Тихая Химера. Очень маленькое созвездие – 2

– Со всей?!

– Да. Включая Берег.

– Берег в приоритете давно, – сказала женщина. – Там мы никого не пропускаем.

– Главное теперь – не упустить, – улыбнулся Юм. – Не спугнуть ни одного гонца. И этих… которые превращаются. Понятно же, что надо отследить все выигрышные гены, не только пилотские. Навигатор, в конце концов, всего лишь извозчик. Кто-то должен решать, куда и зачем лететь.

– Юм, это ведь миллионы людей! Миллиарды.

– Мы пойдем по секторам популяции. Не все и не сразу. К примеру, когда меня заинтересуют гены придурков, которые практикуют глубоководное погружение без акваланга, я попрошу образцы их биоматериала. Начните с Венка, – пожал плечами Юм. – В Венке великолепные результаты последовательной государственной евгеники вон на каждой игровой площадке развлекаются. Что я, не знаю, что такое Венок, что ли? Венок, конечно, круче всех, но ведь на каждой планете тоже полным полно элитных школ. В общем, для начала мне нужен банк полногеномного секвенирования ДНК лучших особей… И, что-то я подозреваю, что он уже есть.

– Ну, не в тех объемах…

– Чем больше, тем лучше. И тогда я хочу знать, какие локусы сейчас отбирает Геккон. И тогда скажу, что нужно еще. Да, и отчеты мне по генетическому отбору на каждого из нынешних нави, включая бустеров.

– Тебе лучше бы на Геккон.

– Лучше бы, – Юм посмотрел на Вира. – Но, говорят, я должен ходить в школу и учиться играть с детьми. Возможно, еще предложат водить хороводы и ловить бабочек, – он прикусил губу. Сдержался и продолжил: – Сейчас я не уверен, будет ли продолжение нашего общения. Но если будет – конечно, мне нужна безопасная линия связи и доступ ко всем базам Геккона. Мне пока нечего добавить. Но я буду думать еще. И – мало ли что я наговорил. Это требует анализа. Кааш скажет, годится это или нет.

– Да это практически готовое руководство… Да, конечно, нам будет нужна защищенная линия связи с тобой, – сказал мужчина. – Концепция безупречна, но вопросы все равно возникнут.

– Надо набирать базу, – Юм посмотрел на Вира. – Вир, ну вот нет у меня сомнений в том, что у Венка уже есть банк ДНК?

– Конечно, есть.

– Я бы там порылся…

– Мы и генетиков готовим. Можем часть вашей работы взять.

– Я подумаю… Но это все случится, только если Сташ разрешит, – Юм ощутил усталость и холод. Хотелось есть, хотелось спать, и еще больше хотелось согреться. Он старался сидеть, не сутулясь и не ежась. Да что ж так холодно? Где куртка? – Ну все. Не буду больше вас задерживать.

Гости наконец собрали все свои документы и приборы, попрощались и отбыли. Вир улетел с ними. Юм положил голову на руки на столе и задремал. Сквозь щели меж досок нежно дуло озерным и сосновым холодком… Волчонок Рыжик принес обед. Юм ел суп, ел еще что-то очень вкусное, иногда зевал. Мерз, потому что куртка куда-то задевалась. Странно было смотреть на опустевшую скамью напротив и на стол, на котором больше не было ни единой бумажки. Неужели это все он сам взял и наговорил? Но ведь бустерам надо помочь. Помочь так, чтоб больше никто не пропадал в бустерах. Чтоб их вообще больше никогда не было.

Доев, он пошел поспать, согрелся под одеялом и даже видел какие-то сны про космос. А проснулся – опять, как вчера, был уже темный вечер и его пробуждения ожидал Вир. Юм сел, едва оторвав от подушки тяжелую и полную звезд и геномики голову. Вир подал ему кружку с теплым молоком:

– Держи… Вставать будешь? А то допивай и спи дальше…

– Да, я спать хочу, – сознался Юм. Еще больше он хотел остаться в нагретом одеяльном тепле. – А ты зачем приехал? Ты мне что-то скажешь про Геккон?

