Зимопись. Книга пятая. Как я был невестором

Петр Ингвин

Зимопись. Книга пятая. Как я был невестором

Часть первая. Проводник

Глава 1

За триста лет до Иисуса (так договорились между собой современные историки) Экклезиаст назвал все суетой сует. Но любовь к Богу он все же вывел за рамки. Позже Иоанн сформулировал обширнее: «Бог есть любовь». Красиво сформулировал. Проникновенно. Мудро. Никто и не спорит. А если посмотреть с другой стороны: можно ли тогда считать правдой обратное, то есть, что любовь – это и есть Бог?

Здесь сознание впадает в ступор. Начинает возражать. Отвлекаться. Потом – дерзить. Впрочем, с тем, что жизнь без любви – это ад, разум соглашается легко. И соглашаются все. Потому что в таком аду люди живут. Работают. Создают семьи. Размножаются. Мучаются и мучают. Ищут новые варианты. Ищут смысл жизни. Ищут счастье.

А надо искать – любовь.

Мы с Юлианом сидели связанными у разворошенных постелей, и кроме мыслей о высоком в висках стучало: дела еще не столь плохи, чтобы рассчитывать на улучшение. Мы живы. Пока. И безоблачно здоровы. У нас остались мечты и надежды. Судьбе еще есть над чем посмеяться. Как гласит закон Мерфи, если дeлa идут xужe нeкудa, скоро oни пoйдут eщe xужe. А слeдcтвиe Фapнcдикa добавляет: пocлe пoвopoтa coбытий oт плoxoгo к xудшeму цикл пoвтopитcя.

Я помню еще одну формулировку: пpeдocтaвлeнныe caми ceбe, coбытия имeют тeндeнцию paзвивaтьcя oт плoxoгo к xудшeму. Выбираю этот вариант. Главные слова – «пpeдocтaвлeнныe caми ceбe». Значит, у человека действующего остается шанс.

Томе едва не отрезали голову, когда я не смог сделать выбор. А кто бы смог, да еще – быстро? На вопрос «счастье или жизнь» любой вменяемый человек знает ответ, но как же трудно высказать его вслух.

В миг перед окончательным движением меча я замотал головой. Зарина вздохнула и отвернулась. После короткого совещания Тому одели и увели, а мы с Юлианом так и остались со связанными руками-ногами ждать неизвестно чего.

Тома вернулась под утро. Она с кряхтеньем вылезла из щели в стене, с халата и волос сыпалась земля, пахнувшая червями и сыростью. Тома перерезала связывавшие нас веревки и вынула кляпы, и некоторое время мы втроем просто сидели, обнявшись.

– Скоро расскажу вам удивительную историю, – тихо сказала Тома. – Сейчас не могу. Дело даже не в этом, – ее взгляд указующе пробежался по стенам, – просто я дала слово. После завтрака пойдем выгулять зверей и поболтаем, о чем получится.

Едва мы успели привести себя и нервы в порядок, как слуги принесли умывание, после чего нас пригласили на завтрак. Шатровый городок за ночь исчез. Визит царицы закончился без уведомлений – все точки расставлены, планы озвучены. Осталось вплести в них свои. Сначала их предстояло составить — с учетом новых обстоятельств я не был готов бросить все, чтобы ехать в неведомый невесторий. Сейчас нужно найти Зарину, иначе никто не заставит меня сделать и шага.

– Чичан, – напомнил я Томе, когда мы втроем сидели за столом в обеденном зале, а вокруг суетились слуги.

Дядя Люсик, чтобы не мешать молодежи, не навязывался к нам в компанию. Если серьезного повода не было, он предпочитал завтракать отдельно. Сейчас повод был, но дядя Люсик об этом не догадывался. А жаль, мудрый совет (к которому, честно говоря, я все равно не прислушаюсь) не помешал бы – пусть просто в качестве информации к размышлению. Голову переполняли мысли, едва удерживавшие на лавке, чтобы не вскочить и не бежать на поиски единственного нужного мне человека.

– Чичан, – повторил я имя слуги, к которому у меня имелась пара судьбоносных вопросов. – Надо позвать его. Желательно, сейчас же, чтобы не получилось как с бойником Титом.

– Не надо тебе разговаривать с Чичаном. – В глазах Томы мелькнуло что-то непонятное – то ли печаль, то ли страх, то ли усталость. – Я сама отвечу на все вопросы.

