bannerbanner
Разведчик, штрафник, смертник. Солдат Великой Отечественной (издание второе, исправленное)
Разведчик, штрафник, смертник. Солдат Великой Отечественной (издание второе, исправленное)полная версия

Полная версия

Разведчик, штрафник, смертник. Солдат Великой Отечественной (издание второе, исправленное)

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
11 из 23

Если те сразу вскидывали руки наверх и могли сами идти, то их оставляли в живых. Ударами тяжёлых прикладов пленных тотчас направляли в сторону немецких траншей и забывали о них. Всех строптивых бойцов и тех, кто получил тяжёлые раны, без разговоров уничтожали на месте.


Увидев все это, Григорий скатился на дно глубокой воронки и с испугом подумал: «На мне матросская форма! Говорил же Старик, чтобы я поменял её на солдатскую! Так нет же, откладывал всё на потом! Ну, вот и дождался развязки!»

Тут взгляд Григория упал на убитого красноармейца: «Ростом бедняга с меня, и сложение довольно похожее…

Не додумав мысль до конца, он метнулся к убитому. Вошедшим в привычку движением, парень закрыл распахнутые серые очи, глядящие в небо. Затем, начал судорожно раздевать молодого покойника.

– «Усопшим теперь всё равно, а живым, нужно себя поберечь. Вдруг ещё Родине они пригодятся?» – всплыли в памяти парня жестокие слова Старика.

Стараясь не испачкать в крови снятые вещи, Григорий быстро стянул с мертвеца гимнастёрку, а следом и брюки. После чего, занялся собой. Он сорвал с себя чёрные шмотки и натянул «хб защитного цвета».

На середине откоса воронки Григорий заметил пилотку с красной звездой. Парень поднялся наверх, схватил головной солдатский убор, и надел на себя. Все части обмундирования подошли так хорошо, словно были на него и пошиты. Переобуваться боец, конечно, не стал. Документы он тоже оставил свои.


Облачаясь в армейскую форму, Григорий постоянно крутил головой. Он напряжённо прислушивался к тому страшному шуму, что доносился с поверхности почвы. Грубая, немецкая речь слышалась всё ближе и ближе.

Встав на колени, Григорий натянул на покойника свою тельняшку и брюки. Надеть на него чёрный бушлат времени уже не осталось. Он бросил на плечи солдата матросскую куртку и повернулся лицом к немецким позициям.

В ту же секунду, наверху заскрипел битый щебень, потревоженный большими подошвами. Над краем воронки появилась немецкая каска. В яму заглянул один из фашистов и быстро отпрянул. Он не увидел чего-то опасного, подошёл поближе и направил на бойца карабин.

В ходе смены одежды, Григорий стоял на коленях. Подняться на ноги он не успел и решил не менять приниженной позы.

«Буду выглядеть не настолько опасным, как в другом положении!» – мелькнуло в его голове. Увидев немца, парень не стал делать резких движений. Он поднял руки над головой и закричал на немецком наречии с хорошим берлинским акцентом:

– Не стреляйте, пожалуйста!

Привлеченные голосом парня, в воронку тотчас заглянули ещё два фашиста. Молодой крепкий фриц вскинул свой «Маузер» и уже собирался, нажать на крючок. Старший напарник тихо сказал:

– Не надо! – и приказал пехотинцу: – Иди-ка сюда!

Встав на четвереньки, Григорий торопливо устремился наверх. Вдруг над головой грянул выстрел. Парень в страхе прижался к земле.


– Быстро! Быстро! – подстегнул его голос пожилого захватчика.

Испуганный красноармеец переполз через край обширной воронки и замер, не зная, что ему делать дальше.

– Встать! Руки вверх! – лающие команды посыпались одна за другой. – Двигай туда! – старший фашист ткнул стволом в направлении немецких позиций.

Вскинув руки над головой, Григорий неуверенно поднялся на ноги и мельком глянул в воронку. Парень увидел старый матросский бушлат, наброшенный на тело покойника. Он был прострелен пулей фашиста.

Григорий сделал один шаг, второй и нетвёрдой походкой потопал к траншеям врага. Впереди, с поднятыми к небу ладонями, шли ещё несколько советских солдат. Время от времени, из-за спины доносились выстрелы карабинов и «шмайсеров».

