Маленький человек

– А теперь, шестерка, слушай меня внимательно, – произнес тихим бесцветным голосом

Анатолий. – Сейчас ты отведешь меня к руководителям всего этого бизнеса.

– Не, мужик, ты что, совсем оборзел, я никого не знаю, – послышалось сквозь завывания.

– Кому ты сдаешь выручку?

– Таким же шестеркам, как я.

– Врешь!

– Я никого не знаю.

Едва заметным движением Анатолий прикоснулся к долговязому. Тот потерял сознание. Когда очнулся, черные круги плыли перед его глазами от невыносимой боли.

Тем временем Анатолий наклонился, вынул все деньги из шапки и сказал нищенке:

– Вы никуда не уходите, пожалуйста, я скоро вернусь.

– Что вы наделали, они меня убьют, забьют насмерть! – шепнула старушка в асфальт.

– Не беспокойтесь, ничего этого не будет, я обещаю, только дождитесь. – На какое-то мгновение шрамы на лице Анатолия сжались в дьявольскую улыбку.

– Собираемся, вот возьми деньги, положи в свой мешок и пошли. Кстати, как тебя зовут?

– Ванек. Только я никуда не пойду.

Анатолий сделал шаг в его сторону.

– Не пойду! – истерично заорал Ванек. – Они меня убьют. Ты покалечишь, а они убьют! Ты их не знаешь, они и тебя убьют, это страшные люди!

– Никто тебя не убьет, успокойся.

– Почему?

– Потому что некому будет убивать.

Ванек затравленно смотрел в пустые глаза, в которых не было ни начала, ни конца.

Через пятнадцать минут они подошли к кабаку, который находился в полуподвальном помещении. Над дверью красовалась вывеска «Флибустьер». Примерно что-нибудь в этом роде и ожидал увидеть Анатолий.

– Это со мной, – буркнул Ванек здоровенному охраннику с бритой головой и лицом, на котором отсутствовала даже тень мыслительного процесса.

– Что у тебя рука висит – надорвался от тяжелого мешка с баблом? – хохотнул гигант.

После извилистого коридора они оказались в просторном зале, стены которого украшали аляповатые картины с древними кораблями и одноглазыми пиратскими рожами. Посреди зала стояла бронзовая пушка из тех же флибустьерских времен.

Анатолий мгновенно оценил обстановку. Без него и Ванька – всего шесть человек и охранник на входе. В отдалении за столом, уставленным бутылками и яствами, сидели двое. Анатолий сразу понял: это ключевые фигуры. Один – матерый, накачанный бандит, а второй – обрюзглый толстячок в роговых очках. «Первый – главарь, а второй – либо финансист при нем, либо координатор по взаимодействию с другими преступными группировками», – отметил про себя Анатолий. Чуть в отдалении, по бокам стояли два охранника-громилы. Еще двое находились сзади Анатолия и Ванька.

Одним из основных правил спецназовцев является страховка спины. Однако в данном случае Анатолий проигнорировал его. Он не стал продвигаться поближе к стене, а, широко расставив ноги, продолжал стоять посредине зала рядом с пушкой.

В памяти проносились картины. Тогда в Африке его спину тоже никто не страховал. Вдруг сзади неожиданно прогремел взрыв, полыхнуло соломенное бунгало. Он успел упасть ничком, над ним пронеслась огненная взрывная волна, все сжигая на своем пути. Врачам пришлось долго колдовать над его спиной. Вспомнил Южную Америку. Тоже открытая спина. Почему успел обернуться, Анатолий до сих пор не понимал. Долей секунды позже – и все бы было кончено. Два головореза из наркокартеля бесшумно, словно змеи, подкрались сзади и замахнулись длинными мачете… Шрамов на лице избежать не удалось, но те двое уже никогда не вернулись на свою базу.

И вот сейчас, после этих и других подобных приключений, прикрывать свою спину… Анатолий усмехнулся, обводя взглядом всю компанию.

