Королева отступает последней

А вот это было обязательно?

Словно осознав, что сарказм сейчас лишний, Вейнанд продолжил уже серьёзно:

– Ты должна смириться с тем, что тренировать тебя будет мужчина.

– Этим мужчиной обязательно должен быть ты? – невольно перешла я на неофициальное обращение.

Эскорн помрачнел:

– Можешь запросить другого наставника, но… Но никому другому я касаться тебя не позволю.

И почему-то сразу стало ясно, что действительно не позволит. Переругается или, скорее, перегрызётся со всем Кальдероком, но не подпустит ко мне ни Дермонта, ни Клерта. Вообще никого. Разве что Вентуру, но тот в лучшем случае научит меня колотить врага тростью.

Не хочу своими капризами ещё больше усложнять Вейнанду жизнь. И так уже усложнила.

– Давайте продолжать. – Бесшумно выдохнув, повернулась к нему спиной.

Тренировка продолжилась, и не знаю, как для Эскорна, а для меня она стала самой тяжёлой из всех, что были до этого. Почему-то ощущая тяжесть его ладони на бёдрах, я думала о чём угодно, но только не о выходе из захвата, не об ответной атаке. В горле пересохло, но не от жажды или, скорее, не от той жажды, которая обычно одолевает во время физических занятий.

– Ещё! – потребовал живодёр, когда я в очередной раз не смогла вырваться из его хватки. – Сконцентрируйся и сделай так, как я учил.

Он не душил меня и не делал мне больно, но вывернуться из его рук отчего-то не получалось.

– Ты сейчас тренируешь моё тело или мою силу воли? – не сдержалась я, почувствовав обжигающее прикосновение к своему бедру, находящемуся в опасной близости от его бёдер.

– Это ещё вопрос, кто из нас чью тренирует силу воли, – раздался у самого уха хриплый шёпот. – Или, скорее, испытывает. На прочность.

– Вот ты и испытываешь! – огрызнулась я. Разозлившись, высвободилась из захвата, чтобы тут же развернуться и ударить. Кулак врезался в грудь оборотника, но чувство было такое, будто бью придорожный булыжник.

Вейнанд даже не шелохнулся, лишь усмехнулся мрачно:

– Вот видишь, когда захочешь, умеешь сделать больно.

От его слов сердце неприятно закололо.

– Шейр сейчас говорит о боевых приёмах?

– Скорее, о твоих капризах и сумасбродных желаниях, – взгляд серых глаз обжёг холодом.

А во мне вдруг заярилось пламя.

– Как ты не понимаешь, мои желания теперь уже не имеют значения!

Он шагнул ко мне, стирая незначительное расстояние, что было между нами. Жаль, что так же легко нельзя было стереть, уничтожить разверзшуюся между нами пропасть непонимания.

– Именно твои желания и привели нас к этому. Тебя и меня. Теперь ты станешь его любимой игрушкой, и я ничего не смогу с этим поделать. Не смогу тебя защитить.

– Меня не надо защищать, – буркнула, опуская взгляд. – Не надо.

Не знаю, что задело сильнее: слова про игрушку или горечь, прозвучавшая в его голосе.

– Любить тебя ты тоже запрещаешь? – Он горько усмехнулся. – Увы, это не в твоей власти, Лайра. Да и я уже ничего не могу с этим сделать.

Лёгкое, почти невесомое прикосновение пальцев к подбородку отозвалось во мне дрожью. Сильной, сладкой, какой-то дурманной. Стыдно признать, но у меня с запретами тоже дела обстояли печально. Как и с силой воли, как и…

Дверь за спиной скрипнула, и я отскочила в сторону, словно неведомая сила отшвырнула меня от него. Обернувшись, к своему удивлению увидела адмирала Невертона. Странно, но ректор при виде меня не стал хмуриться, а наоборот, радостно улыбнулся, как если бы я была его давней знакомой, с которой повстречался после долгой разлуки.