«Вот тебе и прорыв! – с горечью думал Григорий. – Считай, всех положили без всякого смысла». Он осторожно приблизился к немецким позициям и замер на месте. В траншее стояли чрезвычайно довольные фрицы. Они что-то прихлёбывали из плоских металлических фляжек и громко смеялись над пленными.

– Давай, Иван, давай! – на ломаном русском крикнул один из фашистов и кивнул головой на вторую линию своей обороны.

Не опуская поднятых рук, Григорий перескочил первый окоп и двинулся дальше, вглубь эшелонированных укреплений фашистов. Боец медленно продвигался вперёд и перепрыгивал через хорошо оборудованные траншеи врага. С обеих сторон, от советских солдат находились вооружённые фрицы. Они следили за тем, чтобы противники никуда не сбежали.

Через два или три километра, пленных пригнали к ложбине, окружённой небольшими холмами. На гребнях возвышенностей стояли десятки немецких захватчиков.

Внутрь котловины вели небольшие ворота из ржавой колючки. У входа всех обыскали, отобрали ножи, опасные бритвы и другие предметы, которые могли превратиться в оружие, и направили за ограду концлагеря.

На широкой площадке безучастно сидели красноармейцы, разоружённые в последних боях. Как и следовало ожидать, никого из знакомых среди них не нашлось. Парень приблизился к группе измученных, хмурых бойцов и без сил опустился на каменистую землю.

«Слава Богу! Выжил я в той мясорубке!» – устало подумал Григорий.

Глава 9. Концлагерь в крымской степи


Место, где содержали советских бойцов, оказалось невероятно унылым и голым. Оно представляло собой большую площадку, вытянутую в длину. По всем сторонам данной зоны располагались невысокие взгорки.

Холмы с крутыми, каменистыми склонами надёжной стеной отгородили долину от окружающей крымской степи. В дальнем конце котловины эти возвышенности плотно сходились друг с другом и создавали непроходимый тупик.

Со стороны Чёрного моря в ложбину вёл довольно удобный ровный проход. Широкое устье перекрывала ограда с небольшими воротами. Это были деревянные стойки высотою в три метра, по которым тянулись ряды из колючей заржавленной проволоки. Они шли так часто, что между ними не смог бы пролезть и ребёнок.

Возле ворот концентрационного лагеря был врыт толстый столб. На нём висел «квадратный» громкоговоритель, снятый с какого-то советского здания.

Дальше виднелись две огневые позиции, разнесённые в разные стороны. Фашисты хорошо обустроили временные пулемётные гнёзда. Их обложили камнями, а так же мешками, плотно набитыми щебнем.

Между укреплёнными точками стоял бронетранспортёр «Ханомаг» и перекрывал пыльный просёлок. Стенки угловатой машины украшали маскировочные грязно-серые пятна.

Вооружённые карабинами молодые охранники лениво прохаживались по гребням всех ближайших возвышенностей. У их командиров были удобные, лёгкие «шмайсеры».

О каких-либо удобствах для красноармейцев, фашисты даже не думали. Их лагерь весьма походил на обычный загон для скота. Мало того, в течение целой недели, военнопленных не накормили ни разу.


Что уж тут говорить о еде, когда даже с питьём сразу возникли большие проблемы. Несмотря на летнюю пору и большую жару, воду к ним привозили два раза в сутки – в обед и ближе к позднему вечеру. Причём, её доставляли в удивительно малом количестве. В сутки, заключённым давали лишь две солдатские кружки ёмкостью 400 граммов.

В первый же день, фашисты пригнали небольшой грузовик, с кузовом в виде фургона. Сверху на нём находился громкоговоритель приличных размеров. Офицер в чёрной эсесовской форме взял из странной машины переносной микрофон и объявил на ломаном русском:

– Вода будет всем выдаваться в порядке живой очереди! Во время раздачи, солдаты должны соблюдать чёткий порядок! Никто не должен шуметь или драться! Никто не должен лезть к бочке без очереди! Никто не должен вставать в хвост шеренги повторно! За нарушение любого из названных правил, виновный будет сразу расстрелян!

Пленные красноармейцы внимательно выслушали предупреждение фрицев, но, как это часто бывает в России, в это поверили. Ко времени первого появления бочки, недавние уголовники успели порыскать в разношёрстной толпе и встретить друг друга.