– Скажу. Кашу понравилось. А Сташ…

Юм оторвался от кружки. Вир встревожился:

– Э-э-э, миленький, ты давай не бледней… Сташ сказал: «Ну, наконец-то». Сташ сказал: «Любые ресурсы».

– А почему… Почему это…

– Спокойно. Юм, ну что ты? Все хорошо. Вообще-то вчера, когда я связывался с Каашем по поводу твоей небрежной гипотезы, я лишь хотел показать, как внимательно мы относимся к каждому твоему слову, хотел, чтоб ты почувствовал, как Дом тебя ценит. Кааш и Сташ тоже хотели тебя подбодрить реальным поручением. Но никто не мог предположить… Что ты явишь нечто настолько сверхценное. Кааш говорит, едва прослушал первые твои сегодняшние фразы, вот утром с веранды, сразу отправился к Сташу, оторвал его от дел и дальше они слушали вместе. Все, конечно, еще подвергнется анализу и доработке, но лишь в мелочах. Процесс, как ты говоришь, инициирован.

– …А что Кааш сказал? Я все правда хорошо посчитал?

– Да. Хорошо. Кааш… Он как-то не очень и удивился. Говорит, в тебя достаточно заложено знаний о генетике, чтоб выдумывать такие запредельные штуки. И что ты, похоже, очень много об этом думал.

– Мне кажется, когда-то он сам меня всему учил.

– Да. Дом всегда занимался евгеникой. Но Кааш сказал, что лично ты в «любые ресурсы» не входишь. Кааш сказал, что на Геккон ты отправишься только через его труп. Кааш сказал: «Такую работу взваливать на дитя?! Лучше бы ребенок песенки пел. Ему расти надо, а не пахать».

– Я не дитя!!

– Посмотри в зеркало. А Каашу – еще видней. Короче, ты остаешься в Венке и с Гекконом работаешь удаленно. Не больше часа-двух в день. А больше и не надо: Кааш сам поймет тебя с полуслова, специалисты – тоже. Кааш сказал, если пустить тебя на Геккон, ты уйдешь в дело с головой, и упустишь возможность стать человеком. Так что – общее руководство, не больше. И – законотворчество по евгенике, тебе существующее законодательство завтра пришлют, разбирайся, оптимизируй… Все совместно с Каашем, конечно. Что загрустил? Все хотел сделать сам?

– Да… но кто ж меня самого примет всерьез…

– Уже приняли, – пожал плечами Вир. – На Гекконе о тебе и так легенды ходят, а теперь… Ха. Тебе что, мало, что тебя отец и Кааш принимают всерьез – со всей этой запредельной геномикой?

– Ну да, работать я умею… Что жизнь, что таймфаг… Поток. Оптимизация условий, да… все равно никак не пойму, почему я должен тут оставаться и носить портфельчик с детскими учебниками в школу. Я что, сам странички в учебнике не могу перелистывать? Или заблужусь в школьной сети?

– Тебе надо стать человеком.

– А я кто? Крокодил?

– Ты человек. Но еще ты – Дракон. У тебя реликтовый Мега мозг. Страшно мощный и практически бессмертный. Наследие немного иной эволюции, куда более жестокой и древней, давшей организм другого порядка. Ярун тебе расскажет, кто вы и откуда, когда время придет. Там была совсем другая природа… Другие требования. Но вы – люди. Все равно люди, хищные приматы, даже одного вида с нами, у нас полно общих предковых генов – но вы эволюционно немного другие. Другой таксон. А тебе – надо стать человечнее. Успеть стать и человеком тоже, пока еще мал. Научиться ориентироваться в этой, человеческой координатной системе. Встроиться в культуру.