Он стоял посреди зала и молча смотрел в глаза главарю. И ему вдруг стало бесконечно грустно. Анатолий надеялся, что на гражданке не придется никому причинять вреда. Грустно и неинтересно ему было и оттого, что он наперед знал каждый шаг, каждое движение этого отребья.

Главарь смотрел в эти пустые глаза, и интуитивно ему стало не по себе.

– Ванек, ты кого привел, нашел нового бойца?

Ванек находился в самом дальнем конце зала и, хлюпая носом, молчал.

– Ванек, я кого спрашиваю?!

– Видишь сумку с деньгами рядом с ним? Сейчас ты подойдешь к сейфу и выручку со всех точек переложишь туда, – голос Анатолия был ровным, спокойным, даже с оттенком миролюбия.

Главарь окаменел. Матерый преступник, он не верил своим ушам. Пусть здоровый, пусть со шрамами, но одиночка, окруженный явно превосходящими силами, диктует свои условия. И тут его пробило.

– Кочерга! – заорал он через весь зал. – Проверь снаружи, сколько их там.

– Нисколько, можешь не проверять, я один, – усмехнулся Анатолий.

Очень скоро охранник у входа по кличке Кочерга вбежал в зал.

– Все чисто, шеф, никого.

– Возвращайся на место. – Главарь задумчиво посмотрел на Анатолия. – Мужик, ты кто? На мента не похож. Беспредельщик-одиночка? Решил подмять под себя наш бизнес? Но тогда ты – сумасшедший, живым ты из этой хазы не выйдешь.

– Я тот, которого ты больше никогда не увидишь. Твой грязный бизнес мне не нужен, а деньги, которые ты сейчас сложишь в мешок Ванька, я раздам нищим, у которых они были отняты.

Главарь искренне и от всей души расхохотался.

– Робин Гуд, значит?! Ну что ж, добро пожаловать. За то, что всяких сумасшедших приводишь, ты, Ванек, будешь держать ответ перед всей братвой.

– Я жду.

– Ну что ты, конечно, конечно, Робин Гуд, извини за задержку. Я сейчас открою сейф, и ты все раздашь нищим.

Анатолий усмехнулся – все действия этой компании он знал наперед. Позади него раздался легкий шелест. Не оборачиваясь, неуловимым движением он согнул и разогнул правую ногу. Удар кованого сапога был страшным. Большая берцовая кость подкравшегося сзади охранника разлетелась на куски. Он даже не вскрикнул, от болевого шока молча рухнул ничком на пол. Другие охранники было ринулись в сторону Анатолия, но главарь остановил их жестом.

– Похоже, драться ты умеешь, – с ноткой уважения в голосе произнес он. – Если хочешь, я возьму тебя в бригаду. На лечение Коту, – он кивнул в сторону распростертого на полу головореза, – отработаешь.

Анатолий пустым, безразличным взглядом продолжал смотреть на главаря и втянувшего голову в плечи очкарика.

– Ну, так как?

– Я жду.

Глаза главаря наполнились яростью, и он резко мотнул головой в сторону Анатолия. В ту же секунду два бандита выхватили финки, змеиные жала их лезвий сверкнули в лучах пробивавшегося через шторы солнца. Анатолий не шелохнулся. Они одновременно с разных сторон бросились на него. Никто ничего не заметил, но зато все услышали хруст ломаемых костей и дикие вопли. Анатолий неуловимым движением перехватил руку с ножом одного из них – она сломалась в локтевом суставе, как спичка; параллельно он ударил ногой в живот другого. Тот согнулся пополам, и тут Анатолий провел свой знаменитый апперкот в челюсть – резкий удар снизу вверх чудовищной силы. Этот головорез не кричал – его бездыханное тело рухнуло рядом с бронзовой пушкой.