Они коротко переговорили на фене и немедленно выяснили, кто из них всех главнее. Затем, сколотили приличную банду, спаянную воровской дисциплиной. По укоренившейся на зоне привычке, они попытались всё взять под свой жёсткий контроль.


Как только, первая водовозка въехала в лагерь, к ней тотчас устремилось несколько крепких парней, судя по внешнему виду, бывшие зэки. Они расшвыряли уже возникшую очередь и с боем пробились к маленькой бочке с живительной влагой.

Однако, там урки наткнулись на нечто для себя неожиданное. Они, видимо, совершенно забыли, что впереди находились не привычные для них вертухаи советской формации.

Энкавэдэшники относились к таким персонажам, как к довольно преступным, но всё-таки близким для себя элементам. Другое дело, «враги трудового народа», их нужно держать в железной узде.

Благодаря подобным воззрениям, особисты смотрели сквозь пальцы на дикие выходки зеков. Бьют политических, ну и пусть себе бьют. Держат за горло всех остальных, вот и прекрасно. Крепче будет порядок в их лагерях. Да и плохо ли, когда вместо тебя, работает кто-то другой и внимательно смотрит за дисциплиной на зоне?

В этот раз, сплочённую группу из десяти уголовников встретили жёстокие охранники фрицев. Вместо питья «до упора» все гопники получили автоматную очередь в пузо.

Быстрая казнь банды преступников привела в чувство всех остальных. Так возле бочек с водой установился должный немецкий порядок. Он строго поддерживался до самого последнего дня.


Услышав стук тележных колес, пленные тут же сбегались со всей огромной площадки и быстро выстраивались в длинные нетерпеливые очереди. Потом, все по порядку подходили к трём водовозкам.

У каждой бочки сидел какой-нибудь хмурый старик. По всей видимости, то был обычный крестьянин, пригнанный фрицами из ближайшей деревни. Кучер черпал мутную жидкость из грязной замызганной ёмкости и давал подошедшему к нему человеку.

Трясущимися о нетерпенья руками каждый пленный получал свою мизерную пайку. Тем временем, сзади напирала толпа из людей, донельзя измученных жаждой. Поэтому, времени насладиться водой ни у кого не имелось. Требовалось почти сразу вернуть посуду назад.

Ну, а с полученной у бочки водой человек мог уже сделать всё, что угодно. Хочешь, выпей всё залпом. Хочешь, быстро слей в свою кружку, миску или во фляжку и растяни эту порцию на весь жаркий день.

Но это в том случае, что у тебя есть сосуд, куда можно сцедить драгоценную влагу. То есть, если ты ухитрился не растерять своё небольшое имущество во время смертельно опасного боя.

У каждого пожилого возничего было пять солдатских металлических кружек. И после раздачи воды, все они должны были оказаться на месте. В первый день, возле бочек всё же возникла неразбериха, и в суматохе пропало целых три питейных сосуда.

Никто не стал разбираться, кто их стащил. Как только фашисты заметили недостачу, так просто схватили первых попавшихся под руку, отволокли их в сторонку и расстреляли у всех на глазах. Фрицы убили столько людей, сколько пропало у них «ценных» ёмкостей. После такого урока никто уже не пытался присвоить чужой инвентарь.


Оказавшись в невероятно ужасных условиях, пленные красноармейцы стали устраиваться кто, как сумел. Счастливые обладатели кружек, мисок и тем более фляжек мгновенно сбились в небольшие сплочённые группы.

Потерявшие свои вещмешки, а среди них оказался Григорий, стремились прибиться к этим стихийным командам. Они старались объединиться с теми людьми, у кого сохранилась хоть какая-то кухонная утварь.

Во-первых, вместе им было значительно легче отстоять своё небольшое имущество от посягательств преступников. Во-вторых, имея хоть какую посуду, можно было сразу же выпить часть выданной утром воды, а остальное сохранить на потом и проглотить чуть попозже.

Как это ни странно, но и при полном отсутствии пищи пленным сразу понадобилось отхожее место. Оно образовалось как-то само по себе и стихийно возникло в самом дальнем конце широкой долины. Там всё было покрыто засохшим дерьмом.


Пленные прибывали в ложбину ещё несколько дней. Они поведали всем о страшных, невероятных вещах. Из сбивчивых рассказов бойцов, остальные узнали, что было на советском плацдарме после прорыва?