– Уже закончили?

– Ещё нет, – хмуро отозвался Эскорн. Подойдя к лавке, схватил флягу с водой и сделал несколько жадных глотков.

– Придётся сегодня закончить пораньше, – всё так же медово проговорил ректор. – У шиари Ноэро до ужина есть важное дело. Метка.

Горечь, всего несколько мгновений назад затопившая сердце, притупилась под налётом радостного возбуждения. Метка! У меня появится мой собственный знак, как символ принадлежности к чаровикам Эргандара. Не купленный на свой страх и риск, а заслуженный, родной.

– Вам, я так полагаю, ещё надо привести себя в порядок? – Невертон скользнул по мне внимательным взглядом, и я почувствовала, как щёки заливает румянец.

Понятно, что у меня на лице не написано, о чём мы только что тут говорили, и уж точно главе академии неизвестны ни мои мысли, ни желания, но почему-то вдруг захотелось от него отвернуться или и вовсе сбежать из зала.

– Мне бы в душ, но я не знаю… – Я замялась.

– Обратитесь к коменданту. У вас будет отдельная от остальных кадетов душевая, – догадался, что у меня за проблема, ректор и, уже выходя, добавил: – Жду вас в своём кабинете, шиари. Не задерживайтесь.

– Я могу идти? – обернулась к генералу.

Он кивнул и стал переодеваться, больше на меня не глядя. А вот я бросила на него последний полный горечи взгляд и поспешила исчезнуть, пока напряжение между нами не достигло критической отметки.

Глава 4

Опасаясь вызвать недовольство шейра Невертона, я не стала искать коменданта. Быстро обмылась у себя в комнате над раковиной, пригладила волосы и, надев свежую рубашку, помчалась за меткой. Бежала, на ходу застёгивая мундир и думая о том, что меня всё глубже затягивает в новую жизнь. Ну прямо как в трясину или в паучьи тенёта…

Ни одно из сравнений не вызвало радости, поэтому я запретила себе об этом думать. По крайней мере, не сейчас, когда от волнения сердце и без того готово подпрыгнуть к горлу или ухнуть к ногам, как в пропасть. Оказавшись у знакомых дверей, тихонько выдохнула, постучала.

– Заходите, – раздался мягкий, словно бархатный, голос начальства.

В кабинете ректора меня ждал, собственно, сам ректор, всё такой же дружелюбный и улыбающийся. Никак успел пообщаться с императором… Помимо него в дальнем углу обнаружился полковник Клерт. Даже под покровом из полумрака он выглядел так, словно его сюда тащили в кандалах. Мрачный, угрюмый, раздражённый. Всё происходящее ему явно не нравилось. Лица других двух военных оставались бесстрастными. Я встречала этих чаровиков в коридорах академии и на поверках, но имён не знала. Кажется, они преподавали у старших отрядов.

– Отлично, шиари Ноэро, отлично, – пробормотал Невертон, снова меня оглядывая, как диковинку, привезённую из смертоносных джунглей Джагаба или знойных пустынь Креоры. – Спасибо, что не заставили ждать.

Ого! Меня ещё и благодарят!

Я неловко кивнула, хотя, наверное, следовало вытянуться в струнку и поприветствовать шейров согласно военному этикету. Но было поздно. Ректор уже указал на кресло, в которое я, напряжённо сглотнув, опустилась.

– Полковник Клерт и капитан Ламберт будут свидетелями, а капитан де Гер наложит метку. Это стандартная процедура при поступлении в академию. – Чаровик тихонько хмыкнул. – Будем считать, что вы поступили сегодня.

– А что станет с… прежней меткой? – спросила я несмело.

Ректор нахмурился:

– Её удалят и по остаткам чар разыщут того, кто вам её дал.

Мне не понравились ни колючие нотки, прозвучавшие в его голосе, ни ставший вдруг колким взгляд.

– И что с ним сделают?

