Невеста моего сына

Я ей не хлопал, только сжимал в кармане ее трусики и понимал, что все это зашло слишком далеко.

Меня цепляла за живое эта несносная пигалица. И самое ужасное было в том, что я никак не мог позволить ей выиграть грант и стать одним из членов экспедиции.

Мой скорый отъезд должен был помочь с тем, чтобы больше ее никогда не видеть и со временем выкинуть из своей головы. Надежда была только на это. Ведь за три прошедших дня я не только не забыл ее, но и думал о ней каждую свободную минуту, когда натыкался на черный шелк в своем кармане.

А теперь, если я не отыграю роль мерзавца, Александра не только не останется в Москве. Она еще и поедет вместе со мной. А этого я допустить не могу.

Она была не единственная, чьи презентации мы выслушали, но легче не стало. Это были невразумительные советы желторотых юнцов, которые если и видели больших кошек, то только на картинках учебников. Александра была единственной перспективной студенткой, при взгляде на которую даже хмурый Бенедиктович молодел и распрямлял плечи. И вот он уж точно относился к ней по-отечески, в отличие от меня.

Да и она вряд ли швыряла в академика свое нижнее белье и не сверкала перед ним голой задницей. Не говоря уже о том, что он вряд ли разглядывал ее обнаженные фотки, поправляя член под брюками.

Когда все закончилось, я вышел со всеми остальными представителями комиссии в пустую аудиторию рядом с актовым залом. Мы должны были принять окончательное решение о том, кто из студентов удостоится наивысшей части ехать в экспедицию, но решать, на самом деле, было нечего. Самым достойным кандидатом была Александра.

– Что ж, – обратился к нам Валерий Зелинский. – Думаю, наш выбор очевиден, коллеги?

Я впился ногтями в податливые кружева в своем кармане и, ненавидя самого себя за то, что собираюсь сделать, произнес:

– Да, думаю, тот парень… Сергей Буланов достоин того, чтобы поехать с нами.

В аудитории повисла тишина. Зелинский выглядел опешившим.

– Николай Евгеньевич, позвольте, но моя студентка… Александра Рудазова…

Нет. Она никогда не поедет туда вместе со мной. Во-первых, я видел ее голой и очень хочу увидеть еще, во-вторых, она девушка моего сына, и в-третьих, у меня на нее стоит.

Так что нет.

Но вслух сказал:

– Для такой серьезной и опасной экспедиции, как эта, у нее есть один существенный недостаток. Она девушка. Ей будет сложно в полевых условиях. Мы будем жить в палатках, вы же знаете, и предполагалось, что студент будет находиться постоянно под моим контролем. Мне будет легче, если моим коллегой будет парень.

О чем я думал, когда соглашался взять перспективного студента даже в свою палатку, мать вашу? И как мне теперь объяснить академику Зелинскому, что таким отвратительным поступком я спасаю самого себя от непоправимой ошибки?

Валерий Бенедиктович растерянно огляделся, но остальные члены комитета сосредоточились на тарталетках, четко понимая, что решение всегда остается за руководителем, а также важнейшим спонсором. Это я оплачиваю поездку этого студента. Мне и решать, с кем спать в одной палатке.

– Что же это? – выдохнул Валерий Бенедиктович, разом постарев лет на десять. – Николай Евгеньевич, вы ведь ломаете карьеру самому перспективному зоопсихологу. Может быть, у вас сложилось ошибочное мнение о том, какая она девушка, но, положа руку на сердце, могу обещать, что она не доставит вам никаких проблем в дороге.

Еще как доставит.

При плюс тридцати по Цельсию на ней будет какая-нибудь едва прикрывающая задницу тряпка, в которой она, по крайней мере, дважды в день будет забираться и выбираться из моей палатки на четвереньках. А голые плечи?

Я не железный.

На академика было жалко смотреть. Игнорируя противный вкус желчи на языке, я качнул головой.

– Она со мной не поедет.

Зелинский стиснул ссохшиеся ладони.

– Понятно, – проскрежетал он и вышел.

Я осушил стакан воды залпом, надеясь, что противное ощущение, как будто я наелся дерьма, все-таки пройдет. Никогда не был таким мудаком, каким приходится быть из-за Александры. Раз за разом. Потрясающая способность выводить меня из равновесия.

