Симфония сирен

Джавид Алакбарли

Симфония сирен

Все люди играют в игры. И играют с огромным удовольствием. С любовью и азартом. Независимо от того, какая это игра. Лишь бы она нравилась. Люди ведь бывают тоже непохожие друг на друга. Вот и любят они абсолютно разные игры. И неясно порой, кто же кого выбирает: то ли игрок игру, то ли игра игрока. Ведь с самого детства все прекрасно понимают, что хорошая игра – это просто праздник, который всегда с тобой. И сегодня к игре есть почти такая же любовь, какой она была когда-то в древности. А ещё все уверены в том, что в далёком будущем игра будет так же востребована, как было в очень давние времена.

Однако современная эпоха всё же смогла подарить нам и какие-то новые игры, непохожие на те, что уже существовали. А ещё она сумела чудесным образом преобразить даже старые игры, внеся в них дух нашего времени и совершенно невиданный ранее кураж. У многих теперь появляется даже зависимость от та кой уже пагубной привычки, как компьютерные игры. Словом, игры есть везде и всюду. А ещё среди нас не мало и таких людей, кто даже собственную жизнь воспринимает как игру.

Но при этом практически никто и не подозревает о том, что есть такая наука, которая называется теорией игр. И не надо думать, что с её помощью можно выигрывать целые состояния в казино, в игровых автоматах или на собственном компе. Она совсем о другом. Так вот, я специалист по теории игр. Весьма востребованный. К счастью или к сожалению, но толь ко в узких кругах.

Иногда меня заносит, и я начинаю применять что-то из этой науки в своей личной жизни. Прекрасно понимаю, что сие «не есть хорошо», но, тем не менее, почему-то упорно продолжаю делать это. И как правило, в конце концов, выясняется, что проигравшим, независимо от числа вовлечённых в игру, всегда является один-единственный человек. И это, конечно же, я. Других кандидатов в законченные идиоты на горизонте при этом никогда не просматривается.

Одна из таких попыток принесла мне много головной боли. Стоила разбитых надежд и бессонных ночей. Но всё это было вполне ожидаемо. С моей стороны. И даже предсказуемо. Во всяком случае, уже потом мои друзья дружно, как будто сговорившись, твердили:

– А ведь ты и не ожидал ничего другого.

– Ну, что же. Всё это вполне укладывается в рамки твоих сумасшедших теорий и представлений о том, что и как должно быть.

– Мы же предупреждали тебя.

Всё начиналось уже с того, что я не хотел идти на эту конференцию. Сам не понимал, почему. Ведь я же рационален до мозга костей. Не являюсь кисейной барышней, живущей какими-то неясными предчувствиями. Но даже в моём мире, где правит бал госпожа логика, для интуиции всегда находится место. Точно так же, как и для всякого иррационального мусора, постоянно подпитывающего моё творческое начало. Вот и сегодня с утра какой-то мерзкий человечек, засевший у меня в подкорке, так и вопил:

– Не ходи!

Это можно было называть как угодно. Считать плохим предчувствием или вообще просто никак не обозначать. Суть от этого не менялась. Что-то явно пыталось меня удержать от того, чтобы я пошёл в этот крутой отель, зарегистрировался на этой прекрасно организованной и очень престижной конференции и сделал бы свой, давно подготовленный доклад. И если бы я внял этому внутреннему голосу, то точно бы не явился туда, не познакомился бы с ней и не стал жертвой самой очаровательной Сирены из всех когда-либо существовавших в этом мире.

И, кто его знает, может быть, в таком случае моя жизнь и продолжала бы течь по нормальному руслу. Мне же хорошо было известно, что нужно продержаться всего лишь три месяца. А там уже, во всех деталях и подробностях, был распланирован мой отъезд в профессиональный рай и абсолютно новые, невиданные ранее перспективы. Я был уверен в том, что после этого профессионального рывка всё в моей жизни должно стать иным.

Но, как и следовало ожидать, в конечном счёте я так и не внял уговорам этого внутреннего ангела, пытавшегося уберечь меня от фатальной ошибки. С утра пораньше я всё же отправился в тот отель, где должно было пройти это мероприятие. Но как только я вошёл в зал заседаний, то сразу же осознал всю мудрость звучавшего внутри меня предостережения.

Действительно, мне не надо было сюда приходить. Меньше всего мне сейчас нужны были токсичные отношения и появление в моей жизни очередной манипуляторши, способной выжать из меня все соки в рамках новых и явно неординарных приключений.

