Светорада Медовая

Однако была в Ростове пара, которую вся эта суматоха и разговоры о Стрелке и Свете только раздражали. Это были Усмар и Асгерд.

Как-то Усмар пришел домой из детинца мрачнее тучи. Асгерд спросила:

– Ты сегодня не в духе, муж мой? Что-то не ладится с посадником?

Тиун молча разгребал ложкой овсяную кашу, потом резко отодвинул от себя тарелку, и его рот скривился в короткой холеной бородке, как будто он ел какую-то гадость, а не горячую, приправленную маслом овсянку.

– Ты вон все меня упрекала этой пришлой Светой… этой Медовой, – произнес, – однако, признаюсь, она мне как кость в горле.

Оказалось, что эта вертихвостка неплохо разбирается в вычислениях и цены знает не худо. По совету Стрелка Путята вызвал ее к себе, потому что у него возникло подозрение по поводу недочета дани. Усмару пришлось пояснять, мол, и пушного зверя в этот год добыли недостаточно, и меду не донесли, а уж о руде и говорить не приходится. Однако Путята все теребил ярлыки табличек об оплате, сопоставлял, путался и ворчал. А потом вызвал на подмогу Свету. И та, просмотрев счета, указала Путяте на недоимки. Вот посадник на Усмара и накинулся. Тиун пояснял, отчего так вышло, но эта рыжеглазая тут же из-за плеча Путяты указывала, где расчеты не сошлись и где стоит провести проверку по селениям данников, чтобы затем сравнить с тем, что хранится в кладовых да амбарах.

Асгерд слушала обиженные речи мужа, прикрыв глаза длинными золотистыми ресницами. Она догадывалась, что ее муж на подобной службе не мог, чтобы и о себе не позаботиться, да не отложить то, что приглянулось, но считала, что не ее дело поучать Усмара, как вести дела. Если ее муж так решил – значит, так тому и быть. Да и не было ей заботы, как Путята отличается в Новгороде за дань. К тому же, став женой тиуна, Асгерд полюбила жить в роскоши, какой у отца родного не знала: у них был свой терем на высокой подклети, в котором было несколько покоев, и дочь викинга оценила, как это удобно, когда не приходиться делить общее помещение с челядью. Ей нравилось спать на мягких перинах, ходить по половичкам из пушистых медвежьих шкур. А еще Асгерд с нетерпением ждала, когда начнется движение судов по великой реке Итиль, и ее муж за неучтенные для дани крицы руды и кадушки с мерянским медом приобретет для жены яркие шелка, цветные бусы и даже дивные ароматные притирания.

Любящая роскошь Асгерд знала, за кого шла замуж. Но не только стремление стать самой богатой женщиной в округе заставило ее добиваться брака с Усмаром. Она полюбила его. Ей нравилась его манера властно разговаривать с людьми, она любила наблюдать, как он отмеряет положенное у данников и выдает им ярлыки в знак уплаты дани. Даже то, как он сидел по вечерам за столом и что-то взвешивал, подсчитывал и сдвигал на счетах-абаке круглые косточки, вызывало у нее благоговение. Да и хорош был собой Усмар: опрятно одет, в плечах, может, и не столь широк, зато всегда чисто вымыт, волосы расчесаны, дорогую одежду носит с достоинством, какого Асгерд ранее и видеть не приходилось.

Учитывая свою тягу к нему, как и то, что небедно с ним жить будет, Асгерд когда-то пошла со слывшим в округе любостаем[67] тиуном в лес, и не сопротивлялась, когда Усмар уложил ее на траву и неспешно овладел. А когда вставали, дочь Аудуна так и сказала, чтобы он засылал сватов, если не хочет, чтобы мужчины ее рода вырезали ему все нутро или отсекли голову. Даже посадник не посмеет за своего поверенного заступиться, опасаясь гнева варягов из Большого Коня.

Тогда Асгерд казалось, что она поступила ловко и мудро, принудив богатого и пригожего тиуна к браку. Однако ласковый и приветливый до того Усмар не смог простить, что она насильно женила его на себе. С тех пор ладу между ними не было. Ей даже приходилось терпеть, что он к другим женщинам хаживал. Что она могла? Уйти назад к родне? Порой Асгерд так и делала. Но после роскоши в тереме, после того как всем Ростовом гуляли их свадьбу, ей было неловко возвращаться в Большой Конь.

Вот и приходилось гордой скандинавке заискивать перед мужем. Сейчас же она просто сказала:

– Если эту девку Медовую как-то опорочить, то Путята, возможно, не станет больше прислушиваться к ее речам.

