Волчий интерес

Анджеер провожает их взглядом, ждет, пока закроется дверь, и разворачивается ко мне.

На лице – ни тени благодушного выражения доброго дядюшки-императора, сейчас он сосредоточен и напряжен.

– Я не буду выговаривать тебе за чуть было не упущенных наследников Севера, просто скромно надеюсь, что ты сам сделаешь выводы и такого больше не повторится.

Склоняю голову в жесте согласия. Ну что тут скажешь? Стыд и позор мне…

– Ни одна живая душа не должна узнать про них, понятно? Девчонку пристрою к матери во фрейлины, а мальчишку засунь в Академию, к Ассандру под бок.

– Планируется долгая игра? – поднимаю я бровь.

– Уже началась игра, брат мой, – кивает Анджеер, – и мы пока что не ведем в ней… Но козыри уже имеются, теперь главное правильно их разыграть…

– Мальчишка дерзкий, – выношу свои опасения, – может не захотеть ждать…

– Сестра уговорит, – отвечает Анджеер, – она кажется умнее… И дальновиднее. С ней можно хорошо поиграть…

Меня немного царапают слова императора, в основном, потому что с этой игрушкой хочу играть я сам. И пока что в одиночестве…

– У тебя на нее серьезные планы? – решаю все же уточнить степень своей свободы по отношению к ней.

– Пока не знаю… Глаза разбегаются, – неопределенно отвечает Анджеер, – так что пусть на глазах будет. А принца Ассандр выдрессирует. Он умеет. А ты, – тут он жестко смотрит мне в глаза, давая понять, что игры закончились и начинается прямой приказ, который не отыграешь назад, – отвечаешь за них обоих, понятно? Сделай так, чтоб с них и волос не упал.

Киваю, мысленно прикидывая дальнейшие действия.

Лара будет несложно упаковать в Академию. Перенастроить Привратников, чтоб не выпускали его никуда за ее пределы… Пусть там прыгает, сколько ему вздумается, Асси с ним разберется…

А вот принцесса…

Перед глазами тут же появляется ее бледное, надменное лицо, бескровные пухлые губы, отливающие на контрасте чернотой волосы…

Сдерживаю довольную усмешку.

Ну что, принцесса, поиграем?

Часть 2

Глава 13. Иллария, принцесса Севера

Здесь огромные пространства, анфилады на двадцать комнат, соединенные крытыми и открытыми галереями, засаженными яркой, по-южному пышной зеленью. В крытых галереях – высоченные оконные витражи, щедрый солнечный свет льется через них, разбиваясь на радужные осколки лучей. Безумно красиво. Безумно ярко. Безумно чуждо.

На Севере такие галереи, окна и витражи не встречаются. Они попросту невозможны, потому что ни одни стекла не выдержат напора ветров и толщи снега. У нас строят высокие, тесные дома, устремляющиеся ввысь пиками башен. На остроконечных крышах не задерживается снег, их легко обдувают метели. И толщина стен из камня такова, что нередко в древних кладках находили не только спрятанные там сокровища, но и мертвецов, вмурованных в середину…

Я щурюсь на яркое утреннее солнце, ласковое, нежное, но такое чужое. Оно гладит голые плечи и шею, и невольно хочется подтянуть повыше корсаж платья. Тоже непривычного. У нас такие не носят, непрактично, да и холодно… А здесь… Здесь мои развратные наряды, презентованные матушкой императрицей, смотрятся по-монашески скромными… Видела бы мама…

Поправляю легкую косынку на шее, без которой в последние несколько дней не выхожу на люди, оглядываюсь, отмечая, что в этой части дворца на редкость малолюдно. Придворных не видно, только вдалеке слуги что-то делают у одного из витражных окон.

Я выдыхаю, надеясь поскорее преодолеть расстояние до своих покоев и досадуя на матушку императрицу, затеявшую утренний моцион именно в этом крыле дворца. Нет, сам моцион – это чудесно, конечно, свежий воздух, ранние распустившиеся бутоны сладко пахнущих цветов, травяной бодрящий напиток, приятные беседы придворных дам и кавалеров… Я даже получила удовольствие от разговора с одним из приближенных императрицы, графом Дерриком, очень вежливым, таким легким, ненавязчивым… Он говорил комплименты и мягко прикасался к моему локтю, обращая внимание на очередной изысканный цветок в оранжерее императрицы. Он был настолько галантен, что я немного расслабилась и даже поулыбалась удачным шуткам…

Так что утренний моцион прошел очень хорошо, мне понравилось… Вот только идти от дальних галерей до покоев не близко. От предложения графа сопроводить я благоразумно отказалась, и, как теперь понимаю, правильно сделала… Быстрее преодолею расстояние, а то как-то не очень правильно оставаться с мужчиной наедине… Хотя, здесь к этому относятся проще… Наверно, это и хорошо…

Я как раз размышляю, что, возможно, решение обратиться к императору Анджееру не самое плохое, когда жесткая лапа перехватывает меня за талию и одновременно запечатывает рот.