С аппетитом саранчи остальные члены комитета продолжали методично уничтожать тарталетки. Редкостные мудозвоны. Один академик вступился за студентку, а остальные – твари дрожащие.

Отсутствовал академик недолго. Уже через минут пять вернулся с непроницаемым выражением лица. Вот выдержка у человека.

Но следом за ним в аудиторию внезапно ввалилась целая толпа студентов, и не успел я и глазом моргнуть, как вперед они вытолкнули… Александру.

Она снова смотрела только в пол, делая вид, что я для нее – пустое место. Хотел бы я относиться к ней так же.

– Что происходит, Валерий Бенедиктович? – холодно уточнил я.

Но академик проигнорировал мой вопрос и даже повернулся ко мне спиной. Я прекрасно знал, чем заслужил такое отношение, но не был намерен его терпеть.

– Валерий Бенедиктович, отправьте всех в зал, комиссия готова огласить результаты… – начал я, но академик прервал меня.

– Ребята! – возвестил бодрым голосом Зелинский, игнорируя мою просьбу. – Мы решили обойтись без официоза и готовы назвать имя победителя прямо сейчас! Вы ведь знаете, кто это?

– Александра, Александра, этот город наш с тобою… – вдруг запела толпа.

Вашу мать, нет!

– Саша, выйди сюда! Не прячься, – возвестил академик. – Комиссия выбрала тебя!

В этот миг с нее все-таки слетело оцепенение, в которое она всегда впадала рядом со мной.

Саша вдруг улыбнулась так широко и радостно, что отвращение от самого себя только усилилось. Она все-таки подняла глаза и посмотрела на меня с такой благодарностью, как никогда еще не смотрела. Скрывать эмоции она не умела. В ее взгляде черным по белому читалось все то, что она думала обо мне, и то, как рада она была, что ошиблась.

– Спасибо, – прошептала она, улыбаясь.

Знала бы она, что не ошиблась. Именно таким мудаком я и был.

Я не остался на банкет и вручение сертификатов и дипломов остальным участникам. Еще по дороге на парковку, где меня ждал Гриша, достал телефон и, наплевав на собственную гордость, набрал Алену.

– Ты хотела отправиться зимовать в теплые страны? – процедил я без всякого приветствия.

– О, дорогой, да! Спасибо! Я так рада это слышать! Куда мы поедем? Таиланд? Мексика? Австралия?

– Так ты поедешь вместе со мной, да? – уточнил я.

– Конечно, Николай! Я ведь так люблю тебя! И сейчас же начну собирать вещи, только скажи, куда мы едем?

– В Африку, дорогая. Через неделю ты летишь вместе со мной в Уганду.

Саша

Звонок Адама отвлекает меня от непривычной возни перед зеркалом – уже битый час я никак не могу решиться, что надеть.

Первый совместный сбор членов экспедиции, направленной на восстановление численности львов в национальном парке Руанды, запланирован на сегодняшний вечер. И мне не совсем понятно, почему я отметаю наряд за нарядом перед деловым, по сути, собранием. Может быть, это оттого, что я слишком хорошо уяснила, что встречают именно по одежде и только провожают по уму.

Звонок Адама к тому же застает меня врасплох. Вот уже второй день после моей презентации в университете я не могу рассказать своему парню о том, что выиграла конкурс и скоро уеду на сорок дней из Москвы.

И я совершенно не понимаю, почему я не могу заговорить об этом с ним первой. Может быть, потому что я жду, когда он сам вспомнит и спросит, как все прошло. Но Адам не задает ни одного вопроса, хотя и видел, сколько времени я готовилась.

– Привет! Чем займешься сегодня? – весело интересуется он.

Прошлым вечером Адам снова встречался с отцом, а я сослалась на то, что ничего не понимаю в солнечных батареях, хотя на самом деле с меня было достаточно встречи с Одинцовым-старшим в стенах университета. Особенно зная, что в одном из его пиджаков до сих пор лежит мое бикини. Я просто не представляла, как смотреть ему в глаза.

– Ммм… Да ничего особенного, а ты уже закончил с солнечными батареями?

Я обязательно расскажу Адаму про поездку, но не по телефону ведь?

– Да, мы закончили основную работу, хотя мне еще есть, что доводить до ума, – отзывается Адам в трубке. – Послушай, раз ты не занята, давай я заеду за тобой сегодня вечером? Отец пригласил нас обоих в ресторан.

