Деревня Тюмарково

Спрятавшая уши собака снова просунула между нами голову.

– Географию изучают в шестом классе. Кажется. – Сказала я Сереге.

– А я вырос и все забыл. – Невозмутимо ответил тот.

– Я выросла э-э… на тридцать лет раньше.

– Так ты росла во времена развитого социализма. – Ответствовал ребенок.

– Загнивающего. – Поправила я.

– Все равно вас учили лучше. Так что там с чукчами?

– Ну… – Неуверенно сказала я. – Там тоже есть лето. Короткое. Но за это время успевают вызреть ягоды. Морошка, брусника… Олени приносят потомство. Знаешь, сын, люди живут везде. Даже во льдах или рядом с вечно дымящей свалкой. Мучаются, но живут.

– Почему?

– Там их дом. Как, например, здесь. – Я кивнула на деревню, где из десяти домов три были покосившимися, два – заколоченными, и лишь в одном из трубы шел дым, а в окне цвела герань.

– Денег у них нет, чтобы свалить! – Пренебрежительно сказал Серега. – А так сразу бы уехали!

– Не скажи. – Вздохнула я. – Иногда старики, даже больные, не хотят оставлять землю, на которой выросли. Конечно, им тоже хочется уюта и тепла. Но нормальных дорог нет. Магистрального газа – нет. Хорошо, если сюда раз в неделю приезжает автолавка, а раз в год привозят баллоны. Государству проще собрать людей в города, нежели заниматься вот такими убыточными деревнями.

– Но в советское время тут жили! – Ребенок кивнул на последнюю избу с березой и сидящей на ней вороной.

– Жили. – Кивнула я. – Колхозами и почти натуральным хозяйством. Знаешь, почему в крестьянских семьях было много детей?

– И почему?

– Нужно было много работать, чтобы прокормиться. На земле важны любые руки. Даже детские. Воду из колодца натаскай, скотину подои, покорми, за ней почисти…

– Фу, навоз! – Сморщил нос сын.

– Это – удобрение. Причем, самое эффективное. Спроси дедушку, он расскажет.

Парень замолчал, глядя на дорогу.

– Предложи Мане поесть. – Попросила его, посмотрев в хмурое лицо.

Кажется, только сейчас, среди белых полей и лесов, он осознал, что есть другая жизнь, с колодцем во дворе и печкой. Заботами о скотине, соломе и дровах.

– Мам… – Он достал миску. Насыпав немного корма, поставил ее перед Маниным носом. – Скажи… Если у этих людей все так беспросветно, то зачем они живут? Зачем размножаются?

– Знаешь, – я повернула направо, согласно ржавому указателю с плохо различимыми буквами, – в их жизни много труда, но есть и свои радости. Бабушка Маша рассказывала, какие в их деревне были гулянья. Еще могу тебе сказать, что мое детство и юность были… намного грустней. Учеба, работа… Снова учеба. Даже не помню, как вышла замуж.

– Да ну! – Сережка развернулся ко мне, чтобы видеть мое лицо. – Ты просто была заучкой с комплексом неполноценности. Удивлен, что ценящий женскую красоту папа как-то тебя разглядел.

– Даже боги ошибаются. И все же… В наших буднях так не хватает воздуха, теплого летнего дождя, утренней холодной росы, спелых, прямо с дерева, душистых яблок и… парного молока!

– Зато у меня есть компьютер.

– Конечно. – Я согласилась, доставая из кармана телефон. За разговорами мы подъехали к городу, где была назначена встреча.

***

К моему безграничному удивлению, девушка с милым голоском оказалась риелтором. Встретив нас на центральной площади небольшого городка, улыбнулась красными щечками:

– Можно я к вам сяду? Дело в том, что продавец живет в пятидесяти километрах отсюда. А до той деревни, где дом – все семьдесят.

– Не проще было бы назначить встречу прямо у нее? Я сэкономила бы два часа дороги и горючее. – Не удержалась я. – Вы же знали, откуда я еду!