После возвращения из горячих точек Анатолию предложили выступать на боксерском ринге. Дали тренера и чтобы понять, на что он способен и какие ему нужно исправлять недостатки, предложили провести пробный бой. В соперники достался опытный тяжеловес, который прославился тем, что большинство своих боев заканчивал нокаутами. Его противники валились на ринг, словно срубленные деревья. Перед боем тренер Анатолия, которого все звали Михалыч, шептал наставнику тяжеловеса и самому боксеру: «Друзья, только потише. Вы ж видите, парень неопытный, но по габаритам и реакции вроде нормальный, я хочу с ним серьезно поработать – чую, выйдет толк. Так что, Сашка, ты в удар-то полностью не вкладывайся, не сгуби пацана».

Никто ничего не понял. Бой длился менее 15 секунд. Анатолий сделал ложное движение влево, присел и встречным апперкотом уложил тяжеловеса на настил ринга. При этом он полностью контролировал себя и силу своего удара, и намеренно смягчил его, чтобы не нанести сопернику серьезную травму.

Михалыч взял его за грудки.

– Ты чего, Толя, темнишь? Признавайся: в какой школе обучался, кто твои тренеры?!

– Да честное слово, Михалыч, ни в каких школах я не был. В спецназе проходил начатки боксерской подготовки.

Михалыч по тону понял, что парень не врет, и в сердцах выдохнул:

– О, е, талантище Бог послал!

Дальше были тренировки, бои. Закончив свою спортивную карьеру, Анатолий прославился тем, что так и не проиграл ни одного боя, как в отечестве, так и за рубежом. Затем он перешел на тренерскую работу и сейчас преподавал боевую подготовку в школе спецназа.

Главарь вскочил, его рука потянулась к поясу. Но беда бандита заключалась в том, что Анатолий предвидел все его действия. Он только успел выхватить пистолет, но не успел прицелиться. Главаря

постигла участь охранника: в нескольких местах сломанная рука и чудовищный апперкот в шею, который поставил точку в неправедной жизни этого человека.

– Не надо, только не меня, я без оружия!

Это были последние слова очкарика. Краем глаза Анатолий увидел, как охранник у входа – Кочерга – прицелился из пистолета. Анатолий рывком приподнял очкарика и успел им прикрыться. И еще он увидел валяющуюся рядом с его ногой финку. Не мешкая, он отбросил изрешеченное пулями тело, согнулся, схватил финку, и через мгновение Кочерга захрипел и повалился навзничь, истекая кровью. Из его горла торчала окровавленная рукоятка.

В самом дальнем углу зала сидел на корточках Ванек и дрожал всем телом. Все увиденное произвело на него столь сильное впечатление, что он не сделал даже попытки к бегству. Рядом валялся мешок с деньгами. Ванек не смотрел в его сторону, а уткнулся головой в колени и бубнил себе под нос что-то нечленораздельное, прерываемое всхлипываниями.

Ванек поднял глаза и увидел перед собой мощную фигуру Анатолия.

– Ты… ты только убей сразу, мучить не надо, – проронил он тихим, затравленным голосом.

– Поднимайся, Ванек, я тебя убивать не собираюсь. И эти тебя тоже не убьют – я же обещал, что убивать тебя будет некому.

Анатолий обвел тяжелым взглядом полутемный зал и продолжил:

– А теперь слушай внимательно. Первое: где ключи от сейфа?

– Я не знаю.

– Иди и обыщи карманы главаря и очкарика, а я посмотрю в столе и в шкафах.

Вскоре в трясущихся, измазанных кровью руках Ванька оказалась связка ключей. Тяжелая дверь сейфа скрипнула, и они увидели целую россыпь купюр. Часть из них была собрана в аккуратные пачки, а часть валялась в чреве сейфа в виде беспорядочных горок.

– Неси свой мешок.

Ванек послушно поковылял за ним. После подсчета общей суммы Анатолий спросил:

– Сколько нищих вас обслуживают?

– Много.

– Точнее, сколько всего точек и где они располагаются?

