Отрочество

Однако родители рисковали.

Ведь Молчановы везде доказывали, что Кочеты развелись фиктивно, поэтому всё время пытались с помощью добровольных и не только общественных помощников разоблачить аферистов, найдя тому неопровержимые доказательства для следующего заседания суда.

Поэтому десятки глаз соглядатаев, вспомнив чуть подзабытое своё прошлое, шпионили за Кочетами, высматривая, выслушивая и может даже вынюхивая: не ходит ли Пётр Петрович к Алевтине Сергеевне на ночь.

Но новогодняя ночь благополучно прошла, и начались зимние школьные каникулы, которые Платон беззаботно в основном проводил во дворе или дома в играх с Сашей Комаровым.

Ещё осенью Платон тоже стал коллекционировать этикетки от спичечных коробков, периодически обменивая лишние на недостающие у, дольше этим занимавшимся, Саши Комарова.

Но теперь в каникулы их игры стали динамичней.

Нацеленный на разрушение предприимчивый Саша Комаров теперь увлёк Платона расстрелом оттянутым резиновым жгутом строя оловянных солдатиков, устроив в этом с ним соревнование – кто быстрее это сделает.

Поэтому, настроенный на творчество и созидание, Платон частенько играл и занимался один, без своего бесшабашного друга-соседа.

Единственное, что его озаботило и озадачило, так это разговор родителей о прошедшей деноминации денег, когда новые банкноты меньшего размера стали стоить в десять раз дороже больших старых банкнот.

– «Петь, а что ты скажешь, как опытный экономист и специалист по финансам об этой деноминации? Некоторые люди вон шутят, что сталинские портянки поменяли на хрущёвские фантики! А я что-то не пойму, хорошо это или нет?!» – спросила отца мать.

– «Аль, вообще-то наша партия всё делает для народа! Во всяком случае, должна! Денег стало в десять раз меньше, но и все цены во столько же раз уменьшились. Согласись, что нам теперь будет удобней с новыми деньгами?! Но это только с одной стороны. А с другой стороны, золотое содержание рубля уменьшилось больше, чем в два раза! А это значит, что для нас подорожают заграничные товары!».

– «Ну и чёрт с ними! У нас вон как производство ширпотреба увеличилось!».

– «Да бог с ними, с заграничными товарами! Я боюсь, что наш внутренний рынок среагирует по-другому – продукты на нём подорожают!».

– «Ну и что? Мы на рынок ходить не будем!».

– «Да, не будем! Но ты, Аль, представь себя на месте директора магазина. Тебе будет выгодно хороший товар продать втридорога на рынок, а народу продать не кондицию, положив себе в карман разницу и по отчётам перевыполнив план и ещё получив за это премию!?».

– «Так это может привезти к пустым полкам в магазинах!? Неужто руководство страны этого не понимает?!» – вдруг живо и очень эмоционально встрепенулась она.

– «Наверно они берут пример с заграницы? Вон, де Голль в прошлом году поменял деньги во Франции! А для чего? Он этим пытается возвратить во Францию золото, украденное американцами во время войны!».

– «Да, дела! Ну, поживём – увидим!» – подвела итог недоучившийся экономист.

– «Да, посмотрим!» – согласился Пётр Петрович.

И Платон успокоился.

Ведь он был ещё очень далёк от таких забот.

На фоне разговора родителей даже разрыв США 3 января дипломатических отношений с Кубой показался ему естественным.

И у него тоже чуть было не произошёл разрыв прежних отношений, но с Колей Валовым, когда тот предложил ему в один из каникулярных дней съездить с ним в Кремль на Новогоднюю ёлку.

– «Платон! У меня есть лишний билет на ёлку в Кремль! Приглашаю тебя со мной поехать!».

– «Спасибо! Но я не смогу!» – не мог согласиться быстро росший Платон, так как понимал, что одеть ему сейчас в Кремль было нечего, а позориться перед москвичами стеснительный мальчик не хотел. Да и утруждать маму сейчас тратиться на билет он не решился.

– «Сынок, а ты почему с Колей Валовым на ёлку не поехал?! Билеты же были бесплатные – профсоюз дал!» – поняла Алевтина Сергеевна подход сына к этому вопросу, не коря его за выбор, а наоборот, жалея.