Поводом и причиной всех этих рассуждений являлась, конечно же, та фантастическая девушка, что сидела ровно посередине первого ряда. Я почти сразу же почувствовал, как исходящие от неё флюиды затуманивают мне мозг. Это был мой тип женщины. Вернее, самое идеальное его воплощение. Она выглядела настолько сексуально, что, безусловно, ни один мужик, находящийся здесь, не мог оставаться равнодушным.

Даже сейчас, спустя годы, я прекрасно помню, какого цвета тогда были её волосы. Хотя вернее было бы сказать, каких цветов. А было их там немало. Но так как кончики были покрашены в нежно-розовый, создавалось такое ощущение, что вокруг её головы витает этакое розоватенькое облачко. Но может быть ещё с примесью каких-то золотистых оттенков. Сами же волосы выглядели настолько шелковистыми, что поневоле вызывали трудно подавляемое желание прикоснуться к этому облаку. Всё существо этой девушки так и кричало о сексе, привлекая к себе внимание разных и всяких супер-пупер самцов.

– Возьми меня. Полюби и возьми. Нежно-нежно. Разве ты не видишь, что я ходячий секс. Сделай меня своей, и ты не пожалеешь. Только со мной ты сможешь узнать, что такое настоящее наслаждение. Только со мной ты можешь забыть обо всём, что когда-то хотел. Только со мной ты захочешь уснуть и больше не просыпаться, уверенный в том, что раз уже побывал в раю, то можно и умереть. Иди ко мне. Иди, но помни, что я тебя уничтожу. И никаких обид. Да, да, не сомневайся ни минуты. Я именно та самая самка богомола, что съедает своего партнёра после полового акта. Дарит ему любовь, а потом обедает им. И ни на что не обижайся, пожалуйста. Ведь я же тебя предупреждала.

Конечно же, такой призыв невозможно было не услышать. Но следом за ним шёл ещё один:

– Я превращу тебя в того самого долбанного наркомана, который будет бороться за каждое новое прикосновение ко мне, как за самую желанную дозу. Вдали от меня тебя будет постоянно ломать. Корёжить. Лихорадить. Как торчка со стажем, лишившегося очередной дозы. Ну что? Ещё осталось желание приблизиться ко мне? Вот так, правильно. Беги! И как можно быстрее. И чем дальше, тем лучше. Запомни, что общение со мной – это не для слабонервных интеллектуалов. Ну, раз ты уже всё понял, то пошёл вон отсюда!

Видимо, этот бред удалось прочитать в её горящем взгляде не только мне. Вокруг неё было подозрительно пусто. В зале, кроме неё, было ещё несколько девушек. Не уродин и не красавиц. Было немало мужиков, на лицах которых явно было написано, что у них якобы железные яйца. Однако достаточно было одного её взгляда, и все они мигом сдулись. И кажется, что вся эта пустота вокруг неё образовалась совсем не спроста.

На церемонии закрытия конференции я ещё раз убедился в том, что эта «розовая бестия» многим из них дала от ворот поворот. Но почему-то она крепко взялась за меня. Причины этого мне трудно было понять. При этом своего интереса она и не скрывала.

Я, как человек предельно честный и открытый, тут же задал ей вопрос:

– Что же могло заинтересовать во мне столь циничную особу, как вы?

– Всё очень просто. С первой минуты вашего доклада я поняла, что с вами будет интересно. Вернее, не скучно. И разговаривать, и работать, и общаться. Да и просто помолчать вместе. И кто его знает, может быть, будет очень даже неплохо вместе претворить в жизнь какие-то, не очень приличные фантазии. Всё-таки такие существа, с которыми комфортно как интеллектуально, так и эмоционально, – это очень редкое явление в нашей никчёмной жизни. И давай уже на «ты».

– Сколько же тебе лет? Почему ты с такой усталостью рассуждаешь о том, что такое жизнь, от которой ты якобы очень устала? Ты же только начинаешь жить.

– Двадцать два. Но это детали. Они не интересны. Ни тебе, ни мне. Давай увидимся завтра. В шесть. В книжном центре.

Я был поражён. Только что меня пригласили на свидание. Причём так, что при этом у меня возникло ощущение, что меня «сняли». Как мальчика для развлечений. Хотя обычно этим занимаюсь я. Снимаю горячих цыпочек для разных и всяких своих прихотей. Но надо признать, что температура их тела, при всей их страстности, всё-таки чуть ниже, чем у этой Мальвины, видимо, так и не нашедшей ни своего Буратино, ни своего Пьеро.