На мгновение черты лица возвышавшегося надо мной мужчины исказила гримаса презрения, адресованного, понятное дело, не мне, а тому, кто продал свою принадлежность к самой лучшей академии империи.

Совладав с чувствами, Невертон улыбнулся:

– Об этом вам не стоит беспокоиться. – И обернулся к парочке капитанов. – Предлагаю не терять время и начинать. Шиари ещё не ужинала.

Ко мне приблизился шейр де Гер, попросил протянуть руку. Что я и сделала, дрожащими от волнения пальцами подтянув рукав мундира и белоснежную манжету.

– Выдохните, шиари, – с едва заметной усмешкой сказал мужчина. – Больно не будет. Почти.

– Боли я не боюсь. – Вскинув взгляд, посмотрела ему прямо в глаза, и чаровик на мгновение улыбнулся. А потом, снова приняв бесстрастный вид, коснулся пальцами моего запястья. Под его прикосновениями символы древнего адарийского языка, сплетающиеся в замысловатый блёклый узор, вспыхнули, замерцали и тут же стали гаснуть, как будто выцветая. Запястье немного пекло, но больно не было.

– А теперь повторяйте за мной, – скомандовал чаровик и я послушно повторила за ним слова всё того же древнего языка, с восторгом и волнением наблюдая, как по запястью снова начинают виться, сплетаясь, ажурные знаки. Точно такая же метка, но моя. Казалось, она и выглядит ярче, и даже смотрится красивее.

Потому что была роднее.

Наконец де Гер отпустил меня, но подняться не позволил. Нахмурился и проронил:

– На вас усилитель, – голубые глаза укололи холодом.

– Он был необходим мне, чтобы подолгу удерживать иллюзию, – тихо объяснила я или, скорее, оправдалась.

Из своего угла хмыкнул преподаватель военной тактики:

– Не такая уж она особенная, какой пытается казаться!

– Вы разве иллюзор, полковник? – перевёл на него взгляд Невертон. Ректор стоял в нескольких шагах от меня, заложив руки за спину, спокойный и доброжелательный. Даже если и испытывал ко мне неприязнь, из-за обмана, из-за того, что в своё время не отреклась от дара, то мастерски это скрывал. – Если мне не изменяет память – а она никогда мне не изменяет, – нет, не иллюзор. А значит, понятия не имеете, сколько необходимо силы, чтобы удерживать столь искусный морок.

Клерт что-то буркнул в ответ, но так тихо и неразборчиво, что я не поняла ни слова.

– Усилитель будет мешать, шиари Ноэро, – обратился ко мне глава академии. – Раскрывать ваш потенциал. Уже на этой неделе вы начнёте посещать уроки шиари Имады, вместе с остальными иллюзорами, поэтому от артефакта придётся избавиться.

Я кивнула. Впрочем, меня не спрашивали и не предлагали, а просто ставили перед фактом.

Де Гер снова взял меня за руку, на этот раз несколько грубо, и предупредил:

– А вот сейчас будет больно.

И снова не обманул!

Кажется, он обладал силой чаромастера, потому что без труда определил, на каком пальце таился невидимый артефакт и быстро сумел его снять. Правда, даже несколько секунд этой пытки были невыносимы. Мне казалось, что злосчастный усилитель с меня сдирают вместе с пальцем. С трудом сдержалась, чтобы не застонать, хотя хотелось кричать! К счастью, зубы у меня крепкие. Я сцепила их так, что челюсть едва не треснула.

– Вот оно! – довольно воскликнул чаромастер и протянул ректору тусклый обод кольца.

Невертон поднёс украшение к глазам, усмехнулся тихо, внимательно его разглядывая, после чего снова посмотрел на меня:

– Можете идти, шиари. Отдыхайте.