В результате тяжелого мыслительного процесса Ваньку удалось все вспомнить.

– Ясно. Теперь второе. Всю сумму мы сейчас делим на количество нищих, и ты в течение двух дней – сегодня и завтра – каждому отдаешь его долю. Себе не берешь ни рубля. Долю бабушки у магазина беру я – ее отдам сейчас лично.

Глаза Ванька округлились.

– Вы, вы отдаете мне целый мешок денег?!

– Да… Ванек. И ни о чем не беспокоюсь. Я все проверю. Если в течение двух дней хоть копейка не дойдет до получателя, то имей в виду, что украденные деньги тебе не понадобятся. В том мире другие расчеты. Пощады с моей стороны не жди, и скрыться от меня ты не сумеешь. Это моя профессия.

– Я, я все сделаю.

– Не сомневаюсь.

Через полчаса Анатолий подошел к магазину и вздохнул с облегчением. Согбенная старушка нависала над шапкой, но ничего ни у кого не просила.

– Вот я и вернулся, как обещал.

Старушка вздрогнула и, изловчившись, глянула на него снизу вверх. Анатолий улыбнулся.

– Мы уже с вами давно знакомы – скажите, как вас величать, ваше имя и отчество?

– Зачем тебе, меня ведь скоро не будет, они придут и убьют.

Анатолий наклонился, крепко взял ее за локоть и произнес твердым голосом:

– Вам больше не о чем беспокоиться. Они уже никогда не придут ни к вам, ни к таким же, как вы, в других местах. Мерзавцев нет, они стерты с лица земли. Это первое. А второе – вот ваши деньги. И не только за сегодня, а за все время, пока вы работали на этих негодяев.

Он попытался передать ей мешок, наполненный пачками банкнот, но старушка отстранила его руку. Потом долго смотрела ему в глаза и наконец произнесла:

– Не надо, возьми их себе, у меня их все равно отнимут, не те – так другие. Да даже если бы и не отняли, мне ведь скоро помирать, на улице не выживешь. А бандиты хоть кров да похлебку давали, – затем она улыбнулась безнадежной улыбкой и добавила, – а зовут меня баба Даша, Дарья Александровна в прошлом. Хороший ты человек, хоть под конец жизни встретила хорошего.

И тут Анатолий взвился. Решительность, с которой он уничтожал бандитов, показалась ему детской игрой по сравнению с той решительностью, которая заполнила его сейчас.

– Меня Анатолий, Толей меня зовут. Вот что, баба Даша, – он встал на колено и обнял за плечи своей огромной лапой дрожащую фигурку, – зря вы так про кров. Есть у вас с этой минуты кров, настоящий. Вы там хозяйкой полной будете. Поедемте ко мне, я один живу, так сложилось. Вам хорошо будет, и стены подпирать никогда больше не придется. Вы, кстати, готовить умеете? Если честно, то у меня всегда с этим были проблемы.

Вдруг Анатолий почувствовал, что плечи старушки задрожали сильнее, а из глаз полились слезы.

– Умею, – еле слышно шепнула она.

Через несколько мгновений Анатолий поймал машину. Бережно усадил ее на заднее сиденье, сам сел рядом.

– Гони, браток, – сказал он и назвал адрес своего дома.

Первые дни его новой жизни были суматошными и пролетели быстро. Он покупал ей одежду. Платяные шкафы в его квартире были заполнены платьями матери. Но он не поделился ни единым носовым платком. Все, что осталось от мамы, было для него свято.

Баба Даша оказалась очень чистоплотным и опрятным человеком. Она скоро пообвыклась, Анатолий выделил ей отдельную комнату, и старушка начала с воодушевлением готовить. По дороге с работы он закупал продукты, а дальше у Анатолия гора упала с плеч. Он впервые за долгое время приходил с работы и ел по-настоящему вкусную еду. Баба Даша видела, что ему нравится то, что она делает, и поэтому тоже впервые за долгие годы начала чувствовать себя счастливым человеком.