Перспектива увидеться с Николаем Одинцовым дает неожиданные результаты – глядя на груду сваленной за два часы одежды, я вдруг мгновенно понимаю, что надену сегодня вечером.

– Ммм… А во сколько? Мне тут еще нужно кое-что сделать по учебе.

Если все сложится удачно, то я успею всюду, а вечером расскажу Адаму про поездку. И желательно раньше, чем это сделает его отец.

– Я заеду за тобой в шесть тридцать, идет?

– Не нужно! Я приеду сама! – быстро отвечаю я. – Диктуй адрес.

Ресторан, который назвал Адам, находится рядом с читательским залом, в котором встречаются зоологи. Одна станция на метро, так что я даже не опоздаю после собрания, которое назначено на четыре часа дня.

– Люблю тебя.

– И я тебя.

Положив трубку, натягиваю узкие темно-синие джинсы и любимый свитер с широким горлом и крупной вязкой из белой шерстяной нити. Под него надеваю бюстгальтер цвета ярко-розовой фуксии, чтобы широкая лямка выделялась на плече. Этот свитер именно так и носят, оставляя одно плечо голым, а благодаря шерстяной нити в нем все равно очень тепло.

Волосы собираю в высокий пучок, освобождая несколько прядей у висков. В сумку кидаю паспорт, толстый блокнот для пометок и очки для чтения в толстой черной оправе на всякий случай. Напоследок провожу помадой по губам и немного подкрашиваю ресницы.

Натягиваю сапоги, когда с чашкой чая в руках появляется Кристина.

– Не верю, что ты до сих пор не рассказала собственному парню о поездке. Может, у вас не так все серьезно, как ты думала?

– Ты не верила и в то, что я по-прежнему буду жить с тобой в общежитии, встречаясь с самим Адамом Одинцовым, – ухожу от неудобного вопроса. – У нас все отлично, пока!

Хотя я не опаздываю, к метро все равно иду очень быстро, а после даже бегу по эскалатору вниз. В вагон я практически залетаю, а сердце, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди.

Наверное, я просто нервничаю из-за поездки. Это невероятный шанс для такого молодого специалиста, как я, и я рада, что Николай Одинцов не стал впутывать личные разногласия. Я была о нем худшего мнения и заранее распрощалась с таким завидным шансом.

Выхожу на красной ветке и снова бегу к своей станции, как будто счет идет на минуты. Ощущение, что я опаздываю на самое важное свидание в своей жизни, только усиливается.

В читальном зале, куда я добираюсь в считанные минуты, уже не протолкнуться. Поначалу мне хочется улыбаться каждому встречному, но потом меня отпускает. Хватает несколько минут, чтобы убедиться – Одинцова-старшего здесь нет.

Можно выдохнуть. Никто не будет шантажировать меня нижним бельем, прожигать сапфировыми лазерами и подозревать в самом худшем. И замечательно, что Николай Одинцов не поедет вместе с нами в Африку.

Отец Адама просто богатый меценат, и только. Свое дело он сделал, одобрил мою кандидатуру, и он вовсе не обязан присутствовать на организационном сборе, на котором участники обсуждают многочисленные технические нюансы поездки, вроде визового режима и часов работы прививочного центра.

Только здесь, среди будущих участников, понимаю, что поездка в Африку – самое настоящее и очень серьезное приключение в моей жизни.

Достаю блокнот и очки, но вместо того, чтобы сосредоточиться на деле, зачем-то пытаюсь представить отца Адама среди красной пыльной саванны. Как бы он выглядел, если бы все-таки поехал с нами.

Воображение работает со скрипом. Я даже не могу представить его в повседневной одежде, ведь оба раза я видела его в костюмах. И от картины «Одинцов в подогнанном по фигуре и сшитом на заказ костюме с сапфировыми запонками ходит по селению полуголых пигмеев» чуть не прыскаю вслух во время важной речи.

Ну да, такой, как он, даже на Царя Зверей глядел бы с превосходством. А учитывая шкуру убитого им белого медведя на полу гостиной, за львов можно только порадоваться, что Одинцов остается в Москве.

Да, такой, как он, скорее заплатит кучу денег за возможность кого-нибудь убить, а не сохранить жизнь.

Нет, совершенно невозможно представить его вдали от цивилизации. И хорошо, что там его не будет. Смогу окончательно выкинуть его из головы и избавиться от морока, который на меня наводит его сапфировый взгляд.