Пришлось ждать прогулки. Со зверьем на привязи мы отъехали от поселка, и только тогда Тома рискнула заговорить. Несколько сопровождавших конных бойников держали круговую оборону, Юлиан беспокойно оглядывался, а блиставшая короной на шлеме новоявленная царисса удивляла спокойствием.

– Больше не будет покушений, – сообщила она тихо.

А ее взор, старательно отводимый в сторону, погрустнел. Или чего-то стыдился?

– Где она? – спросил я.

Не требовалось уточнять кто.

– Она признала за мной право на вотчину и ушла. Сказала, что больше мы ее не увидим.

– Вы разговаривали? – Надежда на моем лице прожила недолго, разбившись об угрюмость выражения на лице Томы.

– Нет. Дорофей долго уговаривал Зарину поступить со мной по закону, как он его понимал. Зарина отказалась. Она пожелала мне счастья и приказала доставить меня обратно в башню. Больше нам ничего не угрожает.

– Значит, Зарина не узнала, что мы с тобой родственники?

Тома молча развела руками.

– Мне нужно ее найти. – Судьба висела на волоске, я не мог тупо сидеть и болтать на посторонние темы. И вообще чем-нибудь заниматься. – Они не могли уйти далеко. Если мы разделимся и вместе начнем поиски…

– Если мы начнем поиски, соглашение отменится, и Дорофей получит в отношении нас карт-бланш. Не надо поисков. Я дала слово, что никто не бросится вдогонку.

– Ты не имела права! И… у тебя же был кляп?

– Меня спросили, я кивнула, – пояснила Тома.

– А я слова не давал.

Поводья вздернулись, конь повернул, и я помчался с Пиявкой в поля. Мутный мир расплылся в глазах и щипал, стекая по щекам, сердце одеревенело. Я механически направлял удивленно оглядывавашуюся человолчицу, конь куда-то нес, позади слышался топот копыт отправленного вдогонку бойника. Топот не приближался, значит сопровождающий отправлен следить, чтоб я не натворил чего-нибудь. А что он сделает, если натворю? Какой у него приказ на такой случай?

Взбрыкивать не хотелось. Хотелось умереть.

Куда ехать, где и как искать? Просто расширять круги по спирали? Это надежно, но очень долго. Выбранная Зариной прямая дорога уведет ее далеко, пока моя спираль обнаружит хоть какие-нибудь следы.

Стоп. Прочь, эмоции, убейтесь, чувства. Извилины, свистать всех наверх! Где может находиться база заговорщиков, которые мечтали свергнуть самозванку? Не в чужих же краях. Куда помещали нас с Юлианом, когда поймали? Под землю. Кстати, не очень далеко отсюда – где-то между башней и деревней, куда мы вышли с царевнами. Деревня… черт ее дери, я даже название не спросил. Деревню можно найти по отношению к горам, если смотреть с возвышенности. Найду, что дальше? Как обнаружить подземное убежище, которое, несомненно, прекрасно замаскировано?

Человеку найти трудно, а зверю – легко. Если Пиявке и Шарику как-то дать понять, что искать… Но как?!

Думай, голова. Наверняка есть что-то, какая-то деталь, о которой я забыл. Чего-то не учел. Надо посоветоваться с дядей Люсиком. Его мозги плюс моя интуиция – чудесная пара.

Я направил коня в башню. Когда меня и Юлиана поймали, нас доставили в неизвестное место где-то неподалеку, и с Деметрией мы были тоже в срытом замке где-то в этих местах, когда двигались лесами к башне Варфоломеи. Все крутится вокруг башни, все тайны и загадки либо в ней, либо неподалеку. Значит, и отгадки здесь же!

Тома с Юлианом влетели в ворота башни практически следом за мной.

– Добрик! – заорал я.

Дворецкий привычно соткался из воздуха, хотя его только что не было.

– Слушаю.

– На землях Западной границы есть срытые замки?

– Что есть?

– Крепости, – поправился я. – Или просто башни. Какие-то древние сооружения, от которых остались только фундаменты.

– Что осталось?

– Камни на месте бывших стен.

– Два таких места.

– Далеко?!

– В самой глуши. Плохие места. Раньше там исчезали люди, сейчас их погибшие души плачут ночами и зовут всех, кто услышит. Крестьяне перестали селиться поблизости.

– Можешь показать на карте?

– На чем?

Боже, дай мне терпения.

– Гляди. – Я начертил на полу большой круг. – Это вотчина Западной границы. Вот река, которая Большая вода. – На пол лег нож. – Это горы. – Под углом от него я положил меч. – А это – башня, в которой мы сейчас разговариваем. – Центр композиции занял мой шлем. – В каком районе искать твои камни?

