Гибель Сатурна

– «Никто, кроме нас!» – возгласил Волин торжествующе. – Это ВДВ, Иришка, самое натуральное ВДВ.

– Что такое ВДВ? – настороженно спросила она.

Он только улыбнулся. Ну конечно, эмигрантка во втором поколении, она вполне прилично говорит по-русски, но о реалиях отечественных имеет самое туманное представление.

– ВДВ – это войска дяди Васи, – объяснил старший следователь.

Но мадемуазель Белью только нахмурилась. Что еще за дядя Вася? Это какой-то ваш русский гангстер или террорист?

Пришлось объяснять барышне, что вообще-то «ВДВ» расшифровывается как воздушно-десантные войска. А войска эти называются дяди Васиными потому, что был такой легендарный генерал Василий Маргелов, который много лет командовал как раз воздушно-десантными войсками. Вот в честь него иногда аббревиатуру «ВДВ» и расшифровывают, как «Войска дяди Васи».

– Понятно, – сказала она сухо, – и чем это нам поможет?

Волин удивился.

– Как – чем? Во-первых, мы хотя бы поняли, что покойный служил в ВДВ. Это раз. Судя по его возрасту, было это еще в советские годы. А значит, он вряд ли был офицером, наколки среди них не поощрялись командованием. Значит…

– Значит? – повторила Иришка.

– Значит, он был простым призывником. Это два. Мы примерно можем предположить, в какие годы он служил. Это три. Таким образом, мы сузили круг поиска.

– И насколько мы его сузили? – если капля никотина, согласно старому лозунгу, убивала лошадь, то сарказм мадемуазель Белью мог уничтожить слона.

Волин задумался. Иришка права: как ни сужай, а все равно речь идет о многих тысячах людей. Он вздохнул. Насколько проще было бы, если бы покойный набил на плече номер воинского подразделения и год службы…

– Да, – ядовито заметила Иришка, – а заодно имя, фамилию, и место рождения.

Старший следователь покосился на мадемуазель Белью. Ему не очень понравилось то, что она сказала, однако понравился ее саркастический тон. Похоже, госпожа ажан возвращается в свое нормальное состояние. И это для них очень хорошо.

– Не думала, что советские десантники носили женское белье, – задумчиво проговорила Иришка. – Все же мы у себя тут недооценивали советскую армию и ее реальные возможности. Пожалуй, ваша армия могла бы и европейцев толерантности поучить.

– Да не носили они никакого женского белья! – разозлился Волин. – Десантники разорвали бы любого при малейшем сомнении в его сексуальной ориентации. Но тут тоже есть для нас подсказка. Голубой служил в десантуре – что это значит на практике?

– Что он прятал женское белье в парашюте? – голос Иришки звучал невинно, но глаза ее смеялись.

– Смейся, смейся, – покачал головой старший следователь. – На самом деле это значит, что он не сразу стал голубым. Во всяком случае в молодости он придерживался традиционной ориентации. А вот переехав на Запад…

Иришка дернула плечом: ну, разумеется, здесь он сразу поменял ориентацию. Во всем виноват растленный Запад, по улицам которого строем ходят голубые, которых не пустили служить в советскую армию, хотя они очень хотели.

– Да хватит тебе, – поморщился Волин, – я просто сужаю круг поиска. Думаю, в Италии не так много бисексуалов из России, в молодости служивших в ВДВ.

Иришка пожала плечами. Сначала неплохо бы понять, имеет ли покойный вообще хоть какое-то отношение к Италии, или это все только их фантазии…

Так, за разговорами, они добрались до цели своего путешествия – курорта Конье.

Конье оказался очаровательным итальянским городком, одним концом лежащим на гигантском зеленом лугу, а другим взбирающимся на ближнюю гору. Волин хотел посмотреть в сети, как называются луг и гора, но Иришка заявила, что ерундой он будет заниматься в свободное от службы время.

– Уи, мон женера́ль, – отвечал старший следователь и добавил ехидно. – Узнаю моего маленького Бонапарта.

Мадемуазель Белью, однако, не обратила никакого внимания на его сарказм. Она задумчиво глядела на возвышающуюся над лугом приходскую церковь и размышляла, с чего начать. В городе имеется какое-то количество гостиниц, а, кроме того, наверняка есть частные дома, принимающие постояльцев. Похоже, работа предстоит большая.

