Боксёров бывших не бывает!

Какое-то движение от двери в комнате боксёра отвлекло моё внимание. Появилась восточная девушка, облачённая в блестящее одеяние стриптизёрши, с подносом с яствами, точно, «кавказская пленница» во плоти. Освободившись от ноши, она стала вертеть «широкой кормой» перед лежащим мужчиной, исполняя танец живота, или попы, или чего-то ещё. Действо затянулось, девица всё медленнее крутила бёдрами, выделывая свои пасы и пытаясь вызвать у мужчины желание «взять её». А я так и вовсе перестала дышать, когда она сняла с себя сверкающий лиф и сама, не дождавшись приглашения, бросилась на моего чемпиона. А потом уже полетело и всё остальное. Они занимались любовью, нет, сексом, страстным, оголтелым, не стесняясь, отбросив все условности и приличия. Женщина змеёй вилась вокруг «медведя», сама засовывала ему в рот свои соски, расставляла ноги, прыгая по животу, груди, лицу. Они кайфовали, используя друг друга во всех открытых и закрытых местах тела… Одним словом, тра…, смачно, со вкусом, обоюдно употребляя свои тела, как источник запредельных удовольствий. Мишка вытворял со своей партнёршей такие выкрутасы, мне и не снилось! Голые сиськи летали вверх-вниз, попа мелькала и слева, и справа, она изгибалась и вытягивалась, её колбасило от бешеного темпа, а похоть пёрла из всех клеточек женского тела в руках сильного мужика. И когда они слились в совместном оргазме, я, как заворожённая, вытаращив глаза, пыталась рассмотреть лицо Мишки, которое закрыла обнажённая грудь девицы… Господи, что это? Когда я успела так нагрешить, чтобы бесславно сдохнуть за стеклом в паскудном месте? Моё состояние невозможно описать, сплошное А-аааааааа!!! В русском языке нет таких слов. Ну, а когда ненасытная жрица любви уселась напротив и заглотнула целиком далеко не маленькое мужское достоинство моего, или уже не моего, бойца без правил, я уже перестала ощущать себя, закрыв крышку гроба с музыкой… А Мишка при этом балдел, закатывая глаза и накручивая на руку чёрные гладкие волосы своей «не знаю кого» … Со мной приключилась истерика: гомерический хохот пополам со слезами и рыданиями сотрясал тело и внутри, и снаружи, от мизинца до макушки, забирая последние силы и остатки разума… Не помогли даже аккорды, доносящиеся из-под крышки…

Открыв глаза, первой мыслью промелькнуло возможное попадание на тот свет. Оказалось, больница. Внизу живота горело, тянущая боль отдавалась в спине, ногах и между ними. Я застонала, и тут же надо мной нависло мамино лицо. Всё будет хорошо, просигнализировал мозг, и я даже улыбнулась. Про себя…

– Ну, слава богу, Лизонька. Сейчас врача позову. – Мамин голос, как крыло ангела, накрыл от всего дурного, вернул меня в детство, безмятежное, весёлое, вот только вчера было…

И тут я вспомнила, что «вчера было» …

Мы вернулись домой. Я ушла с головой в работу, иначе бы точно тронулась умом. Мама отслеживала каждую минуту моей жизни, папа вообще не отсвечивал. Переживал, как объясняла мамуля, не мог себе простить, что «встал в позу», когда у его дочери случились такие перемены в жизни. Я потеряла своего эмбриончика и винила в этом только себя. А отец – себя. Ведь они, мои родные, никогда не узнают, что сотворила с собой и их не родившимся внуком непутёвая дочь. Теперь походы в собор стали для меня постоянными, мне делалось немного легче после общения с Христом. А вот посмотреть в глаза Деве Марии с младенцем на руках – не получалось. В один из таких посещений ко мне подошёл батюшка. Видимо, он заметил мои терзания: поставив свечку перед Богородицей, я сразу же уходила в сторону. Но не в этот раз.

– Добра вам, матушка! Что не жалуете Пречистую Матерь Божью, заступницу сёстрам своим? Уж если пришли к ней, расскажите о своей беде, она, как мама, поддержит вас. И не стесняйтесь чувств своих, не загоняйте назад в душу, ведь ей, душе, очень нужно очиститься, приобрести покой.