– Где-то здесь. – Добрик ткнул пальцем чуть левее от гор и башни, в другую сторону от реки.

Примерно так я и предполагал.

– Туда несколько часов добираться, и лошадь не везде пройдет, – сообщил Добрик, преданно глядя на следившую за нами хозяйку.

– Теперь зови Чичана, – потребовал я.

Из дворецкого словно позвоночник вынули.

– Я мог бы сопроводить сам, если царисса Тома не возражает.

– Бывал? – насторожился я.

– Проезжал мимо, когда везли в крепость и обратно. С дороги уходила тропа, мне объяснили, что там находится знаменитое недоброе место. Но я таких мест не боюсь, недобрыми бывают не места, а люди.

– Золотые слова. Поехали.

Добрик не шевельнулся. Огромные глаза ждали решения хозяйки.

– Я не могу разрешить. – Тома смотрела виновато и чуточку жалобно, словно ждала утешений. – Нельзя.

Я пожал плечами и направился к коню.

– Сам справлюсь.

– Я не могу тебя отпустить и не имею права никого послать с тобой.

– Я не спрашиваю. – Тома почти вешалась мне на руку, и я рывком высвободил локоть. – И ничего не прошу. Если будешь мешать… Не доводи до греха. Когда ты влюбилась в Юлиана и стала делать странные вещи – я принял.

– Не сразу! – втиснула Тома, борясь одновременно с собой и со мной.

Юлиан молча краснел, он держался позади, но в пределах досягаемости – собирался защищать Тому, если что-то пойдет не так. Защищать от меня.

– Да, не сразу, но. – Я взлетел на коня, кожа седла скрипнула, ножны ударились о круп. – Мой случай намного проще. Прошу, пока не случилось непоправимое – прикажи открыть ворота.

Створки задвинули, как только мы оказались внутри, теперь слуги издали следили за разговором. Не будь здесь Томы, меня послушались бы и беспрепятственно выпустили. Сейчас главной была она.

– Подожди. Давай посоветуемся с дядей Люсиком. Добрик, попроси папринция спуститься.

– Не надо гонять пожилого человека по этажам. Тебе требуется совет – сходи сама. Мне совет не нужен, я знаю, что делать. Посмотри мне в глаза. Видишь, сейчас, в этот миг, решается не только моя, но и твоя судьба. Как только я вытащу меч…

Тома отпрянула. До нее, наконец, дошло, что неповиновение официального невестора цариссе – не только наше личное дело.

Вот и ладненько.

Глава 2

Мы отправились вместе. Тома задумчиво теребила поводья. Она боялась нарушить некое обещание, но еще больше боялась, что я устрою что-то безобразное и немыслимое в нашей подвешенной ситуации.

И ведь устрою, если передо мной встанут препятствия. Вернее, если мне их поставят.

Дорогу показывал Добрик. Почти не покидавший башню, сейчас он радовался всему – лесу, полям, пыли, которую прибивал к земле мелкий дождь, просто отсутствию стен и каменной мощи над головой. В седле он держался неплохо, меч на боку, подвешенный по случаю выезда, выглядел органично, тяжелый доспех и шлем не мешали. С оружием смазливый парень стал даже чуточку мужественным. Юлиан, тоже неплохо освоивший коня и в доспехах выглядевший во много раз внушительнее, на него не глядел. В глазах – смесь ревности и смирения. Тщательно сдерживаемая, ревность иногда прорывалась, тогда Юлиан отворачивался, не желая наблюдать за задумчиво-ощупывающим взором, которым Тома каждый раз окидывала дворецкого.

Помимо Добрика новоявленную цариссу сопровождало шестеро конных бойников с копьями и дубинами. Я знал, что несколько запасных мечей в башне есть, почему же не вооружить солдат как подобает? Или бойники – не солдаты, благородное оружие им не полагается? Вроде бы, я видел их и с мечами, и с топорами…

Верховная царица упомянула, что войнику в испытании на соответствие надо победить в схватке всех бойников башни. Если бы бойники имели мечи и регулярно практиковались, вряд ли у войников остались бы шансы. Видимо, это и есть ответ: мечи бойникам взять можно, но такое не приветствуется. Хотя бы, чтоб не наживать врагов в войничьем сословии.

Моросило. Тома ежилась и недобро косилась на меня. Хорошо, что она молчала, а то б я ответил.