Ну а расстояние и нам с Адамом пойдем только на пользу. Уверена в этом.

Отдаю паспорт организаторам, заполняя нужную для визы анкету. Записываю адрес поликлиники и список необходимых прививок, а также список лекарств от малярии. С собой также нужно взять таблетки, которые некоторые из нас могут принимать в обычной жизни от хронических или других болезней.

Я принимаю противозачаточные и решаю не прерывать приема на время поездки, хотя секса мне и не видать в эти сорок дней. Но я не хочу корчиться от боли во время критических дней, так что просто продолжу пить так же, как и сейчас.

Собрание окончено, и многие спешат по домам, чтобы провести с родными последние до поездки дни. Опытные зоологи убегают первыми, а меня и других новеньких напоследок просят записать имя, фамилию и контактные данные в общем списке участников. Мы уже написали с десяток документов, но этого все равно мало.

Когда подходит моя очередь, пробегаю взглядом по столбику безликих ФИО.

И мое дыхание моментально сбивается, а волоски на коже встают дыбом. Руки дрожат, и мой красивый почерк отличницы впервые похож на невразумительные попытки вывести собственное имя в первом классе.

– Простите, а это кто? – тихо спрашиваю женщину, которая, сидя за столом, пересчитывает паспорта.

Из-за меня она сбивается со счета, так что останавливает на мне крайне недовольный и уставший взгляд.

– Кто?

– Вот это, под первым номером.

Ногтем подчеркиваю «Одинцов Н. Е.», и даже от прикосновения к этому имени по телу словно проносится высоковольтный разряд, а кровь в теле горит так, как будто мне вкололи несколько ампул магнезии подряд.

Женщина закатывает глаза, потому что я отвлекла ее из-за такой ерунды. Равняя стопку паспортов, она бросает перед тем, как снова приступить к подсчету:

– Николай Евгеньевич возглавляет экспедицию… Два, четыре, шесть… – Кивает в сторону входной двери и говорит: – Вот, кстати, и он… Десять, двенадцать…

Выражение моего лица сейчас очень напоминает Щелкунчика – нижняя челюсть просто отвисает, когда я оборачиваюсь. В дверях действительно стоит отец Адама. И он пришел не один. За ним, укутавшись в песцовую шубу, семенит на каблуках Алена.

– Привет, Саша, – улыбается она ярко-красными губами.

– Все в порядке, Николай Евгеньевич, – отзывается женщина с паспортами. – Мы и сами справились, не в первый же раз едем. Не стоило волноваться.

Одинцов действительно тепло улыбается ей, но все меняется, когда он смотрит на меня. Сапфир снова сковывает толща непробиваемого льда. И очевидно, особенно сильно ему не нравится мое голое плечо, в которое он моментально впивается колючим, как репейник, взглядом.

А я рядом с ним снова задерживаю дыхание.

– Добрый вечер, Александра, – сухо кивает он, но в то же время нормальным человеческим голосом обращается к женщине-организатору: – Не мог не прийти, Зина. Привел к вам еще одного члена экспедиции.

Оскал Зины в этот момент тоже очень похож на разинутый рот Щелкунчика. Она, впрочем, быстро берет себя в руки, но улыбка все равно выходит кривая.

– Правда? – удивленно тянет Зина, переводя взгляд на яркий маникюр Алены.

Алена уже стащила с себя черные перчатки и зачем-то машет нам с Зиной правой рукой, хотя стоит в каком-то шаге от нас. Свет ламп вдруг преломляется на кольце на ее безымянном пальце.

Раньше этого кольца не было.

Желудок скручивается тугим узлом. Ароматы бергамота с лимоном теперь вызывают только тошноту и отвращение, когда я с шумом втягиваю в себя воздух.

Он сделал ей предложение.

Николай играет желваками, а его брови сведены к переносице. На счастливого жениха он сейчас похож даже меньше, чем на руководителя экспедиции.

– Не ожидала, что поездка в Уганду станет моим медовым месяцем, но что поделать? Такой уж он у меня, – звонко смеется Алена, повисая у него на руке.

И тогда же натыкается на грозу в сапфировых глазах Одинцова. Сначала с ее лица сползает улыбка, затем, немного помедлив, она и сама отпускает его локоть.

– Ну, где я должна подписаться?