Волин тут же заявил, что он человек разумный и потому не любит большой, а значит, бессмысленной работы.

– Все дороги ведут в Рим, – сказал он. – В нашем случае это означает, что начинать поиски надо с администрации города.

Это была хорошая идея, и Иришка оценила ее по достоинству.

Мэр городка, поглядев на фотографии покойного, пожал плечами и сказал, что этого мертвого синьора видит первый раз в жизни. Вероятно, им придется самим опрашивать горожан. Однако Волин, по-прежнему движимый ленью, заметил, что наверняка на сайте администрации есть чат, посвященный здешним делам и событиям. Если поместить в этот чат фото, очень может быть, что кто-то из его посетителей узнает мертвого синьора, которого, скорее всего, видел еще живым. Отдельно стоит обратить на фотографию внимание хозяев здешних гостиниц.

– А вы уверены, что он проезжал через наш город? – осведомился мэр. – У нас в национальном парке Гранде Парадизо есть еще курорты.

– Не сомневайтесь: он был тут перед тем, как его убили, – отвечал Волин.

Взгляд у градоначальника сделался тревожным. Не хочет ли господин полицейский сказать, что этого замечательного синьора могли убить прямо у них в городе?

Иришка открыла было рот, но ее упредил Волин.

– Нет, мы не хотим этого сказать, – проговорил он вкрадчиво. – Мы не скажем этого, потому что это может здорово испортить бизнес вашему замечательному курорту. Туристы станут обходить его стороной, потому что кому же интересно быть убитым во цвете лет – пусть даже и на фоне такой прекрасной природы.

– Да, да, природа у нас необыкновенная, – жалобно закивал мэр, похоже, всерьез напуганный обрисованной ему ужасной перспективой.

– Так вот, – сказал Волин, – чтобы не пострадала ни прекрасная ваша природа, ни еще более прекрасные жители вашего городка, неплохо было бы узнать, где именно проживал наш мертвый синьор в то время, когда он еще был живым.

Мэр все-таки немного поупирался, говоря, что у них тут имеется полиция и не лучше ли им отправиться прямо туда?

– Не лучше, – сурово отвечала французская синьора. – Я вашу полицию знаю, это бюрократы и лодыри.

Мэр возвел очи горе́ и сказал, что, видно, так распорядился Господь и Пресвятая дева Мария, а уж они вынуждены обходиться тем, что есть. Однако больше не сопротивлялся: решимость иностранных пришельцев явно произвели на него должное впечатление.

Мэр разместил фотографии в городском чате, пометив все местные гостиницы. Ответ пришел буквально через пять минут. Синьора опознала администрация гостиницы «Отель дю Гран Парадиз» [Hôtel du Grand Paradis (фр.)].

– По коням, – скомандовала Иришка.

Но Волин задержался еще на секунду.

– Скажите, – спросил он с любопытством, – почему у вас тут, в Италии, отели называются по-французски?

Мэр только руками развел: это же так очевидно. На итальянской стороне все немного дешевле, а французы умеют считать деньги («за грош удавятся», – прокомментировал Волин по-русски, вызвав гневный взгляд Иришки). Да, так французы ценят дешевизну и потому часто отдыхают именно у них. Впрочем, они тут не разделяют итальянский и французский языки, лишь бы клиент был доволен.

– И это очень правильная позиция, – сказал Волин, ухмыльнувшись. – Вот это и есть подлинный интернационализм, все остальное – фейки и пропаганда.

Спустя пару минут они уже подъезжали к «Отель дю Гран Парадиз». Мадемуазель Белью остановила машину и посмотрела на Волина суровым взглядом настоящего французского ажана, утомленного вечной беготней за мигрантами.

– Скажите, Холмс, почему вы были так уверены, что наш покойник был в Конье?

Волин пожал плечами: элементарно, Ватсон. Нет, правда, он не шутит. Она ведь сама говорила, что Конье ближе всего к Ла-Розьеру. Пряча следы, убийцы работали довольно топорно. Не похоже, что они часами ездили по национальному парку, чтобы запутать полицию. Скорее всего, направились во Францию по самому короткому пути…

Он не успел договорить, как со двора гостиницы раздались дикие крики. Иришка и Волин выскочили из машины и побежали на шум. На выезде из отеля стоял мусоросборщик, рядом с ним – большой мусорный бак, возле которого застыл белый от ужаса водитель-итальянец. Но кричал не он, кричали две юные девчушки – рыжая и брюнетка. Иногда они прерывались, заглядывали в мусорный бак, закрывали глаза руками и снова начинали истошно голосить.