Пиявку теперь вел на длинном поводке Юлиан, а Шарик бежал в ногах Томиной кобылы. Зверью нравилось гулять. Пара часов размеренного бега – это, конечно, много, но никто не жаловался. Стучали копыта коней, наши зверюги с удовольствием перебирали лапами, километры утоптанного дорожного полотна один за другим оставались позади.

– Здесь. – Перед лесом Добрик указал в самую глушь. – Видите, дерево примечательное, зим сто назад в верхушку молния ударила.

Колонна втянулась под кроны, потеряв друг друга из виду. Я начал нервничать. И не только я. Чуть отставший Юлиан склонился к моему уху:

– Томе не могли солгать, что ей нечего бояться?

– Если слово дала Зарина, – глухо ответил я, – то ловушки не будет.

– А пройдохе-слуге можно доверять по-настоящему? – Юлиан указал взглядом на Добрика, в тот момент прокладывавшего путь между оврагом и непроходимой чащей.

Я пожал плечами. Никто не знает, что у дворецкого на уме.

Нервозность и напряжение не оставляли нас до последнего, под каждым кустом мерещился враг, за каждым деревом – стрелок или копьеметатель. Но стена леса пошла трещинами и обрушилась, вдали открылся знакомый вид.

На конях и по дороге получилось намного быстрее, чем в свое время с рыкцарями пешком по лесам и буеракам. Мы выехали к знакомым развалинам. Даже развалинами не назвать, всего лишь утопленные в траве полосы фундамента, заросшие и раскрошившиеся от времени. Сколько лет-веков-тысячелетий они стоят здесь под солнцем и дождем? А если еще под ледниками и прочими потопами? Мне бы их память, цены бы мне не было.

Любопытно, а сейчас у меня есть цена?

Под удивленным взглядом проводника я целенаправленно двинулся в лесок, что образовался на месте бывшей центральной башни. Маскировавшие вход сухие коряги полетели в стороны, подключившийся Юлиан помог отвалить в сторону несколько неохватных валунов, и путь под землю открылся.

Дойдя до знакомого зала, я чуть сощурился, когда меня нагнал Добрик с факелом. Заплясали тени, мир перекосился, словно по нему попрыгал ребенок. Тишина нарушалась только шагами нашей компании.

За спиной дворецкого в окружении силуэтов охраны появилась Тома.

– Узнаешь? – Я показал на угол, в котором ей довелось лежать с «растягушкой и зашибом».

В то время случившиеся с нами события казались концом света, а положение, в которое мы попали, – верхом неприличия. На мою долю выпали безумные заботы по гигиене, кожа просто горела, руки не слушались, я с дрожью в коленях справлялся с выпавшей обязанностью, зная, что мои усилия – единственная возможность выжить. Затем мы попали в стаю, новая жизнь перевернула взгляд на мир, она убрала лишнее. Главное было простым: держаться вместе. Никто нам не поможет, кроме нас самих, и плевать на условности. И мы выжили.

Времена изменились. Тома радовалась вернувшемуся комфорту цивилизации, загребущие руки подминали все, до чего дотягивались. Теперь ей корона Верховной царицы покоя не давала. С моей точки зрения, Тома выше головы замахнулась. Ася рассказывала, что каждый, кто лезет наверх, однажды достигает потолка компетентности, но в своем честолюбии не замечает границы и делает лишний шаг. Грустный факт, но факт. Хотелось бы, чтоб о нем помнил не только я.

Тома скривила губы.

– Отсюда Борзой с компанией устроили нам… с погибшей Чапой долгие приключения.

Умница. А я едва не прокололся. У Добрика уши чуть не вывернулись, как у кошки. Расспрашивать о подробностях никто не решился, хотя история, несомненно, интересовала всех.

Так, срочно, для будущих оправданий: откуда я узнал про подземелье и Тому в нем? Вариант «а»: следил за людьми, когда вместе со стаей высматривал добычу. Собственно, варианта «б» не нужно, первый вполне подходит, позже надо согласовать его с Юлианом.

Правило выживания: «позже» может не наступить. Я сразу шепнул напарнику несколько слов, пока мы продвигались по брошенному людьми подземелью.

Здесь было пусто, хотя кто-то посещал его недавно: кострище засыпано землей, но запах выдавал недавнее пиршество.

– Надо посмотреть с высокой точки. – Я направился к выходу. – Может, успеем кого-то заметить.