Ведь она не раз делилась с ним денежными проблемами семьи, объясняя ему необходимость и очерёдность расходов, якобы советуясь с ним об экономии расходов, накоплении денег и откладывании некоторых покупок на более позднее время, всегда находя с его стороны понимание, сочувствие и согласие.

– «А я не знал и Коля не сказал!» – растерянно ответил чуть погрустневший Платон.

Но он об этом не жалел, потому что сейчас его увлекли другие каникулярные забавы. Да и на ёлку он всё же сходил, но не в Кремль, а в место попроще, в Лужники, зато бесплатно и с племянником Гришей. Платон заехал за ним в Коптельский переулок, а в метро проводил его бесплатно за свой же пятак, держа Гришу перед собой за конец свисающего сзади шарфа и не допуская между ним и собой просвета, а по дороге беспрерывно что-то рассказывая племяннику. Зато после их ждал вкусный обед от бабушки Антонины и совместные игры до вечера.

А дома в каникулы Платон много рисовал, в том числе и жанровые сцены из прежней их жизни в Москве.

– «Сынок! А как ты здорово нарисовал работающую снегоуборочную машину в Печатниковом переулке! Всё очень узнаваемо!» – отметила мама.

Реже, из-за отсутствия подходящего материала, Платон выжигал, переводя через копирку рисунки на отшлифованную поверхность фанеры.

Не забывал он и гулять во дворе, играя там с другими детьми. Но самые интересные игры были с одногодком и соседом сверху Сашей Комаровым.

Теперь они нарисовали себе страны, причём Комаров выбрал остров, и стали воевать друг с другом в морской бой за право в случае победы высадить десант на территорию противника.

Поначалу Платон всё время проигрывал, но высаженный противником десант сразу уничтожался. Наконец Платон выиграл, а на суше он постоянно бил противника до полного уничтожения его войск и захвата его территории.

После этого их игра в такую войну закончилась.

В эти же зимние дни, но по воскресеньям, отец стал брать сына на коллективные лыжные прогулки, организуемые для сотрудников его министерства. Рано утром Платон с отцом встречался в вестибюле станции Комсомольская, а затем с компанией – на пригородной платформе Ленинградского вокзала, где отец однажды и сфотографировал его.

Весёлая компания лыжников, а больше лыжниц, доехав до платформы Планерная, шла далее пешком до лыжной базы, где Кочеты и некоторые другие их коллеги брали лыжи бесплатно напрокат. Маршрут начинался сразу от базы затяжным спуском в пойму реки Сходня и ещё более затяжным подъёмом наискосок на противоположном её берегу. Лыжня обычно пролегала далее в лес на запад или на северо-запад в сторону Подрезково.

Накатавшись по лесу, Кочеты возвращались на базу, смело спускаясь по длинному и крутому спуску. А если силы ещё оставались, и отец не возражал, то Платон повторял спуски, выбирая всё более крутой и скоростной участок. Ему нравилось управлять своим телом, маневрируя на скорости и представляя себя героем недавно им просмотренного австрийского художественного фильма «Двенадцать девушек и один мужчина», в роли которого снялся многократный олимпийский чемпион по слалому Тони Зайлер. Единственное, что мешало Платону, были выступающие от ветра слёзы, мешавшие разглядывать трассу. К счастью, она была ровной и накатанной.

А когда любовавшийся удалью сына Пётр Петрович замерзал, подавая знак своими палками, они по менее крутому и высокому подъёму поднимались к базе. Но и тут, вошедший в раж Платон, поднимался на силу или бегом под углом к подъёму, а не ёлочкой или приставным шагом, опять ловя на себе восторженные женские взгляды и завистливые мужские.

После переодевания Кочеты там же на базе обедали и довольные и чуть разморенные разлетались по своим гнёздам. Старший – в Печатников переулок, а затем в Сандуновские бани. А младший – в ванную и под крыло наседки матери.

На следующий день Платон, как правило, рассказывал, совсем без отца живущему, Саше Комарову о своей лыжной прогулке, вызывая у того зависть не только к успехам друга в катании на лыжах, но и к его контактам со своим имеющимся отцом. А зависть и проигрыши требовали от Саши Комарова реванша и выхода его эмоций в подлости. Поэтому изменившаяся их игра в войну перекочевала из их квартир в подъезд.