Меня прорвало, слёзы потекли сами собой, слова вылетали прямо из глубины души…

– Дитя моё, все мы рождены во грехе и беззакониях и все нечисты перед Господом. Ты правильно решила, что не родившийся малыш так же важен и ценен в глазах Божьих, как любое живое существо. Не успел он принять Святого Крещения, вот и попроси об этом. И я попрошу.

«Прости ей вольные и невольные прегрешения и сохрани от всяких козней диавольских, но скверну очисти, болезни исцели, здравие и благую силу телу ее и душе, Человеколюбче, даруй. Господи, попечением ангела светлого соблюди ее от всяческого нашествия невидимых демонов, избавь от недуга и слабости.

И многою Твоею милостью очисти ее от телесной нечистоты и различных постигших ее внутренних мучений и отведи их от смиренного ее тела…»

Отец Дмитрий, как и тот, дагестанский, вдохнул в меня жизнь, вернул веру в лучшее, подарил надежду на будущее.

– Я буду молиться за тебя и за всех, пребывающих во грехе сестёр твоих. Иди с богом в сердце, Елизавета!

«Спаси его, сохрани его, будь с ним» – утром и вечером прошу я Господа о моём ангелочке. И о Михаиле Исаеве, бог ему судья…

Чингиз забрал меня себе. Да, он так и сказал. Мои родители были не против, он очаровал их с первой же минуты. Всё устроилось, как нельзя лучше. Меня поставили руководить зауральскими офисами, центральный из них располагался, как раз, в Барнауле. По географической широте этот город находился там же, где и Гамбург, Дублин, Ливерпуль, Минск и Самара. Моё предложение о разработке этих направлений получило поддержку, и мы приступили. Забугорных туров у нас ещё не было. Но когда-то же надо начинать? Готовя к открытию новый алтайский офис, я лазила со стремянкой, оформляя стену часами, настроенными на персональное время заинтересовавших нас городов, и так и застыла, когда в дверь вошёл он, Чингиз Ахметов собственной персоной. Вот тогда он и забрал меня, сняв, сначала, с лестнички, и потом уже и не отпустив от себя. А я и не сопротивлялась.

Мы хорошо жили. Каждый знал, чего ожидать от своей половины. И я уверовала, что мой монгол успокоился, наконец, натешился бабами по полной, и осел в семейной жизни. Правда, мы не узаконили наши отношения, а зачем? Я не любила его, уважала, ценила, доверяла, даже слушалась во всём, но не любила. Истины не узнать никогда, но надёжное плечо ощущалось мною и денно, и нощно. А когда я попадала в руки своего монгола и превращалась в наложницу, рабыню или любимую жену, всё равно в кого, плечо заменялось кое-чем другим. Этот мужчина в постели был и царь, и бог, и хан! Всегда после очередной сексуальной «победы» надо мной, он говорил: «Моя! Никому не отдам!», и я себя так и ощущала. Первое время Чингиз выхватывал меня и утром, и в обед, и вечером, а уж, ночью… Он никак не мог насытиться, объясняя это тем, что уже и не мечтал обо мне, получив отворот поворот ещё там, в Дагестане. Но тогда, поняв, что со мной произошло, этот отворот получили все: земля и небо, флора и фауна, и люди, знавшие о моей беде. Я общалась только с мамой и Николаем Николаевичем, тоже посыпающим пеплом, как и отец, свою голову: «Не уберёг Лизоньку».

Надо отдать должное Ахметову, моя жизнь с ним напоминала сказку. Причём создавать её моему сожителю доставляло большое удовольствие. Желания, мелкие просьбы, просто высказанное «было бы хорошо», выполнялись по мановению волшебной палочки. Сколько раз он предлагал мне бросить работу и просто жить в радостях и утехах, которые будут предоставлены в любом количестве и качестве? Раз миллион. И не оставлял эту затею, каждый раз придумывая новые аргументы и заманивая в «обломовщину» всеми правдами и неправдами. Он очень любил домашние вечера с приготовленным мной ужином, выходные вдвоём, небольшие поездки куда-нибудь в горы или к морю. Но, главное, чтобы Лизонька была под крылом.