– Но Вы все равно приехали. – Она ласково коснулась рукой Сережиного плеча. Тот плавно шагнул назад и осветил свое лицо улыбкой.

– Конечно, мы не возражаем! Но, знамо дело, оставили бы свою собаку дома. А так Вам придется делить с ней задний диван.

И он распахнул перед девушкой дверку, из которой высунулся черный овчарочий нос.

– Ой… – В ее глазах мелькнул испуг. – Может, тогда я сяду впереди?

– Меня укачивает, а Маня не кусается. – Сообщил сын и, обойдя машину, хлопнул своей дверцей.

– Вообще-то, у меня еще два просмотра… – Риелтор в новой курточке и сапожках никак не хотела садиться рядом с собакой.

– Вам решать. – Я пожала плечами. – В принципе, мы уже накатались.

Минуты три в ней боролись жалость и жадность. Победила вторая.

– Хорошо. – Кивнула она помпоном на белой шапочке. – Едем.

И легко запрыгнула к Мане. Собака, потянув носом ее духи, отодвинулась как можно дальше, а я завела двигатель.

– Куда едем? – Спросила девушку, глядя на центральную клумбу и низенькие дома, дружно греющие небо.

– Вон тот проулок. – Бодро махнула рукой наш гид и с опаской посмотрела на Маню. Но та замерла, положив морду на лапы.

***

И снова вокруг нас потянулись поля с лесами. Сын задремал, а девушка задумалась, иногда показывая на развилках дорогу.

– А у вас тут ходит автобус? – Поинтересовалась я, глядя на белую припорошенную вчерашним снегом трассу. – И как часто чистят?

– Чистят. – Подтвердила она, не уточнив периодичность. – Автобус, да, ходит.

– Вот и замечательно! – Сказала ей. – Значит, мы вернемся по другому шоссе.

– Ой… – Испугалась риелтор. – А он будет… только завтра!

Я тяжело вздохнула: прогулка, еще не завершившись и наполовину, из увеселительной превращалась в проблемную. Однако до хозяйки коттеджа в экологически чистом районе мы доехали за сорок минут.

Уже другая девушка, закутанная в пуховую шаль и с годовалым ребенком на руках, протянула нашей спутнице ключи. Бросив на машину быстрый взгляд, снова шагнула в тепло дома и захлопнула обитую дерматином дверь.

– Вот и все. Едем дальше! – Улыбнулась риелтор, уже привычно забираясь к Мане.

К моему удивлению, дорога, бегущая через заснеженный сосновый лес, была идеально ровной. Ни снега, ни льда.

– Здесь всегда так хорошо? – Задумчиво спросила я, не понаслышке зная о сезонных метаморфозах.

– Конечно! – Бодро воскликнула та. – Асфальт! Не к дому, но до конца деревни. Скоро сами все увидите!

***

И мы увидели… Вольно раскинувшаяся среди перелесков и полей деревня прятала свои шиферные крыши под ослепительно сверкающими сугробами и глядела на нас отнюдь не крохотными деревенскими окошечками, а вполне современными окнами, вделанными в высокие стены. Высоким был и чердак, прячущийся под двускатной крышей. Сами дома и даже террасы стояли на кирпичном фундаменте.

– Э-э… – Открыла я рот. – Это что? Деревня?

– Ну да. – Риелтор энергично кивнула просунувшейся между сидениями шапочкой. – Остановитесь вот здесь. Нет, никому не помешаете, поскольку дальше – тупик. Как видите, – начала она экскурс, – деревня жилая. Тот дом, что продается, третий с краю. Рядом, как вы могли заметить по печному дыму, круглогодично живут соседи.

– Может, выйдем? – Я открыла дверь и поставила ногу на ровную твердую дорогу.

– А тут ничего так, просторненько. – Сообщил выбравшийся раньше меня сын. Маня, возмущенно глядя на нас через стекло, настойчиво поскребла в него лапой.