На другой день, вырядившись в красивую шубку из белого горностая, Асгерд отправилась в отчий дом. Она шла в сопровождении служанок по раскисшим после снега переходам между дворов, осторожно ставила ноги в сафьяновых сапожках на подсохшие бугорки, придерживала подол длинной синей юбки. Она очень ценила свой вид, свое богатство и внешность, и гордилась, что ее считают первой красавицей Ростова. Правда теперь до Асгерд стали доходить разговоры, что прибывшая из лесов жена Стрелка не менее ее мила и пригожа, зато улыбки от нее добьешься чаще и с людьми она приветлива. И хотя высокая стройная Асгерд с ее светлыми золотистыми косами и точенным личиком привлекала взгляды людей, но все чаще они ходили глазеть на эту Свету, как на чудо какое невиданное.

Миновав крайние избы кривой улочки, Асгерд вышла на открытое пространство, окружавшее усадьбу ее родителя. И как она раньше могла жить тут? Кругом лужи, за тыном навозная куча, а проезд в воротах – сплошная слякоть. Сегодня тут, судя по всему, уже немало поездили. Заслонившись рукой от солнца, Асгерд посмотрела туда, где вдоль береговой кромки озера удалялись фигуры всадников. Она узнала отца и старших братьев, а также еще нескольких людей Аудуна, отправившихся на привычную выездку хозяйских лошадей.

Свою старшую сестру Асгерд застала в овчарне. В этом году овцы стали ягниться несколько позже срока, но хлопот с ними было предостаточно, и Гуннхильд следила, как скотницы ухаживают за новорожденными ягнятами, а то и сама заходила в загон, брала на руки нежные кудрявые комочки, целовала в лобики. Сейчас с ней была и ее старшая дочь Бэра, совсем еще юная девушка, которой этой зимой отчим Нечай подарил серебряный браслет – знак, что она уже выросла и вполне может считаться невестой.

При появлении Асгерд Бэра поспешно спряталась в загородку с новорожденными ягнятами, сделав вид, что только они ее и интересуют – впечатлительная девушка не очень-то любила свою красивую надменную тетку. Гуннхильд же приветливо заулыбалась, правда, улыбка ее сразу погасла, когда Асгерд с упреком заметила, что ее старшая сестра превратилась в скотницу.

– Как погляжу, Медовая вскоре совсем тебя от дел отлучит, моя Гуннхильд, – сокрушалась младшая сестра. – Разве ты не видишь, как она старается умалить твое влияние, чтобы заправлять тут всем на правах любимицы Аудуна?

В это время из-за загородки появилась растрепанная головка Бэры.

– Злая ты!

Гуннхильд сурово шикнула на дочь, потом взяла сестру за руку и повела из овчарни, чтобы та ненароком не испачкала свой великолепный наряд.

Дочери Аудуна прошли в большой дом усадьбы и оказались на половине, где женщины готовили еду. Здесь было тепло от разожженных очагов, и Асгерд сразу стало жарко в горностаевой шубке. Не придавая этому значения, она огляделась и сразу увидела Медовую.

Жена Стрелка хлопотала у большого, подвешенного на длинной цепи котла. Ее о чем-то спрашивали, она отвечала, и окружавшие ее женщины смеялись. И Асгерд словно воочию убедилась, что все эти россказни, что рыжегзазая Света умеет сделать так, что людям с ней хорошо, правда.

«Она просто хитрая ведьма!» – заставила себя так видеть пришлую жена Усмара.

Сейчас Медовая стряпала, как обычная служанка, однако в ее движениях было столько грации, а осанка казалась такой достойной и горделивой, что среди всех остальных она выглядела повелительницей. Даже светлые кудряшки, выбившиеся на висках из-под повойника, не делали ее неопрятной, а простая одежда – красно-коричневое платье и темный передник – смотрелась нарядной даже тут, в кухне. А то, как молодая женщина стряхивала с тонких пальцев сушеные приправы в котелок, походило на некое священнодействие. Сейчас, когда из-за дыма отодвинули продух на крыше и в него потоком полился солнечный свет, создавалось впечатление, будто лучи падают только на эту непритязательно одетую стряпуху и она сияет, озаряя все вокруг.