– Какой темперамент, – сказал Волин. – Сразу видно, настоящие итальянки.

– Темперамент тут ни при чем, – хмуро проговорила Иришка. – Они просто напуганы до чертиков.

Старший следователь и Ирина быстрым шагом двинулись к баку. Водитель, замерший возле мусоросборщика, увидев их, наконец пришел в себя и быстро-быстро что-то заговорил, указывая в сторону бака. Иришка остановила его взмахом руки и повернулась к Волину. Лицо ее было хмурым.

– Он говорит, что там человек, – сказала она. – Мертвый человек.

Старший следователь только головой покачал.

– Стой тут, – сказал он. – Я сам посмотрю.

И сделал шаг к баку.

Разумеется, она не стала стоять, а пошла за ним. Так что покойника они увидели почти одновременно.

В баке лицом вверх лежал человек в черном костюме, слегка присыпанный разным мелким мусором. Он был бледен, пухлогубый рот слегка приоткрыт, глаза бессмысленно глядели в голубые итальянские небеса, на мертвом лице отпечатались боль и страх. Правая рука искривилась так, как будто в ней не было костей, ноги были согнуты в коленях, живот надулся шаром и вываливался из расстегнутых брюк.

– Похоже, беднягу отделал тот же самый человек, который убил нашего старого десантника, – сказал старший следователь, разглядывая покойника.

Волин осторожно коснулся мертвеца. Рука его легко утонула в круглом животе убитого. Он повернулся к Иришке.

– Теперь я понимаю, что ты имела в виду, говоря про желе, – на лице старшего следователя установилось сложное выражение отвращения пополам с недоумением. – Похоже, вечер перестает быть томным…

* * *

Войдя в отель, мадемуазель ажан распорядилась всех впускать и никого не выпускать. Она действовала так решительно, что никто не посмел даже осведомиться о ее полномочиях. На входе сразу поставили двух охранников, которые смотрели на всех испуганно, но скорее умерли бы, чем выпустили кого-то из гостиницы.

Явившийся по вызову итальянский полицейский одобрил предпринятые ей меры, однако изъявил желание узнать, что тут делают рага́цци франче́зи [Ragazzi francesi (ит.) – французские ребята].

Представитель местной полиции совринтенде́нте фореста́ле или, попросту, лесной рейнджер, оказался маленьким, кругленьким и лысым и издали чрезвычайно походил на актера Денни де Вито. Вблизи, впрочем, это сходство только усиливалось.

Для переговоров им открыли номер люкс, и итальянец немедленно залез в холодильник, выставив на всеобщее обозрение упитанный зад в форменных брюках.

– Где-то здесь должна быть граппа [Граппа – итальянская виноградная водка], – заявил он озабоченно, – я просто уверен, она тут есть. Если, конечно, ее не выдули проклятые постояльцы. Черт побери, мы живем в Италии, а значит, запасы граппы должны пополняться постоянно. А если вдруг война, что мы будем пить – виски или, может быть, джин? Они правда считают, что люди выживут на этом иностранном пойле? Кажется, во всей Италии я один думаю о безопасности государства…

– Не очень-то он похож на полицейского, – негромко сказал Волин по-русски.

– Здесь, в Ао́сте [Аоста – здесь имеется в виду автономная область Валле-д’Аоста], своя сложная система, – также по-русски отвечала та. – Если говорить совсем просто, они тут наполовину полицейские, наполовину лесничие. Не советую вдаваться в детали, в них сам черт ногу сломит.

Наконец лесной детектив вылез из холодильника с бутылочкой чего-то бледно-желтого наперевес. И тут же устроился в самом большом кресле.

– Ваше здоровье, рагацци, – весело сказал он, отпивая прямо из бутылки. – Зовите меня просто – синьор комисса́рио.

Волин подумал, что до комиссара тому как до неба, да и не станет он комиссаром никогда с такой страстью к выпивке. Вслух говорить он этого, конечно, не стал, а просто присел вместе с Иришкой на обширный кремовый диван.

– Так-так, – сказал рейнджер, изучив удостоверение Иришки, – а вы, синьор?

Волин открыл было рот, чтобы начать объяснение, но господин совринтенденте неожиданно прервал его.