– Выпусти. – Попросила я Сережку. – Вроде ни скотины, ни аборигенов не видать.

– Если эти два понятия в данной местности не являются синонимами… – Сузив глаза, парень посмотрел на дом с криво занавесившей окно тряпкой. – Деревне несказанно повезло.

Выпрыгнувшая на снег собака повела носом в сторону ближнего к нам дома и задумчиво наклонила голову.

– А пойдемте я вас проведу! – Жизнерадостно сказала риелтор. – Ключ у меня есть, посмотрите все изнутри!

И, пройдя по расчищенному снегу около жилого дома, уперлась в метровый сугроб. Сложив брови домиком, она осторожно подняла ногу…

– Здравствуйте! – Раздался позади женский голос. – Кланин дом смотреть приехали?

Мы дружно обернулись, но первой со старушкой, одетой в зеленый платок и бордовую китайскую куртку, поздоровалась собака.

– Гаф-ф-ф! – Приветливо сказала она.

Старушка подпрыгнула и спряталась за углом. Маня, предвкушая игру в прятки, рванула за ней. Мы – за собакой.

Когда мы выбежали из-за угла дома, то увидели прижавшуюся спиной к стене и растопырившую руки хозяйку, а перед ней, в трех шагах, виляющую хвостом и показывающую в улыбке все свои клыки собаку.

Сын цапнул Маню за ошейник, а я извинилась.

– Она не кусается. Просто хотела познакомиться. Мы тоже хотим. – Моя улыбка почти не отличалась от собачьей. Разве что зубы были ровнее. В глазах ребенка прыгал смех, а в собачьих – любопытство. И только девушка-риелтор поглядывала на свои модные часы.

Здешняя бабушка перевела дух и отлепилась от стенки.

– А я ведь собак боюсь! – Сказала она, четко выговаривая букву «о».

– А я – коров. – Пожала я плечами. – Они такие большие, рогатые… Лягаются.

– Бывает, что и лягаются. – Оттаяла соседка. Тут я узнала, что буква «я» акцентируется даже больше, чем «о».

– И зубки у них немаленькие. – Пришлось поддержать разговор на сельскохозяйственную тему.

– Так оно привычно. – Пожала плечами бабушка. – Но уже пару лет, как коров не держу. Тяжело. Вот только козичку да кур. Значит, Кланин дом смотреть приехали?

– Ну да. – Пожала я плечами. – Да только туда не пройдешь. Сколько снегу намело!

– Таки да. – Пожевала та ртом. – Хотите, дам лопату? Тропку-то ваш мальчик быстро прокопает!

Когда Сережке был выдан инвентарь, и он ушел вместе с решившей ему помочь собакой, из другого дома вышла еще одна бабушка. И, наконец, представила себя и соседку.

– Серафима Александровна! – Так звали первую бабушку. – А вот я – тетя Надя.

– Екатерина. – Я сложила у груди ладони и поклонилась. Похоже, бабушкам мое приветствие пришлось по душе, поскольку заговорили они весьма охотно. Но быстро и с непривычным акцентом.

– Кланя-то, хозяйка, хорошая была. Подругами мы были. Вместе на ферме работали…

– А тут есть ферма? – Удивилась я.

– Была… – Вздохнули обе. – Все было. Совхоз-то наш миллионником был. И конюшня своя, и свинарня, и овчарня. А какой телятник! Вода была… и горячая, и холодная. Кран откроешь – течет!

– И в домах? – Недоверчиво спросила я, разглядев у горизонта водонапорную вышку.

– Трубы начали класть… – Сказала тетя Надя. – Но кончился Советский Союз, а вместе с ним – наш совхоз. Дорогу-то он строил!

– И этот асфальт до сих пор жив? – Поразилась я.

– Да-да! – Дружно закивали обе. – Клали, чтобы в любую погоду молоко с фермы до центральной усадьбы на машине возить. Там завод по переработке стоял… А еще у нас был клуб, своя самодеятельность, кино!