Дважды просить не было необходимости. Попрощавшись с военными, я поспешила исчезнуть. Пока шла в столовую, меня всё ещё потряхивало от болезненных ощущений. Палец пекло, запястье ныло, в животе урчало. Словами не передать, как я обрадовалась, обнаружив, что столовую ещё не закрыли. Столы опустели, только у окна доедали свой ужин Риф с Брианом.

– Как прошло? – Друг встретил меня улыбкой, брат хмурым, уставшим взглядом.

– Главное, что прошло. – Я улыбнулась в ответ и притянула к себе тарелку с остывшей кашей, в которой были утоплены кусочки говядины.

– А мы тут с Рифом после занятий в комнате наводили порядок, – сказал Бриан, и я одними губами прошептала «спасибо».

Брат устроен – уже хорошо. Нет, просто отлично! И у меня теперь есть свой угол. Правда, я в нём порядок так и не навела, да и постельное бельё у коменданта ещё не забрала, но я ведь всё равно к нему собиралась.

– Чем займёшься после ужина? – изволил вступить в разговор брат.

– Тоже буду обживаться, а потом сразу спать лягу. Устала.

В столовой я не стала задерживаться. Быстро поела и побежала к коменданту за простынями и заветным ключиком от женской душевой.

К моей немалой радости, находилась она в том же крыле, где я теперь жила. Небольшая, тесная, сырая, но после тяжёлого дня она показалась мне прекраснее императорских купален. Я неторопливо приняла душ, наслаждаясь каждым мгновением, чувствуя, как под струями горячей воды расслабляется тело.

К себе возвращалась, ощущая небывалую лёгкость. Застелила постель, немного посидела над учебниками, пока сохли волосы, а когда поняла, что уже просто не могу держать открытыми глаза, легла в кровать. Поначалу ворочалась, привыкая к новому месту, прогоняя из головы мысли… всякие… настырные… неизменно стекавшиеся к одному и тому же – к оборотнику с серыми грозовыми глазами. В конце концов уснула, сморённая пережитыми волнениями и усталостью. Но кажется, лишь на мгновение окунулась в сон, из которого меня тут же грубо выдернули в реальность.

Я открыла глаза, ощутив холод, пробежавший по коже. Уставилась во тьму, сонно понимая, что с меня содрали одеяло. И тут же, не позволив издать ни звука, на меня навалилось что-то невыносимо тяжёлое. Тело! Мужчины или, скорее, животного. Одна рука впечаталась мне в губы, другая жадно сжала грудь, заставив задохнуться от ярости и боли.

Ещё несколько секунд мне потребовалось, чтобы понять, кого стоит благодарить, а точнее, ругать и проклинать за столь наглое вторжение.

Ублюдка Стейрода!

Старшекурсник ещё сильнее сдавил мне грудь. Я бы зашипела, а может, взвыла, но мягкие, как дрожжевое тесто, и такие же липкие губы уже впечатались в мои поцелуем. Почувствовала, как изнутри поднимается тошнота, а с нею приходят злость и ярость. Как ни странно, страха не было. Только желание во что бы то ни стало отшвырнуть от себя кадета.

Я дёрнулась, брыкнулась, но придавившая к кровати туша оказалась слишком тяжёлой, почти полностью обездвижила. Подпалить бы его, как делала уже не раз, но он предусмотрительно сдавил мне руки. Облить водой, чтобы остыл? Но опять же для призыва стихии нужно выводить чаровые узоры, концентрироваться, произносить надлежащие слова, а это сделать ой как непросто, когда у тебя во рту хозяйничает чужой язык. Мокрый и противный.

Может, откусить?

Я всё-таки его куснула. За язык, правда, не успела. Будто почувствовав угрозу, мерзавец не стал углублять поцелуй, наоборот, отстранился. Но за губу я его цапнула и тут же почувствовала во рту стальной привкус. Или, скорее, ржавый.