Зина выдает Алене такую же стопку документов и брошюр, какие уже есть у меня, и принимается объяснять о прививках и медикаментах, одновременно с этим указывая, где она должна поставить подпись.

Смотреть на это больше нет сил, поэтому разворачиваюсь, чтобы уйти, но в спину летит холодное:

– Александра, останьтесь. Я подвезу.

Чертов ресторан!

Ну да, у Одинцовых сегодня весомый повод для семейных посиделок.

Индивидуальный инструктаж Алены продолжается, хотя она несколько раз пытается прервать Зину игривым тоном, что Николай и сам ей все разъяснит, но натыкается на строгий взгляд организатора, который не оставляет вариантов.

– У Николая Евгеньевича хватает своих забот, – отрезает Зина и продолжает пытать Алену о наличии у нее нужных прививок.

Николай Евгеньевич – черта с два я буду обращаться к нему просто Николай – тем временем зачем-то медленно и неумолимо идет к моему ряду, где я почти запихнула блокнот, очки и ручку обратно в рюкзак. Бесшумной поступью он напоминает мне хищника, и я, как перепуганная импала, отчаянно хочу сорваться с места и просто умчаться куда глаза глядят.

– Вас спина не беспокоит, Александра?

От неожиданности совершаю непоправимую ошибку – резко разворачиваюсь и напарываюсь на внимательный сапфировый взгляд.

Ох, не хотела же смотреть ему в глаза!

Дыхание тут же учащается, как при лихорадке. Бюстгальтер вдруг кажется тесным, а на голом плече, которое привлекло его внимание, торжественно маршируют мурашки.

– Простите?

– У вас какие-то проблемы с осанкой?

– Нет. С чего вы взяли?

– Уверены? Заметил, что на вас совершенно не держится одежда. Если у вас какие-то проблемы со спиной, рекомендую озадачиться лечением перед тем, как мы улетим. Жить мы будем в походных условиях и, если у вас начнутся проблемы со спиной…

– Моя спина вас не побеспокоит, – скрежещу я зубами. – Обещаю.

Он хотел сказать что-то еще, я видела, как он колебался, но к нам уже подошла Алена, которую наконец-то отпустила Зина.

– Ну Николай! – выдохнула Алена, забираясь на переднее сиденье машины, но он так посмотрел на нее, что продолжать она не стала. Повернулась ко мне и сказала: – Кто бы мог подумать, что вместе поедем, да?

И говорила она сейчас явно не про ресторан. Я кивнула, но продолжать беседу не стала.

Одинцов

Счастье сына дороже, поэтому я наступаю на собственное горло и обещаю Алене то, на что в здравом уме никогда бы не согласился. К тому же орала она не своим голосом, когда узнала про Уганду.

А мне нужно было уговорить ее, во что бы то ни стало.

«Выходи за меня» – сработало.

Так что перед тем, как поехать на сбор, пришлось сначала проторчать в ювелирном. Алена сама придирчиво выбрала себе кольцо, в котором размер бриллианта больше всего подходил размерам ее самоотверженности.

Алене не нужна Африка, но Алене нужен я. Ради этого она пока что согласна и на прививки, и на полевые условия.

А мне нужна в этой экспедиции женщина. Если даже в Москве мне некогда возиться с новой любовницей, я тем более не найду себе такую ни в Уганде, ни в Руанде, где население к тому же поголовно болеет ВИЧ-инфекциями и не только. Я не сплю с проститутками, но даже если бы и захотел, то они не стоят посреди саванны, ожидая новых клиентов. Мы будем передвигаться между заповедниками, и получалось, что единственной женщиной, при виде которой я могу концом гвозди забивать, это Александра.

Чтобы сбавлять напряжение, мне и нужна Алена. А что будет после? В Москве? Посмотрим. Жениться я не собирался, но у меня не осталось выбора.

Я лишний раз убедился в этом, когда увидел лиловую лямку от лифчика на голом плече. На Саше был чертов свитер, которому явно забыли довязать горловину.

Узкие джинсы обтягивали задницу, как вторая кожа. Ей лучше не нагибаться в них, но она будто бы специально дважды нагнулась так, что у меня аж в висках заломило, настолько сильно я стиснул челюсти. В первый раз это случилось, когда мы только вошли, она как раз заполняла журнал, зависнув над Зининым столом. А после низко склонилась над рюкзаком, собирая свои вещи, повернувшись ко мне спиной.