Асгерд внезапно поняла, что уставилась на новенькую едва ли не с открытым ртом. Это обозлило ее и заставило очнуться. Она огляделась, втянула носом вкусные запахи стряпни, стала различать голоса. Когда Верена спросила, достаточно ли она размешала в растопленном масле муки для подливки, Медовая, почти не глядя, велела добавить холодного бульона и продолжить мешать, пока не останется ни единого комочка. Затем одна из служанок уточнила, как долго выдерживать в сметане сушеные грибы. Но последней каплей для Асгерд стало то, что из-за спин женщин вдруг раздался голос ее брата Орма. Оказалось, что младший Аудунсон тоже крутится в кухне, занимаясь бабьим делом: паренек сидел рядом с решеткой, на которой жарилась печень, и спрашивал у Светы, достаточно ли мясо подрумянилось, чтобы его переворачивать.

– Что это такое, Орм? – выступая вперед, повысила голос Асгерд. – Или ты забыл, что ты сын викинга? Зачем согласился, как раб, возиться у очага?

– Не ругайте его, госпожа, – вступилась за стушевавшегося парнишку Света, поворачиваясь и словно бы стремясь заслонить его от сестры. – Ведь однажды и ему придется идти в поход, а там нужно уметь не только в седле сидеть и у правила[68] корабля стоять. Тот, кто способен накормить людей, всегда пользуется в отряде уважением.

– Это ты мне будешь указывать? – возмущенно воскликнула Асгерд и нервно рванула белые меховые помпоны ворота. – Мне, дочери ярла Аудуна?! Ты, кухарка! Изображаешь из себя тут хозяйку, как будто Гуннхильд уже отстранили от дел, а Орм у тебя в услужении. Так-то ты платишь моей семье за то, что приняли тебя в род, бродяжка!

Это было сказано громко и зло, и все вокруг притихли, отводя взгляды.

Светорада замерла. Ее будто холодом обдало. Конечно, ей не стоило забывать, что она живет тут исключительно из милости, однако ее княжеская кровь забурлила.

«Спокойно, – приказала себе Светорада и, вытерев руки о передник, повернулась к Асгерд. – Сейчас именно она в своем горностае и серебре смотрится госпожой, а я всего лишь кухарка».

И все же щеки княжны запылали от едва сдерживаемого гнева.

– Вам просто жарко в ваших мехах у очагов, благородная Асгерд, вот вы и горячитесь. Если вы посидите тут с нами и выпьете ягодного киселя, то успокоитесь и по-другому взглянете на происходящее. Но если вас что-то не устраивает, скажите, и я все сделаю так, как вы пожелаете.

– Она еще советы мне дает! – кипела от возмущения красавица Асгерд.

Не выдержав, Гуннхильд взяла младшую сестру под локоть и мягко, но настойчиво стала увлекать к выходу.

– Что с тобой происходит, Асгерд? – спросила она уже в своей боковуше, расстегивая петли на шубке сестры. – Сдается мне, что из-за своего положения ты стала излишне раздражительной.

– Я не раздражительна! – резко отозвалась Асгерд. – Просто сейчас я сама убедилась в том, о чем болтает уже весь Ростов. Эта рыжеглазая чужачка, хитрая, как порождение Локи[69], влезла вам всем в душу и постепенно прибирает власть к своим рукам. Люди поговаривают, что она даже Аудуну в глаза заглядывает и скоро наступит день, когда ей удастся не только Руслану потеснить, но и у тебя забрать хозяйские ключи!

Гуннхильд вздохнула.

– Вот что, Асгерд, у тебя есть свой дом, где тебе надлежит всем распоряжаться. Здесь же пока я хозяйка. И если мне понадобится твой совет…

– Но за этим я и пришла, – перебила ее младшая сестра и, взяв руку Гуннхильд, ласково погладила ее огрубевшие от работы пальцы. – Только тебе тут все решать, даже то, нужно ли Орму вместо упражнений с оружием жарить на решетке мясо. Однако я хотела дать тебе небольшой совет: скоро мужчины и наши работники отправятся жечь лес под пашню. И там, как всегда, понадобится умелая женщина, чтобы позаботиться об их кормежке. Отчего бы не отправить туда эту Медовую? Ее муж часто в отлучке, тут людей тебе хватает, а на лесопале умелая и расторопная помощница просто незаменима.

– Но работа в лесу тяжелая и не всякой рабыне под силу, – отозвалась Гуннхильд, отметив про себя, что находиться среди большого количества мужчин в лесу не только не подходит благовоспитанной женщине, но и выглядит сомнительно для ее доброго имени.