Как часто бывает у детей, и в этот раз не обошлось без озорства и хулиганства. Саша Комаров как-то раз нашёл где-то пачку стреляных гильз от мелкашки и предложил Платону делать из них «шумихи», на что тот, не подумав, согласился.

В гильзы они начищали серу со спичек. Затем плоскогубцами крепко зажимали срез, даже загибая и сжимая расплющенную часть гильзы, обворачивая её ватой. И положив под чью-то дверь на лестничной площадке своего же подъезда, спичками поджигали вату, при этом в ожидании произведенного эффекта от громкого хлопка, прятались между пролётами лестницы этажом выше или ниже.

Но днём мало кто был дома и большого эффекта не следовало. А вечерами это делать озорники опасались, боясь быть пойманными на месте преступления с поличным, что, впрочем, один раз всё же случилось, когда Комаров подставил Кочета, после чего они остановились в этих своих забавах и в общении друг с другом.

Но время – лекарь, и дети помирились. После чего они стали играть только у Платона дома, так как, только у него были все самые интересные самодельные игрушки.

– «Сынок! Не надо вам шляться по подъезду! Играйте лучше у нас!» – предложила мать сыну.

Но и этих игр хватило ненадолго, так как поверхностный Саша не только не оценил труд друга, но и взял за всё реванш, быстро поломал, слепленные тем танки и бронемашины, после чего и эта их игра закончилась насовсем. Пришлось Платону выпроводить друга, а самому убрать за ним им же поломанные свои поделки, сев за интересную книгу.

Они всегда будоражили его сознание. Здесь был простор для творческого воображения с различными его вариациями.

Ведь ещё на Сретенке, до школы, отец прочитал детям книги: «Детям» В. Маяковского, «Солнечный денёк» Д. Воронковой и другие детские книжки, включая сказки, в том числе немецкие про великана Рюбецаля.

А уже сам, научившийся читать Платон, кроме первой книги «Рассказы о Дзержинском» и множества сказок, прочитал ещё и «Сказку о Мальчише-Кибальчише» А.Гайдара, «Птица-синица» С. Могилевской и другие.

Всего год назад он прочитал, пожалуй, самую интересную из ранее прочитанных им книг. Это была книга Ю. П. Дольд-Михайлика «И один в поле воин», в которой рассказывалось о деятельности советского разведчика, действовавшего под именем Генриха фон Гольдринга. Но особенно ему понравилась концовка книги, когда после окончания войны главный герой встречается со своей невестой в мае в Москве около метро, и они обращают внимание на то, что сейчас их свели вместе три буквы «М»: май, Москва и метро! Самой последней книгой, прочитанной им в Москве, стала «Хижина дяди Тома» Г.Бичер-Стоу. А самой первой книгой, прочитанной Платоном в Реутове, стала книга «Дети капитана Гранта» Жюля Верна, которую ему дал почитать московский сосед Рашид, и которую Платон задержал с возвратом.

Пришлось её отдавать с большим опозданием и через отца, попросив поблагодарить больного туберкулёзом и по сему, видимо, большого любителя чтения, бывшего старшего товарища по старому дому.

Но Платон не только играл и читал книжки, но и помогал бабушке и маме по хозяйству. Он ходил в магазины и помогал убираться в доме: раскладывал всё по местам, протирал пыль, подметал пол и вытряхивал половики. А как-то он даже помог бабушке отправить с почты посылку дяде.

– «Платон! На! Напиши на крышке адрес!» – попросила бабушка, протягивая ему химический карандаш.

– «А ты поплюй на него – будет писать, как чернилами!» – посоветовала она внуку, видя, что на фанерной крышке надпись плохо видна.

А когда внук закончил писать – укорила его:

– «Я же тебе говорила – поплюй! А ты в рот взял!? Теперь у тебя губы и язык в чернилах!».

Платон достал носовой платок и, поплевав на него, стал им тереть губы и язык, с ужасом поглядывая на появляющиеся на платке фиолетовые чернильные пятна.

– Да, увлёкся я – не заметил! – досадовал мальчик.

Зато он заметил, как после школьных каникул первым важным международным событием стало сообщение 11 января из Лаоса. Там силы Патриотического фронта Лаоса (ПФЛ) заняли город Сиангкхуанг, прервав сообщение между столицей Вьентьяном и резиденцией короля Лаоса в Луангпрабанге. А в городе Самныа был сформирован Национальный военный совет, ставший совместным военным командованием ПФЛ и правительственных войск.