– Школа, детский сад, больница с родильным отделением!

Кажется, им хотелось поговорить с незнакомым человеком о наболевшем: не таких уж далеких временах, когда тут жили множество людей. Вечерами, после работы, собиралась молодежь. Танцевали под гармошку, пели частушки и влюблялись. Играли веселые свадьбы, и на свет появлялись дети.

– А сейчас тут живем только мы. – Снова вздохнула Серафима Александровна. – Пенсионеры.

Но выразить свое соболезнование мне не удалось, поскольку пришел облепленный снегом Серега и довольно улыбнулся:

– Траншея прокопана! Апартаменты ждут!

Явившаяся следом Манька отряхнула на тетю Надю снежные звезды, усыпавшие черную шерсть.

– Ой! – Та присела. – Она меня не укусит?

– Нет. – Сережка прислонил деревянную лопату к крыльцу. – Собака – тоже человек и не тянет в рот что попало!

– Ну, пойдем, взглянем…

Я развернулась и через несколько шагов углубилась в прокопанный ребенком тоннель высотой по пояс. Маня бежала впереди, сзади скрипели валенками любопытные старушки. А риелтор, пытаясь улыбаться на морозе, уже ждала нас на пороге.

***

Терраса была небольшой, аккуратной, но… просевшей. Поставив в памяти галочку, я поднялась по ступеням вверх. «Мост» – так называется коридор в деревенских домах, был широким и просторным. Четыре двери вели из него в четыре стороны. Та, через которую мы вошли, была парадной и открывалась на юг. Прямо перед нами была северная фанерная дверка.

– Там – кладовка. – Заметила мой взгляд тетя Надя. – Там, – махнула она рукой на запад, – двор. А здесь…

Восточная дверь была открыта риелтором.

– Здесь – жилые помещения! Проходите! – Девушка пропустила нас с Сережкой вперед, и, оттерев старушек, вошла следом за нами.

И тут я увидела залитые солнцем стены, крашеные половицы, печку… Дом приветствовал меня своей улыбкой и очень хотел понравиться. Даже стало как-то грустно: хозяйка уехала, а он остался один. И лишь воспоминания о минувших днях оживляли его бесконечное одиночество.

– Смотрите! – Потянула меня за рукав девушка. – Тут – печка. Два в одном: русская и подтопок. Видите батареи? Натопите и в любое время года в доме тепло и уютно! А еще здесь две комнаты: спальня и зала. Тут – кухня. Где мы с вами стоим – столовая! Места много!

Не слушая восторженных восклицаний, я подошла к окну. За стеклом остатки красных рябиновых ягод клевали снегири. Это было так красиво: снег, дерево и прыгающие по веткам птицы!

Однако, посмотрев на подоконник, я задумалась.

– Дом ведь не бревенчатый и даже не из бруса? – Спросила я старушек.

– Щитовой. – Покивали они. – Совхоз строил, когда деревня сгорела. Аккурат, в Пасху!

– Значит, дом холодный. – Сделала я вывод. – Как же вы в таких м-м-м… хибарах живете?

Старушкам мой вопрос не понравился, но ответили честно.

– Привычные мы. – Сказала Серафима. – Дров, да, надо много. Так нам чурбаки привозят, а сыновья приедут, да наколют. Хотели потом новые избы ставить, только все начало разваливаться уже в восьмидесятых. А куда мы денемся? Хорошо, хоть это жилье есть.

Я перевела взгляд на риелторшу. Скривившись, она смотрела на бабушек в предчувствии того, что день будет прожит напрасно.

Погладив белый подоконник ладонью, я вздохнула. Не смотря ни на что, дом, да и сама деревня, мне понравились. Соседки – тоже, поскольку кроме любопытства, на их лицах была написана приветливость без капли вредности.

– Что с садом-огородом? – Повернувшись к окну спиной, я почувствовала, как греют куртку солнечные лучи.