Однако Асгерд настаивала, говорила, что в помощь Свете старшая сестра может отправить пожилую вдову Хильду и хроменькую мерянку Тсару, от которой в усадьбе мало толку. И не беда, что Свете придется жить среди мужчин… Во всяком случае выяснится, верны ли слухи о том, что Медовая ни одного мужчины не пропускает мимо.

Гуннхильд молча слушала пылкую речь сестры. В глубине души она понимала, что Асгерд просто невзлюбила пришлую, как одна признанная красавица не любит другую. Но Асгерд была родной сестрой, ждала первенца, и ее не стоило огорчать.

– Я подумаю над твоим советом, – только и сказала Гуннхильд, и предложила младшей сестре отдохнуть.

Но Асгерд недолго оставалась на месте. Довольно напевая себе под нос, она вышла на крыльцо и стояла там, блаженно щурясь на солнце. Когда же в воротах показался ее муж, она чуть ли не бегом кинулась ему навстречу. Однако Усмар будто и не заметил жену – он во все глаза смотрел на Медовую, которая как раз прошла по мосткам, проложенным через слякотный двор, в сторону кладовой. И только когда к нему приблизился вернувшийся с конной выездки Аудун и похлопал зятя по плечу, он очнулся и прошел вместе с тестем к конюшням.

У Асгерд внутри все сжалось от обиды. Пусть Усмар и ворчит на Медовую, но она ему нравится – только слепой этого не заметит. Казалось, светлый день для Асгерд начал гаснуть, а все звуки – и журчание талой воды, и птичий гомон, и оживленные людские голоса – стихли, оставив ее в одиночестве. Она спустилась с крыльца и медленно пошла по мосткам, пока нос к носу не столкнулась с возвращавшейся из кладовой Светой, которая несла у груди крынку сметаны.

Женщины остановились друг перед другом. Мостки были достаточно широкими, чтобы разойтись, но Асгерд стояла прямо посредине и не сводила с Медовой недоброго взгляда.

– Прочь с дороги, бродяжка! – приказала властно.

Светорада судорожно сглотнула и, зажмурившись, шагнула в грязь, увязнув почти по щиколотку в раскисшей жиже. Попробовала идти дальше, но едва ли не выскользнула из сапожек. Вот и оставалась стоять под насмешливым взглядом жены тиуна.

– Вот-вот, знай свое место. В грязи!

Асгерд величаво вернулась к дому и уже с крыльца с насмешкой наблюдала, как Света, успев замараться выплеснувшейся через край сметаной, пытается взобраться на мостки и не потерять при этом сапожки.

– Вот сука! – совсем не по-княжески ругнулась Светорада, ощущая, как со дна ее души поднимается волна злости. – Ну погоди же у меня, немочь бледная!

Она огляделась, опасаясь, что кто-нибудь, заметив ее жалкое положение, состояние, поднимет на смех, и увидела идущего к ней тиуна Усмара. Что ж, не самый приятный для нее человек, но Светорада знала свою власть над мужчинами. И знала, что унизившая ее Асгерд пристально наблюдает за ними. Пусть же смотрит!

– Ах, благородный Усмар! – окликнула она тиуна умоляющим голоском. – Не откажите помочь в беде слабой женщине, вы ведь такой сильный и великодушный! – И призывно улыбнулась, захлопав длинными ресницами.

Оторопелая Асгерд прикусила губу, глядя, как ее важный муж поспешил к этой грязной приживалке, подхватил ее, поднял на руки и понес, а та, придерживая рукой крынку, другой даже обняла его за шею.

– Что тут происходит? – спросила появившаяся подле Асгерд старшая сестра.

– Да вот смотрю, – только и сказала та.

А ведь поглядеть и впрямь было на что. Муж Асгерд, поставив Медовую на мостки перед хлевами, стоял к ней так близко, что это выглядело почти непозволительно. Однако Медовая его не отстраняла, а наоборот, склоняясь к нему, что-то быстро говорила, не убирая руки с его плеча. Тиун накрыл ее пальчики своей ладонью и слушал кивая, а вид у него был такой, будто они сговаривались о чем-то… Они на самом деле сговаривались, но, конечно, не о том, о чем подумала ревнивая Асгерд.