– Молчите, – воскликнул он, – я все понял без слов. Я вижу вас насквозь. Gde tvoja babúshka, malchik? – внезапно выговорил он по-русски с ужасным акцентом.

– Моя бабу́шка давно на том свете, – сухо отвечал Волин. Его начинал раздражать этот темпераментный итальянец.

Совринтенденте погрозил ему пальцем и снова перешел на французский.

– У нас тут бывает много русских, я сразу узнал в вас русского. Кстати, имейте в виду – это совсем не комплимент.

Услышав такое, Иришка нахмурилась: что за русофобия?

– Да ладно, плюнь, – сказал Волин по-русски.

– Нет, не ладно, – она, похоже, завелась всерьез. – Говорю тебе, это русофобия. Пускай возьмет свои слова обратно.

Надо отдать рейнджеру должное: поняв, что перегнул палку, он немедленно извинился. И даже признался, что он и сам немного русский – бабушка его спаниеля, кажется, состояла в связи с русским черным терьером.

– Лучше бы он не извинялся, – буркнул Волин.

В знак своего особенного расположения к новым знакомым синьор комиссарио даже позволил звать его просто по имени: Се́рджио Пеллегри́ни.

– Ну, господа, так что же вас привело в Италию? – и Пеллегрини в предвкушении интересного рассказа потер пухлые ручки.

Ирина в двух словах объяснила ему суть дела. С каждой секундой тот становился все мрачнее.

– Ду́э [Due (ит.) – два], – наконец сказал он хмуро. – Два трупа, синьоры: один у вас, другой у нас.

– Трупов может быть и больше, – безжалостно заметила Иришка. – Надо бы осмотреть номера, в которых жили Маттео Гуттузо и наш русский покойник.

Она уже знала, что человек в черном в отеле не жил, и более того, пока неясно было, как именно мог он попасть в гостиничный мусорный бак.

Осмотр номеров новых трупов не принес, однако стало ясно, что поиск идет в правильном направлении. Номер русского покойника, которого Волин и Иришка между собой для простоты звали Иван Иванычем, был в относительном порядке, хотя кто-то явно покопался в вещах убитого. Номер же Гуттузо оказался перевернут вверх дном, налицо были несомненные следы драки.

– Перфе́тто! [Perfetto (ит.) – отлично, замечательно] – вскричал Пеллегрини, поднимая вверх указательный палец. – Есть версия, синьоры и синьорины! Тут был любовный треугольник, ла сто́рья д’амо́рэ [La storia d’amore (ит.) – история любви]. Итак, ваш Иван Иваныч, являясь страстным любовником, изменил синьору Гуттузо с господином в черном. Синьор Гуттузо, будучи от природы ревнивцем, переправил старичка на ваш французский курорт в виде мертвого тела. Затем он заманил к себе черного человека и тоже отправил на встречу с предками. После чего благополучно сбежал. Дело не стоит выеденного яйца: как только мы найдем Гуттузо, можно его закрывать.

Иришка и Волин переглянулись – им дело вовсе не казалось таким уж простым. Как минимум неясно было, что именно так упорно искал убийца в номере Ивана Иваныча.

– Что искал? – синьор Пеллегрини только руками развел, так ему смешно было смотреть на этих глупых странье́ри [Stranieri (ит.) – иностранцы]. – Деньги, ценности, кредитные карты – что еще ищут убийцы у своих жертв?

Волин задумался. Раньше он и сам считал, что дело в ревности. Но теперь эта версия, на его взгляд, не выдерживала никакой критики. Судя по всему, Иван Иваныч был деловым человеком. А деловые люди редко выезжают из дома, даже на отдых, без ноутбука или хотя бы планшета. Однако ни того, ни другого ни в номере, ни в машине не обнаружилось. Более того, у Ивана Иваныча не нашли ни телефона, ни документов. Так же обстояло дело и с черным человеком. Интересно, что это за маньяк-убийца, который ворует у своих жертв телефоны, документы и электронные гаджеты? Может быть, дело тут совсем не в ревности?

– Не мешало бы выяснить, в каких отношениях на самом деле находились черный и наш Иван Иванович, – задумчиво сказала Иришка.

– Спустимся на ресепшен и поговорим с администратором, – решил Волин. – Заодно и видеозаписи с камер наблюдения посмотрим…

Они вышли из номера. За ними, простирая руки вслед, бежал недовольный комиссарио.