У Чингиза была своя конюшня, небольшая, расположенная на горном плато, рай для животных. Но там не было Искандера. Я очень скучала, но в глубине души успокаивала себя тем, что моя новая жизнь не должна быть обременена прошлым. И увлеклась маленькими пони, очень маленькими, привезёнными из Китая. Они были приобретены для реабилитационных манипуляций с детьми, родившимися с ДЦП. И там же построили небольшую гостиницу для тех, кто приезжал не на один день. Каково же было моё удивление, когда одна из мамаш рассказала о совершенно бесплатных восстанавливающих курсах. И такой же возможности проживания. Ахметов предоставлял эту привилегию измученным женщинам с детьми. Причём тем, которые остались одни со своей непростой проблемой. К сожалению, и довольно часто, папаши больных детей самоустраняются, сильный пол оказывается не только слабым, но и подлым, бросая своих не очень обычных отпрысков. Пожертвовать бесценным временем и драгоценными нервами сможет далеко не каждый мужик, а вот женщины, матери, бабушки, сёстры, поступаются своими интересами, отдают свои силы и здоровье, не задумываясь. Сколько же любви и самоотдачи было в этих женщинах! Ведь каждая надеялась, что вот прямо завтра найдётся лекарство или какой-то другой способ помочь её чаду. А надежда, как известно, умирает вместе с человеком. Да, Чингиз Ахметов открывался для меня с совсем неожиданных сторон…

Каждую свободную минутку я старалась провести в маленькой конюшне. А когда привезли мини-лошадок из Южной Америки, я даже взяла несколько отгулов, влюбившись в этих малюток навеки с первой же секунды. Процесс акклиматизации требовал постоянного наблюдения и ухода, и я вызвалась помочь девочке-ветеринару, специально обученной этому конкретному делу. Маленький денник, уютный, чистый, пахнущий хорошим сеном, стал для меня местом преткновения на несколько дней, я ковырялась с малышами с утра до ночи, забывая поесть, попить, помыться. И, в конечном итоге, свалившись от усталости, решила просто понаблюдать, умиляясь видом мини-красоток. Прямо в конюшне, на сене. И заснула. А проснулась, засыпанная сухой травой, от какой-то возни. Каково же было моё удивление, когда я поняла, что новые дружки спят рядом, уткнув мордочки в мои плечи, посапывая и передёргивая ноздрями, как настоящие взрослые особи. А напротив, сидит Чингиз и улыбается.

– Зрелище достойно Оскара! Век бы смотрел это кино, была бы моя воля.

А следующей ночью, устроившись, уже в гостинице, довольно поздно, я всё никак не могла заснуть. Тишина стояла фантастическая, звёзды гроздьями заглядывали в окно, полумесяц, яркий, чёткий навевал романтические грёзы… Не для меня, для кого-то… А я просто констатировала факт!

– Зачем ты вызвал меня, Чингиз? – Резко прозвучавший вопрос растворил воздушные замки… – Бегаешь, прячешься, делаешь вид…

– Что? – Грозный рык Ахметова оборвал толком не начавшийся перечень претензий молодой ветеринарши. – Ты меня ни с кем не перепутала? Что-то не устраивает? Будьте любезны, на выход!

– Но…

– Что я непонятного сказал?

– Но ведь ты всегда дарил мне ночь любви при наших встречах! Что не так сейчас? Чем эта Лиза лучше меня? Клянусь, никто не будет любить тебя больше, чем я!

– Я говорил о каких-то обязательствах? Обещал златые горы и реки, полные вина? Нет! Всё, я устал, и меня ждёт любимая женщина. Спокойной ночи! – Звук шагов быстро приближался.

Я прижухла. «Меня ждёт любимая женщина…» А ведь я действительно его ждала! Что это? Неужели моё сердце ещё не разучилось чувствовать? И чувствовать что? Какое чувство оно не разучилось чувствовать, чёрт побери!

– Лиза, ты спишь?

– Нет, тебя жду.

Что сотворил со мной монгол в эту ночь, не поддаётся никакому описанию, озвучиванию или малеванию разноцветными красками! Чуть-чуть открывшаяся навстречу Ахметову душа Лизоньки полетела, трепеща крылышками, вслед за взрывающими мозги упоительными ласками, нежными словами и чувствами… Не знаю какими… Но я ощущала себя маленькой лошадкой, в отличие от пони.