Ободрённый этими последними политическими новостями, тёплой встречей нового года, хорошо и с пользой проведенными каникулами, встречал Платон своё двенадцатилетие.

На день рождения отец подарил ему модель для склеивания самолёта.

А для привития сыну тяги к технике, он принёс ему свои два старых неработающих будильники, чтобы тот разобрал и попробовал починить. И Платон с большим интересом принялся разбирать их до винтика.

Ему понравилась эта работа. Он аккуратно разложил детали на столе, потом осмотрел весь механизм, но явной поломки не нашёл. Тоже самое он проделал со вторым и обнаружил сломанную деталь.

Но аналогичная деталь из первого будильника не совсем подходила ко второму – к удивлению мальчика их конструкции отличались. Тогда он снова собрал будильники, к своему удивлению обнаружив и лишние детали. Часы, конечно, не ходили, починить их у Платона не получилось.

В этот важный момент с ним рядом не оказалось отца или другого опытного и знающего человека. На этом его эксперименты с мелкой работающей механикой приостановились, хотя его мастерство работать с ней и выросло. И интерес мальчишки к таким техническим разборкам тоже упал, переключившись на другое.

Вырос и сам Платон. Ранее в Москве на день рождения сына отец отмечал на дверном косяке его рост. А теперь в Реутове уже нет. Сын и так был явно рослым, заметно выше и мужественней своих сверстников, и волноваться было незачем, и сравнивать его было не с кем. Хотя по просьбе внука это теперь сделала бабушка.

По просьбе бельгийских колонизаторов 17 января катангскими сепаратистами был расстрелян ранее незаконно арестованный первый премьер-министр независимой Республики Конго Патрис Лумумба и два его соратника.

А 20 января на бабушкин день рождения в США вместо Дуайта Эйзенхауэра президентом стал Джон Кеннеди.

Эту новость Кочеты уже увидели по своему телевизору. Купленный вскладчину с соседом Борисом Григорьевичем телевизор «Заря-2» теперь постоянно стоял их кухне, став главным событием, достопримечательностью и местом притяжения для всех жильцов их коммунальной квартиры.

С его появлением и Пётр Петрович иной раз задерживался в гостях у детей на просмотр телефильма, телеспектакля или интересной телепередачи.

Да и Алевтина Сергеевна часто подолгу задерживалась у него, с удовольствие совмещая на кухне приятное с полезным, о чём созналась 9 февраля в своём письме брату Евгению, извиняясь за задержку с ответом на его письмо, и в котором, как всегда, делилась личным опытом, сообщая, что: «У меня опять возобновилась канитель с квартирой, соседи бывшие никак не успокоятся, что какая-то «колхозница», прожив четырнадцать лет в Москве, получила площадь, а они всю жизнь – нет. Мать из-за этого очень расстраивается, о себе я уж молчу … Сам будь, братик, настойчивее, стеснительность никому не нужна, она только мешает нам жить. Из-за неё Виталий уехал на кулички, и ты можешь прозевать. Меньше делись с балаболами и завистниками. Я убедилась в жизни своей, что никому нельзя довериться, кроме самого родного. Только с матерью боюсь откровенничать, тоже не воздержана бывает на язык».

И действительно, Нина Васильевна любила рассказывать о достижениях своих личных и близких ей людей, даже хвалиться. Но чаще соседей по подъезду и новых сослуживцев её слушателями становились внуки, которые внимательно слушали бабушкины рассказы, задавая уточняющие вопросы. Обычно она вспоминала интересное её внукам своё детство – видимо самую счастливую пору своей, да и не только, жизни.

Но теперь в жизнь всех людей всё чаще входили новости о запусках очередных советских искусственных спутников Земли. Ещё 4 февраля был запущен первый спутник в сторону Венеры, а 12 февраля туда же полетел и космический аппарат «Венера-1».

Но если в космосе всё шло по плану, то на земле Кочеты продолжали бороться за свои права, когда 21 февраля Пётр Петрович сходил на приём к Н. М. Зуйкову, изложив ему суть вопроса с объяснением обстоятельств и лукавства в заявлении Н. С.Молчанова, и оставил ему своё письмо об этом.

На приём неожиданно попал и пятиклассник Кочет.