– Куда вы, синьоры? Я дал вам такую прекрасную версию, а вы хотите чего-то еще. Предупреждаю вас, вы все испортите!

Но они его уже не слушали, у них были дела поважнее.

Спустившись на ресепшен, они велели вызвать администратора. Администратор, трепещущая барышня лет тридцати, смотрела на них со страхом. Она рассказала, что пожилой синьор записался к ним в отель под именем Валентино Гуччи, а молодой красавчик назвался Прадо Версаче.

– Странно, что не Ньютон и Эйнштейн, – буркнула Иришка.

– Они, наверное, не любят физику, их интересует только физиология, – заметил Волин.

Господа Гуччи и Версаче поселились в разных номерах, однако не скрывали своего интереса друг к другу. Никто в отеле не видел в этом никакого криминала.

– Мы приветствуем людей всех национальностей, конфессий и сексуальных ориентаций, – робко сказала администраторша.

– Дальше, дальше, – нетерпеливо помахала рукой Ирина.

Ну, а дальше, собственно, случилось то, что случилось. Сначала пропал пожилой синьор, а потом и его молодой друг. Десертом же этого криминального пира стал найденный в мусорном баке господин в черном. Он, очевидно, попал туда ночью, но как именно, установить было невозможно. Рачительная администраторша на ночь выключала видеозапись, поскольку, по ее словам, она занимала на диске слишком много места. К тому же ночью ведь «все равно все спят».

– Насколько я понял, господин в черном не жил в вашем отеле, – Волин смотрел на администраторшу очень внимательно.

Барышня с готовностью кивнула – нет, не жил.

– Тогда встает законный вопрос: что он делал в вашем мусорном баке?

Администраторша посмотрела на него с ужасом. Иришка незаметно толкнула старшего следователя: твои идиотские шуточки тут неуместны!

– Да я не шучу, – сказал Волин по-русски. – Я имел в виду, как он технически мог туда попасть? Баки же наверняка запираются.

Ответа на этот вопрос администраторша не знала.

Пришлось перейти к просмотру дневного видео. Даже на ускоренной перемотке это заняло около часа. Но, в конце концов, они все-таки были вознаграждены. На одной из записей покойный Иван Иванович прошел к выходу. На некотором расстоянии от него следовал тот самый господин в черном, в котором Маттео Гуттузо наверняка узнал бы рокового красавца Влади, теперь, увы, лежавшего в местном морге.

– Ага! – возликовал синьор Серджио. – Вы видите, покойник из мусорного бака идет за Иван Иванычем. Это говорит о том, что моя версия подтверждается.

– Это говорит только о том, что может быть, черный человек следил за ним, – отрезала Иришка. – И то это не наверняка.

Пеллегрини умолк, весьма недовольный тем, что его умозаключения не принимают всерьез. В конце концов, это же Аоста, он здесь хозяин, значит, ему решать, кого и как лучше убивать.

Иришка и старший следователь переглянулись. Трупы плодятся, как тараканы, но что делать дальше?

– У нас два пути, – задумчиво проговорил Волин. – Первый – идти со стороны вероятного убийцы, личность которого нам известна. Второй – идти через убитых, личность которых еще предстоит установить. Какой выбрать?

– Рагацци, – взревел совринтенденте, – зачем выбирать?! Идти надо всеми путями одновременно. Попробуем запеленговать телефон этого Версаче…

– Гуттузо, – поправила его Иришка.

– Именно это я и имел в виду, – согласился итальянец. – Запеленгуем телефон и одновременно установим личности убитых.

Волин с сомнением покачал головой. План Серджио, на его взгляд, был невыполним. Наверняка Гуттузо уже избавился от своего смартфона.

– Как же он будет звонить? – удивился Пеллегрини. – Не знаю, как в России, но у нас в Италии уважающий себя бандит без телефона и шагу не сделает.

Телефон – не проблема, купит другой, отмахнулся старший следователь. В крайнем случае, воспользуется смартфонами Ивана Ивановича и черного – они же пока не знают, кто это. Это во-первых. Во-вторых, как Серджио намерен установить личность убитых?

– Очень просто, рагацци, – у нас имеется великолепная картотека! – итальянец пришел в необыкновенное возбуждение. – Вы слышите, картотека, а к ней прилагается сногсшибательная программа по распознаванию физиономий!