Некоторые красноармейцы тогда уцелели, откатились назад и продолжали сопротивленье врагам. Скоро патроны закончились, но даже тогда, немцы не стали лезть на рожон. Они не хотели рисковать своей жизнью и идти в рукопашную с донельзя озлобившимися советскими гражданами.

Фашисты вплотную приблизились к окопам защитников русской земли и стали выкуривать их при помощи ранцевых и передвижных огнеметов, установленных на специальных тележках. В хорошо укреплённых блиндажах или дотах фашисты динамитными шашками выбивали прочные двери и швыряли в проёмы ручные гранаты.

Так что, до знаменитых баталий «в штыки», которые очень хвалил Александр Васильевич Суворов, дело ни у кого не дошло. Хочешь, не хочешь, а пришлось всем сдаться.


На второй день кошмарного плена, Григорий шёл куда-то по лагерю и случайно наткнулся глазами на бледного красноармейца. Тот вздрогнул, как от удара, и быстро отвернулся от парня.

Только взглянув на забинтованную голову молодого мужчины, боец неожиданно понял, кто стоит перед ним. Оказалось, что это тот политрук, который перед началом прорыва явился в их роту. Он собрал всех людей и рассказывал им о том месте, где нужно сосредоточиться перед атакой.

Тогда комиссар, призывал всех до единого отдать свою жизнь за Великую Родину и товарища Сталина. Вот только сейчас на нём была не добротная офицерская форма с двумя кубарями в петлицах, а сильно поношенная, простая одёжка рядового пехоты. Скорее всего, он переоделся перед атакой.

Не желая никого выдавать, Григорий изобразил на лице равнодушную мину. Он сделал вид, что не узнал пламенного пропагандиста и агитатора коммунистической партии ВКП(б).

Молодой человек пошёл себе дальше и поблагодарил свою непростую судьбу за большую удачу. За то, что ему повезло поменять щеголеватую матросскую форму на обноски солдата, убитого пулей фашиста в последнем бою.


На третий день, сразу после рассвета, один из охранников включил мощный громкоговоритель, который висел на столбе. На головы красноармейцев обрушились удивительно громкие звуки фашистского военного марша. Следом за ним, прозвучало громоподобное объявление на ломаном русском:

– Внимание! Данный сигнал означает, что наступило время подъёма и утреннего построения, – потом мерзкий голос сухо добавил: – Если кто-то не выполнит эту команду, то будет расстрелян.

Забывшиеся предутренним сном, пленные красноармейцы торопливо поднялись с каменистой земли. Все, как можно скорее, построились в линию, что протянулась по центру долины.

Приблизительно через час, в лагерь приехала чёрная советская «эмка». Из неё появился лощёный молодой офицер, одетый в чёрную форму «СС». Он неспешно прохаживался перед длинной шеренгой красноармейцев, постукивал стеком о блестящий сапог и говорил по-русски, с немецким акцентом:

– Германское командование создало Русскую освободительную армию. В неё входят советские солдаты и офицеры, которые не хотят воевать против Великой Германии.

Возглавляет РОА широко всем известный генерал-лейтенант РККА Андрей Андреевич Власов. Он был командующим 2-й Ударной армией Волховского фронта. Весной 1942-го, Власов со своими солдатами и офицерами перешёл на сторону несокрушимого вермахта. Если кто-то из вас хочет служить в Русской Освободительной Армии, сделайте три шага вперёд.


На широком плацу повисло гробовое молчание. Потом из шеренги несмело шагнул один человек. За ним, так же робко, вышел другой. На этом всё и закончилось.

Всем показалось, что эсесовец совсем не расстроился от небольшого числа советских бойцов, желавших вступить в ряды РОА. Он просто вяло махнул правой рукой.

К добровольцам тотчас подбежали фашисты, похлопали их по плечам и увели с территории лагеря. Уже за оградой, их посадили в кузов армейского грузовика и увезли неизвестно куда.

С невозмутимым лицом эсэсовец ждал, пока машина уедет. Затем будничным тоном продолжил:

– Тех, кто не хочет служить великой Германии, ждёт одно наказание – расстрел. Сегодня будет убит… – при этих словах он достал из кармана мундира изящные золотые часы на длинной цепочке. Немец откинул толстую крышку хронометра и посмотрел на острые стрелки. Он на секунду задумался и, приняв решение, тут же продолжил: – Например, каждый двадцать девятый!