Они говорили о деле. Светорада пообещала, что пойдет к посаднику и сделает вид, что это не Усмар, а она ошиблась в подсчетах, возведя напраслину на честного управляющего. Разумеется, строгий Путята выругает ее за оплошность, однако доброе имя Усмара будет спасено. Сам же Усмар в уплату за ее услугу должен сделать вот что: когда зайдет разговор о том, кого назначать воеводой в новом городке на реке Итиль, пусть он замолвит словечко за ее Стрелка. Стрелок ведь уже проявил себя умелым воином и люди под ним служат охотно. Если же еще и имеющий влияние Усмар замолвит слово за ее Стемид…

Тут она прикусила язык, поняв, что чуть не назвала мужа его настоящим именем. Но Усмар ничего не заметил. Он стоял, о чем-то раздумывая, хмурил соболиные брови. Его лицо выглядело значительным и серьезным, почти красивым, как отметила Светорада. Она даже стала понимать страстную любовь гордячки Асгерд к этому видному, холеному мужчине с негромким вкрадчивым голосом. Внезапно Светорада оглянулась и заметила подле резных столбов крылечка жену Усмара и ее старшую сестру.

Медовая стала потихоньку пятиться от Усмара, но тиун сам удержал ее, пытаясь объяснить, в чем ей нужно указать на просчет, а в чем пусть и не настаивает, чтобы дело не выглядело подозрительно. Что ж, этот поднявшийся почти до боярского положения управляющий был умен, с ним можно было иметь дело. Вот только бы локоть ее он при этом так не сжимал. Светорада поспешила заверить Усмара, что сама заинтересована в их сделке, даже улыбнулась ему, как только она одна умела – открыто и приветливо, но вместе с тем лучезарно и обольстительно. У тиуна даже дух захватило от красоты этой юной женщины в засаленном переднике и грязных сапогах.

Наблюдая за ними, Асгерд просто извелась. От досады ее даже стошнило. В ее положении это было не диво, однако раньше с ней ничего подобного не случалось. А тут еле успела отбежать за угол – так ее мучительно и сильно рвало.

Рядом оказалась сестра. Подала влажную ветошь утереться, потом отвела ее в дом, уложила и велела принести травяного отвара. Слушала жалобы сестры и посуровела лицом. Не стоило бедняжке Асгерд так переживать из-за шуток Медовой с Усмаром, это уж точно.

Тем вечером Гуннхильд сказала отцу, что хочет отправить жену Стрелка в помощь на лесопал. Аудун возразил ей, заявив, что не видит нужды отправлять на тяжелую работу столь благородную женщину, но Света неожиданно для всех ответила согласием. Пока Стемы не было в Ростове, ее тут ничего не удерживало, а то, что она сегодня пококетничала с Усмаром на глазах его беременной жены, теперь ей самой казалось непозволительной глупостью.

Глава 5

Немного в стороне от Ростова, где болотистые низины озера Неро сменяются возвышенностью у тихой речки, называемой Устье, лежали земли, которые род Аудуна стал очищать от леса под пашню. Дома, в Норейг, у ярла Аудуна тоже были пашни, но небольшие. Здесь же земли было много, но всю ее покрывали леса, а жившие в окрестностях Ростова меряне никогда не пахали, не сеяли, а промышляли рыболовством, охотой и бортничеством. Поэтому каждый человек, соглашавшийся сидеть под рукой варяжского ярла и возделывать землю, пользовался его покровительством и защитой. В основном это были переселенцы-славяне. Они тяжело отвоевывали землю у леса: сперва рубили деревья, потом палили пни, корчевали остатки, а под конец, когда унавоженная палом земля становилась пригодна, вспахивали ее сохой и бросали семя.

От дома Аудуна на создание открытых пространств под пашни всегда приходило человек тридцать. Мужчины на скорую руку ставили землянки и начинали валить лес. А бывшей смоленской княжне и двум ее помощницам приходилось кормить всю эту ораву.

Однако неожиданно им пришла помощь в лице местных девушек-мерянок. В селениях мерян, как ни странно, был значительный перевес женского населения, вот молоденькие славницы[70] и спешили туда, где жили рослые и сильные мужчины. Явившись на лесопал, они проводили тут целые дни, заигрывали с работниками, а заодно помогали готовить еду. И каждая из пришлых мерянок надеялась, что она приглянется кому-нибудь из возможных женихов, кто-то оценит ее юную свежесть и умение хлопотать по хозяйству. Они так усердствовали, что вскоре следившей за стряпней Светораде пришлось не столько самой готовить, сколько распоряжаться и выдавать припасы: лук, репу, соль. Она назначала кого на варку, кого на разделку мяса, а кого и на уборку. В ее становище всегда были чистые котлы, вытертые столешницы, а сама она поднаторела в приготовлении некоторых блюд мерянской кухни. Поначалу ужасавшая ее мерянская похлебка из сваренных вместе оленины, рыбы и дичи пополам с крапивой оказалась на деле очень вкусной, несмотря на ее неприятный мутный вид. А так называемые «твердые» кисели из овсянки, подававшиеся холодными и приправленными медово-ягодной подливой, она вообще сочла за изумительное лакомство.