Их классный руководитель и учитель истории Мария Степановна Петрова, бывшая Платону по грудь, подозвала его к себе в коридоре во время одной из перемен и в полголоса попросила:

– «Платон, я знаю, что ты очень хорошо рисуешь! Но прошу тебя, не рисуй ты больше этим дуракам голых женщин! Они ведь это не понимают – ещё маленькие!».

Платона это удивило, но он оценил такт и мудрость пожилой маленькой доброй женщины, перестав рисовать на заказ от своих ещё не созревших одноклассников.

Однако сам он уже испытывал некоторый дискомфорт в области низа живота и паха, что стало тревожить его, особенно усиливающийся зуд под кожей подросшего члена.

В субботу, при подготовке к традиционному принятию ванны, Платон решил осмотреть место жжения над раковиной, поначалу обмыв конец тёплой водой и почувствовав, что ему чуть полегчало.

Тогда он немного оттянул кожу и увидел появившееся из-под неё что-то твёрдое и бело-жёлтоватое, отлетевшее при прикосновении после попытки дальнейшего плавного оттягивания кожи.

Он опять обмыл конец и почувствовал ещё большее облегчение. Пальцами отковырнул с полуоткрывшейся головки остатки этого вещества, теперь успокоившись, что оно не часть его тела, и он ничего не потерял, и ничего предосудительного не сделал.

Но что-то неведомое толкало его на продолжение этого процесса.

Он плавно, но с трудом попытался оголить всю головку и окончательно обмыть её, но кожа не поддавалась, вызывая болезненное ощущение. Тогда он отпустил её, и кожа вернулась в прежнее положение. Платон теперь ощущал какую-то потерю в этом месте, но вместе с тем и облегчение, совсем успокоившись.

А через несколько дней отец объяснил ему, что это была смегма, образовывающаяся и со временем твердеющая под кожей из-за накопления смеси секрета сальных желёз, кожного эпителия, мочи или иной влаги.

– «Тебе надо теперь каждый раз, когда ты моешься, чуть оголять и промывать головку пиписьки!» – посоветовал он.

И Платон послушался, в следующий раз увлекшись, и почувствовав постепенно подкатывающее и всеохватывающее, ранее никогда не ведомое и пленяющее приятное ощущение.

Он продолжил фрикции, от подкатывающего удовольствия чуть ли не теряя сознание. В глазах его немного посерело, тело напряглось, а в пояснице и тазу заломило. И вдруг что-то мощное низверглось из его члена пульсирующей белой струёй. Он только и успел наклониться над раковиной. И почти тут же наступило блаженное облегчение.

Заметая следы, Платон тщательно обмыл раковину и член, в раздумье, залезая в ванну.

– Как же мне было приятно! Вот почему мужики любят это и стремятся к женщинам! А ведь то, что я сделал, называется онанизмом!? Но ведь мне было очень приятно! И голова светла, и нет какого-то непонятного томления!

И вообще, на душе как-то легче стало! Но ведь онанизм вреден! Тогда я больше не буду! – решил он это держать в тайне даже от самого себя.

А вскоре на столе у Платона появилась привезённые отцом брошюры на эту тему. И он их с интересом изучил, особенно брошюру «Девочка, девушка, женщина».

Кроме того, отец стал привозить ему весьма красочно иллюстрированный журнал «Куба» с обилием фотографий красивых женщин, в том числе в купальниках, и Платон стал засматриваться на них, возбуждаясь. Поэтому вскоре он повторил своё упражнение, получив огромное удовольствие и спокойствие на несколько дней. Но этим Платон не злоупотреблял, срываясь лишь, когда ему совсем становилось невмоготу.

Теперь он как-то успокоился, больше читая и смотря телевизор, в основном интересуясь споротом и особенно политикой.

Из последних политических новостей он узнал, что 23 февраля принц Суфанувонг и посетивший освобождённые районы Лаоса премьер-министр Суванна Фума подписали совместное коммюнике с приветствием победы Освободительной армии Лаоса, очистившей от войск Бун Ума ещё три провинции страны.

Отец был доволен интересами сына, что тот стал много читать и узнавать, постепенно превращаясь из ребёнка в подростка со всеми отсюда вытекающими последствиями.