Офицер чуть помолчал и добавил: – День ото дня это число будет меняться, постоянно варьируясь в пределах от двадцати до тридцати. А сегодня, мы начнём с цифры… – он сделал паузу и равнодушно закончил: – Например, с цифры восемь. – После чего, развернулся и спокойно ушёл.


Стоявшие рядом, фашисты отдали честь командиру и занялись выполненьем приказа начальства. Один из них, подошёл к правофланговому красноармейцу, ткнул ему пальцем в грудь и начал расчёт с того числа, которое только что назвал офицер.

Фельдфебель добрался до двадцати девяти и кивнул двум охранникам. Те ловко выдернули человека из строя, отвели его в сторону и грубо толкнули к откосу крутого холма.

Тем временем, фриц деловито продолжил работу. Причём опять с цифры восемь. Так он и действовал до тех самых пор, пока не оказался у замыкающего шеренгу солдата.

Завершив процедуру отбора, фашисты продолжили непростую работу. Всех тех, на кого выпал жребий, быстро построили в одну небольшую шеренгу. После чего, наступила скорая и неотвратимая казнь. Немецкий унтер крикнул: «Огонь!» Автоматчики дали длинную очередь, и убитые люди повалились на землю.

Однако, этим дело не кончилось. Всем приказали на ломанном русском: – Не расходиться и выполнять все команды охранников лагеря, иначе последует быстрый расстрел.

Трупы несчастных бойцов не убрали, а просто оставили на пыльной площадке. Так они там и лежали, до тех самых пор, пока не пригнали пустые телеги из ближайшей деревни. На это ушло, ни много ни мало, почти два часа.

Всё это долгое время, шеренга оборванных красноармейцев должна была неподвижно находиться на месте и, не опуская глаза, смотреть на мёртвых соратников. Арестантов, что не хотели этого делать, ожидала та же печальная участь, что и погибших.

После прибытия порожнего транспорта, фашисты взяли из строя несколько пленных, тех, что покрепче. Они брали убитых за руки за ноги и поочерёдно укладывали в деревянные дроги.

Пожилые крестьяне, что сидели в повозках, скорбно кивали и ожидали окончания погрузки покойников. Затем они взмахнули вожжами, тронули своих лошадей и уехали неизвестно куда. Лишь после этого, охранники дали команду: «Всем разойтись!»


Утром нового дня, всё повторилось, за исключением пары деталей. Едва загремел бравурный марш армии Гитлера, как всё немедля проснулись и рванулись вперёд.

При построении, возникла ожесточённая схватка за первые места на плацу. Почти все преступники и многие из простых заключённых вдруг захотели, оказаться в начале длинной шеренги. Причём желательно, в первой пятёрке.

Охранники не стали смотреть, кто победит в этом сражении. К свалке тотчас подбежало несколько немцев с оружием. Один из них крикнул: «Прекратить драку немедленно!»

Разгоряченные люди его не услышали. Тогда раздались короткие автоматные очереди. Пули изрешетили дерущихся пленных, и всё мгновенно закончилось. Тех, кто остался в живых, фашисты отправили в хвост протяжённого ряда.

После этой расправы, каких-либо свар уже никогда не случалось. Все заключённые окончательно поняли ужасную вещь. Угадать, какой номер, будет сегодня расстрелян, и с какой цифры начнётся отсчёт, увы, невозможно.

Все решили уповать на везение и безропотно вставали туда, укажут фашисты. А немцы передвигали людей туда и сюда, как им только захочется. Как понял Григорий из их разговоров охранников, они заключали пари на номера, которые выпадут в жеребьёвке сегодня. Так продолжалось изо дня в день.


Всегда находились слабые духом бойцы, которые всё же решались, покинуть строй сослуживцев. Каждый раз, из многих сотен голодных, измученных пленных, три или четыре предателя выходило вперёд.

Причём не всегда это были бывшие зеки или преступники. Как это ни странно, но и среди уголовников имелись очень разные люди. Встречались среди них и такие, которые не хотели, идти на службу к фашистам.

Прямо с утра, скорая и ужасная смерть собирала в маленьком лагере обильную жатву. В этом случае, каждый несчастный вёл себя на особицу. Самые сильные люди, молча, шагали вперёд и с сосредоточенным видом двигались к лобному месту.