Тома уже открыла рот для вступления в полемику: дескать, чего это я тут распоряжаюсь в ее высоком присутствии… К моему счастью ее опередили. Когда мы достигли выхода из подземелья, бойники, охранявшие вход и лошадей снаружи, среагировали на лай Шарика и вой Пиявки:

– Опасность!

Одновременно в них из леса полетели стрелы. Часовой в проеме скатился внутрь, колпак свалился, глаза выпучились:

– Рыкцари!

Стрелы никому не причинили вреда, они воткнулись перед входом и вокруг нашего отряда. Противник обрисовал ситуацию: место пристреляно, лучше не рыпаться. Невидимые стрелки держали на прицеле бойников, мы все оказались в ловушке.

Юлиан вспыхнул:

– Я же говорил!

Желание выпустить из Добрика кишки и связать из них свитер настолько читалось на лице Юлиана, что Тома заслонила собой дворецкого:

– Нет! Это не те, кто нападал раньше, у меня же знамя снаружи!

– И что? – Я не видел связи.

Тома заупрямилась.

– Это другие. – Задрав лицо, она громко крикнула:– Здесь царисса Тома! А вы кто?

– Что вы забыли в местах, которые высокими сословиями давно забыты? – вопросил снаружи строгий женский голос. – Молодость вспомнить решили?

– Кто со мной говорит? – напряглась Тома.

– Вы не очень обидитесь, если мы заберем коней, а вас немножко завалим камнями? И шкурки не попортим, и, пока откопаетесь, мы будем далеко.

– Узнала! – всколыхнулась Тома. – Это Грозна? Грозна Святая?

– И я тебя помню, ангелочек. Что с того? У нас разные пути, но на этот раз мы пересеклись удачно. Отдай приказ сложить оружие, не играй чужими жизнями. Крови и так пролито слишком много.

– Именно. – В глазах Томы засветилась новая мысль. – Куда ты подашься, если отступники разбиты, твой отряд разгромлен, а места прежних лагерей известны царице и контролируются царберами? У меня к тебе предложение!

Повисло несколько секунд тишины.

– Говори, – донеслось снаружи.

– У меня есть титул, но нет семьи в широком смысле. Как ангелу, мне разрешено набрать ее самостоятельно. Официально предлагаю тебе войти в мою семью войницей. Знаю, что в прошлом твое фамильное имя – Есенина, ты сестра цариссы Есении. Значит, ты царевна. Царевны имеют право поступать войницами в другие семьи.

– Тебя не смущает мое прошлое?

– Оно меня радует. Ни у кого из царисс нет и не будет бойца с такими стажем и опытом.

Круто. О чем-то похожем я тоже думал, но выговорить вслух… Потому Тома и Тома, что поступает как Тома, а не как Чапа. Такой Томе, которая даже в ситуации стресса оставалась собой, все удавалось, и все сходило с рук. Вот и флаг ей в те самые руки.

Новая пауза затянулась, словно подвешенным секундам никак не могли перерезать веревку. Наконец, Грозна заговорила – ровно и задумчиво:

– Ты меня удивила. Я склонилась бы к твоему предложению, идти мне действительно некуда, а новый отряд набирать долго и опасно. К сожалению, откажусь. Со мной четыре человека, за которых я отвечаю.

Юлиан прошептал Томе:

– Для троих рыкцарей у тебя есть эта, как ее… анистия.

Надо же, в нем проснулся талант советника. Если и другие таланты пробудятся такими темпами, скоро за цариссиным столом мне не останется места.

Совет Юлиана был тактически правилен, но стратегически неверен. Трех разбойников можно взять войниками по амнистии, их начальницу – войницей как царевну, пусть и возникнут вопросы, связанные больше с моралью, чем с законом. Четвертого при желании можно спрятать. Но прятать опасно, поэтому оставшегося лучше переправить через гору в долину. Заодно поделимся новостями.

Все было бы замечательно, если забыть о Малике, которому тоже понадобится официальное прикрытие, когда он вернется для переправки в наш мир. Еще одну амнистию неплохо бы придержать на всякий случай. Последняя может пригодиться самой Грозне, если для властей ее прошлое окажется важнее происхождения.

Жаль, нельзя высказаться при всех. Я с тревогой глядел на Тому, а она, как видно, уже решилась на какие-то действия.

– Мы можем поговорить? – обратилась она в нервно замершую пустоту.

– Выходи одна, без оружия. Поговорим.

– Рыкцарям верить нельзя! – заволновались бойники. – Разбойники никогда не держат слова!