– С чего вы взяли, мадмуазель, что я приду? Ведь я очень занятой человек.

– Придёшь. Куда же ты денешься? Просто из чистого любопытства придёшь. Ты же в детстве любил ходить в зоопарк, верно?

– Да, любил.

– Вот, ты и сейчас смотришь на меня, как на зверюшку, которую до сих пор не встречал. Наверняка, мысленно уже сооружаешь клетку, в которую ты меня посадишь. Не мечтай. Ничего у тебя не получится. Не люблю я клетки. Да и постоянства не терплю.

С этими словами она и ушла. А я остался со своим пустым бокалом в этом зале, который после её ухода показался мне таким жалким. А потом ко мне подошёл один из устроителей конференции. Он входил в число моих давних знакомых. Это и позволяло ему задать вполне ожидаемый вопрос:

– Интересно, чем ты смог зацепить нашу Принцессу? Она обычно на таких, как мы, не клюёт. Её выбор – это накаченные мачо. Без единой извилины в голове. Так ей проще. У неё мозги, а у них гора мышц. Высший интеллектуальный пилотаж и физическое совершенство. Самое удачное сочетание. Ей кажется, что эти два полюса не могут существовать в одном теле. При этом она уверена, что исключением из этого правила является лишь её дражайшая особа.

– Какие откровения! Мне уже становится интересно.

– Учти только одно. Она многое способна понять, хотя и строит из себя дурочку. Гордится тем, что для неё не писаны все те правила, по которым умница должна быть дурнушкой, а красавица – лишена мозгов. А стала она такой потому, что с самого детства была вундеркиндом и оторвой в одном флаконе. Так вот, по её схеме получается, что она, поимев всех этих мачо по полной программе, глубоко плюёт на то, что у них всего-навсего одна извилина. Никакой общности интересов. Просто секс.

– Ты уверен? Тогда я не должен её интересовать.

– Поэтому я всё это и рассказываю. Ты всё же будь очень осторожен. Она способна проглотить даже тебя. Причём, не разжёвывая. Нет, думаю всё будет ещё хуже. Она раздавит тебя своими прелестными зубками. Выпьет сок и выплюнет остальное. Как ошмётки. Ей не привыкать.

– Даже так?

– Да, я её знаю с детского сада. Она туда ходила с моей младшей сестрёнкой. Эта девочка ещё тогда была настоящим вампиром, способным вить верёвки из воспитательниц, мальчиков и девочек в своей группе. Ну так, скажем, из всех тех, кто был ей более или менее интересен.

– Она мне свидание назначила.

– О! Это уже интригует. Тебе повезло. Сходи. Развлечёшься. А может, всего лишь разочаруешься. Учти, она была замужем. Бросила его. И опубликовала то скандальное письмо, которое стало целительным бальзамом на раны всех феминисток. Ну, там она просто вопила что-то типа того: «Свободна! Свободна! Наконец-таки свободна!»

А дальше было нечто такое, что сразу же сделало её кумиром всех борцов за женские права.

– Как это?

– Вот, смотри! Я нашёл продолжение этих строк в своём айфоне:

«Я – не раба! Я – не предмет для того, чтобы мною кто-то обладал! Я – не инструмент для удовлетворения чьих-то желаний или потребностей. Я – не витрина для демонстрации модной одежды или украшений. Я – не повод для хвастовства перед друзьями. Я – просто человек. И я хочу жить так, как хочу. Делать то, что я хочу. Моё тело и моя душа принадлежат только мне. И я не позволю никому называть себя моим хозяином и повелителем».

– Ну, судя по тому, что ты рассказываешь, мне не надо ходить на это свидание. Мне следует просто бежать. Ведь на ней же висит знак наивысшей опасности.

– Попробуй не ходить. Но я почему-то уверен, что ты пойдёшь. Может быть, убеждаешь себя в том, что не надо этого делать, но всё же, по-моему, у тебя ничего не выйдет. Ты запал, залип, а может быть, даже влип. Глагол можешь выбирать сам. Словом, я уверен, что ты не пропустишь этого свидания. Удачи!!!