Другие, что пожиже в коленках, без всяких слов падали в обморок. Немцы не ждали, пока красноармеец очнётся. Они подбегали к обречённому на казнь человеку, хватали за руки и, словно грязный мешок, тащили к месту расстрела.

Самые слабые, впадали в истерику. Они ни за что, не хотели покинуть своё место в шеренге, которое им почему-то, казалось надёжной защитой. Они крепко цеплялись за ближайших соседей, упирались в землю ногами и кричали на все голоса.

С подобными трусами фашисты вели себя, словно дикие звери. Их безжалостно били ногами или прикладами и, в конце концов, силком отволакивали к каменистому склону холма.


Скоро, ужасающий жребий выпал на политрука, замаскированного по простого солдата. Охранники выхватили его из длинного строя и грубо швырнули к прочим несчастным. И тут случилось нечто такое, чего ещё ни было в лагере.

Молодой комиссар упал на колени и принялся целовать запылённые сапоги ближайших фашистов. Стоя на четвереньках, он бросался от одного фрица к другому, хватал их за ноги и с громким рыданием молил о пощаде.

Неожиданно для всех окружающих, на лицах охранников возникли гримасы необычного вида. До этого случая, чужеродные физиономии немцев могли отражать всё, что угодно.

В основном, проявлялось равнодушие и безразличие. Чаще всего, мелькала жестокость, а иногда и животная радость от ощущения, что они безнаказанно могут унизить, избить или даже убить безоружных врагов.

В тот день, Григорий увидел выраженье брезгливости, а вернее сказать, даже гадливости, смешанной с большим отвращением. Внезапно, фашисты ожесточились больше обычного.

Они безжалостно били труса ногами, наносили удары прикладами и с шумным рёвом и гоготом погнали его к тесной группе обречённых на смерть. Никакие, даже очень униженные, мольбы или просьбы не помогли человеку. Фрицы поступили с ним точно так же, как и со всеми другими бойцами в предыдущие дни. Они безжалостно расстреляли всех выбранных жребием.

Перед каждой такой экзекуцией, эсэсовец смотрел на свои дорогие часы, а затем называл две разные цифры. Одна, означала номер тех красноармейцев в строю, которые будут сегодня расстреляны и колебалась от двадцати до тридцати. Вторая, говорила о том, с какого числа поведётся отсчёт и находилась в пределах от одного до десяти.

Григорий задумался: зачем офицер смотрит на свой дорогущий хронометр? Парень решил, что немец хочет узнать, на какое деление укажет ему минутная и секундная стрелка. После чего, он производит в уме какие-то несложные действия и называет итог своих вычислений.

Для чего эсесовец так поступал, понять парень не мог. Скорее всего, так он снимал с себя ответственность за убийство людей и перекладывал её на злодейку-судьбу. Мол, всё здесь решает случайность, а он совсем не причём.


После прорыва прошло больше недели. Григорий почувствовал, что начинает быстро слабеть. Десять тяжёлых и безрадостных дней, проведённых без какой-либо пищи и достаточного объёма воды, не прошли даром для парня. Впрочем, как и для всех остальных заключённых.

Каждое утро, вдруг выяснялось, что несколько человек не могут самостоятельно подняться на ноги. Чаще всего, это были те люди, которые получили ранения в последних боях, и у них начиналась гангрена.

Заметив беднягу, что совсем обессилел, немецкие автоматчики подбегали к несчастному и расстреливали на месте в упор. Потом велели живым взять мертвеца и оттащить к той площадке, где совершалась регулярная казнь.

К вящему ужасу пленных, с каждым днём таких доходяг становилось всё больше и больше. Теперь каждый боец с содроганием ждал, что скоро наступит черёд и его быстрой смерти. Григорий тоже пришёл к такому печальному выводу.

«Фашисты решили нас всех заморить жаждой и голодом, чтобы не тратить патроны впустую, – обречённо раздумывал парень. – Об этом говорит и то обстоятельство, что вербовка в армию Власова не проводилась уже два раза подряд».

Григорий не знал, радоваться отмене призыва в РОА или же ему огорчаться. С одной стороны, парень не мог переступить через себя и выйти из строя, как другие предатели. Если глянуть с противоположной позиции, то это единственный шанс, чтобы спастись из этой безжалостной зоны. И кто его знает, как бы он поступил дня через два и не пожалел бы потом о любом из этих решений?

На страницу:
11 из 23