Как-то, ближе к полдню, когда сытые работники-лесожоги ушли работать и были вымыты последние котлы и, Светорада решила прогуляться по лесной тропинке к реке Устье. Было тепло, солнышко пригревало теплом, и там, где ельник место лиственному подлеску, было видно, что ветви берез и осин покрылись полупрозрачной дымкой молодой листвы.

Пока Светорада была недалеко от становища, до нее долетал запах дыма от сожженных работниками корневищ порубленных деревьев, слышались глухие удары топоров. Люди торопились поспеть к сроку. Настал уже второй месяц весны, который здесь называли березозолом, а там, где Светорада жила раньше, – квитнем[71]. Но у нее на родине он и впрямь был квитнем: все поляны зеленели молодой травой, а берега над Днепром пестрели цветами. Здесь же под корягами и в ложбинках еще таился лежалый сероватый снег, и только на солнечных проталинах качали головками голубые пролески, оживала среди валежника прошлогодняя трава.

От размышлений княжну отвлек дробный стук копыт. Кто-то ехал быстрой рысью навстречу по тропинке. Светорада не очень обеспокоилась, так как знала, что поблизости есть мерянское селение, да и свои люди недалеко. Однако, увидев приближающегося всадника в разлетавшейся на ветру синей накидке, она нахмурилась. Усмар! Как же он надоел ей! Они ведь уже обо всем условились, и Светорада выполнила обещанное, окончательно запутав в подсчетах Путяту и тем самым вызвав у посадника раздражение. Усмар тоже выполнил уговор и Стему с его людьми отправили воеводой на Итиль в крепостцу Медвежий угол. И вроде бы все складывалось удачно, да только Усмар счел, что теперь его с женой Стрелка связывают общие дела, и начал то и дело наезжать на лесопал. Надоедлив был, как муха! Вот и сейчас, едва он помахал ей рукой и приветливо заулыбался, Светорада не ответила на приветствие, а осталась стоять на тропе, строго глядя из-под нахмуренных бровей.

Однако недовольный вид красавицы не обескуражил тиуна. Придержав коня, он легко соскочил на землю.

– Здрава будь, Медовая! Не меня ли дожидаешься?

Светорада предпочла ограничиться легким поклоном. Он же не переставал улыбаться.

– А ведь я тебе добрые вести привез.

– Мой муж вернулся? – не удержалась от вопроса Светорада.

Тиун молчал, медленно ударяя по ладони свернутым кнутовищем.

– А весть моя такая, – подступая, начал он вкрадчиво. – Ныне Путята отправляет большой отряд в Медвежий Угол, причем поведет людей Аудун Любитель Коней. Моему тестю только того и надо: скоро подле Медвежьего Угла большой торг начнется, вот он и рассчитывает выставить там на мену своих крепких коней. Но основной его задачей все же будет доставить немалый отряд под команду молодого воеводы, твоего муженька. Ну, ты довольна, как я уговор свой выполняю, а, Медовая?

Светорада невольно просияла улыбкой. Но потом сообразила, что теперь ее Стемка очень и очень нескоро сможет выкроить время, чтобы наведаться к ней. А вот как бы ей самой к нему отправиться?

Задумавшись, Светорада теребила тонкую веточку ближайшего куста, а про Усмара будто и забыла. Он же смотрел на нее во все глаза. Как же она ему нравилась! Даже работа на палах не придала ей вид простой служанки; Медовая смотрелась благородной госпожой и в одежде работницы, а какова же она будет, если нарядить ее в шелка, распустить по плечам ее дивные кудри да навесить на грудь гроздья блестящих стеклянных бус. О, он бы богато одарил ее, прояви она к нему благосклонность. А Усмар уже и ночами не мог спать, все думая, как это с ней… Вот же сладкая! Когда улыбается, в уголках пухлого сладкого ротика появляются такие прелестные ямочки… Усмар невольно задержал взгляд на губах Светы и даже судорожно сглотнул слюну, ибо ему уже чудился вкус ее рта, медовый, пьянящий…

Словно забывшись, Усмар шагнул к ней, отвел пальцами тонкие пряди от ее щеки, такой теплой, упругой и бархатистой. А когда она взглянула на него… Какими же прозрачными и медовыми были ее очи под темными бровями!