– Думала, сможешь со мной играть, мелкая дрянь?! – прошипел он не то от боли, не то от ненависти. – Столько времени дурила мне голову, прикидываясь братом! – Он впился в мои запястья пальцами, вжал их в подушку и выцедил, низко надо мной нависнув: – Я как дурак просил его… тебя(!)… разрешения ухаживать! А ты посмеялась мне в лицо. Ты, а не он!

От заявлений недобыка я даже на время забыла, что всё происходит в моей комнате, на моей кровати и между нами ненадёжная преграда из моей сорочки и его рубашки.

Мне что, таким образом претензии предъявляют? Страшно даже подумать, что бы он сделал, окажись на месте Эскорна, которому я отказала не в свидании, а в свадьбе!

– Опять что-то принял? Отвали, идиот, пока я…

– Будешь наказана, Ноэро, – перебил оборотник, не слушая меня, и жадно облизнулся.

Да он безумен! Совершенно и бесповоротно сошёл с ума!

Нет, я слышала, что у оборотников проблемы с самоконтролем. Особенно у молодых, они все как один несдержанные. Но не настолько же! Бриан вон никогда не слетает с катушек. Правда, он старательно душит в себе дар оборотничества, а этот – я со злостью посмотрела на Стейрода – если сейчас ничего не сделаю, придушит меня.

– Будешь наказана за все те разы, когда доводила меня. Когда смеялась надо мной. Когда врала мне в глаза! – рыкнул он мне в лицо, и я поморщилась от алкогольной вони, что источало его дыхание.

Джары! А ведь я запиралась!

– Я предупреждал, уже давно, что отвечать придётся. За всё… Так даже лучше, малышка, – из его голоса исчезло раздражение, зато теперь отчётливо звучала, вибрируя и отзываясь во мне ледяной дрожью, звериная похоть.

Мерзкое чудовище!

– Куда приятнее наказывать красивую девушку, в постели, вместо того, чтобы превращать зарвавшегося молокососа в кровавое месиво.

Кажется, я была не первой, над кем таким образом издевался этот подонок. По крайней мере, руки за голову он мне завёл ловко, перехватив их своей лапищей, словно каждую ночь только этим и занимался. Другой рукой продолжил шарить по моему телу, задирать сорочку и при этом слюнявил мне шею. Я брыкалась, по мере сил и возможностей, но Стейрода это, похоже, только ещё больше раззадоривало.

Интересно, если заору, меня кто-нибудь услышит? Вряд ли, я в этом крыле одна, но попробовать стоило.

Прежде чем это сделать, попыталась воззвать к голосу разума идиота:

– Тронь меня, и император тебя уничтожит!

– Только если ты ему расскажешь, детка, – ухмыльнулось это недоразумение. – Но тогда и ты станешь ему не нужна. Вам же, девочкам с даром, – шершавые пальцы скользнули по моему животу и вниз, снова заставив дёрнуться, – секс что яд или петля. От ведьмы на грани безумия избавятся сразу. А заодно и от твоего трусливого братца. Так что, Лайра, кошечка, я бы на твоём месте был осторожнее и не спешил к его величеству с доносами.

Наверное, только сейчас я в полной мере осознала что он собрался сделать. Осознала и испугалась. Не столько насилия (мысли об этом скорее вызывали отвращение и глухую ярость), сколько риска сойти с ума.

А ведь я тогда и правда стану никому не нужна. Жизнь будет кончена и, возможно, не только для меня.

И всё из-за мерзкого оборотника!

Несдержанное животное…

Я закричала или, скорее, попыталась это сделать, но Стейрод тут же вжал мне в рот свою ручищу.

– Идиотка! – зарычал как озлобленное чудовище, коим он и являлся. – Обычно сопротивление возбуждает, но сейчас ты меня просто бесишь, Ноэро! Дико, ужасно бесишь!

А уж как ты меня…

Я снова его укусила, на этот раз за ребро ладони, и щёку мгновенно опалило болью пощёчины. Зашипев, лягнула урода коленом, метя в живот или куда пониже, но задела лишь каменный бок с тугим плетением мышц.