Через три месяца в обычный будний день Анатолий возвращался домой. На работе день выдался суматошным, тяжелым, и он чувствовал себя усталым. Ни на что и ни на кого не обращая внимания, он пересек улицу и через дворы пошел в сторону своего подъезда. Завернул за угол и остановился как вкопанный. Он остолбенел. Если бы он увидел, как его дом осаждают отряды бандитов или даже инопланетян, все это произвело бы на него гораздо меньшее впечатление по сравнению с тем, что было на самом деле.

В двух домах от его собственного, подперев стену, стояла согбенная старушка, а перед ней лежала старенькая шапка. Он узнал ее мгновенно. Двигаясь вдоль стены, Анатолий незаметно приблизился к ней, раскрыл бумажник и молча положил в шапку тысячную купюру. Старушка вздрогнула всем телом, как от удара током.

– Зачем, баба Даша?

Сначала она долго не отвечала, а потом по ее щекам потекли слезы.

– Да привыкла я, Толя. Не могу ж я до конца дней сидеть на твоей шее. А ничего другого я сейчас уже делать не в состоянии.

Анатолий ничего не ответил, наклонился, взял шапку с позвякивающей мелочью, затем приобнял за плечо продолжающую плакать старушку и тихо сказал:

– Пойдемте домой.

Немногочисленные прохожие с удивлением оглядывались на гиганта, бредущего рядом с худенькой, сгорбленной фигуркой, не доходящей ему и до пояса.

Славкин театр

Дверная ручка с массивным медным набалдашником медленно повернулась, дверь отворилась. Славка тихо вышел на полусогнутых ногах. Взглянув на него, Настя сразу все поняла. Ещё мгновение – и рванулась к двери…

– Стойте! Туда нельзя, там экзамен!

Крик пожилой секретарши, похожей на усталую древнюю берёзу, не остановил Настю. Она с треском распахнула дверь и влетела в зал. Возглавлявший приемную комиссию величественный режиссер с мудрыми и лукавыми глазами усмехнулся про себя: «С темпераментом у абитуриентки все в порядке – посмотрим, как с дарованием…»

Тут дверь снова открылась, и все увидели поникшую березу-секретаршу.

– Я не виновата! Ее было не остановить. Ее нет в списке, я вообще не знаю, кто она такая.

– Ничего страшного, Анна Семёновна. Сейчас разберемся. Представьтесь, пожалуйста. – Режиссер перевел взгляд на девушку.

– Тростниковская. Настя Тростниковская.

Сидевшая рядом с режиссером актриса состроила гримасу:

– Вот уже целыми семьями в театральный поступают. Перед ней Тростниковского слушали.

– Ах, вот оно что! А кто он вам – брат, муж? – вдруг заинтересовался режиссер.

– Жена я ему. Прошу вас, примите его, наконец! Помешался он на вашем театральном. Четыре года уже поступает – и проваливается…

Режиссер усмехнулся:

– Не он один, поверьте, красавица.

Настя вздохнула и продолжала:

– Работает урывками. В семье денег нет. А ему – хоть бы что! Едем в трамвае, билетов нет. Подходит контролер – и мой «артист» начинает мизансцену разыгрывать! Вынимает из кармана клочок бумаги, величественно протягивает и произносит сквозь зубы: «Пожалуйста». Тоже мне Мессинг. Вытолкали нас из трамвая, а «артисту» ещё и пенделя дали.

Режиссер покачал головой и, не удержавшись, рассмеялся:

– Да, нелёгкая у вас доля, дорогая моя!