И если пони, большеголовые, коротконогие и делающие задания только из уважения к человеку, выполняли свою задачу на пять, то новые постояльцы конюшенного двора делали это на десять. Внешне, уменьшенные копии взрослых лошадей, они сразу привлекали к себе внимание всех и вся. Общительные, весёлые, умненькие, легко обучаемые коняшки приносили в жизнь нашего реабилитационного центра море позитива, особенно когда стали появляться первые конкретные результаты. Дети обожали их, пришлось составить график, дабы сильно не нагружать малышей. И иногда мне позволяли прогуливаться с ними, обращаясь как с собачками. Эти лошадки могли спокойно переносить грузы до тридцати килограмм, чем я и пользовалась, нагружая их кормом для них же, водой и своими причиндалами. Тогда они вообще не доставляли никакого беспокойства, исполняя роль носильщиков. Но, возвращаясь, свободные от ноши, начинали дурачиться, устраивать поскакушки, глаз да глаз за ними. Я обратила внимание, что с каждой последующей прогулкой, Мини и Минк, так мы их назвали, становились всё смелее и бесшабашнее.

– Чингиз, ты полностью доверяешь девушке-ветеринару? Что-то наши мимишки выходят из-под контроля, с ними стало сложно справляться. Я бы ещё поняла, если бы они были детьми, тогда можно списать это на выкрутасы подростков. Но лошадки приехали к нам уже обученные, послушные и спокойные. Что-то я волнуюсь.

В этот же день, инкогнито вызванная команда чингисят, предоставила отчёт о проделанной работе.

– Абсолютно точно, шеф! Она, эта злыдня, призванная лечить и поддерживать, пичкала их какой-то фигнёй. Завтра нам доложат, какой. Коробочки с надписью «Лилипут» и «Карлик» лежали в тайничке, почти наполовину пустые. Горе-ветеринарша призналась во всём. Куда её?

Я выскочила за дверь, ноги сами понесли в вольерчик. При слове «карлик» мгновенно поднялись самые паршивые воспоминания, грязные и душераздирающие. Меня трясло, как в палате для наркоманов, страшно хотелось какого-нибудь яду, капель пять. Да хоть одну, но сильного. Влетев за оградку, я уселась на пол, тут же окружённая своими любимцами. От одного только запаха, тоненького ржания, «поцелуйчиков» шершавыми губами вся подступившая шелуха стала разлетаться в пух и прах. Ну а когда красивые глазки нарисовались перед моим лицом, поток очищающих слёз мгновенно полился уже из моих очей. Вот так я и сидела, обняв двух маленьких ростом, но взрослых умом и телом, животных, забирающих себе мою боль. В этот момент я по-настоящему поняла, как они нужны нашим детишкам и их мамам! Как живая вода и чистый кислород!

Нарисовался Чингиз.

– Я хотела бы знать, товарищ монгольский хан, что ещё ждать от ваших партнёрш, как вы их называете? – До меня дошло, конечно, что всё это из-за него, неутомимого труженика сексуальных полей. – Не могли бы вы составить список ваших пассий, вернее, их рабочих мест? Чтобы не соваться туда и не подставлять рядом живущих.

– Лиза, я сам в шоке.

– Не знаю, что ты сам, а мне надо домой. А сюда приедет старый друг Сергея Ивановича Зуева, ветеринар от бога. Надеюсь, ты не возражаешь?

– Лиза!

– Пожалуйста, не говори ничего. Возьмём паузу.

Я добралась до дома, переночевала и отправилась инспектировать офисы прикреплённых ко мне городов. Этой ночью Чингиз не приехал. Почему-то меня это не задело… Как выяснилось потом, он собирал весь персонал горного комплекса, постояльцев гостиницы и просто приехавших мам с детьми. Вопросы поднимались разные, засиделись за полночь. А утром, дождавшись нового звериного доктора, он меня уже не застал.

Весна в горах, пробуждение природы, свой микроклимат… Красота! Дышится легко, свободно, атмосферно, лёгкие увеличиваются раза в два. Точно. И прибавляются силы, просыпаются чистые эмоции, органы чувств обостряются до самого высокого пика… Так хочется жить, столько планов, столько надежд на будущее! Гуляя по окрестностям, я впитывала запахи зацветающих кустарников, зарывалась в цветущие полянки, просто подставляла лицо солнцу, сильно зажмурившись. Поэтому и не заметила Ахметова. Он подошёл сзади, обнял, зацепив руками под грудь, сильно прижал.

– Ты решила спрятаться от меня? Это невозможно, я тебя по запаху найду в любой точке Вселенной! Скажи, Лиза, тебе хорошо со мной?