– Чудесный яблоневый сад. – Тут же влезла Серафима. – Там, в конце огорода. Конечно, на земле давно ничего не сажали, но, если захотите, можно нанять лошадь с плугом.

– А речка? – Искоса посмотрела я на девушку в шапке с помпоном.

– В трех километрах через лес – Талица. А через поле – Святошна.

– И можно купаться? – Влез мой парень.

– Святошна маленькая. – Улыбнулась Серафима. – Как ручеек. А на Талицу мы ходили после сенокоса. Там – белый песок и теплая чистая вода. А еще – береговые стрижи.

– Помнишь, каким был пруд за графским дворцом? – Мечтательно прижмурилась тетя Надя.

– Тут есть дворец?! – Тут же сделал стойку сын.

– Нет. – Покачали платками старушки. – В шестидесятых годах все сломали. И дворец, и церкву. А ведь она была красивой: горящие золотом купола сияли за двадцать километров! Возвращались мы с базара и сразу видели дом… А теперь и моста, и дороги короткой нет. Все заросло. Один лес да бурьян.

Бабушек стало жаль. Вся их хорошая жизнь, пусть даже трудная, осталась в воспоминаниях. Хотя, если честно, я им немного завидовала. Мои родители редко кого-то звали в гости. А все мои друзья охаивались матерью только по звуку голоса в телефонной трубке. Это было в детстве. Юность меня встретила штурмом Белого дома и талончиками на покупку водки. Только став взрослой, я смогла позволить себе роскошь поиска ответов на непростые вопросы «почему так». Прочитав множество литературы на интересующую тему, я все-таки нашла ответ. Он прост, но, вместе с тем, невероятно труден в понимании, а тем паче, в исполнении: на одном конце человеческой драмы находится вечное «хочу», а на другом – любовь. Глядя на бабушек, я поняла, что интуитивно каждая из них вывела для себя формулу равновесия, в которой не было зависти, но присутствовала радость каждого дня. Пусть трудного. Иногда – невыносимо тяжелого и болезненного. Но на востоке снова всходило солнце и согревало лучами уставшую душу. А земля-кормилица одаривала плодами и покоем. Все было в их жизни правильно: рождение нового человека, радость совместного труда и праздников. Тихое упокоение под золотыми крестами, когда наступал срок. Все-таки не зря я потратила выходной день на такую нелегкую дорогу!

Улыбнувшись дому, я вышла на улицу. Манька с Серегой уже сидели в машине и пили горячий кофе. Бабушки дружно охнули:

– Идемте, мы вас покормим! Путь-то дальний! А то, может, заночуете? В доме диванов хватит!

Искренне поблагодарив за заботу, я покачала головой и показала на скатившееся к горизонту солнце.

– Нам пора. Спасибо за рассказ и лопату!

– Ой, подожди, деточка, сейчас я пирожков принесу! – Вдруг вспомнила тетя Надя. – Недавно пёкла, с яйцом и луком. С капустой! В дороге поядите!

И не давая отказаться, чуть ли не побежала к своему дому.

Пакет был большим и пах так, что мой ребенок сглотнул голодную слюну.

– В русской печке пёкла! – Улыбнулась старая женщина. – Кушайте на здоровье да приезжайте к нам снова!

– Мы будем ждать! – Серафима Александровна поправила свой зеленый платок, на прощание коснувшись узловатыми пальцами Манькиных ушей.

***

Дорогой мы ехали молча. В лесу уже стояли синие сумерки, так что пришлось включить дальний свет. И снова сугробы вспыхнули миллионами ярких искр.

– Ну как? – Осторожно спросила барышня-риелтор, когда Маня и сын заснули на заднем сидении.

– Впечатление… двойственное. – Честно сказала я. – Место низкое. Я видела тонкие кривые осины и что-то из ивняка. Они любят мокрую землю. Дом… Он, согласитесь, холодный. Даже с учетом печки. Зимой в нем жить нельзя. Крыльцо придется поднимать. И это я еще не видела крышу и подпол. Наверняка в таком месте он всегда сырой. Значит, переводы гнилые. Строительного рынка поблизости нет. Откуда везти материалы для ремонта?