Юм сознался:

– Да, я часто не понимаю, почему люди так странно себя ведут…

– Это заметно. Но ведь у тебя начисто отсутствует обыкновенный детский опыт. Ты не знаешь людей… Ничего, освоишься. Так, Юм. Они, в смысле Драконы, послали тебе подарки, а Венку увеличили финансирование в два раза. Геккону – в пять. Работай. И я очень тебя прошу высказывать соображения, что ты бы оптимизировал в Венке… А лично – можешь тратить любые средства на любые идеи. Только скажи. Все, что хочешь, все, что нужно, все, что только придет в голову. Личный доступ к любым ресурсам Айра и Венка в частности.

– Хочу сказать Каашу…

– Что? …А может ты хочешь его повидать и сказать сам?

– Ему некогда. Пожалуйста, передай ему, что я все понял.

– Что понял?

– Что я – часть целого.

– …Ты не подведешь их, – Вир понял его лучше, чем Юм сам себя. – Не волнуйся. А еще чего бы ты хотел, малыш?

– Хочу полетать на этих новых корабликах…

– Полетаешь. Завтра в твоей жизни… Завтра многое станет яснее. С полетами тоже. Давай, для начала во сне полетай. Спокойной ночи.

Про светлячков он опять забыл.

0,6. Страшная река

Тихон выдал Юму точно такой же белый легкий рюкзачок с бутылкой воды и пачкой печенья, как и всем остальным десяти мальчишкам и девчонкам. Стояло яркое холодное утро, но день, сказал привезший Юма Рыжик, будет жарким. Ведь лето. Юму не верилось – он опять мерз. Рыжик высадил Юма во дворе «Гусеницы», где несколько ребят, уже с рюкзачками, сбились в притихшую кучку. На Юма, выбравшегося из большого люггера с белыми волками на дверцах, все они посмотрели лишь с мимолетным любопытством. Они слушали Вира.

– …А теперь о сути всех этих приключений, – говорил строгий и чужой сегодня Вир, внимательно разглядывая оробевших новичков. На подошедшего Юма он едва взглянул. – Венок очень большой. В нем нет двух одинаковых школ. В каждой из сорока девяти учат по-разному, и сегодня каждый из вас должен найти свою школу. Вы первые из потока, лучшие по итогам вчерашних экзаменов, и вы заслужили еще одно испытание – доказать, что вас сюда привезли не случайно, что вы действительно в состоянии управлять своей жизнью. Вы видели сверху, что Венок построен в виде огромного обруча школьных городков. Сейчас мы вас по одному высадим примерно в середине этого обруча, а уж ваше дело – не ошибиться в направлении.

Юм слегка растерялся. Мало того, что он представления не имеет, в какой школе Венка чему учат и где они находятся, но ведь он еще и напрочь не знает, чему теперь должен учиться… Ему почему-то вдруг стало жарко – сперва это было приятно, потом – противно. Даже казалось, что душно, хотя ветерок дул в лицо, пах елками и цветами. Он поправил лямки рюкзачка и оглядел ребят вокруг. Все намного выше его, но на самом-то деле не старше, лет одиннадцати-двенадцати, и тоже выглядят озадаченными. Чтоб не сказать – испуганными.

– А если я очень хочу стать ксенологом, а выйду к врачам? – спросила куда более растерянная, чем он, высокая девочка в синем сарафанчике и с длинными белыми волосами.

– Волшебство сработает, – сказала другая, темненькая. – Выйдешь куда надо.

– Это Венок, – пожал плечами коренастый мальчик с удивительно длинными, мохнатыми рыжими ресницами. – Если в самом деле хочешь, так не ошибешься.

– Вот именно, – улыбнулся Вир, отметив его взглядом. – Все зависит от того, что для вас действительно важно. – Он махнул рукой на шеренгу маленьких разноцветных аэрокарчиков. – Рулевое управление «пчелок» блокировано, место приземления у каждой задано. Выбирайте любую. Желаю удачи.