Волин удивился: неужели у итальянской полиции есть картотека на всех граждан страны? Синьор Пеллегрини засмеялся: конечно, нет, но зато есть картотека на всех, кто когда-либо совершил что-то противозаконное. А этот Иван Иваныч наверняка что-то совершил, потому что просто так людей не убивают, уж поверьте его опыту. Что же касается черного, так он просто вылитый мафиози, это же по лицу видно. Таким образом, не пройдет и суток, как они будут знать все и даже немного больше.

Глава четвертая

Стероидная ярость

Синьор Сильвио Капелло́ни с самого утра находился в прескверном настроении. Его не радовал ни его предвыборный рейтинг, ни растущие на рынке акции его предприятий, ни даже яркое утреннее солнце, бьющее прямо в окно.

– Чего ты растопырилась, шлюха? – сказал он светилу, подойдя к огромному окну, выходившему прямо на восток. – Думаешь, тебе все рады? Думаешь, только и мечтают лечь под тебя? А ты представляешь, какой ценой дается загар в моем возрасте? Ты хотя бы знаешь, что девяносто процентов рака кожи вызвано ультрафиолетовым излучением? А то, что рак кожи – это половина всех случаев рака в мире – это ты слышала? Половина, тварь! Сдохни, гадина, и не показывайся мне на глаза, пока не позову!

С этими словами он задернул тяжелую шелковую портьеру и пошел умываться. В ванной уже суетилась уборщица – стройная шатенка лет двадцати. Всю прислугу себе в дом синьор Сильвио отбирал лично. Женщин выбирал красивых и молодых, мужчин, напротив, страшноватых и в летах. Но и те, и другие должны были быть готовы исполнить любой его каприз. Исключение синьор Сильвио делал только для повара – тот мог быть каким угодно, молодым или старым, лишь бы готовил хорошо.

– Зачем тебе смазливая прислуга? – не понимали приятели, такие же миллионеры, как и сам Капеллони. – Ты и так можешь выбрать любую, самую красивую девку, зачем тебе еще и эти?

– Вы ничего не понимаете, дураки, – злился синьор Сильвио. – Я – подлинный ценитель красоты, слышали такое слово? Вот, например, ты, Джа́комо, зачем ты держишь у себя дома Порденоне и Пальма иль-Веккьо, когда музеи просто завалены картинами? А ты, Карло, какого черта набил свой дом драгоценностями, если всегда можно зайти в ювелирную лавку?

Друзья посмеивались и говорили, что тут другое дело: и Порденоне, и драгоценности – это их собственность.

– Горничные с уборщицами – тоже моя собственность, – объяснял синьор Сильвио. – И я хочу, чтобы собственность эта выглядела на все сто. Ты, Карло, не покупаешь стразы, а ты, Джа́комо, не держишь дома мазню этих уродцев – актуальных художников. Вот так и я. Я хочу, чтобы меня окружала красота. Последняя уборщица у меня дома должна выглядеть, как «Мисс Италия». Я хочу этого, и я плачу за это деньги. А значит, дома у меня все будет так, как я хочу, а не так как хотят всякие кретины.

– Ладно, ладно, мы поняли, – говорили друзья, – что ты разошелся, дружище?

Честно говоря, он и сам не понимал, чего он так злится. В последнее время приступы ярости настигали его все чаще. На публике он еще обуздывал их, но в узком кругу эмоции частенько выходили из берегов.

Другой бы на его месте посоветовался с врачами. Но Сильвио был не из числа слабаков, которые при первом же чихе бегут к эскулапам. Хватит того, что он принимает стероиды, потому что быть мужиком, когда тебе под семьдесят, без гормонов довольно трудно. А «Виагра» плохо влияет на сердце, не говоря уже про все остальное. Вот поэтому он и сел на стероиды, и теперь чувствует себя в сто раз лучше, чем, например, тридцать лет назад. Пусть все помнят, что он мужчина и порвет любого, кто станет у него на дороге!

Недавно, однако, Сильвио в приступе бешенства пробил головой стеклянную дверь в спальне. Ущерб, нанесенный двери, не говоря уже про голову, заставил его задуматься.

Он забил в поисковик словосочетание «неконтролируемая ярость». На него немедленно высыпались горы мусора, который заполонил сеть в последние годы. Именно за это Капеллони и ненавидел интернет – за то, что теперь почти невозможно выудить из него толковую информацию. Все захватили безмозглые снежинки-инфанты, и кругом царит их безмозглая инфантильная писанина.