутри, а обычный… почти средневековый город, как на рисунках в исторических романах и таких же фильмах. Только здесь было еще более мрачно, чем в средневековье, потому что над городом нависало низкое темное небо, что сняло мои последние сомнения: да, это все еще был Темон. И где-то кварталах в пяти-шести от нас над невысокими, в основном двух- трехэтажными домами возвышались белые каменные башни с развевающимися черно-белыми, в шашечку, флагами.

– Как он называется? – кивнула я на город.

– Темница, – сказал пень. – Сокращенно от «Темон» и «столица».

– И этого остряка-сокращателя не казнили?

– За что? Хорошее ведь название.

– Допустим. А как, в таком случае, называют здешнюю тюрьму? Светлица?

– Почему? Тюрьмой и называют. Но редко. Кому хочется ее вообще называть?

– И то верно, – согласилась я. – А почему у этого города нет крепостной стены?

– Как же нет? Есть, – сказал Юстер Литц. – Только я представил место уже внутри города, а то тебя могли не пустить стражники.

– Это почему же? – почувствовала я укол обиды.

– Потому что у тебя в руках большая дубина. Это могло их насторожить.

– Так и говори, что это тебя могли не пустить, а не меня.

– Давай не будем спорить о несущественном и уже не имеющем значения, – сказал пень. – Пойдем искать Анну!

Пень сказал дело. Мне даже стало немного стыдно: Анютка в беде, а я страдаю фигней! Крутилово-закрутилово, как все-таки неблаготворно влияют эти перемещения на работу мозга!

– А куда мы пойдем? – завертела я головой. Было похоже, что мы переместились в какой-то заброшенный парк посреди города. Молодец все же Литц, удачное вспомнил место. – Где живут королевские маги?

– Нам сейчас не столько нужно знать, где они живут, а где бы их стала искать Анна. Ведь нам-то не сами маги нужны, а она.

И опять Литц был прав! А мне со своей головой, будет свободное время, следует разобраться. Задачки какие-нибудь порешать, ребусы, шарады. Правда, я забыла, что такое шарады – еще одно доказательство сбоев работы мозга.

Но я решила реабилитироваться и поставила себя на место подруги. Посмотрела на город Аниными глазами, опять зацепилась взглядом за башенки с флагами и сказала:

– Анютка бы пошла ко дворцу.

– Ну-у… – протянул пень. – Не факт. Возможно, она стала бы искать гильдию магов…

– Может быть. Но не забывай, что она не перемещалась, а топала сюда пешком. Она устала, изнервничалась, хотела есть и спать… – Я даже шмыгнула носом, так мне стало жалко нашу ведьмочку. – И вот она дотащилась, сбив до мозолей ноги, обвела вокруг изнеможденным взглядом, а тут – бэм-с! – какое-то светлое пятно. Да еще с шахматными флажками. У Анечки сработала ассоциация: башни – дворец, дворец – король; шахматы – мудрецы, мудрецы – маги; король – маги. Итог: королевские маги. Мне туда! И почапала во дворец.

– Не знаю, что такое шахматы, – проскрипел пень. – И я потерял нить твоей логики.

– А это не моя логика, Анина. Так что пошли-ка тоже во дворец.

И вот надо же такому случиться! Говорят, случайностей не бывает, что все предопределено. Я в это не верю, но угадайте с трех раз на что мы наткнулись, не доходя полквартала до дворца? Нет, не на пивбар, туда все равно с пнями не пускают, деревянными уже внутри становятся. Нет, не на Анну, она вообще «кто», а не «что», во всяком случае я сильно на это надеялась. Ладно, сдаетесь? Мы наткнулись на гильдию королевских магов! Вот прям настоящий рояль в кустах, прочитала бы такое в книге, сказала бы: «Фе!»

Вообще-то нечто подобное произнес Юстер Литц, когда увидел этот приземистый, серый и длинный, как три вагона, одноэтажный дом. Только его «фе» было больше похоже на «скрфе», но я все равно насторожилась и спросила:

– Что?

Вот тогда-то пень и сказал, что это гильдия королевских магов, что это он вроде как почуял, потому что сам маг. Я ему не сразу поверила, потому что никакой вывески на доме не было, но тут из его дверей вышел тощий высокий человек в черном плаще, и я уже по его внешнему виду догадалась, что это и правда маг, но решила убедиться – ведь мало ли кто бывает тощим и в плаще, даже некоторые извращенцы или наоборот, местные судьи какие-нибудь…

Поэтому я подошла к незнакомцу и прямо спросила:

– А вы кто, милейший?

Тот шарахнулся так, словно у меня рога выросли! Да, я Олена, скоро еще и Лосевой стану, но внешне-то ведь это не отражается. Или отражается? Магический мир, все-таки. Я потрогала голову – рогов не было. И чего он тогда? Я же не денег попросила.

Между тем тощий дядька в плаще растворился в воздухе.

– Ого! – сказала я. – Юстер, ты это видел? Крутилово-закрутилово! Он умеет перемещаться.

– Совсем не обязательно, – возвестил пень. – Скорее всего, он просто сделался невидимым.

– А чего ж он меня так испугался? Хрупкая, добрая девушка…

– Наверное, ему не понравился в твоих руках я. Не хрупкий и не добрый. Помнишь, говорил, почему бы тебя не пустили стражники?

– А ты сам не можешь сделаться невидимым? Хотя бы пока я беседую с кем-то.

– Нет, – скрипнул Литц. – Мы уже обсуждали с тобой эту тему. Могу, конечно, подсказать тебе нужное заклинание, но оно сложное. И очень похоже на другие той же тематики. Они все как бы в одном разделе магии: невидимость, невесомость, неделимость…

– Ты что, делением размножаешься? – хихикнула я. – Тогда неделимость нужно задействовать, зачем мне сразу два пенька? А потом четыре, восемь и так далее.

– Считаешь ты хорошо, – буркнул пень, – а вот соображаешь не очень. Неделимость, это когда что-то делаешь, например, из песка, из глины, и хочешь, чтобы этот предмет не рассыпался. А вот если использовать заклинание наоборот – там разница всего в одном символе, – то распадется и самое твердое. Кроме алмаза, там нужно более сильное заклинание.

Я представила, как рассыпается в пыль моя надежда на возвращение домой и сказала:

– Лучше я буду тебя ставить в сторонку, когда соберусь с кем-то беседовать.

А побеседовать мне уже захотелось, причем очень сильно. Теперь, когда стало ясно, что из стоявшего передо мной здания вышел действительно маг, я перестала сомневаться в словах Юстера Литца о гильдии магов. И была очень большая вероятность, что Анна, когда шла к дворцу, почуяла магическое присутствие и зашла в этот дом.