Мальчишки сорвались с места, обгоняя друг друга, помчались к «пчелкам». Рюкзачки весело подпрыгивали у них на спинах. Девчонки пошли вслед за ними словно бы не спеша, а рюкзачки все они несли в руках. Они выглядели взрослее мальчишек, серьезнее, а платьица у них были длиннее и наряднее. Юм даже бровь почесал – как же он сам-то со своим алмазным подолом в лесу? Хорошо хоть, Волчонок подсказал не сандалики обуть, а крепкие высокие ботинки. Только в них так жарко. У «пчелок» творилась сутолока и мелькание – дети зачем-то выбирали «пчелки», спорили, договаривались, менялись, как будто на самом деле что-то могли сейчас выбрать. Юм переждал в стороне, сунув руки в карманы куртки, пока разноцветные машинки не начали взлетать, и пошел к тому аэрокарчику, что остался. Как только он забрался в прозрачную кабину, рядом возник Тихон, провожавший каждую «пчелку», и помог ему разобраться с широкими ремнями безопасности:

– Чтоб отстегнуться, вот на это нажмешь. Тебе не холодно? Ну-ка, часики свои мне покажи. Помнишь, что по поводу малейшей царапины должен нас звать?

– Да.

– Смотри, если не позовешь, под прямую охрану снова посадим. Под ноги смотри и береги себя, устанешь – лучше посиди в тени. Обещаешь?

– Да.

– Хорошо.

Он защелкнул колпак «пчелки», отступил и помахал рукой. Тут же аэрокарчик Юма неслышно взмыл, и Юм близко увидел темно-зеленую сосновую лапу с длинными двойными иголочками, мазнувшими по колпаку. Юм улыбнулся. Он не помнил такого: летать одному. Это оказалось так же здорово, как мчаться на велосипеде сквозь солнечное мельтешение яблоневых садов вокруг его прежней маленькой школы. Только радоваться-то ведь нельзя… Ничего хорошего ему нельзя. А Вир сказал – наоборот… Надо радоваться жизни изо всех сил, надо стать человеком и вырасти – и тогда, наверно, можно будет все исправить? Чтобы все-все забыли, что он чудовище? Надо стать счастьем для всех? Как же это может быть?

Аэрокарчик, видимо, не понравился остальным своей мрачноватой темно-серой с синими полосами окраской. А внутри он был весь серебристым, белым и веселенько уютным. Пахло в нем травой и конфетами. Ни один взрослый в эту легкую машинку с одним узеньким сиденьем бы не влез. Даже рыжему Волчонку будет тесно. А Юму – просторно. Значит, это детская машинка? И детям тут одним летать разрешают? И рулевое простенькое – Юм легонько потрогал серебристый шершавенький штурвал. Может быть, и ему когда-нибудь разрешат? Но он тогда обрадуется очень, а это нехорошо… нечестно. Нельзя. Или, как Вир говорит, – необходимо?

«Пчелка», не поднимаясь настолько, чтоб был виден горизонт, неслась над верхушками деревьев, и Юм с некоторой оторопью смотрел вниз на глубокие дымчато-солнечные провалы меж тяжелых веток. Весь «Венок» сверху снова никто не покажет. Да и «пчелка» не люггер, чтоб летать выше облаков. Пора было подумать, что он будет делать по приземлении. Какое «волшебство» сработает для него? Он уже догадался, что это странное испытание – чтобы ребенок сам нашел свою школу – проверяет способность мозга подключиться к нижнему контактному слою Сети, туда, куда есть допуск сигмам и тагетам. Потому что их совокупный разум – тоже часть Сети… Если такой, органикой обусловленный, контакт у ребенка есть – Сеть все проанализирует и выведет дитя, куда надо. В самую лучшую для него школу. Это и будет – волшебство. Да. А ему что делать? Если он сам – Сеть? Как выбирать? Что ему важно? Да и какая ему разница, чему учиться? Был бы он свободен, то выбрал бы музыку. Или, может быть, снова навигацию. Или чтобы всю жизнь белками и цветами заниматься… Или – Волшебных Журавлей? Да ведь он о геномике больше знает, чем в любом университете учат… В том числе и всякие секретные вещи… Так, стоп. Чему учиться? Вир сказал: «быть человеком». Ага. И в какой же школе можно крокодила научить быть человеком?