Оба раза я смотрел только на темно-синие карманы на ее ягодицах и видел при этом без одежды, как на той фотке, которую удалил несколько дней назад. И прекрасно помнил розовые окружности, которые выглядывали из-под блестящего короткого платья, когда я вжал ее в мраморную столешницу.

Ее немного рассеянный вид и прикушенная жемчужными зубами нижняя губа тяжелой пульсацией отдавались в моем паху. В растрепанный пучок так и хотелось запустить пальцы, чтобы оттянуть голову назад и завладеть ее губами. А после в острое голое плечо обязательно кровожадно впиться зубами.

Могу поспорить, именно так она и выглядит в постели после оргазма, когда бледная фарфоровая кожа вспыхивает румянцем, а темные глаза затуманены наслаждением.

В одной постели с моим сыном.

В который раз я напоминаю себе об этом? И сколько еще буду?

Я не в первый раз беру с собой в экспедицию студенток, некоторые даже спали со мной в двухместной палатке, но ни на одну из них я никогда не реагировал настолько остро.

Рядом с ней я ощущаю такую острую потребность завладеть и присвоить себе, как будто несколько лет совсем не знал женщин.

Лучшая студентка и перспективный молодой специалист – мне бы радоваться, что на этот раз в экспедицию попал действительно достойный кандидат, у которой, кроме красивой задницы, еще и мозги на месте, но радоваться не получается.

Мозги и красивая задница, два в одном, оказываются для меня афродизиаком похлеще любой виагры. И сама мысль о том, что она тоже, как и я, может говорить о львах часами, заводит с пол-оборота.

В ресторане, в котором мы появляемся втроем, Адам встречает Сашу с удивлением. Он не ждал, что мы привезем ее с собой.

Впрочем, Алена мигом перетягивает внимание на себя, не давая Адаму и парой слов перекинуться со своей девушкой. Она щебечет о счастье и о том, что будет моему сыну достойной мачехой. Слава богу, мозгов хватило не говорить, что она собирается заменять ему мать.

Черт подери, как я собираюсь жить с ней все сорок дней, если до этого мы только трахались и никогда не разговаривали?

Сын только пожимает плечами и отделывается скупыми поздравлениями, когда видит кольцо на ее пальце. Я в нем не сомневался, сын мало интересуется жизнью других людей. Хотя и неприятно царапает сердце тот факт, что в глазах Александры было и то больше шока, чем в синих глазах Адама.

Девочки ненадолго уходят пудрить носики, и противный внутренний голос с издевкой спрашивает, не хочу ли я снова нагнуть над раковиной собственную невестку? Я-то, может, и хочу, но делать этого не буду. Мне опасно даже случайно прикасаться к ней, не говоря уже о большем.

Адам непривычно задумчив, и когда мы остаемся с ним одни, я вдруг слышу:

– Как ты понял, что она та самая, отец?

Сердце в груди сбивается с ритма.

Я воспитал хорошего сына, если он до сих пор думает, что люди женятся только по любви. Это первый откровенный мужской разговор, и кажется, сейчас тот самый момент, когда я должен поделиться с ним прожитой мудростью и наставить на путь истинный, чтобы потом он вспоминал эти слова и передавал их своим детям.

Но, черт, ему совсем не нужно знать правду о том, чей образ я которую ночь пытаюсь изгнать из головы, пока трахаю собственную так называемую невесту.

– По-настоящему… Я любил только твою мать, Адам.

Это правда. Я не люблю Алену и никогда не полюблю. Она удобна, как домашние тапочки. Любят ли при этом тапочки так, что в груди щемит? Сомневаюсь.

Единственной женщиной, которую я любил без памяти, действительно была Карина, мать Адама. И хотя это было давно, похоже, она все-таки забрала мое сердце с собой на тот свет. Потому что с тех пор, как она умерла, ни с одной женщиной я больше ни разу не испытывал нечто хоть отдаленно похожее.

– А зачем ты тогда женишься, пап?

Хороший вопрос, Адам. Прямо в точку.

А женюсь я, чтобы не потерять тебя, Адам.

Плевать даже на деньги, мои адвокаты позаботятся об этом за меня. Но ни один из них не составит такой договор, в котором можно было бы обозначить, что в случае, если я все-таки трахну Александру, я не потеряю навсегда своего единственного сына. В моем возрасте другого у меня уже не будет, не от Алены точно.