Дыхание сбивается, сердце заходится в диком, болезненном стуке, я слепо таращу глаза в полумрак, на нападающего… И выдыхаю чуть-чуть, узнавая его.

Конечно, рано я это делаю, судя по жесткому лицу и сурово сжатым челюстям, ничего хорошего не будет впереди, но уже радует, что это знакомый. Даже слишком знакомый. Чересчур, я бы сказала!

Мое проклятье, мой жуткий, безумный, развратный сон, Волк императора, прижимает меня к подоконнику в узкой, непонятно откуда взявшейся тут нише, держит крепко, не давая возможности пошевелиться, зажимает рот, не позволяя вырваться крику. И смотрит. Так страшно, что невольно ноги начинают подрагивать. И руки. И все внутри.

Ох, Единый, да у меня с самой нашей первой встречи все дрожит в его присутствии! И никак от этой позорной реакции не избавлюсь!

Справедливости ради стоит сказать, что он и сам этому не помогает, с каждой новой встречей погружая во все более и более глубокие слои мрака…

– Доброе утро, принцесса, – вежливо хрипит Волк, блестя разбойным, бешеным взглядом, – как моцион у матушки императрицы? Хороши ли кавалеры?

Вежливые слова вообще никак не вяжутся с ледяной интонацией и, особенно, с сумасшедшими глазами говорящего. Ну, и жесткая ладонь, переползшая с губ на горло, тоже намекает на неправильное развитие будущей беседы…

Невольно облизываю губы, ощущая на них вкус его кожи, выдыхаю, пытаясь подобрать правильные слова и лихорадочно анализируя ситуацию.

Он видел, как я общаюсь с графом… И поэтому разозлился…

Вопроса, с какой стати Волк злится на вполне невинный разговор с приятным мужчиной, не возникает в голове, хотя и должен бы, как самый первый и логичный.

Но не в моей жизни. Не в этой ситуации.

В моей новой жизни и сегодняшней ситуации более логичен другой вопрос: как выбраться из ловушки без потерь. Пока что это не представляется возможным, слишком бешеный взгляд у Волка, слишком нервно подрагивают ноздри чувствительного носа, слишком жестко лежит ладонь на моем горле.

Он едва себя контролирует.

Он в ярости.

Он… Он сделает все, что захочет сейчас.

Он всегда это делает, животное проклятое…

С нашей первой встречи…

– Я… – надо, все же, хоть как-то защищаться. Тем более, что моей вины нет совсем! Но ему этого не объяснишь, зверю дикому… – Я просто разговаривала…

И по довольно полыхнувшему взгляду понимаю, что подобрала не те слова! Не ту интонацию!

Волк усмехается жутко, скользит большим пальцем по нижней губе:

– Просто разговаривала… Просто позволяла себя… трогать… А еще что позволила бы? Проводить? Почему отказала? Не понравился? Или… Договорилась о другой встрече? В другом месте?

Единый, да у нас тут заболевание во всей красе! Впрочем, ничего нового… Я давно это подозревала и сейчас только все больше и больше убеждаюсь…

– Не несите ерунды… – не выдерживаю я чудовищности и абсурдности обвинений, выпрямляюсь, некстати вспоминая, что я, вообще-то, не девка трактирная, а принцесса! И никакой Волк, даже если это Волк императора, не имеет права…

Больше я ничего не успеваю сказать, потому что Волк с тихим, жутким рыком прижимается к моим распахнутым губам жестким, подчиняющим поцелуем…

Последняя моя мысль перед падением в бездну бьется в голове умирающей бабочкой: “Нас увидят… Нам конец…”

Бессмысленно упираюсь ладонями в каменные плечи Волка, по телу проходят судороги страха и… предвкушения?

Это ужасное открытие, хорошо, что я его сделала не в это мгновение, а давно уже, чуть ли не в первую нашу ночь.

Он тогда был груб, по-животному, грязно и дико. И мне, воспитанной правильно, в чопорной строгости двора Нордарии, даже сама мысль о подобных отношениях, о том, что меня будут так касаться, должна казаться тошнотворной… Должна казаться… Но не казалась.