– Как хотите. – Поджала девушка губы. – Могу скинуть десятку. Но не больше.

– Я подумаю.

– У меня есть другие клиенты! – Обидчиво сказала она.

– Хорошо. – Сейчас мне было немного не до нее. Датчик топлива медленно, но верно опускал стрелку к красной зоне. И это меня волновало больше, чем дом.

– В Вашем городке есть заправка? – Поинтересовалась у нахохлившейся девушки.

– Нет. – Равнодушно сказала она. – Только на трассе. В двадцати километрах от поворота.

Мне стало… не по себе. Ночь. Мороз и заглохшая машина. Сознание услужливо нарисовало картинку: яркое утро и два замерзших трупа. Вернее, три, поскольку Маня нас не бросит.

– А срезать путь можно?

– Да. – Кивнула та. – Сейчас будет площадь… Вот тут остановите. Видите? – Ее палец ткнул в сторону неосвещенной улицы. – Едьте туда. Километров через десять будет поворот налево. Там перекресток, не промахнете. Еще десять километров через лес – и трасса. Несколько сот метров до заправки. Счастливого пути!

Хлопнув дверью, она накинула на голову капюшон и понеслась в сторону своего дома. К теплу, пирогам и телевизору. Я проводила ее взглядом и, включив передачу, развернулась на застывшей площади. Почему-то в голове проскочила мысль о том, что при всей своей нелюбви к бреду, которым нас кормят из голубого экрана, именно сейчас я бы что-нибудь посмотрела. Может, старый, знакомый до каждого жеста, советский фильм. Один из тех, которым в свое время восхищались бабушки. Тогда – молодые и красивые девчонки.

Сын проснулся, когда я повернула налево и въехала в лес.

– А мы где? – Поинтересовался он, глядя в лобовое стекло на снежную феерию: похоже, хорошая погода, бодрившая нас днем, закончилась, и с небес пошел тихий снежок. Он был невероятно крупным и каким-то сказочным. Поэтому я старалась думать только о приятном и не смотреть на стрелку уровня топлива, дрожавшую между желтым и красным.

– Мам… – У сына глаза были зоркими, в отличие от меня, в детстве читавшей под одеялом с фонариком. – Похоже, Маню все же придется запрягать. Ты вообще знаешь, в какой стороне наша дорога домой?

Я посмотрела на спидометр. Обещанные девушкой десять плюс десять километров давно закончились. Кажется, шел четвертый десяток.

– Скоро, Серень. Осталось немного.

– Тогда где мы?

Я почесала нос. Черт его знает! Но точно в России, поскольку на перекрестках нет указателей, а у редких деревень – названий.

– Девушка сказала, скоро трасса.

– Ты-то сама в это веришь? – Голос моего парня был тихим. – Ей так хотелось срубить деньжат в надежде, что ты не заметишь никаких недостатков. Видала, как она морщилась?

– Это – ее работа, сын.

– Врать, что все прекрасно?

– Так живет торговля.

– И ты?

– Я работаю в сфере услуг.

– И ваши мастера никогда не обманывают клиентов?

Я промолчала. Еще как обманывают!

– Это неправильно. – Подумав, сказал Серега. – И не надо оправдываться, что так делают все. Уверен: те бабушки никогда не врут!

«Вроде взрослый парень, а наивный». – Вздохнула я и, улыбнувшись, сказала:

– А давай сыграем в игру…

– Какую? – Заинтересовался он.

– Привели нас сюда колечко и карта… Предлагаю загадать: если мы дотянем на остатках топлива до заправки, значит, дом ждал именно нас. Если нет… Больше в эту сторону не посмотрю.

– Если не дотянем, тебе и глядеть не придется. – Сын поделился последним пирогом с Маней и со мной. – Нас тут найдут, в лучшем случае, только после праздников!