Очень неожиданно. С чего бы это?

– Неужели во Вселенной есть женщины, которым бы было с тобой плохо?

– Я серьёзно. Надо быть последним идиотом, чтобы требовать от тебя пламенной любви или преданной страсти. Слишком мало времени прошло, девочка моя. – Он повернул меня к себе лицом, поцеловал. – Но я умею ждать.

Чего он от меня хочет? Ведь в моей жизни всё определилось там, за чёрным стеклом замка карликов, окрасив дальнейшее существование этим же цветом. Окончательно закрыть ту страшную главу пока не получается, но просыпаться от пережитого ужаса Лиза Романова стала реже. И другие краски, нет-нет, да и проявятся кляксами солнечного света или листиками, пробивающимися на свет божий. Как и я. Дай бог!

Всё бы хорошо, но один бессовестный монгольский сперматозоидик поймал славянскую яйцеклеточку и также, как и его хозяин, изрёк: «Моя, никому не отдам». И эта дура, так же, как и её хозяйка, растеклась и впустила его. Ну, слабачка, что ещё скажешь!

Когда я, примерно такими же словами, озвучила новость Чингизу, он хохотал до слёз. Кружась со мной на руках, выцеловывая до дыр попадающие под его губы части моего тела, не отпускал, таская по квартире и приговаривая: «Так, так! Ну куда ж вы без Орды, нет у вас такой беды, бойтесь лучше парижан, вместо писек у них … пирожок». Ха-ха, ещё тот поэт, зовусь я Цветик, от меня вам всем приветик! У него был взрослый сын, от грехов молодости, как он говорил. Красивый, горделивый и знающий себе цену юноша не общался с отцом, но денежки принимал регулярно. А папаша и не заморачивался. Ему было девятнадцать, когда женщина, старше на десять лет, научившая его азам сексуальной жизни и выбравшая Ахметова отцом для своего ребёнка, сделала всё, чтобы это и случилось. Мальчик был признан, но процесс взращивания отпрыска был отдан всецело его матери. Но, видимо, пришло время проявить отцовские чувства, что он и сделал. Причём страстно хотел дочку. Она и не заставила себя ждать, полная копия своего отца оповестила о своём появлении, находясь в его руках. Да, этот ненормальный «рожал» вместе со мной, как я не отговаривала его. А когда мне стало уже всё равно, кто там высматривает очень эстетичный процесс деторождения, я опять почувствовала рядом отца моего ребёнка. Он целовал меня, помогал тужиться, смешно надувая губы, и, главное, не упал в обморок от увиденного. «Моя прекрасная Диана…» – сквозь слёзы пропел её отец, улицезрев черноволосое личико и желтушное тельце с растопыренными пальчиками ручек и ножек. Он так и не отпускал её, любезно предоставляя мне, строго по часам, покормить дочь, ну и, оставляя кучу рекомендаций, разрешал себе отлучиться по делам… У меня даже было время на руководство филиалом онлайн, и два раза в неделю – офлайн. От жизни я не отстала. Но как только закрыла врата молочной фермы и вышла на работу, наняв няню, всё полетело в тартарары. Чингиз в первый же день изменил мне с молодой наглой девчонкой, которую сам и порекомендовал. Он, скорее всего, брал эту змею подколодную не для Дины, а для себя. Но не думал, что всё так сразу станет явным. Терял хватку, Чингиз-хан, забыв, что у нас стоит система наблюдения, радионяня, которую я и просмотрела, вернувшись домой и отпустив девицу. Ну, надо же было удостовериться, что она всё делает правильно… Ох, как правильно она всё сделала, а мой-то, мой, прям второе дыхание! Я знала, с кем связала свою жизнь, обижаться не на кого. У нашей фирмы в городе была служебная квартира, куда я и перебралась в тот же вечер, оставив для своего полового гиганта кадры умопомрачительного секса в присутствии нашей дочери на её же детском столике. Фееричный пердимонокль!!!