Десять минут спустя «пчелка» нырнула под мохнатую лапу здоровенного – как он успел вырасти всего за пятьдесят лет? – кедра, сбив несколько прошлогодних крупных темных шишек, неслышно простучавших по колпаку, шустро повертелась между редких стволов и медленно приземлилась в центре заросшей высокой травой полянки. Колпак поднялся, и Юм задохнулся от захлестнувшей его с головой, почти видимой золотой волны горячего запаха смолы и трав. Какая жара!! Приходя в себя от этой атаки лета, немного подышал, ни о чем не думая и жмурясь на солнце, потом с трудом расстегнул тугой замок ремней и вылез в траву. Ой, трава – по плечи! А какая-то сизая метелка защекотала нос! Юм фыркнул. Потом посмотрел на белое высокое солнце и сообразил, что куртка ни к чему, и сбросил ее с плеч вместе с рюкзаком. Не нужно минералку и витаминизированное печенье. Он тут долго гулять не собирается. Он положил все на сиденье и закрыл колпак. «Пчелка» бибикнула, взмыла, толкнув Юма волной воздуха, развернулась, показав черненькое пузо, и юркнула между веток в синее небо.

Юм шагнул на примятое место, посмотрел на травищу вокруг и почувствовал себя отвратительно маленьким гномом. Сердито – сколько лет еще быть таким мелким? – путаясь в густых стеблях и листьях, собирая на одежду и в волосы цепкие семена, продрался прочь с полянки под деревья, где было темнее, просторнее, и мох был утешительно коротеньким. Отдирая и отряхивая с себя семена и еще какой-то колючий сор, повертел головой. Что-то ни в какую сторону не хочется. Случайно он заметил метрах в пяти, в ярко-зеленом солнечном пятне веселые красные ягодки под зубчатыми треугольными листиками, и недоверчиво подошел. Точь-в-точь такие ягодки были нарисованы в забытой детской книжке! Эта, как ее… «Земляника»! А он тогда думал, что таких на самом деле нет, что их художник придумал для сказки… Юм лег и понюхал красные бусины. Пахло так вкусно, что он зажмурился. Нет, плохая ягода так замечательно пахнуть не может. И забытая сказка тоже была хорошая. Нельзя, нельзя! Ему нельзя ничего хорошего… Всем тем детям можно, а ему нельзя… Вир просто не понимает, кто Юм на самом деле такой!

Он вскочил и побежал прочь, словно вместо ягод были искорки счастья. Бежал долго, пока не перестало пахнуть земляникой. Остановился, постоял, посмотрел на лето вокруг и закрыл глаза холодными ладошками, чтоб сосредоточиться. Странный инстинкт, который он даже не собирался осмысливать, сконцентрировался в темноте закрытых глаз в ярко-зеленую мишень на юг-юг-запад, примерно в полукилометре отсюда. Он там был – это точный центр Венка. Там та высокая башня, где на самом верху кабинет Вира, а вокруг еще какие-то административные здания, архивы и все такое. Там нечего делать. Юм открыл глаза и сел в желто-белый мох. Стал выдирать из штанины на колене цепких крокодильчиков семян. Отключиться от Сети и идти наугад? Нет. Это будет обман. Пусть анализирует. Запустим волчок. Как все. И – вперед. Для него – самая лучшая школа тоже должна найтись. Ну и что, что он сам – Сеть. На самом деле – все равно – мальчик еще. Учиться надо. Быть человеком.

Ну, и куда? В какую сторону? Может, просто – вверх? Ага… Он закинул голову и посмотрел, как верхушки сосен цепляются за облака. Небо какое синее… Бездонное… Только школ там нету.

Ой. А Геккон-то… Он где-то вверху. Там школа есть. Но он уже все умеет, чему там учат… Геккон – не для него. Кааш сказал – нечего. Тут живи, на грунте… В Венке велено учиться… Ага. Так-так: если он хочет научить нави быть людьми (а первые поколения нави что-то не очень-то на них похожи), а сейчас сам ничегошеньки в людях не понимает, не говоря уже о том, чтоб вести себя как нормальное человеческое дитя – то куда ему? Где тут людей из Драконов делают? Да. Надо просто научиться быть человеком. Все правильно Вир сказал.