– Не держат, если им выгодно его не держать, – успокоила Тома, только непонятно кого: охрану или себя. Она протянула мне меч и раздвинула бойников руками. – Пустите. Грозне выгодней моя дружба, а не смерть, сейчас ее слову можно верить.

Тома вышла наружу. Одновременно из лесной чащи появилась неуловимая разбойница. Высокая и поджарая, она на голову превышала Тому ростом и в полтора раза – шириной плеч. Привычное одеяние рыкцаря Грозна не сменила, несмотря на рыскавшие вокруг отряды царберов. И людей не бросила. Честь для нее имела не последнее значение. Тома приняла верное решение, такими людьми разбрасываться нельзя.

– Здравствуй, знаменитая Грозна Святая, приятно познакомиться лично. Жаль, что встречаемся в таких условиях, когда я на стороне победителей, а ты наоборот. Совсем недавно было иначе.

– Приветствую не менее знаменитую цариссу Тому, о которой ходят легенды. Мои подвиги ничто по сравнению с твоими, если верить слухам. Результат подвигов свидетельствует о том, кто более достоин похвал и народных восторгов. Ты на вершине, я в опале. Выходит, твои поступки для высших сил оказались нужнее.

Водянистые глаза и прямой нос, походивший на клюв, сурово уставились на юную хозяйку окрестностей. Лицо – в шрамах, светлые волосы забраны в хвост, спускавшийся на отороченный волчьим мехом ворот. Такой воротник выполнял роль бармицы и, частично, наспинника, ведь шлемов разбойники не признавали. Видавшие виды штаны заправлены в мягкие сапоги, кожаная сбруя облегала рубаху. Несколько бронзовых блях, тоже несущих защитную функцию, соединяли ремни на небольшой высокой груди. С левого бедра свисал узкий меч в красивых ножнах, правое украшал кривой нож, за плечами торчал гнук в совмещенном с колчаном налучье.

В памяти всплыла история Грозны, из разных рассказов сложившаяся в общую картину. Грозна встала на путь разбоя из-за любви. Путь разбоя? Громко сказано. К разбою она пришла позже. Началось с подросткового отрицания догм, которые вдалбливают с детства без обсуждения. Взрослый мир категорически не нравился, и маленькая Грозна, носившая тогда другое, вполне аристократическое имя, сопротивлялась как могла. Характер способствовал. Девчонкой она умудрилась влюбиться в сестрата. Или в то время молодой человек еще не был сестратом? Хороший вопрос. Царисса Степания, ее мать, насильно выдала своенравную девицу за трех своих войников. После смерти Степании той же крепкой рукой правила Есения, старшая сестра Грозны. Для Грозны ничего не изменилось – навязанная стандартная семья не устраивала, а в ответ на побег любимый человек был устранен. Грозна ушла в сестричество, но не нашла утешения. Вернее, утешение храмов еще больше настроило ее против насилия, что именуется устоявшимся порядком.

– Причина твоего отказа – четыре человека, за чьи судьбы ты несешь ответственность. Эта причина – единственная, или есть и другие?

– Твое предложение слишком хорошо звучит, чтобы быть правдой. И оно опасно для нас обеих. – Держа дистанцию, Грозна говорила с Томой не как с противником или жертвой, а как с равной. Уже хорошо. Такими темпами и до почтения рукой подать. – Моя репутация не вызовет восторгов и любви у тех, кого я раньше грабила или чьих родичей убила.

– Кого волнуют чьи-то восторги? Если врагов не мирить, войны не прекратятся. – Тома храбро глядела в глаза бывалой разбойнице. – Умелая воительница, ты принесешь больше пользы на страже порядка, чем продолжая грабить и убивать. Если кто-то не согласится с таким раскладом, он сам преступник.

– А как быть с законом «Я жесток и беспощаден с преступниками, ибо преступивший закон сознательно поставил себя вне общества – общество обязано ответить тем же»?

Серьезный довод.

– Сказано: «Победа – сплав опыта, ума, смекалки, воли и подготовки. Недобор в любой из составляющих – смерть». – Тома улыбнулась. – Проявив смекалку, я заставила ум принять нужное решение, и у меня хватит воли, чтобы принять на службу твои опыт и подготовку и отстоять свое решение перед любым, кто посмеет спорить. У меня на службе ты станешь частью семьи. Семейное право гласит: «Не восставай на жизнь ближней своей». А также «Не мсти и не имей злобы на ближних своих». Ты станешь для всех такой ближней. Да постигнет кара разрушителей и да возрадуются созидатели. И да воздастся справедливым. Алле хвала!