– И все-таки! – Я протянула ему оттопыренный мизинец. – Чур-чура, чур-чура! Едем в гости со двора! – Дружно сказали мы, соединив пальцы. – Кто не тронется никак, тот – растяпа и дурак! Едем, едем в гости к деду…

– Я доеду! – Выкрикнул мой сын.

– Я доеду! – Рассмеялась я и расцепила наши пальцы.

– Мама! – Сын вдруг привстал с сиденья. – Смотри: впереди – огни! Там трасса! Давай быстрей!

***

На заправку, находящуюся в трех километрах от поворота, мы въехали своим ходом. А там, заправив полный бак, по асфальту рванули в сторону города. Сын, включив радио, громко подпевал всем, кого слышал. Маня спала. А я так хотела домой, в теплую кроватку! Встречные фары немногочисленных машин слепили усталые глаза. Похоже, я переоценила свои физические возможности. Но два часа дороги, как и все на свете, все-таки закончились. Вбегая в подъезд, ключ от двери я держала в руках. Кажется, мы так устали, что даже не захотели ужинать. Хотя, какой ужин в половине первого ночи?

А утром на наш с Маней диван забрался Сережка.

– Ма-ам! Ты все спишь? Солнце встало. Птички – тоже. Я хочу есть и не только пироги.

– Тогда свари нам кашу. – Буркнула я, пытаясь накрыться с головой.

– Угу. – Согласился он, прикладываясь головой на мою подушку. – Сварю. И даже с сосисками. Но ты ответь мне на вопрос…

– Какой? – Осознав, что на улице день, я разлепила глаза и посмотрела на дрыгающее ногой в воздухе чадо. Такое взрослое, но до сих пор, со всеми стремлениями к независимости, прижимающееся к маме.

– Если мы доберемся до заправки… Мы добрались! – Смешливые серые глаза смотрели на меня с любопытством энтомолога, пришпиливающего к доске живую бабочку.

– А, ты о доме…

– Кто-то пообещал.

– Если честно, – я подложила локоть под голову, – деревня слишком далеко. Мобильная связь – отвратительна. И ездить туда ты не будешь.

– Не буду. – Согласился Серега. – Но вам с Манькой летом там будет хорошо.

– А ты? Снова поедешь к бабушке и ее грядкам?

– Ну меня-то их полоть не заставляют. – Усмехнулся он. – К тому же папа обещал свозить на десять дней в Прагу или Вену.

– А-а… Это супер. – Согласилась я с папиной идеей. – Там красиво.

– Но я хочу на море. Ма-ам… Может, отпустишь с Ваньком и его семейством в Крым? Они говорят, бронировать надо заранее.

– Это идея Ваньки или его родителей?

– Ма-ам… – Ребенок сел и взглянул на часы. – Я пошел варить кашу, а ты подумай. Разве просто так ты нашла это далекое место? К тому же, путь туда по нашему шоссе короче в два или три раза, чем те версты, по которым мы ехали. А тут: повернешь с магистрали, еще тридцать километров – и вы с Манькой в деревне! Лес, речка, ягоды и грибы. Понравившийся тебе дом и добрые бабушки-соседки. Где такое еще найдешь?

Сережка встал и ушел на кухню, а я задумалась. И правда, если сбить и так небольшую цену тысяч на десять, а то и двадцать…

***

– Вы надумали брать? – Утром следующего дня позвонила мне девушка-риелтор. – А то у меня еще два просмотра! – Сразу взяла она быка за рога. Конечно, напор – важная черта торговца хоть недвижимостью, хоть трусами. Только где интрига? Где изящное доведение клиента до состояния, когда он сам умоляет отдать ему понравившуюся игрушку?

– Э-э… – Промямлила я. – Далековато. Дороговато. Износ жилого фонда, думаю, семьдесят-восемьдесят процентов, если учесть, что здание не ремонтировалось с момента постройки. К тому же, я не видела участок. Но если от суммы отнять тысяч двадцать…