И вдруг он решительно встал. Хватит мешкать. Все, что нужно, это представить себя на пересечении координатных прямых. Ноль координат… И крутануть волчок. Пусть Сеть для него сработает так же, как для любого другого ребенка. Уж про него-то Сеть знает все. Даже сны его, наверно, смотрит… Ночью опять снилась какая-то гадость. Букашки математические и ускользающие вектора. И звезды, как ноты. Он посильнее зажмурился, снова закрыв лицо ладошками. Айр над головой. Око Дракона, младшая звезда. На мгновение качнуло, когда пространство вокруг внезапно структурировалось в колоссальнейшие объекты и он ощутил угол наклона полярной оси. «Не та координатная система», – развеселился ехидный голос внутри. Юм вздохнул. Все в космос тащит… Так. Надо всего лишь представить себя в ступице колеса, которое на самом деле Венок. Позавчера он же видел игрушечные домики и башенки на круглом сером столе, в кабинете у Вира. И сверху все колесо видел… Совместим, поправим по сторонам света. Ну и что, что центр будет смещенным. Настоящий полюс тоже смещен… Сорок девять векторов надо разложить… А зачем? Нужен ведь всего один. Тот, в котором жуткий путь к человечности. Ладно, пока нужно, как в Храме говорят, войти в контур. Открыв глаза, он посмотрел вокруг, и на секунду сосны показались нарисованными. Чуть испугавшись, потер лицо, чтоб ощутить себя и все вокруг настоящим. Страшно? Вроде ведь все уже понятно, почему от страха никак не избавиться?

…Страшно?

Да, человеком быть страшно. Люди уязвимы. И ему – всегда страшно. Страх прячет от него Дар. И жизнь. Значит, надо идти в ту сторону, откуда будет страшнее всего. Найти страх. Найти вектор ужаса, самое его острие. И идти. Как?!

Но ведь он должен. Там после страха… Там после страха – все, что ему нужно. Что он хочет. Там – жизнь, какой она могла бы быть… Нормальная, хорошая, человеческая жизнь. Все, что у людей есть от рождения, а у него – не было никогда…

Вот справа тянет чем-то понятным и строгим, и мерещатся белые на зеленом гиперболы «Парадокса». А за спиной что-то ласковое, не сметь даже думать, что. А впереди – музыка, голос, а чуть-чуть к западу – даже пальцы заныли – экраны, ротопульты, коллиматоры… Как открытая дверь в пыльную от звезд темноту. Но туда его не пустят. И так больно много всего умеет…

Под левую лопатку укололо так безошибочно, что онемение ужаса разлилось по всему телу. Вот и нашел… С закрытыми глазами Юм медленно-медленно развернулся в ту сторону, и словно наяву увидел призрачное, свитое из дымчатых и сверкающих лент копье вектора. Он даже пискнул хрипло и отступил. Вот он ужас. Весь в одно место собрался, скрутился в луч и ждет жертву. И идти туда, чтоб сердце, так жалкое, пронзило насквозь этим копьем? Идти?

В самое невыносимое? Но ведь после этого – Дар. И разве он не сам виноват, что потерял его? И кто обещал, что вернуть будет просто? Да он вообще во всем сам виноват. Никакого усилия не потребовалось, чтоб сделать первый шаг. Жуть острия вошла в сердце и вдруг исчезла. Юм даже остановился. Да нет же, вот направление. Он не ошибся. А кому это нужно, чтоб больно? Обрадовался, дурачок, что потерпит немного, и все насовсем пройдет, и простят, и любить будут. Не будут. Но… Хотя бы за… За что?…