– Еще бы! – всплеснула руками Настя. – Вы думаете, он только про сыры и ворон декламирует?.. Я вот позавчера с двух работ и подработки еле приползла. Даже не поужинала, сразу – на боковую. Проснулась среди ночи от громких голосов. Ну, думаю, совсем очумел: гостей в три ночи привел! Открываю глаза – и сама им не верю! Напротив кровати – кафедра, сооруженная из стола и книжек, оттуда голова торчит и вещает разными голосами. Сначала: «Дорогие товарищи, настоящие коммунисты должны систематически.» А потом – заискивающим голоском, как бы из зала: «Дорогой Леонид Ильич, мы правильно поняли…», – и дальше какая-то околесица.

Тут уж расхохотался не только режиссер, но и все члены приемной комиссии. А Настю было просто не остановить:

– А вчера в столовую зашли, два комплексных обеда заказали. И вдруг это чучело выходит на середину зала, обводит всех томным взглядом и начинает читать Гумилева: «А в заплеванных тавернах от заката до утра мечут ряд колод неверных завитые шулера…» Бармен и официантки глаза выпучили, кое-кто поперхнулся… Потом бармен от шока оправился, подошёл да заорал: «Ты что, падла?! Где заплеванная таверна? Какие такие шулера? Сейчас ответишь за базар!» Опять побили и выгнали. Я потом спросила у своего дурня, зачем он это сделал, а он заявил: «Я артист, а значит, нервы никуда!»

У режиссера даже слезы выступили от смеха. Он беззвучно хохотал, откинувшись на спинку стула. Настя посмотрела на него затравленным взглядом.

– Вот вам смешно, для вас это комедия, а для меня – жизнь! Умоляю, примите этого идиота! Может, хоть тогда этот кончится.

Режиссер, покачав головой и вытирая слезы от смеха, молвил:

– Тогда ещё хуже будет.

Режиссер был убежден: настоящий артист – тот, кто любого сумеет рассмешить. Ему понравилась эта непосредственная девчушка с ее искренней, правдивой, но такой дикой историей. Надумав что-то, он посерьезнел и проговорил:

– Вот что, Настя Тростниковская, подайте-ка и вы документы в наш институт. Завтра же! А мы вас в паре рассмотрим и примем решение.

Ошарашенная Настя вышла из зала и, под испепеляющим взглядом секретарши, направилась к уныло ссутулившейся фигуре своего Славки.

Через три дня они пробивались сквозь гудящую толпу, заполнившую коридор, к заветным спискам. Первой оказалась Настя, и отставший Славка услышал ее радостный вопль:

– Есть Тростниковский! Ты прошел! Ура!

Славку прошиб озноб, а ноги стали ватными… «Не может быть. четыре года. значит, все было не зря».

Вдруг он заметил, как резко изменилось лицо Насти.

– Ой, Слава, тут написано не «Тростниковский», а «Тростниковская»…

Побледневший Славка тихо произнес:

– Что ж. Ты ведь тоже подала документы – вот тебя и приняли.

Прошел год. Настя начала учиться в театральном институте. Со Славкой она развелась. Режиссер оказался вдовцом, и Настя переехала к нему в многокомнатную квартиру с высокими потолками и хрустальными люстрами.

Славка остался один в своей конуре.

Работу он все же нашел: простым рабочим в «Водоканале». Труд был непривычным и изматывающим. Репетиции и подготовку к следующему поступлению Славка совсем забросил. И теперь, чего раньше за ним не водилось, позволял себе пропустить стаканчик-другой с такими же работягами, как он сам.

Однажды неуютным осенним вечером Славка возвращался домой. Во дворе столкнулся с соседкой, которую давно не встречал.

– Анна Степановна, здравствуйте, – начал он и тут же, присмотревшись, воскликнул: – Господи, что с вами? Почему вы плачете?

В ответ Анна Степановна с трудом проговорила:

– Паша, Паша в больнице. Беда, Слава…

Славка знал Пашу с пеленок. Это был восьмилетний соседский сынишка.

– Что случилось?

Женщина разрыдалась. Славка осторожно обнял ее за плечи.

– У него, Славик, обнаружили рак. Лимфому Ходжкина.

Славка оторопел. Он думал, что онкологией болеют только старики. Нужно было говорить что-то – утешать, сочувствовать.