Действительно, вопреки всему тому, что я говорил и даже пытался внушить самому себе, на следующий день я всё же пошёл в книжный центр. Но не в шесть, а в пять. Просто хотел увидеть, как она сюда войдёт, понаблюдать за тем, что она будет делать, когда поймёт, что её свидание сегодня не состоится. Обожаю впитывать в себя чужие эмоции. Любые. Лучше негативные, чем позитивные. В негативных ведь всегда намного больше искренности. Именно это в них и интересно. Особенно, если эти эмоции зашкаливают. Ведь фальши так много в нашем мире, что любая искренность ценится на вес золота. Но, как оказалось, я сильно ошибся в своих расчётах.

***

Мадмуазель уже была в книжном центре. К тому времени, как там появился я, она, видимо, провела здесь немало времени у полок с книгами по искусству. Это уже было интересно. Ведь мы виделись на конференции по информационным технологиям. А сейчас она уверенно рылась в книгах по живописи. Судя по тому, что ей выдали стул, а рядом с ней стояла консультант, она явно была здесь своим человеком. Я специально не приближался к ней. Лишь наблюдал, пытаясь оставаться незамеченным. Потом она оплатила нехилую сумму в кассе, назвав адрес, по которому ей следует доставить эти книги, и направилась в кафе на первом этаже центра.

Меня, конечно же, очень удивило то, что мы готовились к этому свиданию примерно по одной и той же схеме. Оба мы хотели прийти пораньше и изучить поведение человека, с которым собирались встретиться. Это уже дарило надежду на неординарность всего остального. Кажется, меня ждёт не совсем обычное развитие событий. А может быть, и самые удивительные отношения, в корне отличающиеся от всего того, что у меня когда-то и с кем-то были. Конечно же, если всё сложится. И только в том случае, если я, несмотря на все свои опасения, всё-таки решусь на это.

Я отправился вслед за ней в кафе. Уселся за её стол и выдавил из себя самое мрачное приветствие из всех возможных. Продемонстрировал, что якобы я вовсе и не рад её видеть. Но как это ни странно, она тем не менее искренне обрадовалась мне и даже улыбнулась.

– Привет! Я заключила сама с собой пари. Поставила сто против одного, что ты не придёшь. Испугаешься. Не захочешь себя почувствовать дичью, на которую охотятся. От меня обычно так и убегают все умные мальчики. Надо же, я всё-таки проиграла это пари!

– Какое самомнение, а! Твоё эго просто зашкаливает.

– Это естественно. Ведь я же занимаюсь авангардом. И не надо понимать его только как живопись. Когда он только зарождался, то любили говорить, что авангард в политике – это Ленин. Авангард в культуре – это Луначарский. В женском освобождении – Александра Коллонтай. В поэзии – Маяковский, Хлебников, Кручёный. В искусстве – Малевич, Кандинский, Ларионов. В музыке – Авраамов, Шостакович, Прокофьев…

– Стоп, стоп… Все имена знакомы. Кроме одного. Ну, и кто такой этот Авраамов? Я никогда ничего о нём и не слыхал.

– Ну, конечно же, откуда же ты мог это слышать? Ты небось и не знал даже о том, что именно в Баку была впервые исполнена его знаменитая «Симфония Сирен».

– Не знал. А что это за симфония?

– Это долго рассказывать. И навряд ли тебе будет интересно. Впрочем, кто тебя знает? Ты же у нас весь такой из себя непредсказуемый. Хочешь пока жу, где это было?

Я кивнул в знак согласия, и тогда она потащила меня на бульвар. Мы остановились гдето в районе парашютной вышки. Почему-то она кивнула головой в сторону бухты, а потом встала спиной к морю и выдохнула какую-то просто сумасшедшую тираду: – Представляешь, здесь стоял хор, состоящий из сотен людей. Была выстроена вся каспийская флотилия. Разместились артиллерийские батареи. Летали гидросамолёты. Они садились на воду и вновь поднимались в небо. Раздавались потрясающие гудки. В какой-то момент во всё это буйство звуков врывались свистки всех городских сирен. А потом сюда добавлялся шум от работы двадцати пяти паровозов. Дирижировал всем этим дурдомом сам автор. Он стоял высоко-высоко, на специальной вышке. Не такой высокой, как эта, но чем-то очень похожей на неё.

Тут она направилась в сторону парашютной вышки. Она всё это так вдохновенно описывала, что я наглядно представил себе, как вдоль всего амфитеатра бакинской бухты стоят люди и поют интернационал. Ведь она уже успела объяснить мне, что всё это действо было приурочено к очередной годовщине «Октябрьского переворота». И хотя потом и были сделаны попытки повторить эту «Симфонию Сирен» в других городах, но она уже никогда не имела такого успеха, как в Баку.