И сейчас, он делает со мной невероятно грубые, грязные вещи, целует так по-животному, а я, вместо отвращения, испытываю странную дрожь и возбуждение. Меня это губит, погружает на самое дно, откуда уже не выбраться.

Перестав даже пытаться показывать сопротивление, я покорно позволяю целовать себя, проникать языком в рот, сжимать несдержанно и жадно.

На самых задворках помутившегося сознания бьется надежда, что он сейчас насладится наказанием и отпустит меня, позволит дойти до покоев… Ведь день, утро даже… До этого он так не рисковал, всегда ночью приходил… Надо быть покорной, надо дать ему то, что он хочет, успокоить…

Но через пару мгновений приходит понимание, что выбранная тактика в корне неверна.

Волк не успокаивается от моей покорности, а только больше заводится!

Рычит мне в губы низко, с горловым страшным рокотом. Так в дикой природе самец призывает самку к покорности, это отдается на таком глубинном уровне, что сначала подчиняешься, потом только с ужасом понимая, что именно сделала…

В следующее мгновение взлетаю и ощущаю под собой жесткий подоконник. Теперь мы с Волком на одном уровне, и его рукам гораздо больше простора для маневра.

В момент просветления растерянно упираюсь опять в его плечи, что-то даже шепчу, испуганно протестуя против происходящего, но Волк, как обычно, не слышит, он сдергивает с шеи косынку, довольно скалится на оставленные с ночи следы на коже и тут же обновляет их, заставляя меня задохнуться протестом и застонать жалобно. Потому что больно, все еще больно. И так ярко. Так остро!

Выгибаюсь, ударяясь затылком о витраж, закрываю глаза, не в силах смотреть в лицо своему мучителю, но тьма под веками не помогает, не позволяет спрятаться, только делает ощущения острее.

Его руки под юбкой, укусы по шее и груди, низкий рык:

– Он тебе понравился? Да? Да?

На каждое “да” – жесткий след по коже от его губ, рывок все ближе к краю подоконника, мое колено, высоко задранное, перекинутое через его руку, его пальцы внизу… Треск нижнего белья… Я уже ничего не понимаю, стыд и горячее, влажное возбуждение заполняют каждую частичку моего тела, превращая его одновременно в камень и мягкое суфле… Он не останавливается! Он… Он намеревается… Нет, нет, нет… Это же… Это же ужас… Это стыдно и жутко…

Жесткий, испытующий взгляд темных звериных глаз, грубая рука, зажимающая губы, еще один рывок… И меня выгибает от боли и остроты проникновения! Кричу в его ладонь, кусаю ее, ощущая металлический привкус во рту.

Волк чуть подается назад, а через мгновение опять вперед, и еще раз, и еще, закрывая по-прежнему мне рот, потому что на каждый грубый рывок я вскрикиваю, не в силах сдержаться.

– Тихо, принцесса, – хрипит он, не прекращая двигаться, – тихо… Ты же не хочешь, чтоб нас остановили?

У меня все больше мутнеет в голове, теперь уже и от вернувшегося ужаса, что нас застанут…

Моргаю, давая понять, что все осознаю, и влажная от крови рука спускается к горлу, зажимает, контролируя каждый вздох. Ему нравится так делать, нравится держать, понимать, что от него зависит каждый миг моей жизни. Он – проклятый зверь, у него только животное на первом плане… И у меня сейчас тоже. Он заразил меня этим, испортил…

И теперь я, вместе с уместным и правильным стыдом и ужасом от происходящего, получаю неуместное и неправильное удовольствие… Его не должна испытывать честная девушка, принцесса… Но ему плевать на то, что я должна или не должна. Ему хочется, и все остальное не имеет значения… Проклятый Волк…

Взгляд его бешеный, бездонный, руки сильные, грубые, животные движения во мне, искривленные в надменной усмешке губы… Это все должно отвращать, а не привлекать!

Почему привлекает?

Почему горю так, что все внутри плавится, течет? И он это чувствует, понимает, что опять победил, опять выиграл сражение. Именно поэтому насмешливое снисхождение на губах, именно поэтому жуть и морок в глазах…

Я не в силах больше смотреть на него, стыдно и страшно от своих чувств из-за происходящего, потому бессильно упираюсь лбом в каменную грудь, покорно выгибаясь так, как ему нравится. Волк ощущает мою капитуляцию, довольно рыкает, ускоряясь, все сильнее двигаясь во мне, все грубее вбиваясь, все жарче дыша в шею. Он огромный, тяжелый такой, одним движением сломать может. Но держит, бережно, не больно уже, ладони скользят по голым бедрам, сжимают, оставляя синяки…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.