Несчастная женщина только махнула рукой.

– Анна Степановна, сейчас медицина на таком уровне. Врачи вытащат Пашку. А в какой он больнице? Я его навещу.

Четыре кровати. Четыре одинаковых лица. Все ребятишки без волос, одутловатые от гормональной терапии. Большущие глаза с застывшим выражением. Славка поздоровался и поставил на тумбочку Паши целлофановый пакет с фруктами и банкой вкуснейшей малосольной красной рыбы с рынка. Финансово Славка «выложился».

Тяжесть атмосферы давила, но он произнес нарочито бодро:

– Здорово, парни! Почему грустим? Ничего, сейчас покушаете и повеселеете.

Сперва разговор не клеился. Но постепенно, слово за слово – Славка, который раньше всегда, в каждой фразе, острил и паясничал, ощутил себя на «своей» волне. Как давно ему не приходилось представлять что-либо! И вот он уже не мог остановиться…

Славка разыгрывал смешные сценки «из жизни пиратов», изображал в лицах Буратино и Карабаса Барабаса. Рассказал даже, как он на экзамене в театральный институт читал басню Крылова про пресловутую ворону с кусочком сыра и как какой-то экзаменатор вдруг воскликнул: «Не могу больше слушать про эту мерзкую птицу! Дайте мне ружье, я застрелю ее!»

Мальчишки хохотали. Дверь распахнулась. На пороге с удивленными лицами стояли палатный врач и медсестра.

– Давно в нашем учреждении не было так весело, – проговорил доктор и обратился к Славке: – Вы кого навещаете?

– Як Паше пришел, – сказал Славка, – а теперь вот со всеми познакомился…

– Что ж, сразу видно – у вас дар комедианта: здесь редко так веселятся. Ну, продолжайте, не будем вам мешать. – И доктор тихо прикрыл дверь.

С этого дня ребята ожидали прихода Славки, как праздника. Да и сам Славка после вечерней смены спешил в больницу. К его появлению четырехместная палата была забита до отказа. Те, кто не помещался в палате, расставляли стулья в коридоре и заглядывали в открытую дверь.

И – Славка творил! Он превращался то в доброго сказочника, то в уморительного мима. На его моноспектаклях дети забывали обо всем. Их глаза светились!

Однажды Славка постучал в кабинет к доктору.

– Павел Григорьевич, у меня идея возникла… Если, конечно, вы согласитесь.

– Ну, Андерсен, слушаю тебя, – улыбнулся доктор.

– Давайте поставим в больнице спектакль, в котором сыграют ребята, – они ведь такие артистичные! – выпалил Славка.

– Ну что тебе сказать, артист, – задумался доктор. – Вообще-то, у нас лечебное заведение, причем для «тяжелых». Начальство, мягко говоря, удивится. Но мне твоя идея нравится! Нельзя жить постоянно в горе – должен быть лучик солнца даже в холодной воде. Ладно! У нас есть большой холл – там организуем сцену и зрительный зал. В субботу можно попробовать.

.В морозный субботний вечер ярко горели окна в одном из корпусов детской онкологической больницы. На фоне соседних темных зданий они выглядели празднично. Огромный холл был забит лысыми, большеглазыми детьми в ватно-марлевых повязках, оживленными родителями, медперсоналом. В первом ряду виднелась седовласая голова заведующего клиникой.

Шум, гвалт – и вдруг тишина. Гаснет свет в зале. Освещена только сцена, которую отделяет от зала самодельный занавес. И вот он распахнулся.

Что происходило со Славкой в тот вечер, он не смог бы ни вспомнить, ни рассказать. Ему казалось, что он растворился в пространстве, распался на молекулы. Вместе с ним на сцене пели, танцевали, прыгали, забыв обо всем на свете, маленькие артисты. Зрители сидели, пораженные, затаив дыхание; у некоторых матерей по лицу катились слезы.