– Именно эта бухта смогла свести все эти звуки воедино и обеспечить то звучание симфонии, о котором так мечтал автор. Как жаль, что не сохранилось никаких записей этого перфоманса. А может быть, хоть что-то сохранилось? Кто его знает? Сегодня невозможно найти ответ на вопрос о том, было ли это прекрасно или просто ужасно. Думаю, что из чистого любопытства имеет смысл всё это повторить. Ведь сейчас на многих площадках представители современного искусства творят что-то невообразимое.

Но, тем не менее, никому из них в голову не приходит такая оригинальная мысль, что из шума машин и звучания человеческого голоса можно создавать абсолютно новую музыку.

Она всё-таки решила разъяснить мне ещё какие-то детали всего того, что происходило в тот день в бакинской бухте, и начала усиленно жестикулировать. На нас уже начинали оглядываться прохожие. Какая-то женщина, взглянув вначале на неё, а потом на меня, начала крутить пальцем у виска, явно демонстрируя мне, что у моей спутницы не все дома. Но эту розовую бестию было не так-то просто смутить. Она взяла меня под руку и начала тыкать пальцем в парашютную вышку.

– Вот ты представь себе, что там стоит Авраамов. Вместо фрака на нём рабочая спецовка, а вместо дирижёрской палочки – разноцветные флажки. В зависимости от цвета того флажка, который он поднимал, начинали гудеть пароходы и паровозы, включались сирены и гудки. Грандиозно, правда?

– Честно говоря, не думаю, что это было так уж хорошо. Наверное, это был просто шум и грохот.

– А ты представь себе, что звучит симфония, которой абсолютно не нужны слушатели. Ведь все исполнители одновременно являлись и зрителями. Ими были ещё и те люди, которые просто оказались здесь на бульваре. Они подпевали. Если хотели, конечно. Именно пение формировало музыкальный фон. Представляешь себе всю эту картину?

– С трудом. Мне кажется, что всё-таки это гораздо больше похоже на бред сумасшедшего. Слушай, а может быть, это ты сама всё придумала? Я же всё-таки не идиот. Когда-то даже закончил музыкальную школу. И никогда и ничего об этой «Симфонии Сирен» не слыхал. Как, ты говоришь, была фамилия этого композитора?

– Настоящая его фамилия была Краснопутский. Авраамов – это псевдоним. Хорошо, что он вовремя понял, что с такой фамилией нечего лезть в искусство. А он не просто лез. Он навсегда хотел остаться в нём и формировать абсолютно новую музыку. Он даже написал наркому Луначарскому письмо с требованием немедленно сжечь все рояли и пианино. А ещё хотел запретить Баха, а его «Хорошо темпированный клавир» – уничтожить.

– Какой идиот. Как хорошо, что его мечты не сбылись. Что же он ещё хотел?

– Он мечтал создавать истинно пролетарские произведения, исполняемые самими пролетариями. Всё распланировал. Хотел, чтобы в его симфониях звучали только звуки, полученные непосредственно с фабрик и от работающих машин. Много размышлял о потенциале музыки и степени её влияния на всю нашу среду обитания. Но в результате этой бурной деятельности в истории осталась лишь «Симфония Сирен».

– Ну, что значит осталась? По-моему, кроме тебя, о ней никто ничего и не знает.

– Ну, почему же. Ведь какие-то люди до сих пор пишут историю авангарда. И находят, в ней всё новые и новые события и факты. Хочешь, я подарю тебе специальную инструкцию, которая была выпущена для исполнения этой симфонии? А потом как-нибудь я расскажу тебе историю о том, как она попала ко мне. Нет, не так. Это будет история о том, как я раздобыла эту инструкцию.

Действительно, через несколько дней она вручила мне какое-то чудовищно оформленное печатное издание. В нём было всего восемь страниц текста и каких-то дурацких рисунков. Хорошо, что формат был небольшим. Сложив эту пародию на книжку вдвое, я запихнул её в карман. Прочитал я её уже дома. И долго смеялся над ней. Вернее, над собой. Надо же. Как зацепила меня эта девчонка, что я читаю эту муть!