А через месяц Лизонька уже, буквально, влетала в свою квартиру, вернувшись в родной город. Мои родители опять ковырялись в своих изысканиях где-то в Непале, они были не в курсе. Так что свобода накрыла Лизоньку своим покрывалом минимум на пару недель. А потом опять работа, я теперь мать-одиночка, хотя не без поддержки. Что мне пришлось пережить за этот месяц, уму непостижимо. Чингиз и извинялся, даже валялся в ногах, и запирал меня в доме, и увозил в свои владения в горы, и, самое страшное, отбирал дочку. Всё закончилось, когда он очередной раз увалил меня в кровать и, ублажив себя любимого, понял, наконец, что мне фиолетово до его притязаний. Обозлившись, вылепил мне такую информацию, от которой стало не по себе, я просто оцепенела от жути, ведь всё это время Чингиз хранил эту тайну. Да я и сама не спрашивала о судьбе Мишки ни у кого. Жив, и слава богу…

– Ну, конечно, – начал он, язвительно скривив губы. – Мы же любим слабаков, типа Исаева, променявших свою свободу на деньги и славу. А ничего, что он продал тебя, предал, наплевал с высокой скалы? И живёт, припеваючи, с какой-то тёткой в своём любимом граде, не тужит, у него и ребёнок уже есть, чуть старше нашей Дианки. Да, поначалу твой боксёр ерепенился, поэтому и сидел в клетке, выходил только в кандалах. Твой лох повёлся на честное слово бандитов, надеялся отработать. Пока не убил, в очередной схватке. Да, да, на его совести есть такой грех. Но иначе бы растоптали его. В том мире по-другому нельзя. Да, держался, отрабатывая деньги, положенные за твою свободу. Но недолго, сломался. И всё, моя дорогая, и всё, ты ему оказалась не нужна.

– Как и тебе, как видишь. Мишка хоть пытался выкупить мою неприкосновенность, а ты просто лишил меня воли. Чем ты лучше, потомок ханов? Как же твой кодекс чести, если ты «пользуешь меня»? И кто здесь слабак?

Я была несправедлива. Неизвестно, чем бы закончилось устроенное представление в замке, если бы он не вытащил меня. Как и что, Чингиз бы никогда не рассказал. Но один из его оруженосцев проболтался по пьяни. Ахметов получил мою фотографию, где я уже была без сознания и валялась в какой-то машине на заднем сидении. За координаты моего пребывания упырь запросил не деньги, нет. Ему надо было уйти, их уже вычислили и загнали в ловушку в том самом замке. Чингиз вывел эту шатью-братью, и, получив локацию моего местонахождения, отправил их по заранее разработанному «этапу». А через день банду накрыли, собрав всю верхушку в одном месте. Гнилой карлик, дядя Гоша, глава подпольного бизнеса, приносящего баснословные барыши на боях без правил, и иже с ним, разыскивался разными силовыми структурами нескольких стран. Он держал в своих руках целый синдикат преступников и зависящих от его подлостей людей. В ход шло всё: похищения, шантаж и запугивания, рэкет и рейдерские захваты, мордобой и убийства. Но связать всё это в одно целое удалось не сразу. Сотни преступлений расследовались сами по себе, да ещё и в разных государствах. Всех подробностей мы не узнаем никогда, да даже их сотой части. Известно только, что дядя Гоша и злобный карлик – два человека, и второй, как раз, и есть отец Гули, сводный брат гнилого карлика. И именно ему она обязана своей свободой. Непонятно только почему, ведь он не мог не понимать, что дочь, будучи офицером полиции, будет искать его, хотя бы ради матери и брата. Что она и делала, правда, безуспешно. Неужели у таких гадов бывают проблески человечности? Скорее всего они были до мозга костей уверены в своей безнаказанности и не боялись быть разоблачёнными, имея огромное количество денег и продажных подлецов в наличии.

У моего же монгольского мэна эти проблески потухли, кровь вскипела, сменив милость на гнев. Он швырнул меня в угол комнаты, и я сильно стукнулась головой. Прилетело по полной… Хорошо, что лицо «уцелело». Но это был точно конец, жирная точка, и неважно, укокошит он меня или нет… Говорят, бьёт, значит любит. Меня, получается, уж точно сииииильно «любил» … Во всяком случае, молва не располагала данными о склонности Чингиза к распусканию рук с женщинами. Может, тётки и бабоньки просто скрывали, хвастать-то нечем? Это становилось неинтересным и неважным. Я никогда не любила этого человека, и это правда!

Итак, всё сначала. Дочка, работа, статус матери-одиночки. Слава богу, есть, ради кого жить. И это прекрасно, моя любимая Диана!

Продолжение следует. Это далеко не конец истории.

Notes

[

←1

]