А видя, что Платон из девчачьего московского царства попал в мальчишеское реутовское братство, отец на всякий случай показал сыну несколько приёмов из рукопашного боя, боевого самбо и Джиу-джитсу. К своему удивлению Пётр Петрович увидел, что Платон не только быстро освоил их, но даже внёс и кое-что своё. Более того, он вскоре купил заинтересовавшемуся сыну ещё и книги «Борьба самбо», «Дзюдо», «Гантельная гимнастика» и «Развивайте силу», познакомив его и со статической гимнастикой, с Джиу-джитсу, и с некоторыми специальными упражнениями для утренней зарядки, посоветовав делать её регулярно.

И Платон этим очень заинтересовался, со временем став присматривать подходящего себе спарринг-партнёра. Для этого он решил заинтересовать кого-нибудь из мальчишек их двора, рассказывая всем об этих видах борьбы и ища отклика от кого-нибудь. Но никто пока не выказывал желания, а может просто боялись.

А самый во всех отношениях близкий друг Саша Комаров, не подходивший в соперники из-за своей хилости, вдруг решил перехватить инициативу у Платона, и хоть как-то вернуть свой давно уменьшившийся и так малозначительный авторитет. Он при всех попытался опустить добродушного конкурента и тем попытаться самоутвердиться перед старшими товарищами.

И он специально, но весьма опрометчиво выбрал себе Платона в качестве жертвы. Как-то раз будто бы невзначай Саша взмахнул рукой около лица Платона, из-за чего тот естественно моргнул.

– «А-а! Саечка за испуг!» – попытался, было, он своей худой ручонкой с длинными пальцами добраться до подбородка друга.

Но не тут-то было. Худая ручонка Комарова была перехвачена Платоном у своего лица и резко завёрнута за спину обидчика. И после сильного пинка ногой под зад, уже под смех старших товарищей, летя вниз к счастью по короткой лестнице, Комаров услышал, брошенное ему вслед Платоном:

– «Безумству храбрых поём мы песню!».

И добавленное парнями:

– «Да-а! Красиво комарик полетел!» и «Теперь наверно долго пищать не будет!?».

Через несколько дней, когда обида Саши за его публичный срам вытиснилась неуёмным желанием снова играть с Платоном, он, как ни в чём не бывало, возобновил общение с другом. Но при первом же удобном случае был готов ему отомстить.

А к старшим ребятам их двора, с просьбой стать его соперниками при отрабатывании приёмов борьбы, Платон пока обращаться не решился. А в его классе ему бы подошёл по комплекции лишь один – второгодник Валера Глухов. Даже сосед по парте ловкий Саша Сталев не подходил.

– Да-а, что-то я слишком большой вымахал для своих сверстников – побороться не с кем! – пока не очень-то сожалел Платон.

Но было с кем бороться его отцу, причём на бумажном фронте.

Петру Петровичу пришлось 2 марта теперь послать письмо заведующему отделом городского хозяйства МГК КПСС Ланшину с жалобой на незаконные действия заместителя начальника Управления учёта и распределения жилплощади Мосгорисполкома Зуйкова при контроле им за действиями райисполкомов по распределению жилплощади.

За ним было направлено подробное письмо председателю Балашихинского райисполкома П. С. Шибаеву с копиями секретарю Балашихинского РК КПСС А. Я. Баланину и в Реутовский горисполком А. В. Пустовалову и С. А. Платоновой.

А 8 марта Пётр Петрович послал письмо и депутату Верховного Совета РСФСР Е. К. Рагозину, ранее при длительном телефонном разговоре с Кочетом отмежевавшегося от своего родственника и сутяжника Н. С. Молчанова.

В этот же день письмо в Нарсуд Свердловского района Москвы направил главк ВСНХ – РОСГЛАВТЕКСТИЛЬСНАБСБЫТСЫРЬЁ за подписями заместителя начальника главка, секретаря парторганизации и председателя месткома.

Кроме того, и Пётр Петрович и Алевтина Сергеевна в феврале и марте посылали свои кассационные жалобы на решение суда.

Они делали упор на искажения показаний свидетелей, в частности их бывшей соседки по дому Зинаиды Николаевны Алексеевой. Они также указывали на искажения в констатирующей части Решения, на расследование нарсудом дела не объективно, претензиционно, с передёргиванием фактов, и изложением итоговой его изменённой решающей части в заранее подготовленной форме, что вошло в противоречие с констатирующей частью и принятым по ней первичным решением.