Зарычав ещё яростнее, безумно и дико, старшекурсник содрал с меня ночную рубашку, давая понять, что его ничто не остановит. Ни император, ни угроза казни. Стейрод жил одним мгновением, не думал о будущем. Вообще ни о чём не думал. Сейчас им руководили похоть, злость и звериные инстинкты. Природа жестоко ошиблась, сделав его человеком, пусть и с даром оборотничества. Надо было сразу отправлять его душонку в тело какого-нибудь кабана!

Он навалился на меня, торопясь скорее утолить жажду, отомстить за отказ, а у меня перед глазами вдруг пронеслось моё короткое и такое незавидное будущее. Даже если промолчу, никому не скажу в надежде, что безумие обойдёт стороной, оправиться после подобного будет непросто.

А может, и невозможно.

Порой я думала о том, каково это быть с мужчиной, но уж точно даже не допускала, что им окажется этот мерзавец! В своих запретных фантазиях я видела рядом с собой совсем другого оборотника. В них не было боли, страха, отчаянья. Не было тошнотворных поцелуев-укусов и душившего своей тяжестью потного, мерзкого гада. В них я не чувствовала себя жертвой. Я была желанной и любимой женщиной. И сама любила и желала.

И если уж я когда-нибудь решу свихнуться, обезуметь, то сделаю это с тем, кого сама выберу!

Джаров кадет по-прежнему удерживал мои руки, не давая даже пошевелить пальцами, но я вдруг поняла, что мне это и не надо. Во мне было столько злости, столько ярости, столько ненависти, что эти чувства вдруг стали моей силой. Той, которую я меньше всего понимала, которой едва управляла, которую боялась.

Но именно она меня спасла.

Стейрод не сразу почувствовал, не сразу понял, что мир вокруг меняется, искажаясь. Не сразу осознал, что время бежит не вперёд, а как отхлынувшая волна возвращается обратно.

В момент, когда щёлкнул замок, открываясь, пропуская чёрную тень в каморку-спальню, я уже была готова. Старшекурсник подался ко мне, я, схватив с письменного стола керосиновую лампу, со всей силы его ударила. Стекло треснуло, рассыпаясь осколками. Висок и скула Стейрода окрасились кровью. Один осколок вонзился мне в ладонь, вспарывая кожу, но боли я не почувствовала. Я вообще не чувствовала ничего, кроме безумного, звериного исступления и желания отплатить ублюдку его же монетой. От этого чувства кровь вскипала в венах.

Ударила снова, ещё и ещё, рыча не хуже оборотника, и, пока он не пришёл в себя, опрокинула его на спину. Отшвырнув лампу, полоснула по окровавленному лицу урода осколком.

– А теперь сверху буду я! – быстро его оседлала, приставив своё импровизированное оружие к горлу.

Стейрод дёрнулся, но как-то без особого энтузиазма. Кажется, я обеспечила ему неплохое сотрясение и, пока мерзавец не пришёл в себя, позвала фамильяра.

К счастью, появился он почти мгновенно.

– О духи! – испуганно дёрнул наростами-крыльями и ошеломленно добавил: – Это что тут происходит за безобразие?

– Зови Рифера. Живо!

Хранитель исчез, больше ни о чём не спрашивая. Стейрод дёрнулся, и я ещё сильнее вдавила в его горло осколок, чувствуя, как пальцы становятся влажными от горячей, гнилой крови.

– Не представляешь, как сильно мне хочется вогнать его тебе прямо в глотку. Не провоцируй меня, иначе никакие животворцы уже не помогут!

Увы, я переоценила силу своих угроз. Он сделал вид, что сдаётся, и тут же оттолкнул меня, выбив из руки стекляшку. Бросился к двери, напрочь забыв о том, зачем явился. Гнаться за ним я, понятное дело, не стала. Силы были неравны, а точнее, мои – уже на исходе.