Юм рванулся бегом, со всех ног, в самый-самый ужас, сам превратившись в вектор, в ничто, в направление. Бежать по упругому мху было бы легко, если б ноги в нем не путались, и не надо было б огибать частые стволы и колючие темные елки. Юм все равно бежал, пока в боку не закололо. Притормозил. Да какой из него бегун. На велосипеде-то еле научился кататься, все коленки в шрамах. Спасибо, что ноги не отнимаются… Юм все шел и шел вперед, посматривал вверх, на белое солнце, и вдруг осознал, что страх незаметно прошел, как будто перестал болеть надоевший синяк. Но с направления он не сбился. А может, вовсе и не обязательно, что там будет страшно? Тяжело будет, но он ведь справится. Деться некуда. И что ж там такое впереди? Непонятное… Чему там учат?

Скоро несчастная душа в нем осознала, что ни в сторону музыки, ни в сторону еще какого-то счастья с белками и домиками (а хорошо было бы позаниматься заповедниками, природными ресурсами или уж хоть терраформированием) Юм не свернет, смирилась с неизбежным, перестала биться в истерике и выискивать лазейки. Распрямилась, посмотрела в окошки глаз, и Юм снова начал различать не только путь и солнце, но и зеленый смолистый сумрак вокруг, мохнатый желто-белый ковер мха и солнечную синюю высоту близко-близко над верхушками леса. И птицы звенят и чирикают вверху, и пахнет летом. И земляникой.

Километр – это тысяча метров. Он стал считать шаги, и скоро сообразил, сколько минут уходит на один километр. Если не уставать, разумеется. Много… За столько минут в космосе можно столько всего успеть…

Ох как жарко в плотном синем платье, и он, расстегнув ворот-ошейник, решил, что правильно сбросил куртку. Пить пока не хочется. И лес вокруг, как в детской сказке. И еще он сейчас один, и никто на него не смотрит, не идет рядом. Только где-то далеко у Тихона на экране ползет сторожевой огонек маячка. Он, может быть, последний раз в этом золотом тихом одиночестве. Как будто ничего нет, кроме летнего жаркого леса. Ни взрослых с пристальными глазами, ни разноцветных детских учебников, ни терзающих нот, ни огромных черных кораблей в немой бездне космоса. И даже страха словно бы нет.

Какая разница, раньше или позже он придет в это самое страшное место, где надо будет с кем-то говорить, что-то делать, занимать собой какой-то кусок жизни среди чужих людей, привыкать к их правилам, быть вежливым и послушным и отвоевывать у собственного мозга ни для чего самому Юму не нужный Дар. Нет, разница есть. Слишком уж тут хорошо. Юм пошел быстрее.

Скоро, не пройдя и половины пути, он всерьез устал. Обходить мелкие елки и шершавые стволы сосен, перешагивать и перелезать через упавшие ветки и стволы… Не останавливаться. На красные ягоды, рассыпанные вокруг, он уже не смотрел. Временами заводил руку за спину и тер поясницу и пониже лопаток, потому что там начинал пошевеливаться хорошо знакомый противный холодок. Заболит если – хлопот большим будет много… Солнце пекло сверху ослепительно и безучастно, а сквозь подошвы можно было почувствовать, кажется, уже не только ветки и сучки, но и травинки. Юм шел и видел только мягкую лесную землю – иголки, мох, траву, какие-то крохотные белые цветочки с остренькими сдвоенными лепестками, красные капли ягод на открытых местах, где солнце горячо жгло шею. Он терпел. Он теперь всегда терпеть будет. Сам же во всем виноват… Ладно, Вир прав – главное: вырасти и научиться всему тому, чему все люди учатся. Стать человеком. Вырасти и выздороветь. И все исправить, когда вернется Дар.

И вдруг осталось пути – совсем немножко! Он скорее почувствовал, чем увидел просветы далеко впереди, заполненные нелесной пестротой белого, синего, цветного, и скоро услышал, как в той стороне далеко пролетел люггер, и скоро стал различать высокие, азартные детские крики и удары тугого мяча. Игра какая-то. Дети. Разве страшно? Страшно.