Сейчас я уже раздраконил эту книжку. А потом собрал все эти странички под единой рамкой и повесил всё это на стену. Когда мне очень плохо, я подхожу к ней и читаю. Мне не важна последовательность, согласно которой должны складываться эти строчки. Мне важно лишь прикоснуться к её миру посредством этих дурацких инструкций. К миру, в который меня впустили, а потом столь же безжалостно вышвырнули. Вернее, я сам себя лишил права и дальше пребывать в том пространстве, что окружало эту экстравагантную особу.

У меня редко бывают гости, но все, кто попадали в мою берлогу, с большим интересом читали эту муру и почему-то даже фотографировали её. Иногда меня это раздражает. Но чаще всего вызывает глупую улыбку, напоминая о том времени, когда я был настолько счастлив, что просто не понимал этого.

***

Мы продрогли на бульваре. Хорошо, что поблизости находился мой любимый ресторан. Я был чудовищно голоден. и пригласил её туда на ужин.

Наверное, когда тебя пытаются одновременно провоцировать и шантажировать, это вызывает лютый голод. Ведь эта девушка уже перешла к следующему этапу моего охмурения и пыталась внушить мне, что надо бы напрячься и подключиться к её стартапу. По её словам, это должно принести мне немало денег, а заодно может стать моим вкладом в пропаганду современного искусства. От такого напора я просто потерял дар речи. Потом я всё-таки решил выслушать её до конца, прежде чем вынести свой суровый приговор. Мы продолжали всё это обсуждать, пока не оказались в Старом городе. У двери какого-то бутик-отеля она вдруг остановилась:

– Нам сюда.

– Почему?

– Я здесь живу.

– Но ты должна была сказать: мне сюда. А вместо этого ты говоришь: нам сюда. Ты что, приглашаешь меня к себе? Так?

У меня была очень дурная репутация. Видимо, и у этой девчонки она была ничем не лучше моей. Но сейчас она почему-то решила поиграть со мной. Ну, что же, я ведь специалист по теории игр. Могу и поиграть. Наш случай вполне укладывался в рамки тех отношений, которые обычно так любят феминистки. А мне так хотелось, чтобы он не соответствовал каким-то заранее установленным нормам и схемам.

Всё это время, что мы общались, мне было с ней безумно интересно. Видимо, и она не осталась равнодушной ко мне, если рискнула позвать меня с собой. Но если я сейчас войду в гостиницу, то в силу вступит то самое знаменитое правило «одиннадцати минут», из под власти которого ещё никому не удавалось уйти. Можно много рассуждать о сексе, об оргазме, о чувственном удовольствии. Тонны рассуждений на эту тему испаряются перед лицом магической фразы, состоящей всего из двух слов: «одиннадцать минут».

Люди могут совокупляться в своих квартирах, в офисах, в ночных клубах. Всюду в самых неподходящих местах и на разных и всяких поверхностях: горизонтальных, вертикальных и даже слегка наклонных. Они могут страстно любить друг друга в порыве больших чувств, удовлетворять свою безмерную похоть или внезапно проснувшееся желание заниматься любовью или обычным трахом. Все эти совершенно различные по своим ощущениям события связывает воедино лишь одно обстоятельство: любовный акт длится, в общем и в среднем, всего одиннадцать минут. Именно в эти минуты проявляется истинная сущность любого мужчины и любой женщины. И это же является самым эффективным тестом, определяющим то, какова будет судьба их дальнейших отношений.

Люди могут дружить с детства, знать друг о друге всё, считать себя безумно влюбленными в друг друга. Но именно эти одиннадцать минут могут чрезвычайно убедительно продемонстрировать им, что у них нет будущего. А бывает и так, что окинувшие друг друга случайным взглядом в толпе два абсолютно незнакомые человека испытывают такую силу влечения, какая приводит их в ближайший отель. И эти же одиннадцать минут оказываются для них «вратами рая».

Так вот, для меня в этот вечер именно они и раскрылись. За окном стало почти светло, и было ясно, что наступает рассвет. Отведённые нам статистикой одиннадцать минут давным-давно истекли. И после этого прошло ещё немало времени. Но всё то, что происходило между нами, абсолютно не укладывалось в это дурацкое правило. А ещё всё это не было похоже ни на что из того, что когда-то и с кем-то было со мной в моей прежней жизни. И для меня вдруг стало очевидным, что когда мы вместе, всё следует мерить в новых, ещё неведомых миру единицах исчисления времени. Наверное, их просто не успели придумать.