Скользнула на пол, обхватила колени руками и, больше не давя в себе слёзы, расплакалась.

* * *

Брат нашёл меня не в лучшем состоянии, а точнее, в слегка неадекватном. Когда он вместе с Брианом ворвался в комнату, я уже не плакала, а ревела. Ревела, давилась слезами, истерично всхлипывала и никак не могла заставить себя прекратить это.

– Лайра! – Он подлетел ко мне первым, упал передо мной на колени, и я нервно смахнула слёзы, изо всех сил пытаясь выдавить из себя улыбку.

Не получилось.

– Где эта тварь?! – Рифер оглядел мои скромные апартаменты, но твари, то бишь Стейрода, в них больше не было.

– Сбежал. – Я шмыгнула носом и снова потёрла глаза.

– Сейчас найду его, – процедил Бриан, решительно нацеливаясь взглядом на выход. Меньше секунды мне потребовалось, чтобы представить, в подробностях и красках, что сделает с ним взбешённый мерзавец.

– Останься. Пожалуйста, – взмолилась, не желая отпускать друга на верную гибель.

– Но, Лайра! – Рифер тоже было дёрнулся, но я схватила его за руку.

– И ты тоже не вздумай!

– Тогда пойду я, – вызвался топчущийся рядом фамильяр. Пока ждала парней, он пытался меня успокоить и ругал себя за то, что не был рядом, когда я в нём нуждалась. – Выклюю ему глаза! Да я ему… Я!

Вся эта возня – кто пойдёт и куда – немного отвлекла, и я почувствовала, что начинаю успокаиваться. Смахнув последние слёзы, прозрачными ручейками скользнувшие по коже, наконец взяла себя в руки и твёрдо произнесла:

– Никто никуда не пойдёт. Ни сейчас, ни потом. Пообещайте мне!

– Но… – беря пример с соседа по комнате, заикнулся Торнвил.

– Если хотя бы один из вас пострадает, я себе не прощу. Мне и так сейчас несладко, я не хочу переживать ещё и за вас. Не заставляйте меня. Пожалуйста. Знаете же, на что он способен. Толку мне от вашего геройства.

Рифер взял меня за руку, осторожно, стараясь не касаться оставленного осколком пореза, и его глаза снова потемнели. От злости и ненависти.

– Тогда надо рассказать Эскорну, – не сдавался Бриан.

– Эскорн его убьёт.

– И ты будешь оплакивать беднягу, – не удержался от колкости брат.

– При чём здесь Стейрод? Меня волнует генерал!

Вспомнив, что в комнате была аптечка с самым необходимым: чистыми бинтами, обезболивающими пилюлями и обеззараживающей мазью, я поднялась.

– Не хочу, чтобы из-за меня у него были проблемы.

Снова.

Реакцию генерала оказалось представить ещё проще, чем итог схватки Бриана с идиотом. В том, что Вейнанд не станет обращаться к ректору, чтобы Стейрода призвали к ответу, сомнений не было. Он просто разорвёт его на кусочки или в лучшем случае свернёт шею.

– Но спускать ему это нельзя, – мрачно бросил Бриан.

– Мне удалось воспользоваться хроновой магией, – сказала я, разматывая бинт. – Может, кто-то из преподавателей почувствовал…

Хотя вряд ли. Мы потому с Вентурой и занимались в уединённом крыле ранними утрами, когда ещё все спали, чтобы хроновая сила не доставляла неудобства другим обитателям замка. Сейчас глухая ночь, а уединённее моей комнаты будет разве что башня Имады или подземные полигоны.

– Я ничего не почувствовал, – в унисон с моими мыслями хмуро высказался Рифер.

– То же самое, – подтвердил Торнвил.

– Но Лайра ему неплохо лицо подпортила, – не без гордости заметил Эшвар. Даже хвост распушил, словно это он использовал как оружие керосиновую лампу и лупил ею гада.